Притяжение родной тундры

Эрик Петров
Твои люди, Чукотка.
Притяжение родной тундры
Эрнст ПЕТРОВ
Фото автора

Заполярная Чукотка. Промерзшая, жесткая тундра. Покрытые стланиками и редкими деревьями сопки. Быстрые горные реки, промерзающие до дна зимой. Суровый и неприглядный, на первый взгляд, край, где, казалось бы, нет места человеку. Заметает, запуржит, закружит, занесет это заполненное 50-градусным морозом пространство и снова мертвая тишина, снова покой, безмолвие….
Но, оказывается, нет. Вот совсем невдалеке пробежала лисица в поисках добычи. Вот, вздымая тучи изморози, показалось стадо оленей, понукаемое коренастым человеком в кухлянке, нарушая извечное безмолвие тундры.
И не перестаешь удивляться, что даже здесь, в этом «Богом забытом краю», бьется пульс человеческой жизни. Не устаешь удивляться величию этого маленького народа, сумевшего  в столь нелегких условиях сохранить не только свою жизнь, но и жизнерадостность, развить культуру.
За эти прошедшие 86 лет с момента образования сначала национального, а с 1977 года - автономного округа, особенно, за годы советской власти, в корне изменилась сама жизнь чукчей. Что бы там сейчас не говорили так называемые «демократы», но именно советская власть приняла этот маленький народ в единую братскую, великую семью народов СССР. И еще, все же надо справедливо признать, значительно почетней был труд оленевода в то время. Конечно, и сейчас у нас в районе, например, славят оленеводов, присваивают им почетные звания, вручают награды, но, как признаются старые тундровики, нет теперь того задора, того блеска в глазах оленеводов. Да, только вот все ответственности, сложности, если хотите, опасности остались, как и прежде. Тяжелые, многочисленные переходы, постоянные поиски лучших пастбищ, вечная, ставшая естественной борьба с трудностями – вот атрибуты, свойственные жизни оленевода-чукчи, оленевода-эвена…
Все это с детства знакомо ветеранам оленеводства и илирнейской тундры, активным участникам художественной самодеятельности, знатокам и хранителям традиций коренных народов Павлу Ивановичу и его супруге, доброй подруге жизни Александре Ивановне Омкыргиным.
Родом из "края скалы"
Родился Павел Омкыргин в чаунской тундре в конце 40-х или даже в 1950 году. Точного года и даты никто не знает. В паспорте значится 25 августа 1950 года. В 1955 году приблизительно его одногодков забрали из тундры (стойбища) в школу: в детстве он был рослым мальчиком, поэтому учителя, наверное, посчитали, что ему уже есть семь лет. Сначала пешком дошли до Баранихи, а это около 50 километров, оттуда на двухмоторном самолете ЛИ-2 увезли в Певек. Там он пошел в первый класс.
- Мать была неграмотная, умела считать только на пальцах, а еще говорила, что в день моего рождения летовали там-то, а там-то стойбище располагалось. Когда в школу ходил, не раз спрашивал, сколько мне лет, но так и не получил толкового ответа. Что тут говорить, родители, все взрослые родственники неграмотные были, - вздыхает Павел Иванович. - На Баранихе тогда только палатки геологов да золотодобытчиков и стояли, а еще аэродром был, оттуда нас увозили в Певек. В Певеке мы, дети тундровиков, учащиеся начальных классов, не понимающие русский язык, недолго проучились, переправили нас в село Айон. Там учились в школе-интернате до окончания 4 класса. Учителя, которые были не женаты, вместе с нами жили. На лето нас вывозили в тундру к родителям. В 5-6 классах учился в селе Рыткучи, но после 6 класса я пошел пастушить. Тогда стада были большие, по пять, а то и шесть тысяч оленей. Ежегодно сдавали до тысячи голов оленей в Бараниху, там был прииск. Так вот с 13 лет и начал трудиться. Правда, потом заставили немного проучиться в Певеке, но, улучив момент, обратно «сорвался» в тундру, 7 классов так и не закончил.
Павел был младшим ребенком в семье, а их у родителей было шестеро. Самая старшая - Ольга, затем Лена, Ира, Наташа, она сейчас в Кепервееме живет, и двое мальчиков – старший брат (второй, после Ольги) Юрий (чукотское имя - Эттувги), умер 6 лет назад, и он - Павел. Сестра Лена живет в Айоне. Из шестерых на сегодняшний день их трое осталось. Родились они все в Чаунской тундре, тогда еще Дальстрой был, а колхоз назвался «Энмытагина», что в переводе из чукотского обозначает край скалы.
Родная тундра
О любимой чукотской земле, о родной тундре, о красоте природы Павел Иванович может рассказывать часами.
- Тундра - она ведь как человек, все понимает, - говорит ветеран оленеводства. - И ее надо понимать, надо любить и быть верным ей. Только тогда жизнь будет в радость. Я это понял еще мальчишкой. Ляжешь, бывало, по весне на землю и слушаешь, как пробуждается тундра после долгой зимы. Даже каждая травинка, пробивающаяся на свет, заявляет о себе: вот, видишь, мол, я растy для того, чтобы глаз людской радовать, чтобы людям полезной стать…
Павел Иванович говорит все это с каким-то волнением в голосе, и я ловлю себя на мысли: да, тундра для него в жизни значит все - это для него дом родной, лучше которого нет ничего на свете. Для него еще в молодости, в 13 лет, не составляло труда сделать свой жизненный выбор: его родители, родители родителей, да и все предки жили в тундре и были оленеводами. Он, конечно, мог тогда остаться и в Певеке и устроиться на любую работу, дел везде хватало, но не поддался, как считает, не предал родную тундру. Остался он в оленеводстве для того, чтобы, как его предки, оберегать оленье стадо, перегонять его на новые пастбища, чтобы каждый день слушать тундру. А она, полностью уверен Павел Иванович, каждый день совершенно другая. Это все равно, что в одну реку нельзя войти дважды, так и в тундру тоже.
- С рекой, конечно, понятно, что дважды не войдешь, - говорю ему, - а что же нового бывает вокруг тундры? Неужели в один миг могут появиться сопки или вырасти деревья?
- Нет, не в этом плане, разумеется, - улыбается своей красивой улыбкой он, - Но ведь это только на первый взгляд невозможно заметить, что привычные глазу деревья или сопки не изменились. Даже оттенки цветов у них бывают разными. И эти приметы для нас, оленеводов, многое значат. Можно, например, узнать, каким будет лето или какой будет зима…
За Александрой - в Илирней
- Наша оленеводческая бригада колхоза «Энмытагина» в годы моей юности кочевала от побережья Восточно-Сибирского моря  почти до самого Илирнея, - продолжает Павел Иванович. - Зимой на стадо численностью в 4 - 5 тысяч голов оставалось по 3 – 4 пастуха, в основном, из молодежи, остальные отдыхали. И хорошо у нас получалось, олени не терялись.
В 1968 году Павел первый раз поехал на пряговых оленях в Илирней. В то время у каждого пастуха были свои пряговые и ездовые олени. Колхозное стадо располагалось где-то в 40 – 50 километрах от села. А до этого он несколько раз издалека присматривался на Александру.
- Однажды из-за пурги на целый месяц застрял в Илирнее, а в это время собаки еще разогнали моих пряговых оленей в 15 голов, - вспоминает ветеран. - А там  опять пурга началась. Как мог, искал своих олешек, но не нашел. Сказали, «поезжай к деду Ольвакургыну (отец Вячеслава Андреевича Тильмына, Тильмын тогда был председателем сельсовета)». Еду я, значит, к деду, а навстречу ветврач Киселев, Тильмын и моя Александра с матерью. Я и думаю, будет же у меня такая симпатичная красавица-жена!.. На радостях-то быстро приехал к деду Ольвакургыну, говорю: «Так вот так, ищу оленей ездовых, собаки разогнали». Он тут же указал, где они пасутся. Поехали вместе, поймали. И действительно, как он видел, паслись маои олени на сопке, возле Анюя. Пригнали в поселок. Еще несколько дней пожил в Илирнее, и поехал в свою бригаду.
В следующем 1969 году, когда был забой,  Павел уже близко познакомился с будущей женой Александрой. Снова они недалеко от поселка стояли. Тогда он поехал к ней с самыми серьезными намерениями, но по старинным чукотским обычаям, надо же год отрабатывать в хозяйстве невесты. Поэтому решили год подождать, подзаработать.
- Наша бригада стояла на Кае, это в районе поселка Алискерово, на краю леса, - продолжает Омкыргин. - Бригадир немного отругал меня за то, что я до отбивки стада работал в бригаде, где Александра была подпаском. Говорю бригадиру: «Это жизненная ситуация, по нашему обычаю же надо отрабатывать перед свадьбой, хочу, мол, жениться». Вскоре наша бригада начала кочевку в сторону Восточно-Сибирского моря. На следующий год мы не кочевали в сторону Илирнея, а красавица-девушка моя никак не выходит из головы, все о ней только и думаю. Так получилось, что лишь в 1972 году на 8 Марта приехал к ней. И остался насовсем. Александра не могла со мной поехать, поскольку была самая старшая в семье, отца у них уже не было, надо матери помогать, выучить младших сестер. Отец-то у них умер в 1969 году…
И 2 мая 1972 года в илирнейской тундре состоялась свадьба: секретарь сельсовета зарегистрировал брак Павла Омкыргина и Александры Арэнаут. Поздравляли их и председатель колхоза, и секретарь парткома, приехали оленеводы чаунской тундры, народу много было, со всех близлежащих бригад. Такую свадьбу отгуляли в седьмой бригаде илирнейской тундры, что до сих пор многие старожилы помнят. Чтобы поздравить молодоженов, даже из сельского клуба специально приехала агитбригада. Руководители района и сельхозуправления вручали им подарки. И ключи вручили от квартиры в селе Илирней.
- В седьмой бригаде тогда работали знаменитые на всю округу отленеводы Эттычейвын, Вячеслав Лавринович, Таян тогда был бригадиром, - говорит Павел Иванович. – Мне пришлось равняться на них, хотя в Чаунской тундре к тому времени я уже был в числе лучших.
А он вовсе не "край кустов"
Омкыргин с чукотского переводится как край кустов. Но Павел Иванович никогда не был лишь краем, и не плелся никогда «в хвосте». Он был всегда впереди в своих делах, умел разумно хозяйство¬вать, когда был бригадиром, и позже, когда был наставником молодежи. Он старался осваивать новые, так называемые рыночные отношения так, чтобы от них была польза всем нам. А это еще значит - не быть, что называется, захребетниками. Работать и жить так, чтобы душа пела. Вот так живет и поныне ветеран оленеводства, ветеран труда. И ставшая навсегда родной тундра дает ему силы на все, потому что она - его дом с детства, она его настоящее и будущее. И ее притяжение он чувствует всегда…
- А имя Омкыргин дала мне бабушка, - отмечает Павел  Иванович. - Мать у меня тоже пастушила – звали ее Кергинаут, отца – Умкытэгин. Меня вот чаунский разъездной врач Бутенко первоначально записал Павлом Ивановичем, потом и в сельсовете так записали. Сельсовет был в селе Айон. В 16 лет получил и паспорт там же. Еще в детстве брат научил запоминать оленей, чтобы была зрительная память. Часто мы, дети, ходили летом в стадо. Бывало, и молоко важенок сосали, кушать-то хочется…
Осенью 1972 года Павла призвали в армию. Не хотелось, конечно, расставаться с молодой женой и идти служить, но пришлось. Служил в Приморье, в Спасс-Дальнем, в стройбате. Полгода старательно отслужил - отпуск получил. Вернулся из армии в 1974 году, и опять в тундру. В 1975 году приняли его в члены КПСС, в 1976-м избрали членом райкома КПСС, и в том же году назначили бригадиром седьмой оленеводческой бригады. Бригадиром работал до 1991 года, тогда уже стали сокращать бригады, пошло фермерство. Павел Иванович работал в оленеводстве до 2002 года. А рядом с ним всегда была ее на всю жизнь нэанкай (в переводе с чукотского - ласковая, милая девушка). Но и после с супругой Александрой с тундрой не расставались. До 2006 года помогали еще и айонцам, оленеводам МП СХП «Чаунский». Они кочевали по тем же старым маршрутам, по которым когда-то ходил молодой Омкыргин, а потому доходили почти до Илирнея. У них в начале 2000-х работали оленеводами только молодые парни, вот и попросили помочь. И как откажешь…