Знаете ли вы, как зовут домашних коров в татарских деревнях? Ни за что не догадаетесь! Очень часто хозяйки-татарки называют своих любимиц Зорькой. Или Майкой. Редко – Зойкой. Вот почти и весь набор. Некоторые оригиналы, вроде моего брата, могут назвать корову Изаурой или Матильдой. Но это, как исключение из правил… Как бы ни называли деревенские этих больших, добрых и щедрых животных, кроме любви и ласки в отношении к ним вы никогда не услышите. И, будьте уверены, они отвечают своим хозяевам тем же.
Любознательные читатели могут спросить, а как же кличут бычков на татарский манер? С ними проще. Там кличут бычков поголовно Мишкой, или просто Быком по татарский. Конечно, могут быть и некоторые исключения, как в случае с теми же коровами.
Моя мать больше сорока лет проработала в школе учительницей русского языка и, ближе к пенсии, они, вместе с отцом, решили завести корову. После этого ответственного шага, посоветовавшись, назвали еще молодую тогда телочку поэтическим именем… Зорька. В дальнейшем, своей плодовитостью и вкусным жирным молоком Зорька только радовала хозяев, и они в ней души не чаяли. В силу возраста и почти родственной привязанности к своей корове, мать с отцом другую потом не завели.
Летними вечерами, во время короткого отпуска в деревне, я часто наблюдал такую картину. За полчаса–час мать начинает посматривать в окно: не идет ли стадо домой раньше обычного. И после этого все разговоры в доме только о корове: поела ли она на пастбище досыта, не покусали ли ее злые слепни, не поранилась ли случайно, пока паслась? Пробурчав что-то необязательное в ответ, отец берет косу и идет косить свежую траву. Мать же начинает готовить пойло для Зорьки. Для этого берется ведро свежей колодезной воды, насыпается туда горстка муки. Туда же добавляются кусочки хлеба, корочки арбуза, огрызки яблок, груш, пряников и печенья – в общем, все то, что не доели внуки и не догрызли сами старики. И вот, одно из любимых угощений Зорьки готово. Она обычно выпивает его, не отрываясь, с видимым наслаждением, смачно причмокивая и блаженно прожевывая попадающиеся вкусности.
Когда Зорька возвращается с пастбища, все остальные домашние питомцы - овцы, гуси, утки, куры - тихо сидят по своим углам, и не высовываются. Если кто-то из них зазевается и случайно окажется на ее пути, корова запросто может поддеть того рогами и отбросить подальше. Безнаказанным может остаться только безымянный домашний кот. Тот непосредственно участвует в последующем процессе дойки – громко мурлыча, поочередно трется то об ноги матери, то - Зорьки. Мать, готовясь доить, ласково обращается с коровой и беззлобно ворчит на назойливого кота. Кот забирается на забор, усаживается на его столб перед самым носом коровы и внимательно следит, как наполняется ведро парным молоком, в ожидании своей порции. Хотя перед этим он мог поесть целую миску наваристого супа или украсть у незадачливых рыбаков весь улов с жирными пескарями и полакомиться от пуза.
Дойное ведро, наполняясь, перестает звенеть, а молочные струи из коровьих сосков начинают вонзаться в пенистую белизну, тихо шурша. В это время появляется отец с охапкой душистой травы и разбрасывает ее перед коровой. Мать тяжело поднимается со скамеечки, держа одной рукой ведро, наполненное до краев молоком, а другой рукой благодарно гладит ненаглядную Зорьку за круглый бок.
На этом дойка завершается. Кот слезает с забора и получает свою законную порцию парного молока. Отец раздает угощения остальной домашней живности. Мать бережно процеживает молоко в другое чистое ведро. Двор, как и вся деревня, постепенно затихает и погружается в сон.
Примерно в пять утра вся процедура повторяется в точности, как вечером, с теми же участниками и действующими лицами, кроме городских гостей, которые еще сладко спят. Зорька, продолжая что-то жевать, стоит у забора и меланхолично косится на кота, который занял свое привычное место на столбе. Мать ловко пристраивается с дойным ведром и со скамеечкой под вновь наполненным за ночь выменем коровы. Отец неподалеку собирает свежую траву. Овцы, гуси, утки и куры терпеливо ждут, когда хозяева обратят внимание и на них, и угостят чем-нибудь вкусным.
Еще через полчаса издалека начинает доноситься блеяние овец, мычание коров и резкие щелчки пастушьего кнута. Это с другой окраины деревни идет стадо, постепенно увеличиваясь. Слышно, как мать с отцом выгоняют своих овец и корову к стаду. После этого все опять затихает, пока мать не начнет сепарировать вечернее и утреннее молоко, чтобы пить утренний чай со свежей сметаной. Сметану она набирает в большую эмалированную кастрюлю, прямо на вчерашнюю сметану, которая уже успела затвердеть так, что ее можно отковырять только ножом или прочной металлической ложкой. Старый сепаратор нудно жужжит, заставляя проснуться самых сонных городских интеллигентов и присоединиться потом к приятному чаепитию за самоваром…
Всего этого нет, как уже лет пять. Почувствовав, что им тяжело справляться с коровой, мать с отцом решили продать ее моему брату, живущему со своей семьей в той же деревне. Цену назначили чисто символическую, с тем, чтобы молодые обеспечивали стариков свежим молоком, а иногда и вкусной сметаной. Сказано – сделано: мать с отцом, таким образом, остались с молоком и со сметаной, не имея корову. Но все же после этого они заметно погрустнели, хотя на их попечении оставались еще овцы, гуси, утки и куры. Особенно переживала мать. Она по-прежнему провожала утром и встречала вечером стадо, хотя овцам достаточно было открыть калитку и дальше они сами находили дорогу. Мать же стояла и ждала, когда мимо пройдет ее Зорька. Та с важным видом утром спешила на пастбище, а вечером торопилась обратно, чтобы быстрее доставить свежее молоко новым хозяевам.
Так продолжалось все лето. Ближе к осени мать заметила, что круглые бока Зорьки округлились еще больше. Значит, Зорька скоро должна была отелиться. Этой радостной новостью мать сначала поделилась с отцом, а потом обстоятельно обсудила ее со снохой. Но все же, когда это событие должно было стать реальностью, моя мать оказалась не готовой исполнить естественное желание своей недавней любимицы.
Со слов матери, произошло это так. В один из погожих осенних вечеров мать по обыкновению встречала стадо. Ее Зорька шла где-то в середине, немного тяжело ступая из-за раздутого живота. Поравнявшись с бывшей хозяйкой, корова вдруг отделилась от стада и решительно направилась к калитке, которая еще недавно была для нее почти родной, как и весь остальной двор с ветхим сараем. Но хозяйка, вместо того, чтобы открыть калитку, быстро загородила своим телом дорогу во двор. Так они и стояли, глядя друг на дружку, и доказывая что-то каждая на своем языке. Причем глаза коровы выражали в тот момент намного больше, чем слова хозяйки,- в них были и недоумение, и боль, и молчаливая мольба произвести на свет свою малышку в родном хлеву. Мать, боясь мнимого гнева сына со снохой, оправдывалась перед ней, как могла, и …не пускала. Постепенно корова поняла, что ее с малышкой здесь больше не ждут и из ее глаз выкатились две крупные настоящие слезинки. Затем она быстро отвернулась и ушла в направлении дома новых хозяев, вконец расстроенная…
- Я потом много раз пыталась ее окликнуть, встречая стадо,- добавила мать, помолчав, - предлагала ей хлебушек сколько раз. Но она теперь и не смотрит в мою сторону, будто не знает совсем меня. Видать, сильно обиделась тогда.
…За последние три года эту историю я слышал от матери четыре или пять раз. Каждый раз, вновь переживая прошлое, у матери у самой увлажнялись глаза. Но я ее ни разу не перебивал и не останавливал, говоря, что слышал уже эту историю. И выслушаю еще не раз, если мать захочет мне ее рассказать.