В тот вечер, когда мне хотелось подружиться с веревкой и мылом, он зашел ко мне за чашечкой артхауза. Мне пришлось слезть с табуретки и покопаться в своих запасах. С тех пор, как артхауз вошел в список запрещенных препаратов как «опасный для выполнения гражданами обязательств перед государством», я прятала его под подушкой из обыденности. Когда я насыпала ему полную чашку, он протянул мне странный предмет.
-Что это?-Спросила я.
-Это невыносимая легкость бытия.
Я взяла его в руки. И вправду, невыносимо легкое. Мне показалось, что мои руки сейчас оторвутся и полетят в небо вместе с этой легкостью. Поэтому я просто схватилась за него, чтобы не улететь, а он принял это за любовный пыл. И поцеловал меня.
Проснулись мы следующей осенью, когда за окном шел дождь. Собственно, он нас и разбудил. Я в очередной раз забыла закрыть форточку, и мы начали тонуть в реальности. И в воде. Когда я проснулась, он не дышал.
Я выбросила его в окно. Все равно снаружи практически потоп, а он выглядел утопленником, никто бы ничего не заподозрил. На порезы на его венах вряд ли даже обратят внимание. Поэтому мне не было страшно. Совсем. Хотя, наверное, это не самое правильное отношение к тому, кто, как и ты, пытался эмигрировать в артхауз. Впрочем, какая разница, если продажа билетов туда запрещена.
Я снова встала на табуретку. Под моим окном проплыл очередной труп.