Затаив дыхание, не пропуская ни единого слова, он, в который раз, слушал тихий и неспешный рассказ Демидовны о своём чудесном спасении и появлении в этом строгом, набожном семействе.
... Вой ветра проникал в душу, страшно ломило тело, зубы стучали от холода, от голода сводило желудок. Сморщился и без того маленький кулак. Дрожал и дрожал голос, когда потихонечку начал звать о помощи.
Только лунное, звездное небо смотрело на него и успокаивало своим величием и красотой.
До слуха долетел лай собаки и посвистывание человека. "Дяденька, миленький помогите" - что было сил крикнул Яшка. И ещё раз, ещё раз, пока не услышал шорох и лай собаки совсем близко.
- Эй, парень, что с тобой?
- Провалился я дяденька, ударился больно, выбраться не могу.
- Эх, горюха, ну сейчас, сейчас. Мы тя вытащим. Не бойся, милый, я мигом. Мужик ушёл.
Успокоенный Яшка увидел как луна улыбнулась, а звезды засверкали, пританцовывая. Опять свезло ему, мужик вызволил и привёл к себе в избу.
Мальчик сидел на скамеечке тихо, не шевелясь - не было сил, а Кузьмич хлопотал у печи, чтобы отогреть и накормить спасеныша.
- Чей ты, постреленок? Как в лес попал? Что родители не приглядывают за шустрым таким?
- Родители мои сгорели, я приёмыш у Анисиных. И...засопел, мама Стеша ... тоже... померла, - уже не сдерживаясь, зарыдал Яшка.
- Ах, вон оно как,- с пониманием протянул Кузьмич.
Молва о Гурьяне шла дурная: строг, угрюм, временами лют. Эти качества проявились сильнее сильного после смерти голубки его, любимой жены Степаниды Макаровны. "Степушка, Душа моя" - ласково называл ее. " Свет очей моих"- окликала она мужа.
Все на этой грешной земле ищут любовь. Они нашли... Друг в друге.
И Бог любил их, испытывал, но любил! А как же ещё? Яшеньку то, вослед Матвея - первенца, тихонечко так принёс и положил на порог, не дал Степанидушке сгореть от тоски, сжалился.
Так и жили - Гурьян по купеческой части хороводил, плел достаток, копил богатство. А голубка его над радостью и крепостью семьи крылья распускала. Ладно жили.
Эх, люди людишки! Кабы знать...сколько предначертано - любили б каждый миг друг друга, и былиночку, и травиночку и птаху разную. Радовались бы и дождю, и снегу, и прохладе, и солнцу жаркому. Замечали бы грусть и печаль в милых любимых глазах. Торопились бы исправить, согреть, приласкать и подбодрить. Кабы знать...
Короток был век у Степаниды Макаровны, покинула болезная Гурьяна, Яшеньку и мир этот...тихо, со светлой улыбкой на лице.
Тут и пошло все наперекосяк. "Свет очей" запил с горя да так, что себя не чуял. Челядь домашнюю бил, под горячую руку и сынок приемный попадал. Вот так раз, от страха и убежал Яшка из дома.
Гурьян, буйная головушка, очухался не скоро, неделя прошла. Когда узнал, что сын пропал, поднял всех на его поиски. Сам ходил с ватагой по деревням. Пронюхивал, проведовал, прознавал. Отыскали...в сумерках, в доме Кузьмича.
С порога кинулся к Яшке, обнял и дал слово..."Не притронусь к зеленому змию боле никогда. Всегда будем вместе, учить тебя стану купеческому делу."
Крепко было его слово - сдержал. Ей, Бог, сдержал.
С этих самых пор мальчонка хвостом за ним и ходил, и ездил. Где Гурьян, там и Яшка.
Довелось ему увидеть и как "по рукам" били, когда сговаривались по делу. И как ... по морде, когда сговориться не получалось - горячие попадались люди.
Уловки, а иногда , что греха таить, и обман, где промолчать, где расхвалить товар - все подмечал, все схватывал.
Гурьян диву давался: "Ясная у тебя голова, лётом смекаешь! Мой сын, мой! Яков Анисин!
Тот отец, кто воспитал, взростил, выучил, дорогу показал, так то!"
и добавлял: "Знай, Родной ты мне! а не приёмный. Есть кому дело передать. Теперь и помереть не страшно."