Бумеранг.
Господи, как я её ненавидела. Я ненавидела свою подругу лютой ненавистью и бесилась ещё сильнее оттого, что моя Юлька, ничего этого не замечала.
Я её знаю с садика, обе мы закончили одну школу, один класс, обе поступили и окончили университет, учась на одном факультете, в одной группе. Только работаем в разных местах, но и тут наши офисы на противоположных сторонах улицы.
Сижу в нашем кафе, где мы всегда обедаем, Я заказала, как всегда, салат Цезарь, по свежему круасану, куриному бульону и по одному блинчику с мясом.
Смотрела, как моя подруга переходила дорогу и на её лице присела жизнерадостная улыбка. Бог мой, как мне это в ней бесило. Чтобы не случилось, излучала невероятный оптимизм и спокойствие. Я так не могла и чувствовала в её присутствии себя ущербной. Я была её противоположностью.
Меня возмущали самодовольные, нагловато-туповатые лица моих сослуживцев и я не упускала случая поставить их на место. Ненавидела серость, которая из себя строила улыбающихся оптимистов. В отличие от Юльки, которая всем улыбалась, была приветливой и снисходительной, окружающих я не любила и всегда это подчёркивала.
Нет, это я перегнула, она не снисходительная была, она всех принимала, как данность и видела в них только хорошее. Даже когда ей делали подлость, подставляли на работе, она не расстраивалась. А, улыбаясь мне, говорила.
-Ну, что ты Наташка, так грубо говоришь. Никакие они не сволочи. У них неурядицы дома или в личной жизни, может со здоровьем не всё в порядке, вот и сорвались. Их жалеть надо. И при этом она нисколько не фальшивила, не юродствовала.
Вспомнила и так разозлилась. Жалостливая, боженька ходячая.
На высоких каблучках, яркая брюнетка, в стильном серебристом костюме, с ярко-голубым шейным платком она привлекала взгляды прохожих. Видела, как появляются улыбки на их лицах, и от этого я сильнее злилась. Блаженная! Тьфу!
Юля вошла в кафе, нагибаясь, чмокнула в щёку.
-Привет Наташенька.
Смотрела в чёрные, как маслины глаза, сверкающие, умиротворённые и вновь во мне забурлило. Ну, что она всё лыбится.
Она присела, расспрашивая меня о моих делах. Юля никогда не забывала моих проблем. И принимала в них живое участие. О такой подруге только мечтать, а я как мегера недовольна и тихо злюсь. Но чёрт меня дери, я её ни на кого не променяю.
А ведь как странно, вот не задумывалась. Что нас связывает, привычка, удобство, детство? Да, наверное, всё вместе, я вновь разозлилась, смотря на её алые припухлые губки, в её глазах светилась любовь и преданность.
Вот гадина, захочешь найти изъян посущественней, а их нет. А мелкие изъяны, да, боже мой, у кого их нет.
Смотрела на Юльку и поражалась, в ней не было ни капли обиды, или презрения. Вчера я ей сообщила, что переспала с её Артёмом. В подробностях, описав, как его соблазнила, мне хотелось стереть это ненавистное выражение благополучия.
Артём генеральный директор консалтинговой фирмы был хорош. Под метр девяносто, с пшеничными вихрами непослушно спадавшие на его голубые глаза, он встречался с Юлией уже полгода, и у них всё шло к свадьбе.
Не знаю, что на меня нашло. Может, нечаянно перехватила его блуждающий взгляд по моим обнажившимся ножкам в сверкающих колготках.
А может, мне просто хотелось досадить Юльке и увидеть её несчастной.
Мне хватило одного вечера, чтобы Артем, потеряв голову, завалил меня, сдирая сладострастно одежду. Он был на высоте, мне давно так не было хорошо.
Я, рассказывая, мечтала увидеть смятение, боль в её глазах. А она, сволочь улыбнулась, положив ладошку на мою руку, произнеся.
-Спасибо тебе Наташка, ты вовремя меня предупредила. Любил бы, не изменил, а так значит угодно судьбе. Жизнь на нём не кончилась - правда.
После этого разговора, лежала дома, злясь, ненавидя эту святошу и в тоже время может быть впервые ощутила, какая я дрянь и стерва.
Смотрела в её лицо, ища следы заплаканных глаз и их не было. Меня это так возмутило. Ну, как так можно, это неправильно. Она же его любила и мечтала иметь от него детей. Неужели это такая покорность судьбе. Минут через десять она встала, нагнувшись, поцеловала.
-Ты Наташа не расстраивайся так, ты у меня единственная, помни, я всегда тебя ценила и уважала.
Повернувшись, она направилась к выходу, а я растерянная смотрела ей в след. Ко мне подошёл официант, и я расплачивалась, думала над её странными словами. Может быть, впервые Юля мне показала, что она видит меня насквозь, но видит и то, что мне недоступно.
Раздался глухой стук, визг тормозов и крик сидящих за столиками у большого окна кафе. Повернувшись к окну, увидела в неестественной позе лежащую Юльку на асфальте и медленно возле её головы расплывалась тёмно-вишнёвая лужа крови. В глазах потемнело, и я заорала, как никогда в жизни и потеряла сознание.
Очнулась в больнице, разом открыла глаза, не понимая где я нахожусь. И только оглядевшись, поняла, лежу в казённой постели.
Ко мне подошла сестра.
-Вы пришли в себя - она выбежала за врачом.
Я пролежала в коме неделю, у меня отнялись ноги. Я всё вспомнила и завыла.
Юля, Юленька, что ты наделала, как же я буду жить без тебя.
Мне вкололи успокаивающее.
Прошла ещё неделя, меня выписывали. Я полностью пришла в себя. Все эти дни лежала и думала о своей и Юлькиной жизни. День за днём, день за днём. Удивляясь себе, своей отличной памяти.
Меня с Юлией роднило ещё одно обстоятельство. К своим тридцати двум годам, мы потеряли всех близких. У меня не было даже дальних родственников, а у Юли была троюродная тётка, но они почти не встречались.
Юлю похоронили, все организационные и финансовые вопросы взяла на себя фирма, в которой она работала. С трудом себя, заставив, съездила на кладбище, большое количество цветов, свеже засыпанный холм с деревянным крестом и табличкой с фамилией и инициалами моей подруги.
Ноги ватные не слушались, мне страшно было подойти к могиле.
Я плакала, тихо всхлипывая.
Это я, я убила тебя! Боже мой, что я натворила.
Приехав, домой, выла лёжа на диване. На душе было, как в выжженной пустыне. Она предчувствовала свою смерть иначе как понять её фразу. «Помни, я всегда тебя ценила и уважала».
Прошло полгода, я установила памятник на её могиле, расширив участок, обнесла его красивой кованой оградой. Придёт мой час, и я буду лежать рядом с ней.
Со своей работы я уволилась и взяв кредиты, организовала свою фирму. Но, как и прежде я не любила окружавших меня людей, единственное изменение – теперь я это скрывала.
Прошёл год, как умерла Юля.
Сидела у её могилы. Всё пространство могилы, обнесённое по краю чёрным лабрадоритом, было в буйном цвету примул. В народе эта неприхотливая примула получила название – Юлька.
Сидела и думала, со смертью моей подруги моя жизнь приобрела совсем иное значение. Скорее я жила как бы двумя жизнями, одна деловая леди, а другая потерявшая интерес к жизни. На кладбище приехала не на своей машине и обратно собиралась добираться общественным транспортом. Тем более был такой яркий, солнечный, летний день.
Я стояла на остановке в Парголово, через дорогу маленькая семилетняя девочка, упираясь, шла со старухой.
Я поездила по миру и видела не только туристические фасады, но и глубинку тех или иных стран. Но, пожалуй, понятие старуха - это наш отечественный бренд.
Там на Западе это пожилые люди ухоженные, хорошо одетые. А у нас, как вот эта старуха, в стоптанных не то галошах, не то в прорезиненных тапочках, страшные трикотажные грязно-коричневые чулки. Замызганная юбка, почти драная вязаная кофта с огромными карманами.
Из-под клетчатого платка на голове, виднелись давно не расчесанные серые патлы. Измождённое в глубоких морщинах лицо, серовато-пергаментного цвета, кустистые брови.
Я смотрела на неё с брезгливостью и злостью. Эта старая дура тащила через оживлённое Выборгское шоссе маленькую девочку, наплевав на красный цвет светофора.
Из-за огромного трейлера выскочил джип и на полном ходу сбил старуху. Та, взлетев в воздух, как тряпичная кукла упала на встречную полосу, под груженный многоосный «КамАЗ». Всё произошло за доли секунды. Визг тормозов, крики людей вокруг меня. Движение остановилось.
Бледный шофёр вышел из джипа и с ужасом смотрел на раздавленную старуху под колёсами многотонного «КамАЗа». Меня лихорадило от этой страшной жуткой картины.
Боже ты мой, иду с кладбища, где похоронена моя подруга, попавшая под машину. Это что, случайность? я не могла без содрогания смотреть на месиво только что живого человека. Отвернувшись, взглядом наткнулась на девочку, которая так упиралась и не хотела под колёса.
Она стояла на обочине, её всю трясло. Я направилась к ней. Худенькая с пронзительными голубыми глазками, бедно одетая, неотрывно смотрящая на свою бабушку, точнее на то, что было её бабушкой. Я присела перед ней.
-Как тебя звать?
Она не реагировала на меня. Приподнявшись ладонями обхватив её худенькие плечи, развернула и подвела к огромному тополю стоявшего в метрах трёх от обочины шоссе.
-Девочка, ты меня слышишь?
Её как прорвало, она забилась в рыданиях, обхватив меня за бёдра, прижимаясь. Растерянная смотрела на эту девочку и внутри меня наливалась злость. Я не могла понять саму себя.
К нам подошла полная тётка в переднике, наверное, из рядом стоящей шашлычной. Под вой сирены приехала скорая и милиция.
-Бедная девочка, два года назад умерла мать, а теперь бабка, а дома ещё братик четырёх лет.
-Вы знаете, где живет девочка – обратилась я к этой «шашлычнице»
-Где-то под горой.
-Может, отведёте девочку.
Тётка испуганно шарахнулась
-Не а, я работаю, мне некогда. Да там и никого нет, у них нет родственников.
Торопливо отворачиваясь, чуть ли не вприпрыжку понеслась к шашлычной.
Господи, как я разозлилась на себя, ну что мне не стоялось на месте. Девочка всхлипывала, всё ещё прижимаясь ко мне.
-Ты мне покажешь дорогу до дома.
Девочка кивнула головой, я протянула ей руку и та, так судорожно и поспешно ухватилась за мою ладонь, боясь, что я передумаю.
Их дом язык не поворачивался назвать - домом. Старая рухлядь под замшелым шифером, скособоченная, с покосившимся крыльцом, небольшой участок в умирающих яблонях и куча деревянного хлама под ржавыми листами кровельного железа.
Девочка, не отпуская мою руку, потянула меня к покосившейся с облезающей многослойной краской двери. Открыв ее, сняла со своих ножек в трикотажных колготках, облезлые сандалии, надевая тапочки. Я, тщательно вытерев ботильоны о чистый половичок, вошла за девочкой в чистенькую комнатку. У окна за столом сидел щуплый мальчик пяти лет и рисовал карандашом.
Сердце сдавило, смотрела на эту нищету и безысходность. Дура, дура, ну что мне не стоялось на месте.
-Как вас звать?
Девочка смотрела на меня с таким выражением в глазах, мне стало душно дышать.
-Меня Верочкой, а братика Алёшенькой.
И тут я сев на табуретку разрыдалась. Меня так тронуло эти Верочка и Алёшенька и то, что я с могилы моей Юли, которая, как набат теребила мою душу. Меня будто прорвало. Эта тоненькая девочка опустила свою невесомую ладошку мне на голову и нежно гладила по волосам.
Я успокоилась, смотря, на светлую кудрявую головку мальчика и тонула в глубоких синих озёрах глаз Веры.
Всю свою жизнь швыряла в мою лучшую подругу ненависть, злость - как бумеранг. А он с её смертью вернулся ко мне её добротой, любовью к ближним.
Мальчик, ещё не зная, что случилось с бабушкой, каким-то невероятным чутьём не по годам взрослого человека, смотря на свою сестру, произнёс.
-Верочка, мы остались одни, да?
Вера подала голос.
-Нас, наверное, отдадут в детдом, и я потеряю братика.
Она это произнесла как-то равнодушно, констатируя неизбежное.
-Нет, Вера, ты не расстанешься со своим братиком. Возьми необходимое моя девочка, вы поедете со мной.
Моя подруга смотрела мне в глаза, в душу. Спасибо тебе Юля, ты дала мне жизнь и надежду.
Верочка заперла дверь. Держа в руках стиранный облезлый полиэтиленовый пакет со скромным скарбом. Я взяла их ладошки в свои руки, и мы втроём вошли в новую жизнь.
1 апреля 2011