Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый» ДКБФ 1971-1974».
Глава 423. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Прощание с Ханной. 29-30.04.1974.
Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: Украина. Одесса. Морвокзал. Памятник «Семья моряка». Автор памятника-мемориала: скульптор Александр Токарев. 2002 год.
В предыдущем:
Я не был делегатом 17-го съезда ВЛКСМ, но чувствовал себя на собрании РТС так, как будто выступал на съезде комсомольцев всего Советского Союза…
В понедельник 29 апреля 1974 года весь день прошёл в лихорадочных сборах и подготовке БПК «Свирепый» к выходу из ПСЗ «Янтарь», завершении пуско-наладочных работ и приёмке-сдаче выполненных работ. Нам, закалённым в трудах и работах в цехах и на производствах Калининградского завода «Янтарь» эти хлопоты были только в радость, потому что мы все чувствовали как обновился наш корабль.
Успешное завершение пребывания в заводе сказалось на настроении экипажа БПК «Свирепый». Кто-то заслуженно, как например ДМБовский майский годок Черепов Владимир Тимофеевич, старшина команды электриков ПЛО (период службы 03.05.1971-03.05.1974), гордился славой «главного и вездесущего разведчика-доставалы», который мог достать что угодно, а кто-то незаслуженно получал поощрения за труд «подневольных салаг и молодых» под пайолами…
В последний день пребывания на заводе я ещё раз, теперь уже сам, по своей охоте, познакомился с девушкой, которую мне «сватали» Ханна, которую знает весь завод и ей подруги-товарки. Оказалось, что эта девушка свободна (не замужем), что ей 26 сентября 1974 года исполнится 21 год, что её мама работает на заводе в охране, что она лучшая подруга Ханны и та ей сказала, что «Саша Суворов – это ангел во плоти»…
Ничего себе! После такой аттестации трудно быть самим собой и сдерживать свои естественные желания жажды интимного общения с девушкой…
Трудно было отвлечься от ощущения, что эта девушка либо играла с свою женскую игру, либо участвовала в игре Ханны, но я махнул на всё страхи и сомнения рукой и максимально нежно, ласково и по-доброму (по-ангельски) отнёсся к ней. В самый ответственный момент нашего близкого общения, откуда ни возьмись, появилась запыхавшаяся Ханна, схватила меня за рукав, оттащила от подруги и так «влепилась» мне в объятия, что я задохнулся…
«Разнимать» меня и Ханну пришлось не только подружке, но и моим друзьям-морякам с БПК «Свирепый». Ханна с закрытыми глазами, из которых неудержимым потоком лились слёзы, никак не хотела меня отпускать, что-то шептала и говорила на непонятном мне языке и всё цеплялась и цеплялась за меня.
Её подруга сначала очень обиделась на Ханну, но потом мы с ней вдвоём долго уговаривали Ханну, жалели ей. Просили успокоиться, «взять себя в руки» и т.д. В конце концов, они обе отпустили меня на корабль, а я «от греха подальше» практически скрылся у себя в «ленкаюте».
Те работники и работницы завода, которые наблюдали сцену нашего расставания и прощания с Ханной, были на меня озлоблены так, что становилось просто физически опасно быть на берегу или на открытой палубе корабля.
Вахтенный у трапа, дежурный по низам мичман и дежурный по кораблю офицер приказали мне «сидеть в ленкаюте и не высовываться пока всё не успокоится». При этом группа моих друзей-годков с оттенком зависти смотрела весь это «спектакль», живо комментировала его и опять же «грозили мне карой за то что «я довёл девушку до такого состояния» (грозились устроить мне «тёмную» - автор).
Во вторник 30 апреля 1974 года была пасмурная погода, ночью плюс 8,1°С, утром – 8,7°С, а днём – 14,4°С. Лил мелкий дождик (8,5 мм осадков), но на заводской стенке столпилось немало народу, чтобы проводить в море БПК «Свирепый».
В 15:30 были отданы швартовы, поднят на борт корабля трап-сходни, машины ГЭУ (главной энергетической установки) «по-самолётному» набрали высокий тембр и звук свиста турбин. БПК «Свирепый», медленно вращая своими отполированными лопастями хитроумно сделанных винтов, взбаламутил воду заводской гавани и отошёл от причала.
Когда мы уже отошли на некоторое расстояние, из толпы народа на причале выскочила фигурка Ханны, она вырывалась из рук державших её женщин и все рвалась к краю стенки , на которой кто-то большими буквами в пять слоёв краски написал (на всю длину причальной стенки): «Да здравствует Ханна, которую знает весь завод!».
Хорошо, что шёл дождь, и капли умывали моё лицо. Я опять был виноват, кругом я виноват, что ж такое делается, а?..
Конечно, вся эта драма на пирсе могла быть только театром, игрой, очередным «приключением» Ханны, которую знает весь завод. Ну, что ж, если это так, то пусть запишет себе в актив ещё одну победу над сердцем матроса, в нём действительно остался глубокий шрам, а шрамы, как известно, - украшение мужчин.
Не настолько я ещё мудр и опытен, чтобы спокойно и хладнокровно выбирать главное, а всё случайное или «побочное» оставлять «за бортом».
Тем более что это всё же человек совсем другой, то есть женской ипостаси, и, о Господи! с такими глазами…
Скорее бы в Балтийск и за дела, которые лучше всего у меня получаются. Нагрузка огромная, но надо жить и служить, потому что деваться мне некуда.