Первая американская женщина появилась у меня только через несколько лет после начала иммиграции. Почему-то мужчинам-иммигрантам на освоение новой для них территории требуются годы, в то время как женщинам достаточно пары месяцев. Моя подруга выросла в Техасе. Когда мы встретились, мне было сорок, ей – сорок пять. Ее звали Саманта, и она обладала той типовой циничностью и непосредственностью техасских женщин, которая давно является в Америке предметом анекдотов. Она, не задумываясь, выстреливала нецензурными словами, и запросто могла сказать в ресторане: «Посиди, я схожу пописаю», так что посетители за соседним столиком морщились. Или объявить подруге при гостях: «Не зли меня, у меня месячные». Техасского акцента у нее, слава богу, не было. Он проявлялся только в состоянии сильного алкогольного опьянения, что было явным индикатором, что за руль ей уже садиться нельзя.
На определенном этапе наших отношений она познакомила меня со своей взрослой дочерью - Анной, которая оказалась ее полной противоположностью. Нежное создание двадцати лет. Она, казалось, пришла из позапрошлого столетия, когда образованность и осведомленность не вели к цинизму и распущенности и женщины были умны, красивы и скромны в то же самое время. Анна имела экзотическую профессию. Она была стеклодувом. Жила она в промышленной части города, прямо в рабочей мастерской. Там у нее была печка, кирпичная стена и набор инструментов, что делало ее жилье похожим на кочегарку, добавляя, впрочем, необычный шарм. Свои изделия она сама продавала как произведения искусства и, несмотря на высокий уровень мастерства, еле сводила концы с концами. Саманта очень прилично зарабатывала и постоянно предлагала ей помощь, но Анна предпочитала жить самостоятельно.
У Анны был постоянный друг, очень богатый сорокалетний бизнесмен - Джон, который делал ей предложения каждую неделю и получал ответ: «Я подумаю». Джон был профессиональным инвестором, что переводится на русский как спекулянт ценных бумаг. Встретившись несколько раз вчетвером, мы обнаружили, что вместе нам весело и интересно, поэтому мы начали частенько проводить время в такой компании. Я – сорокалетний успешный инженер, моя подруга Саманта – циничная сорокапятилетняя карьеристка, работающая в правительственном офисе, ее дочь – странная двадцатилетняя девушка с экзотической профессией и ее друг – сорокалетний миллионер – биржевой спекулянт.
По субботам мы зависали в ночных клубах или в каком-нибудь навороченном экзотическом ресторане, а потом ехали к Джону в его миллионерскую резиденцию. Как человек гуманных побуждений, Анна аккуратно собирала в ресторанах все недоеденное, по дороге она требовала, чтоб мы остановили машину возле моста, под которым жили бездомные, и раздавала им еду с комментариями: «Это из ресторана Мамбо Италиано… берите, не отчаивайтесь… все будет хорошо… все образуется… сэр, вы плохо выглядите, не надо ли врача…». Саманту эта благотворительность страшно раздражала. – Доченька, у нас в стране есть велфер, - говорила она, - почему они не воспользуются, может они от правосудия скрываются? – Мама, если они нарушили закон, то бог их уже достаточно покарал, они уже спят под мостом, что тут можно еще добавить? Джон и я не вмешивались в благотворительность и ничем не выражали свое отношение к этому ритуалу.
Модерновый дом Джона стоял на холме, у него была кухонная прислуга, метраж и территория, после которой моя съемная стометровая квартира в хорошем районе первые два дня казалась конурой. Там мы продолжали вечеринку до тех пор, пока не отключались в разных местах его особняка. Пока мы еще ворочали языками и способны были что-то соображать, Джон рассказывал мне об искусстве биржевой спекуляции. Женщинам становилось скучно и они уходили что то мерять на другой этаж.
Вот в этой точке моего рассказа читателю придется немного напрячься и постичь смысл биржевой игры на понижении. Без этого, к сожалению, все случившее далее будет непонятно. Простым и ясным для всех способом получения денег является игра на повышении цены. Ценные бумаги выкупаются, затем владелец ждет, когда цена повысится, продает и получает прибыль. Однако рынок позволяет обогащаться и тогда, когда цены падают. Ценные бумаги можно взять в долг с обязательством вернуть к определенному времени. Но если цена падает, то их можно взять в долг и продать, а затем купить по более низкой цене и вернуть. В этом и заключается игра на понижении, которая на английском называется short sale. Джон был мастером этого шортсэйла. Он объяснил мне свой выбор игры достаточно ясно. Дело в том, что на рынках случаются непредсказуемые катастрофы – войны, революции, политические разоблачения, компьютерные глюки и прочее. Все это может резко опустить цену непредсказуемым образом в считанные секунды. Если ваша прибыль зависит от роста цены – вы разорены, а если от падения – то вы разбогатели. То есть любое неблагоприятное событие в процессе игры только обогащает. Цены растут медленно и рост предсказуем, а падают быстро и неожиданно. Естественно, что физически никаких ценных бумаг не пересылается, вся игра осуществляется путем наблюдения за ценами на нескольких мониторах в реальном времени и кликом компьютерной мышки.
Моя жизнь в Америке была благополучна с самого начала, моя зарплата была почти всегда вдвое выше средней, я чувствовал себя успешным, даже в чем-то особенным, но этот период моей жизни давал еще и какой-то необычный моральный импульс. Казалось, я сидел и смотрел фильм о богатых американцах в провинциальном российском кинотеатре, а затем вошел в экран и стал частью этого общества.
Но время шло, с Самантой что-то разладилось, может просто секс приелся, мы стали равнодушны друг к другу и расстались.
Встретил я Саманту вновь через несколько лет на одном американском курорте в очереди в модный ресторан. Я тогда уже был женат. Мы с женой встали в конец очереди, и тут я увидел Саманту, приветливо машущую мне из начала очереди. Мы подошли. – Это мой бывший, - представила меня Саманта своему спутнику, - а это мой нынешний. Жене такое представление не понравилось, но повернуться и уйти не позволяли приличия. Ее нынешний был еще моложе меня, в чем прослеживалась тенденция. Их пригласили за столик, Саманта предложила сесть вместе, отказаться было неудобно, и мы согласились. После выпивки дискомфорт прошел, мы начали шутить и рассказывать веселые истории и тут я спросил про Анну.
- У нее все хорошо, - сказала она, - замужем за Джоном, двое детей, правда случилось с ними странное и неприятное происшествие, но все позади. Я ничего не говорил, а Саманта, подумав немного, начала рассказ. В общем, поверил Джон в свою неуязвимость. Показалось ему, что наступает удобный момент удвоить капитал. Занял он акций на сумму, бОльшую чем стоимость его имущества, продал, а тут рынок взял и пошел не в ту сторону, цены резко подскочили, теперь ему нужно было выкупить акции и вернуть, а это было просто невозможно. Это означало банкротство и невозможность в дальнейшем вернуться на биржу. У них там с этим строго, не выполнил финансовые обязательства – вылетаешь навсегда. На горизонте замаячила нищета. Тут неожиданно тот самый воротила с Уолл стрита, которому Джон должен был акции вернуть, приглашает его и говорит, - вы мне симпатичны, не хочу вас разорять, человек вы хороший, - и выход предлагает. Мол, акций этих у него еще навалом, Джон может у него их по старой цене выкупить и отдать, никто ничего не потеряет, формальности соблюдены, все при своих. Джон поразился несвойственному этому бизнесу человеколюбию, искал подвох, но согласился, поскольку другого выхода не было. В результате все образовалось, банкротство миновало, у них все хорошо и Джон теперь играет более осторожно. Вы спросите, а в чем причина? А вот в чем.
Сразу после разрешения кризиса, Анна пошла поблагодарить незнакомого ей благодетеля, - а он и говорит, - пустяки. Вот помните тот мост, куда вы остатки еды из ресторанов свозили, так вот одним из тех несчастных под мостом был я. Долго рассказывать, как я туда попал и как выбрался. В один вечер хотел с моста прыгать, а тут вы появляетесь. Вас там звали «Весенним ангелом». Вы предпочитали белую одежду и как-то странно появлялись вместе с весенним теплым ветерком с юга. Подует ветер весны, запахнет майскими магнолиями, и ваш джип «Чироки» тут как тут. И дело было не в еде. Голода итак не было, мне было все равно, что есть - вашу еду из ресторана или недоеденную пиццу из помойки. Да и в городе было полно мест, где нас бесплатно подкармливали. Важно было ваше участие. Помните вы говорили: «все наладится… все образуется… возьмите еду она вам понравится». Помню, один раз вы уже были в машине, и я услышал через открытые окна, - у нас есть велфер, может они скрываются от правосудия. На что вы ответили, - если они совершили преступления, то бог их уже покарал, они уже под мостом. А с Джоном мы пересекались на собраниях инвесторов, я однажды увидел вас с ним и сразу узнал. Моя помощь ерунда по сравнению с вашей. Я спасаю вам деньги, а вы спасли мне жизнь.
Мы закончили ужин, мне почему-то казалось, что Саманта сейчас соберет все недоеденное и повезет раздавать бездомным. Этого не случилось, но я оставил необычно большие чаевые с трудом говорившей по-английски официантке, явно китаянке по происхождению. Кто его знает, как жизнь повернется. Может однажды она скажет мне, - я помню вас, мистер, вы оставили мне хорошие чаевые в том момент, когда я в этом сильно нуждалась.
М-да, станешь тут философом-гуманистом от таких историй. Кто знает, как там в мире все устроено, по этой логике надо просто всем помогать и не дай вам бог пнуть ногой бездомного котенка – под мостом окажитесь.