Прокотов

Рая Бронштейн
         Если кому-то понадобится наглядно проиллюстрировать слово “обида”, — обращайтесь. Подарю фотографию, на которой Тришка знакомится с Мусей. Впрочем, нет. Это, скорее, иллюстрация к целой палитре чувств, написанных на кошачьем лице: обида, разочарование, презрение, укор, и капелька надежды, что белая острозубая тварь, игриво мельтешащая перед глазами — просто галлюцинация.
         Потому что зачем? Зачем приносить в дом срущую в чужие песочницы сволочь? Эту пушистую дрянь, пожирающую как саранча всё, что плохо и хорошо лежит в чужих тарелках. Голубоглазый кошмар, нагло мурчащий в чужом кресле, не обращая внимания на истерику свергнутой королевы.
         Зачем?!
         Тришка смотрит на меня, и в глазах её скорбь и удивление.
         Предательница. Подлая и коварная самка человека. Как ты могла?! — говорит она и отворачивается от меня. Мохнатый зад выражает презрение, а хвост азбукой Морзе выстукивает по полу: как! ты! могла!

         А я ведь просто решила, что ей скучно. Клянусь! Вот, думала я, сидит бедняжка одна в четырех стенах и тоскует. Заняться нечем — рабы ушли на плантации, мышей здесь отродясь не водилось, тараканы залетают редко, особенно зимой. Приходится спать весь день, а жизнь-то проходит… Да. Так думала я, и тут меня осенило — а возьмём-ка ей дружочка. Будут они вдвоём играть, спать в обнимку, в окошко глядеть как все приличные коты с мимимишных картинок.

         Голубоглазый котёнок Муся (не спрашивайте почему. Муся и всё) очень вовремя попал под дождь. Счастливые звёзды сошлись над промокшим насквозь сироткой и кошачья фортуна в образе моего мужа, схватила его за шкирку и потащила в тепло, к еде. И к ничего не подозревающей Тришке.

         Знакомство как-то сразу не заладилось. Муся делал неловкие попытки представиться. Он подбегал к царице всея квартиры в традиционной кошачьей манере — бокоходом, выгнувшись в кокетливую дугу.
         Тришка на это реагировала приветливо: становилась в красивую позу “щас я тебе наваляю”, раздувала меха, превращаясь в кошку-шар, и рычала неприятным собачьим голосом. Муся тут же падал ниц, выставляя розовый пузик и жалобно кричал “спасите-помогите-убивают!”

         Впрочем, котик оказался сообразительный и быстро понял, что ему тут не очень рады. Тогда он включил полный игнор и больше не подходил к недружелюбной гражданке.
         А Тришка стала натуралистом-надзирателем. Теперь она сидит на антресолях и следит за резвящимся на захваченных территориях голубоглазым агрессором, выражая свой протест периодическими побоями меня и мужа.
         В свободное от слежки время она ест, как никогда не ела раньше. То ли хочет набрать массу, чтобы запугать врага размерами, то ли запасается впрок, в страхе, что прожорливая белая крыса уничтожит весь провиант в доме. Что, кстати, недалеко от истины. Желудок у котёнка меньше напёрстка, говорите? Ну-ну.

         Но самым страшным оказалось циничное надругательство над Тришкиным туалетом. Когда Муся запрыгнул в её песочницу и начал там деловито рыться, бедная кошка упала в обморок. Вы видели, как кошки падают в обморок? Нет? А я видела. Или это был ступор, не знаю. Но ещё полчаса после беспрецедентного акта вандализма Тришка не шевелясь и не мигая смотрела на осквернённые пески. Наконец очнулась, осторожно, как на минное поле, залезла в туалет, зажмурилась и нагадила там по-своему.

         Я тут в интернете прочитала, что такое бывает. Не сразу, мол, начинается нежная дружба между питомцами. Через неделю, говорят, их будет водой не разлить. Идёт вторая неделя, и только водой их и можно разлить. То есть остудить.

         Зато Тришке вроде не скучно… А, может, и не было никогда?