Три "патайских" дня
Было у меня,
Было у меня с тобой.
Я их не звала,
Я их не ждала,
Были мне они даны судьбой.
Припев:
Как же эту боль мне преодолеть…
Три дня в Патайе остались в памяти лишь двумя событиями. Муж перестал бриться и отказался принимать пищу. В семь часов утра он выходил к завтраку, съедал яйцо в всмятку и, придерживая рукой ноющую в поджелудочной психосоматику, уходил на побережье читать Ницше. За три дня он осунулся, похудел и уверовал в бессмысленность бытия. Жизненная энергия стремительно покидала его холеричное тело, опадала во влажный песок Паттайи и прорастала банановом деревом надежды на пномпеньском Риверсайде.
В ожидании рейса в Камбоджу он вытянул свое чахлое тело на пластиковых стульях аэропорта, выпятил вверх поросший жидкой щетиной подбородок и замер.
- Не довезла! – Выстрелило в голову запоздалое раскаяние. – Помер башкир! Как есть проистек!
Но в этот момент женщина с плохим английским объявила регистрацию на рейс Бангкок – Пномпень и муж потащил унылые члены в самолет. Глядя на него, мне казалось, что жизнь его осталась блистать в глазах приласканных им в Паттайе азиатских собак.
От Бангкока до Пномпеня лететь около часа. Преображение умирающего началось еще на посадке.
- Ты видела эти облака?! Нет! Ты только посмотри на это небо! – Стремительно вращал головой и выуживал из под сиденья кресла фотоаппарат муж. Белоснежные, напоминающие вязь ангкорских башен облака, величественно плыли по ярко синему декабрьскому небосводу.
Пномпеньские пограничники ослепили доброжелательностью улыбок, непринужденно приняли в открытые ладони по 35 долларов, и звучно шлепнули в наши паспорта штампы бизнес-виз.
Моя системность порадовала заказанным заранее таксистом с табличкой «Алена энд Юра». И разочаровал дизайном забуканного отеля. Но, памятуя пятизвездочные паттайские ошибки, я сдержала в сердце стон, не бухтела и старалась не смотреть на стилизованные под шестидесятые плохо отшлифованные цементные стены.
Мужу дизайн был пох… Уже через час мы сидели в его любимом « Райзинг Сан» на 178-ой и он объедался жареной на гриле тайгер фиш. Глядя на то, как он уминает рыбу, зеленую фасоль и картофель фри, я убедилась, что так искусно, как Юра, изображать панкреатит еще никто не научился.
Вечером я принимала гостей, раздавала долги отсутствия украинским салом и пила горилку. А Юра раз метался между отелем, ночным рынком и супермаркетом,. Носился по Риверсайду и жарким ночным переулкам Пномпеня . Время от времени он врывался в номер с кульками папайи и манго, с пластиковым ланч-боксами рыбы, а то и с косяком местной травки.
- Ну, как! Как ты могла увезти меня в эту Паттайю, - истово шептал мне муж в ритм скрипа отельного ложа. Ты же чувствуешь как пахнет воздух этого Королевства.
Я вдыхала доносящийся с местного базара запах гнили и тлеющих углей жаровен и понимала, что мой веселый уличный пес никогда не станет гламурным терьером.
Утром следующего дня мы нежились под мягким декабрьским солнцем Пномпеня. Плавали в бассейне отеля «Камбодиана». В спорзале, в ресторане, в холле нас все узнавали, приветствовали.
- Мадам! Мистер! Вы вернулись! Ах! Как мы рады. – Они так радовались нашему прибытию, что мне вспомнился деревенский детский сад в провинции Кампогспы. Вспомнилось, как прыгали , махали руками и радовались, завидев нашу машину, местные дети. Как глядя на привезенные нами коробки со сладостями, восторженно визжала и сжимала кулачки крошечная смуглая девчушка.
Радость кхмером заразительна и смею думать, что искренна. У нас наступила эра умиротвения.
- Днем бродили по набережной, 240 –ой и родной 130-ой. Объедались фруктами, бифштексами от Дидье, праун-салатами, том-ямами и ананасами. Вечером любовались закатом на Тонлесапе и ржали над незыблемой, как звездное небо Сиама, аэробикой Риверсайда.
Но, уже через день, не дожидаясь тропикоза, я решила переселиться в другой отель. Почему-то только сейчас меня осенило. К стоимости отеля, в котором мы проживали, я прибавила ежедневные траты на спортзал и бассейн и поняла, что за эти деньги мы можем поселиться в любимой издавна «Камбодиане» и иметь все услуги в одном пакете. Муж не возражал. Но очень возражал хозяин забронированного ранее отеля. Милейший француз в белых льняных штанах, немедленно перестал быть найс и заявил, что мы можем покинуть его отель, только полностью оплатив проживание за шесть забуканных дней. На все мои предложения оплатить проценты букингкома и расстаться по-хорошему Француз отключал понимание английского и говорил, пусть они мне сами позвонят. С наглым колониальным отельером я не справлялась и позвала на помощь мужа.
Юра с готовностью кивнул. Вышел на улицу, дошел до ближайшего тук-тукера, дунул с ним травки и со словами «Сеня, я жду тебя за столиком» ушел к бассейну «Камбодианы».
Юру и так все устраивало. А я принялась строчить жалобы букингкому. И требовать, чтобы они перезвонили в отель. Букинг отвечал, что хозяин сам может решить этот вопрос. Француз морозился и требовал оплату за шесть дней. Взбешенная недостижимостью цели, я настрочила негативный отзыв об отеле, загнала его в гугл-переводчик, перевела на французский и разместила на букингкоме и сайте отеля. Через пять минут рейтинг отеля упал с восьми до двух баллов, хозяин позвонил мне в номер и сказал
- Окей мадам, Вы можете уезжать.
«Не дожидаясь перитонита», я метнулась на рецепшен, сунула портье немыслимую взятку в десять долларов и попросила помочь мне вынести багаж.
Через пять минут увешанная фотоаппаратами и сумками с ноутами барангесса садилась в груженный чемоданами тук тук, обещала бегущему следом французу немедленно снять с буккинга мерзкий пасквиль, дарила улыбки, сенкью, мерси и окун персоналу и отправлялась в «Камбодиану».
В новом отеле меня встретили, как родную. Поселение длилось минут пять. Прохладный большой номер с видом на сад был прекрасен. Еще через минуту я спустилась к бассейну и предстала перед охреневшим, дремлющим у воды мужем в образе всемогущей Лары Крофт. В доказательство собственного всесилия я предъявила ключ от гостиничного номера!