Хозяин с каменным лицом подносил блюда к столу, которые пьянили своими запахами не хуже, чем горячая.
Фёдор много ел и пил. Князь, сочувствуя и сознавая угрюмость лесника, не тревожил его.
В трактире становилось жарче. Метель за окном виделась далёкой и призрачной. Свита князя, как оказалось, до этого момента только шептала, но теперь, расправив плечи и горделиво выпрямившись, во всю силу разразилась словесным шквалом. Кто-то запел, остальные подхватили. Прислужницы дочери князя отдались танцу. Взгляд Фёдора, как и он сам, превращался в размытые очертания хмельного дыма. Он плясал, пел, кружился вокруг молодых барынь, потешая всех, кроме князя, его дочери и хозяина, по-прежнему злобно глядевшего на него. Веселье Фёдора было судорожным, больным, да и не весельем вовсе, а натянутой до треска простыней, скрывающей печаль. Варвара глядела на него такими же грустными, как душа лесника, глазами.
Хозяин несколько раз дёрнул Фёдора за рукав. Фёдор, прищурив один глаз, возмущённо спросил нетрезвым голосом:
— Чего тебе?
— Извиниться перед тобой хотел, Фёдор. Угостить табачком хорошим.
— Не хочу от тебя ничего, отстань!
— Обижаешь меня, лесник. Зачем же так? — заискивал хозяин.
Улыбка его была настолько широка, что, если б захотеть, можно было бы сосчитать все гнилые зубы. Почему гнилые? Потому, что здоровых там не осталось. Но глаза. Глаза были холодней ночной стужи.
— Раз табачком угостить, это можно. — смилостивился Фёдор.
Они вышли на улицу. Злая метель успокаивалась. На небе рассыпались звёзды. Фёдор глубоко вдохнул свежего воздуха.
— Да… — причмокнул он губами.
Что означало это «да», неизвестно до сих пор.
Они закурили, выпуская разорванные клочки дыма.
— Как тебе князь? — спросил хозяин.
— Ну, так. — многозначительно ответил Фёдор.
— Поговаривают, будто войну хочет развязать, нечистый. — как бы между делом, обронил хозяин.
Его жиденькие седые волосы копошились на ветру.
— Да ну! — встрепенулся Фёдор.
— Да-да. Едет, с какой-то, как это называется… Провокацией, вот!
— Зачем?
— Злой он. Дочке своей хочет показать будущие владения. И такой скупой, что побоялся оставить сокровища в своём княжестве и прихватил их с собой.
— А ты почём знаешь?! — недовольно воскликнул Фёдор.
Сквозь пелену пьяного тумана он тщетно пытался отличить ложь от правды.
— Дык, солдаты с ним приехали. Напились, собственно. Вот язык и расплёлся. Вон, сам посмотри, — хозяин кивнул головой в сторону шатра.
Тот стоял слева возле постоялого двора. Двое солдат, находившихся неподалёку, кидали на него взгляды. Кстати сказать, тоже хмельные.
— В шатре сундучок.
— Да откуда ты всё знаешь, пёс?!
— Тихо! Не кричи. Они пьют, как кони. Отходили погреться, вот я и заглянул туда одним глазком.
«А может, и двумя!» — усмехнулся он про себя.
— Мне какое дело до чужих богатств. Чего пристал?
— Я тебе помочь хочу, лесник. Знаю твоё горе. Князь — враг наш! Погубить здесь всех хочет, а мы его ублажаем. Скоро тута всему конец придёт. Я тебе по-дружески предлагаю — разделим богатство, голубчик. Эти двое скоро сдадутся сну. Вытащишь сундучок аккуратненько. И домой к себе. А потом, чуть поутихнет, разделим. Заживём по-новому, лесник!
— Дурака нашёл?! Я тебе зачем, пёс?! Сам не хочешь руки, и без того загаженные, марать! Так на мои посягаешь?!
— Да не кричи ты! — озираясь испуганным взглядом, шикнул хозяин. — Действительно, дурак! Смог бы один, сам всё сделал. Тут тактика нужна. Мозги!
Тут он показал пальцем на свою голову, будто в ней что-то было.
Шут с ним, с окаянным! Проблема заключается совсем в другом. Ничего путного в голове не было и у Фёдора. Он был сильно пьян. Пасмурные мысли захлёстывали его ум волнами отчаяния.
Хозяин был абсолютно трезв и управлял мыслями Фёдора как послушной лошадью.
— Мозги, говорю! — вкрадчиво продолжал он. — Я напою до беспамятства тех двоих. Первым будут подозревать меня. Но я их, злодеев, — тут он замахал кулаком в небо, — направлю по ложному следу. Было столько народу. Несложно будет их пустить в противоположную сторону.
— Нет! — отрезал Фёдор.
Он повернулся чтобы зайти, но хозяин злосчастного двора никак не унимался:
— Вот, дурак! Ей Богу!
Он предпринял попытку удержать лесника силой, схватив того за тулуп.
— Да иди ты!
Фёдор развернулся и с размаху двинул тому по физиономии. Жиденькие волосики хозяина разбрелись маленькими отвратительными змейками по снегу в нескольких метрах от того места, где ещё секунду назад поэтично развевались. Сам хозяин, конечно же, находился там же — на снегу.
Кто-то из мужиков, заметив неладное, выбежал во двор поглядеть.
Фёдор зашёл в залу. Его окликнул князь. Фёдор что-то пробурчал тому в ответ, тут же забыв.
Расслабляющее тепло снова растекалось по телу. Звук песен заполнил его сознания. Он подошёл к столу. Попробовал настроить зрение. Взял горячую, выпил до дна и тут же провалился в забытьё.
Минуты летели со скоростью снежинок. Варвара давно отправилась спать. Князь, тоже собиравшийся к Морфею, подошёл к Фёдору. Тот успел очнуться. Он сидел за столом и посматривал на улицу.
Что он там искал? Быть может, кого? Себя? Жену? Дочь? Этого мы не знаем, но знаем, что князь перед тем, как лечь спать с теплом обратился к леснику:
— Полноте, лесник, хватит горячей. Ночуй сегодня здесь. Места хватит. Не дойдёшь ведь.
— Метель кончается. — Почти шёпотом произнёс Фёдор.
Язык его блуждал, как мокрая рыба в руках.
— Четыре раза она кончалась, пока мы тут. И только, как мы собирались отправляться, она начиналась снова. Бес нас здесь держит, что ль? — спросил у метели князь.
Молчание было князю ответом.
— У меня дело большое в вашем княжестве, лесник.
— «Как же, знаем ваше дело благородное!», — подумал про себя Фёдор.
— Даст Бог, устроиться всё. — Продолжал князь.
— «Бог не даст, так дьявол даст, князь!» — эхом отдалось в голове лесника.
— Понравился ты мне. Устроиться всё, найду тебе дело. При деле надо быть, понимаешь? Заживёшь по-новому!
— По-новому? — спросил Фёдор.
Недоумение вырисовывалось у него на лице. Слова хитрого хозяина с новой силой забарабанили проливным дождём по голове лесника.
— Да! По-новому! — улыбнулся князь.
— По-новому… — шёпотом повторял Фёдор и всё искал взглядом что-то на улице.
— Чудной ты, лесник. — усмехнулся князь и похлопал Фёдора по плечу. — Спать я. И тебе бы спать.
Князь ушёл. Ушли спать мужики (кто-то не дошёл и спал, сидя за столом), женщины, хозяин куда-то запропастился, шум, гам и гогот тоже устали, лишь тишина успела отдохнуть и воцарилась в зале.
Фёдор вышел на улицу. Ночь прожила половину жизни, но в этот самый момент выглядела обворожительной и кристально-прозрачной. Метель успокоилась. Ветер унёсся гулять по другим землям. Лесник тяжело вдохнул морозный воздух и резко выдохнул, словно отгонял от себя что-то надоедливое и прицепившееся.
Пока он пытался не сбиваться с шага, странные мысли плавали в его мутной голове. Мысли о новой жизни. Природа вокруг засветила вдруг новыми тонами. Каждое дерево, каждый куст, каждый след на снегу внезапно показался ему до щемящей боли в груди родным и близким. «Теперь всё будет по-другому», — подумалось ему. Улыбка разрезала его лицо, растянувшись кривой линией до ушей. По-другому… По-новому! Он радовался так, как не радовался очень давно. Он сам бы не смог объяснить в тот момент чему конкретно, просто сама мысль о новой — другой — жизни приносила ему удовлетворение. Словно и не мысль это, а что-то материальное, что-то существенное, что-то, что уже произошло или вот-вот должно случиться. Прямо здесь, прямо сейчас. Прямо со всеми. Чувство всепоглощающей целостности захлёстывало его с головой. Он, наконец, ощущал себя не сломанной веткой, растоптанной чьим-то сапогом, а деревом; не ступенькой, а лестницей; не один, а вместе…
Фёдор смотрел на небо. Небо смотрело на него. Такое глубокое, бесконечное, опять недовольное, но настолько красивое… Слёзы с его пышных усов падали на снег, не успевая замёрзнуть.
Движение времени не замедлялось. Свет луны снова закрыли тёмные облака. Тёмные… Эти облака были не тёмные, они были черней самой мглы, самой ночи, самой тьмы… Ветер, где-то нагулявшись, засвистел знакомой трелью, от которой побежали мурашки по телу. Метель, успевшая выспаться, занялась с неистовой силой за прежнее.
Прошло минут двадцать. Дорогу сильно заметало. Еле-еле прослеживаемый след от повозки, проглядывал из-под снега. «Зачем так всё замело? — думал Фёдор. — Сама природа скрывает от меня путь домой».
Ветер разбушевался и в гневе сорвал тулуп с лесника. Тулуп, предприняв несколько неудачных попыток удержаться, унёсся в беспроглядную белую мглу.
Как мимолётная радость совсем недавно прокралась ручейком в недра разума лесника, так же и тревога густой, чёрной, как тучи над головой, массой, разливалась по всему телу. Фёдору постоянно хотелось обернуться, словно он был в чём-то виноват. Необходимость скрыть нечто, появилась из ниоткуда. Он брёл медленно. Вялая поступь скрипела на снегу, как скрипели двери ненавистного двора, оставшегося позади.
На лесника напала страшная слабость. Ноги окаменели и совсем не хотели слушаться. Он присел на снег. Прикрыл глаза. Такая приятная дремота. Хмель, ещё не выветрившийся из головы, убаюкивал Фёдора вместе с метелью. Спасительное, долгожданное спокойствие. Звуки всё тише. Всё дальше. Всё реже…
Внезапно ему послышались чьи-то голоса. Он с трудом распахнул глаза. Ресницы слиплись от мороза. Вскочив резко на ноги, он тут же повалился обратно в снег. Ноги замёрзли. Они совсем плохо слушались. Фёдор медленно привстал на корточки. Затаив дыхание, он вертел головой, но не мог понять откуда слышатся звуки. Ржание коней доносилось как будто сверху. Голос князя. Голос Варвары. Улыбка Варвары. Грустная, добрая…
Фёдор медленно поднялся на дрожащие ноги. Шаг. Ещё шаг. Чьи-то лица и снег лезли в глаза. Бесконечный снег из бесконечного неба. Фёдор отмахнулся руками, прогоняя донимавшие его образы, и поплёлся дальше.
Сколько времени прошло не известно. Известно только, что ночь успела состариться, побледнеть и ждала скорейшей смены.
Рожа мерзкого хозяина всё чаще мелькала перед лицом лесника. Холёная, хитрая, красная морда, с этими жидкими волосами, узкими свинячьими глазами, гнилой душой и такими же зубами.
Сил совсем не осталось, чтобы отмахиваться руками. Сил не осталось ни на что. Остался только шаг. Ещё. Ещё один.
«Раз, пёс. Два, пёс. Три, пёс», — считал он шаги в голове. Кто был этот пёс? Были ли?
Рассвет забрезжил на горизонте, прогоняя ненасытную метель. Ветер совсем измотался за ночь и жутко устал, потеряв прежнюю силу. Хмель больше не владел разумом Фёдора, как не владела метель эти лесом. Фёдор оглянулся. Знакомые места, приветливо и слегка удивлённо, поглядывали на него. Дом был всего в пяти минутах.
Он поблагодарил Бога за то, что тот не дал ему замёрзнуть. Взгляд лесника упал вниз. В правой руке под мышкой был зажат небольшой сундучок. Он дико вскрикнул и отбросил сундук от себя. Косяк птиц, вспорхнув с деревьев, направился к полю.
— Как же так?! — прохрипел он не своим голосом.
У птиц не было ответа, но у памяти были.
Она напомнила ему о том, как он возвратился ко двору. Шатёр тянул его, как луна притягивает воду. На коленях, почти лёжа, он пробрался внутрь. В шатре было пусто. Никого не было. Этот факт лесника как будто не удивил. Словно он знал, что так и будет. Он присел на пол. Долго лесник разглядывал княжеский сундучок, по размерам больше походивший на большую шкатулку. Что тот ему шептал? Грозил? Обещал? Это нам не известно… А известно лишь, что вышел Фёдор совсем в забытьи, держа сундучок в руках, обернулся и привиделось ему мерзкое лицо хозяина, пристально следящего за ним из окна. Тот улыбался.
Напившись жуткой памятью, Фёдор вскочил и поковылял изо всех сил домой. Озноб колотил его по спине, по плечам, по ногам, по голове, в общем, по всему, до чего мог дотянуться.
Ввалившись в лихорадке в дом, он лёг возле печки и провалился в глубокий, но тревожный сон.