Примерно за два месяца до окончания обучения, в моей жизни произошёл интересный случай. О нём и предстоит рассказать мне в этой главе. Анализируя цепь событий, которые привели меня на тропу мусорщика, я неоднократно вспоминал цыганку из Бухареста, и её странные предсказания, касающиеся меня и Валерии.
Однажды в четверг, мне нужно было как можно скорее попасть на тренировку к мастеру Ко. Я опаздывал, что случалось со мной крайне редко, так как я всегда ходил пешком. Мне приходилось преодолевать около трёх миль к его дому, поэтому я всегда рассчитывал своё время крайне тщательно. Филиппинец считал, что одна из добродетелей настоящего мужчины, это пунктуальность. И я старался следовать этому принципу. Но не в этот раз. Запрыгнув в первое попавшиеся такси, которое мне удалось поймать, и протянув водителю деньги, я сразу же узнал в нём курчавого цыгана с гнилыми зубами и большой выпуклой родинкой на носу, который меня когда-то подвозил.
Таксист тоже узнал меня, тут же рассыпался радушными шуточками, и спросил, не балуюсь ли я запрещёнными веществами. Я ответил, что никогда ничего такого не принимал, и попросил поскорей меня отвести. Он уверил меня, что домчимся в мгновение ока, и, продолжая хохотать собственным, как ему казалось, удачным остротам, поддал газу. Доставил меня он действительно быстро, лихача на поворотах и подрезая автобусы. Когда машина остановилась, и я уже приоткрыл дверь, собираясь выходить, цыган повернувшись вдруг спросил:
- Помнишь, я обещал познакомить тебя с моей бабкой Вийолкой?
- Да. – Улыбнулся я, подозревая что сейчас будет очередная шутка от него.
- Чуть больше двух лет назад с нею случилось несчастье, - совершенно не улыбаясь проговорил он, - старая ведьма подожгла свой магазин вместе с собой. Она выжила и попала в больницу. Тогда я думал что старуха склеит ласты там, и часто ходил к ней. Когда я рассказал ей о пареньке, который говорит с ней на одном диалекте, она как-то пристально на меня посмотрела, но ничего не сказала. Последний раз я был у неё четыре дня назад, и она неожиданно вспомнила о тебе. Заскрипев от смеха, как старое корыто, бабка сказала, что я скоро встречу тебя, - водитель нагнулся ко мне ближе, так что вонь его зубов стала невероятно резонировать возле моего носа, и таинственно проговорил, - и что я должен буду привести тебя к ней.
- И зачем мне ехать с вами? – спросил я, подыгрывая его таинственности.
- Она сказала, что два года назад в Бухаресте, ты и девчонка блондинка были у неё в магазине, и она гадала вам по ладони. – Шепотом произнёс цыган.
- Я… я помню это, - проговорил я, соображая, - завтра утром можете заехать за мной.
Словоохотливый водитель молча многозначно кивнул, заметив перемену в моём лице. Я вышел из машины, и он сразу же уехал.
Следующим утром я проснулся рано. Сделав зарядку и подкрепившись кровью, я провёл час за чтением “Весёлой науки” Ницше, пока не услышал сигнал машины на улице. Выглянув в окно, я увидел вчерашнее такси перед моим домом. Я собрался выходить, но что-то остановило меня пред самой дверью. Я быстро вернулся назад, одел кобуру поверх рубашки, вложил в неё заряженный револьвер, и накинул сверху пиджак. Оказавшись на улице, я сел в знакомый автомобиль.
- Кстати, меня зовут Гунари. – Проговорил цыган, протягивая мне свою широкую мозолистую лапу.
- Ноэль. – Ответил я, пожав ему руку.
- О, как ты крепко жмёшь. – Воскликнул улыбчивый водитель, оценивающе осматривая меня.
Румын довёз меня за два с половиной часа, не умолкая ни на минуту. За то время сколько я жил в Брашове, я уже вполне привык к разговорчивости местных продавцов, с которыми я неоднократно вступал в оживлённые дебаты на рынке. Однако Гунари удивлял и поражал своей словоохотливостью. За время путешествия из Брашова в пригород Бухареста, где жила его бабка, я успел узнать подробности и сплетни о многочисленной родне цыгана: о матери и отце, о братьях и сёстрах, о двоюродных братьях и сёстрах, о дядьках и тётках, о двоюродных дядьках и троюродных тётках, о дедах и бабках и т.д. О том как он обрюхатил нескольких девиц, и скрывался около года от их родителей, пока не перебрался в Брашов. О том, что кроме работы таксистом, он занимается гончарством, кузнечным делом, продажей краденой электроники, серебром, золотом, (о чём он мне, как доверительному лицу, по секрету сообщил) и т.д. И ещё много чего из его слов, мне бы хотелось опустить, во избежание затянутости моего рассказа.
Рассказал он так же, как сошла с ума его бабка. Она подожгла свой магазин и осталась внутри него. Однако хозяева соседних магазинов быстро среагировали, вызвав пожарных. Возгорание удалось ликвидировать, а старуха попала в больницу, получив семьдесят процентов ожогов. За несколько дней до пожара, рассказывала она потом Гунари, её стали мучить жуткие ночные видения, которые потом переросли в кошмары наяву. Совершив поджог, она пыталась избавиться от них радикальным образом. Бабку в больнице навещал только внук. В молодости она рассорилась со всеми родственниками, из-за своего дара гадалки. “Но и не только по этому, скажу тебе честно, у старой развалины ужасный нрав, ужиться с нею смог бы только чёрт! – хохоча рассказывал Гунари. – После пожара родственнички (всякие там племянники, внуки, двоюродные, троюродные и ещё чёрт знает откуда взявшиеся) так и понеслись, словно мухи на падаль, к бабке в больницу, в надежде что старая карга скоро помрёт. У старухи всегда водились деньжата, её ремесло в районе Липскани приносило хороший доходец. К тому же бабка при жизни не написала завещания, на это-то вся братия и надеялась. Но старая карга у меня крепкая, она выжила, ходя и полгода лежала в больнице. Представляешь, она всё время была в сознании, даже когда её обгоревшие кости тащили в реанимацию! Как и до пожара, она общалась только со мной, - не без гордости проговорил курчавый цыган, - я навещал её пару раз в неделю, рассказывал ей о том о сём. Бабка Вийолка всегда слушала меня с неохотой, но никогда не прогоняла как всех остальных. Единственный раз, когда она оживилась, это тот случай, когда я рассказывал ей о пареньке, что говорит с нею на одном диалекте, то есть о тебе. После того, как она выписалась из больницы, старуха продала свой погоревший магазин, и переехала в пригород, где живёт в старом покосившемся домишке. Она сказала что я скоро встречу тебя, так и случилось. Я и не думал по другому, я привык доверять дару моей бабки”.
Наконец мы заехали в пригород Бухареста, представлявший собой небольшой посёлок, выстроенный из довольно приличного вида и размера домов. Поплутав по извилистым улочкам, машина цыгана остановилась где-то на окраине посёлка у старого неприглядного дома. Я вышел из машины, и Гунари провёл меня внутрь.
- Бабка! Эй, бабка! Я привёл тебе гостя! – громко проговорил курчавый парень, заглядывая из прихожей в крохотную гостиную пронырливыми глазками.
Старая цыганка сидела в деревянном кресле. Одета она была вычурно, с претензией не по возрасту. Золотые украшения в изобилии сидели на её пальцах, запястьях, шее и единственной правой мочке уха. Однако едва ли в ней можно было узнать пожилую женщину, владевшую магазинчиком в шумном районе Липскани, два года назад гадавшую по ладони любопытным подросткам. Её лицо, шея, руки были покрыты грубыми шрамами от ожогов. На лысой голове был завязан цветной платок, изувеченная кожа более не могла подарить волос. Левая часть лица была похожа на размазанный кусок глины, на грубо слепленные куски пластилина, на столько ужасны были внешние повреждения. Левое ухо отсутствовало, на его месте находился корявый огрызок. Глазница состояла из рубцов, которые почти что закрывали собой глаз. Щеку, уголок рта и шею покрывали грубые безобразные размытые борозды. Правая часть менее пострадала. Она не была лишена шрамов, однако на фоне своей зеркальной стороны, в ней могли угадываться прежние черты лица пожилой гадалки.
- Ты чего горланишь болван! – злобно захрипела старуха, но её зрячий карий глаз заметил меня, и она уже мягче проговорила внуку, - ты всё правильно сделал.
Внук с любопытством заметил перемену в тоне своей бабки и приготовился наблюдать.
- Подойди и сядь здесь. – Указала мне цыганка на вылинявший диванчик подле неё, и её уродливый рот изобразил подобие улыбки.
Старуха с минуту смотрела на меня, а затем сухо проговорила:
- Гунари, оставь нас.
- Но бабка… - начал было парень.
- Подожди на улице олух! – рявкнула цыганка, брызнув слюной.
Гунари, скорчив обиженную мину, пробормотал – старое корыто, и быстро вышел. Покосившись в сторону курчавого цыгана, я присел на указанное место. Единственный зрячий глаз старухи пристально смотрел на меня некоторое время, прежде чем она заговорила:
- Судя по всему ты видишь ещё хуже чем я, и только любопытство привело тебя сюда… хе-хе… а не мешало бы уже начать кое-что понимать. – Проговорила она, и вновь стала внимательно вглядываться в меня, словно что-то отыскивая в моих чертах. – Твоё лицо… твоё лицо совсем не то… на тебе словно маска наивности… хе-хе… ты не тот… но и тот одновременно… хе-хе… - сухой нервный, словно скрипучая ветхая дверь, смех то и дело невольно вырывался у старой цыганки.
Я смотрел на неё с прежним недоумением.
- Давай для начала ты задашь вопросы интересующие тебя. – Наконец ровно произнесла она. – Таким образом мы подойдём к тому, что я собираюсь тебе показать.
- Зачем вы себя подожгли? – Тут же спросил я.
- Хе-хе-хе… - вновь заскрипела бабка, - ты помнишь что я тебе тогда сказала?
Я напряг серое вещество, воспроизводя в памяти визит двухлетней давности в магазин цыганки, и затем тихо проговорил:
- Великих и страшных деяний.
- Да, именно. ВЕЛИКИХ и СТРАШНЫХ деяний. – Расставляя слова повторила старуха. – Тогда я почувствовала образы этих деяний. И они… они поразили моё воображение. Образы той девочки так же были необычны, но они не такие… быть может они для меня до конца не раскрылись… в них я почувствовала лишь смерть. Но то, что я почувствовала от тебя, меня поразило. Никогда за свою семидесяти трёхлетнюю жизнь я не видела ничего, чтобы могло меня поразить. Люди так похожи друг на друга. Все как один они приходили ко мне и спрашивали: когда найдут работу, когда откроют свой бизнес, когда женятся, когда заведут детей, когда умрут и т.д. Скучно, избито, предсказуемо…. Но то, что я увидела в твоём будущем, было невообразимо, немыслимо, несоразмерно со мною. Я… не должна была это увидеть… Хе-хе-хе… За все пятьдесят семь лет, сколько был со мной мой дар, он всегда работал одинаково. Он всегда раскрывал мне лишь то, что я смогла бы понять. Но только не ЭТО… понимаешь?! – нервно вскрикнула цыганка.
- Не совсем, честно говоря. – Ответил конфузясь я.
- Не понимаешь? – удивлённо переспросила она, - Тем же хуже для тебя. Ведь тебе всё равно предстоит увидеть эту… мерзость, что является ко мне во снах. Вот почему я подожгла себя, всё из-за этих треклятых видений! После того как ты и та девчонка ушли, у меня жутко разболелась голова. Я закрыла магазин, поднялась на верхний этаж и ненадолго прилегла на кровать. И тут я впервые ясно увидела то, что до этого ощущала как образы. Это видение… этот сон был… был чудовищен… я не могу подобрать подходящее слово, чтобы выразить мои ощущения после него. Набрав и проглотив полный рот гноя, было бы не так мерзко, как то, что я увидела. Я проснулась в диком ужасе сама не своя, к своему стыду обнаружив что обмочилась. А ведь не смотря на то, что мне было семьдесят три года, я не нуждалась в сиделке и всегда могла сама о себе позаботиться. Я хочу чтобы ты знал все подробности, ведь перед кем, а перед тобой-то мне нечего стыдиться… хе-хе-хе… - Старуха утёрла рукой слюну и продолжила.
- Весь день я ходила сама не своя, пытаясь забыть увиденное, ощущая ужас увиденного на губах, как будто меня заставили съесть кусок гнилого мяса. Но когда я вечером уснула, видения явились вновь. Я не могла проснуться, не могла противиться им. Проснувшись, я долго была не способна понять где нахожусь. Весь день я грезила наяву увиденным, видения словно поджидали меня за каждым углом, за каждой дверью, за каждой шторой. Вечером я горячо молилась господу, валялась на коленях и плакала, дабы он снял с меня это наказание. Я уснула с надеждой в сердце, но ночью я снова увидела это. На следующее утро я решила, что мне, во что бы то ни стало, нужно избавиться от этих невыносимых видений. Я расплескала всю наливку по магазину и подожгла. Она у меня крепкая, на чистом спирту, сама делала, градусов шестьдесят, хорошо загорелась. Жаль проклятый Милош сразу спохватился и вызвал пожарных. Мне нужно было сгореть там, но богу было угодно мучить меня дальше. Видения? – криво улыбнулась уродливая цыганка, отвечая на мой немой вопрос. – Видения никуда не делись. Наоборот, они стали более вязкими, более отчётливыми. Они приходят каждую ночь. А я беспомощная, жалкая и ослеплённая, уже с жадным отвращением, смотрю на это, не в силах отвести глаз, не в силах вымолвить и слова. Они приходят, и каждую ночь, словно в первый раз, сотрясают до основания моё нутро, выворачивают меня на изнанку. Целых два года я ждала этого момента! Момента, когда я смогу показать тебе то, что я вижу каждую ночь! – Возвысив голос, старуха крепко схватила меня за руку, а затем прошептала, - Закрой глаза.
Я сделал так как она сказала. В тишине прошло около минуты, и тут из темноты нечто стало выплывать. Приобретая формы и цвета, пред глазами наконец возникла отчётливая картина. Я лицезрел руины, невероятные грандиозные руины в центре некоего мегаполиса. Небоскрёбы были повалены словно картонные коробки, пласты асфальта вывернуты, обнажив канализационные бурлящие внутренности, автомобили разбиты и смяты под завалами домов, столбов и стекла. Казалось словно чудовищной силы землетрясение, в двенадцать балов по шкале Рихтера, обрушилось всей своей мощью на несчастный город. Удивительно, однако людей зажатых в машинах или погребённых под завалами и осколками не было. Вместо этого, осмотревшись вокруг, можно было заметить сваленные в громоздкие кучи серо-бурые ошмётки, в которых отдалённо могли угадываться части человеческих тел. Как будто кто-то сожрал большую часть тел, а объедки скинул на одну кучу, оставив их гнить на воздухе. Я отчётливо слышал приторно-сладковатый аромат недавно начавшего подгнивать мяса, запах экскрементов оставшихся в недогрызанных кишках, запах мускуса исходящий от разорванных половых органов. Всё это сплеталось в дурманящий смрад, от которого начинала кружиться голова. Стояла свинцовая тяжесть духоты перед дождём, небо затянули густые тёмные тучи. То и дело раздавались, совсем рядом и где-то вдалеке, оглушительные раскаты грома, и блестели спицы молний.
Я стал скользить взглядом по глубоким трещинам в асфальте, пока мой взгляд не упёрся в предмет, на котором раскол в земле остановился. Казалось, как будто трещины в недрах земли, невероятным образом, брали своё начало от этого предмета. Этим предметом являлся массивный трон из чёрного цельного гранита. Я прекрасно помнил, где я видел этот каменный престол. На троне я заметил молодого человека в чёрном смокинге. Он непринуждённо сидел, свесив ногу на ногу, скучающе глядя куда-то в сторону, подперев голову рукой. В выражении его лица проскальзывала своеобразная, если так можно выразиться, лениво рефлексирующая любознательность. В нескольких метрах от него находилось уродливое существо, размерами чуть поменьше слона. Скользкая на вид кожа существа, имела красный оттенок. Туловище вмещало в себя гигантскую пасть. Тело стояло на четырёх коротких жирных лапах. Пасть, и всю переднюю часть тела багрового монстра, окружало множество длинных змеевидных щупалец разной толщины. Ближе ко рту – более тонкие, похожие на красных гадюк, ближе к передним лапам и верхней части тела – более толстые, похожие на гигантских питонов и анаконд. В щупальцах оно удерживало за руки и за ноги молодую девушку, которая извивалась и плакала, пытаясь вырваться.
- Хозяин, вы голодны? – прозвучал грубый, подобный рёву тяжелого самосвала, голос уродливого существа. – Я принёс её для вас. Запах её тела говорит о том, что эта особь не переносила заболеваний способных повредить внутренние органы или кровь. К тому же, я ощущаю запах недавних выделений от половых органов. Репродуктивная функция особи не повреждена. Хотите её отведать, хозяин?
- Может быть, - лениво протянул молодой человек, - однако, мне нужно сперва нагулять аппетит… пускай… пускай… она немного попоёт.
- Как вам угодно, хозяин. – Издал рык багровый монстр.
Его скользкие щупальца задвигались, подобно гадюкам стали извиваться, разрывая одежду на худом теле молодой женщины. Несчастная пленница хныкала и восклицала что-то на немецком языке, должно быть она являлась уроженкой Германии. Я не знал немецкого, поэтому смог различить лишь пару фраз, таких как “о господи!” и “не надо!”, что, впрочем, было не сложно понять, учитывая её положение. Сорвав с девушки футболку и бюстгальтер, разодрав джинсы и трусики, щупальца существа стали не спеша двигаться вверх по её бёдрам. Должно быть красный монстр хотел дать понять жертве, что он с нею сейчас сделает. Змеевидные щупальца достигли её промежности, и стали проникать в её лоно и задний проход. Дикий ужас вперемешку с гадливым омерзением исказили лицо несчастной. Молодая немка что есть мочи закричала – nein! Скользкие щупальца проникали всё глубже в её тело, разрывая половые органы и кишки. Крик девушки перешёл в хрип, а потом постепенно в тонкий пронзительный визг, нарастающий с каждой секундой. Этот дикий безумный визг, тон которого был доведён до максимума, означавшего, что мучимое существо на грани своих возможностей, проникал в самую глубь души, прожигал самое нутро, оставляя отголоски первобытного ужаса.
Я перевёл взгляд на молодого человека, сидевшего на чёрном троне. Его глаза в упоении медленно открывались и закрывались, на лице отражалось блаженство, его уста распахнулись в детской открытой улыбке. Он плавно качал головой из стороны в сторону под чудовищный невыносимый визг человеческого существа, как будто в такт чудной мелодии. Я смотрел на него и знал, что эта предсмертная агония, звучит в его голове сонатой Вагнера “Сон в летнюю ночь”. Я знал, я был уверен, что это была именно та соната, и никакая другая.
- Как сладко она поёт, - проговорил парень, - я хочу её крови.
Молодой человек произвёл лёгкий жест рукой, и в метре от него возник и завис в воздухе широкий серебряный кубок. Живот молодой немки вздулся, из него вырвались копошащиеся щупальца, разрывая всю нижнюю часть живота и промежность несчастной жертвы. Трясущаяся голова женщины поддалась вверх, из её рта вытянулись багровые липкие змеи, пронизавшие её тело насквозь. Сухожилья на шее заскрипели, кожа на горле стала лопаться. Красные щупальца взмыли вверх, и оторванная голова осталась на них, словно насаженная на кровавую пику. Серебряный кубок не спеша подплыл к изувеченному телу, из разодранного чрева в него полилась кровь. Наполнившись до краёв, сосуд, по велению человека создавшего его, отправился в обратный путь. Молодой человек легко подхватил кубок рукой, когда тот очутился подле него. Поднеся серебряный сосуд ко рту, он сделал первый глоток, не отводя глаз от изуродованного тела, которое удерживал монстр, служащий ему. Следующие глотки парень в смокинге делал с закрытыми глазами, радостное детское довольство отражалось на его лице с каждым глотком. Это лицо, его черты, так знакомы мне. Молодой человек допил, и отбросил серебряный сосуд в сторону. Не долетев до земли, кубок растворился в воздухе.
- Её вкус замечателен, - проговорил парень, вытирая губы, - можешь и ты отведать её.
- Спасибо, хозяин. – Ответило существо.
Его щупальца стали расползаться в стороны, обнажая огромную пасть с частоколом зубов в три ряда, как у акулы. Закинув разодранный труп себе в рот, красный монстр стал громко с аппетитом чавкать, хрустя руками и ногами, на ступнях которых остались кроссовки. Молодой человек флегматично наблюдал за трапезой своего слуги, его оживление было порывисто, и сколь быстро появлялось, столь мгновенно и пропадало. Существо уже собиралось положить себе в пасть голову девушки, но его хозяин протянул руку вперёд и проговорил: подай её мне. Щупальца багрового монстра вздрогнули, и тут же отстранились от пасти, поплыв в сторону парня, сидевшего на каменном престоле. Молодой человек взял за волосы голову несчастной немки, и оживлённо стал осматривать женское лицо.
- Мне нравиться выражение застывшее на этой обезьяньей физиономии. Это чистота страдания. На этом куске уродливой плоти застыла искра божественной истины. Культивировать несовершенство способен только несовершенный бог. Экая неразборчивость! – брезгливо воскликнул он, - Благо что есть я, и я искореню всё несовершенное. – Некоторое время парень молчал, глядя в застывшие широко раскрытые мертвые глаза. – Быть или не быть безобразию на этой планете, вот в чём вопрос? – засмеялся молодой человек и раздражённо швырнул голову красному монстру.
Тот мгновенно поймал её, и торопливо запихнул себе в пасть, как будто она стала вкусней оттого, что побывала в руках его хозяина. Парень вновь подпёр голову, и лениво стал наблюдать за чавканьем своего пятитонного слуги.
Всё более и более уверенным становилось моё чувство. Я стал пристально всматриваться в черты его лица, в овал его физиономии, в крупный нос с горбинкой, в глубоко посаженные глаза и толстые губы. И пот начал проступать на моих висках. Это мои черты лица, это моя улыбка! Этот молодой человек в смокинге, сидящий на гранитном чёрном троне, никто иной как я сам!
Я в ужасе закричал, отдёрнул руку, открыл глаза и вскочил на ноги, как ошпаренный кипятком. Видение тут же исчезло. Мерзкий липкий пот выступил по всему телу.
- Ну что, понравилось тебе увиденное? хе-хе-хе… – противно заскрипела старая развалина, - Эко ты побелел, как козье молоко… хе-хе… неужто и колени дрожат? – злорадно смеялась старуха.
Далее всё произошло в мгновение ока, в течение каких-то пяти-шести секунд. Вне себя от ярости, я вынул револьвер, направил его на проклятую ведьму и спустил курок. Крупный калибр разнёс по спинке кресла ошмётки её черепа. В комнату тут же вбежал Гунари, и получив две пули в живот, упал на пол, корчась от боли. Около минуты я молча с ненавистью всматриваясь в цыганку, её видение всё ещё как будто стояло перед глазами. Вырвали меня из этого медитативного созерцания, проклятия молодого цыгана, который, захлебываясь кровью, умудрялся подбирать отборнейшие словосочетания матерного характера. Подойдя к лежащему на полу Гунари, я выпустил ему пулю в лоб, и он замолчал. Достав из его кармана ключи, я вышел на улицу, сел в машину и отправился в обратный путь.
Это были первые ферги, первые люди, которых я убил. Хладнокровие, с каким я это сделал, внушило мне уверенность, в правильности выбранного мною пути. Угрызений совести я совершенно не испытывал. Я должен был так поступить, ведь я не смогу забыть то, что показала мне эта чёртова ведьма.