Поздний тёплый майский вечер растворялся в ночной тишине. Только звёзды – яркие маяки вселенной, пробивали своими лучами толщу мрака, мягко освещая засыпающий город. Слегка шуршали первые весенние листочки, беспрекословно подчиняясь лёгкому порыву ночного ветерка.
А ветерок-шалун озорничал. Он смело влетел в открытое окно застеклённого балкона и окунулся в рыжие душистые волосы женщины, которая собралась развешивать только что постиранное бельё. Потом смело нырнул под её домашний халатик и, удивляясь стройности женской фигуры, нехотя выбрался через дырочку в пуговице и умчался в глухую тьму по своим ветреным делам.
Перевесившись через окно и закрепляя на верёвке конец накрахмаленной простыни прищепкой, женщина думала: «Почему же нет такой прищепки, которая прищепляла бы и отщепляла бы привычки. Раз – нажал на обратный конец этого прищепительного инструмента – и привычка от тебя оторвалась, исчезла, отвалилась. Например, прищепился человек к алкоголю, а кто-то нажал на другой конец этого прищепительного устройства – привычка испарилась, а человек стал абсолютным трезвенником. Вот было бы здорово!»
Женщина вскинула вверх свои удивительно янтарного цвета глаза и увидела звёзды, которые уже давным-давно не замечала, пожалуй, со дня своего замужества.
- Боже мой, красота-то какая! – подтянув мокрую простынь к подбородку, застыла она на месте. Вспомнились волнующие встречи под луной, вечерние прогулки по улицам родного города с любимым человеком (и теперешним мужем), страстные поцелуи, нежные обнимашки… Воспоминания стали оживать и расправлять свои тонкие, хрупкие и прозрачные, как у стрекозы, крылышки, словно готовясь взлететь и унести женское воображение далеко в счастливое прошлое, но…
Но до конца крылышкам расправиться не удалось – раздался звонок, требовательный и беспокойный. Муж вернулся…
- Верунь, я всё объясню, - начал Костя, переступая порог домашнего очага, который вот уже который год угасал из-за отсутствия такого необходимого для него топлива, как мужское внимание и забота.
Опершись спиной о стену и скрестив руки на груди, Вера приготовилась слушать очередные бредовые объяснения мужа. А он, одной рукой держась за тумбочку и качаясь с ней из стороны в сторону, как будто их дом стоял не на земле, а плыл по волнам Японского моря, пытался снять туфлю с правой ноги. Не замечая неудобств, радостно посматривая снизу-вверх на жену, он с восторгом рассказывал о каких-то новых знакомствах, грандиозных сделках, угрожающих в скором будущем завалить их дом деньгами. Причём, деньги должны были идти отовсюду, достаточно было просто открыть форточку, водопроводный кран или нажать ручку унитаза.
Чем больше штормило Костю, тем яростнее становились его фантазии. При очередной попытке, когда его рука вновь соскользнула с лакированной пятки башмака, а сила земного притяжения как-то очень резко притянула его к полу, он, уже стоя не четвереньках, медленно поднял голову и осоловелыми глазами посмотрел на супругу:
- Жена, срочно освобождай шкаф и книжные полки! Ничего, классики нас простят…
И, видя, что супруга даже с места не сдвинулась, грозно соединив на переносице рыжие брови и такие же рыжие пьяные глаза, стукнул кулаком по полу:
- Жена, займись делом! Быстро! Чтобы к завтрашнему дню наш дом был готов к обогащению!
- О-о-о, мама дорогая, - вздохнув, пропела женщина. Бросив на мужа презрительный взгляд, понимая, что предсвадебные обещания уже давно и надёжно канули в Лету, женщина, грациозно потянувшись перед обалдевшим супругом, всё ещё стоявшим на четвереньках, направилась в ванную, вспомнив, что должна быть неотразимой на завтрашнем профсоюзном собрании. Костя же, удивляясь «благополучному» завершению разговора, слегка протрезвел и, приняв стойку своего далёкого предка, лихорадочно обдумывал происходящее. Хотя его мозги работали не со скоростью молнии в период летней грозы, но он всё же понял, что опасность миновала. Мужчина встрепенулся, как молодой олень, на цыпочках перебежал в спальню, быстро разделся и, юркнув под одеяло, решил дождаться жены, чтобы её вымытость напрасно не пропадала.
Время, как показалось Косте, бессовестно остановилось. Он долго метался по кровати, прислушиваясь к своим желаниям. И вдруг понял!.. Понял, что чувство товарищества и взаимовыручки настойчиво требуют, чтобы он встал и пошёл потереть жене спинку. Новая волна радостной нежности подняла его всего и повела к дверям ванной комнаты. Дверь ванной комнаты была закрыта изнутри.
- Верусь, это я, - голос Кости переливался оттенками игривой ласки, - открой …
За дверью царило молчание. Только вода шуршала, как дождь, мягко и монотонно.
- Зайка моя, пусти своего пусика, - нежно настаивал супруг, понимая, что желание исполнить супружеский долг – потереть спинку – постепенно куда-то исчезает, а на его место приходит чувство странной тревоги.
- Открой! – чётко выдохнул своё требование Костя, и страшная мысль пронеслась в голове супруга, вызывая сильный озноб, как будто его прямо сейчас вытащили из холодильника.
Напрягая уже давно ослабевшие мышцы от чрезмерно насыщенной жизни, он поддел плечом дверь ванной комнаты. Дверь, как китайская стена, даже не шелохнулась. Отойдя на два шага (насколько позволяла ширина коридора) и, собрав кое-какие ещё нерастраченные физические силы, Костя весь сжался, напрягся, как тощий лев перед прыжком, целясь всем своим телом в маленькую вертушку-замок, который на сей момент так осложнял его жизнь. Удар! Ещё удар! Ещё! Го-о-ол! Дверь открыта!
Ошарашенный супруг увидел свою любимую: она сидела в ванне с отрешённым выражением лица. В большой фарфоровой чашке Верунчик разминала деревянным пестиком четыре белые и очень большие, как показалось Косте, таблетки.
- Верунчик, любимая, - бормотал муж, с ужасом глядя на жену, на таблетки, опять на жену.
- Верочка, ты же знаешь, как я тебя люблю, - шептал Костя, несмело протягивая руку к чашке с водой и белым порошком, который таял на глазах.
Верочка, сидя в белой пене, даже головы не повернула. Ей уже было всё равно. Чувствуя, что с внезапным появлением мужа ей, может быть, не удастся совершить задуманное, она переложила посудину в другую руку, подальше от супруга, чем вызвала ещё большее смятение в его душе.
Обстановка накалялась. Костю объял такой ужас, что у него внезапно задёргался правый глаз, как будто его только что укусила злая и очень бешеная собака. Пытаясь унять правой рукой нервный тик, он в мольбе протянул к супруге свободную руку и буквально простонал:
- Подумай о детях… Ведь сиротами останутся… Ну, нельзя же так …огорчаться… по пустякам.
Увидев, как его любимая Верочка взяла подозрительный тюбик и, выдавив из него вонючую пасту, стала растирать аммиачную кашицу, Костя совсем растерялся.
- Боже, какая отрава… Да в конце концов! – муж умоляюще смотрел на жену и, стараясь поймать её взгляд, каялся:
- Ну дурак, сволочь, козёл, но, дорогая, обещаю: завтра начнётся новая жизнь, и ты будешь самой счастливой женщиной на свете!
Костя безотрывно следил за чашей в руке жены – именно в ней сейчас заключалась его дальнейшая счастливая жизнь. Как только рука Веры осторожно приблизила чашу с вонючей жидкостью к своей голове, вконец обезумевший муж, пытаясь выхватить посудину из рук горячо любимой супруги, громко заорал:
- Не дам!...
Но Вера, увернувшись от мужниных рук, ловко опрокинула содержимое чаши на голову, быстро размазала вонючую жидкость, под воздействием которой волосы стали приобретать светло-рыжий оттенок. Костя, вяло опираясь на край ванны, устало смотрел на меняющийся цвет волос жены и думал о том, что ему тоже уже пора меняться и выполнять обещанное, чтобы, не дай бог, подобный ужасный случай в его жизни не повторился.