Тешили Яшку похвалы Гурьяна, прибавляли сил, поддерживали. И все так. Да не так. Была в его душе и жизни заноза, мука сердечная. Шустрый в торговом деле до крайности, он столбенел, когда дело доходило до женского пола. Девки будоражили его, не было от них спасу. Будто на рожон лезли отовсюду, смущали его до одури, заставляли заикаться и краснеть. Этого боялся больше всего. Можно смолчать, отвести глаза, притвориться занятым, но когда краска заливает щеки, тут уж, как говорится, “ ни тпру, ни ну”. Только бежать и слышать заливистый смех этих чертовок соблазнительных.
" Да пропади они пропадом. Без них проживу," - ершился Яшка. И, как на грех, мелькает черная бровь, белозубая улыбка, волнующая девичья грудь.
Смущенный и растерянный от мыслей, поспешал домой. Лайма, прибившаяся на ярмарке сучка и названная в честь спасительницы, бежала рядом.
"Доброго дня, Яков Гурьянович,"- голос, точь в точь похожий на голос покойной мамы Стеши, заставил вздрогнуть. Марьюшка, то была Марьюшка - Самойла Гонцова дочь. Давно по ней сох Яшка, да не осмеливался приблизиться. Была она словно тростиночка тонкая. Глаза лазоревые светились и притягивали. Хотелось прикоснуться к нежному лику и смотреть , любоваться как небушком ясным.
"И вам здравствуйте,"- отозвался Яков. Смущаясь, не зная как продолжить разговор, оба потянулись приласкать Лайму. От прикосновения рук, накатила удушливая волна, Яшкины щеки залил румянец. Поняв, что больше не сможет произнести ни слова, кивнул и пошел прочь. -Господи Боже праведный, пошто я такой трус малахольный, пошто мне наказание такое? Как же осмелиться, как?
Хмурым и опечаленным застал его Гурьян. Обнял крепко, по-мужицки: " Ну-ка выкладывай, не таи, что приключилось?"
До сумерек сидели. Яшка говорил, говорил, как мог. Объяснял, как получалось. Отец молча слушал, не сбивал.
Затих. Ни слова.
"Ну вот что, паря, будем сватов засылать. Гонцовы - кровь хорошая," - коротко и ясно кинул Гурьян. И, резко встав, добавил: “ Так тому и быть, и точка!”
"Проходите гости дорогие, рады видеть вас, с чем препожаловали?-" расспрашивал Самойла, по обычаю делая вид, что не понимает с какой целью пришли три молодца с красными лентами поперек груди и подарками, и Настасья - известная в округе сваха. Домашние засуетились, приглашая вошедших за стол. Сели. Настасья умело и красиво стала заплетать, как косу, разговор: и про то, и про это, и про товар, и про купца. И так у нее ладно получалось, что все заслушались. Про Яшку забыли, а на нем, на бедолаге, лица не было: то прехлынет кровь, то отхлынет- того и гляди со стула упадет.
"А вот и доченька наша красавица," - будто издалека услышал, очнулся и посмотрел в сторону, откуда, словно лебедушка, выплыла Мария Самойловна. Слова застряли у него в горле , не может вымолвить ни слова. Снова выручил Гурьян. Ввернул про то, что сын онемел, оглох и ослеп от красоты небывалой. Поблагодарил за угощение, за теплый прием плавно перешел к делу: когда свадьбу играть, как молодым на первых порах жизнь обустраивать.
Затемно вышли от Гонцовых довольные и пьяные. Яшку покачивало , то ли от вина, то ли от счастья.
Еще бы - вот, вот намечался еще один поворот в судьбе спасеныша.