Горькая память моя

Нина Лазоревая
Нина  Лазоревая

               
               


                Я листала судьбу свою , как любопытный календарь листает

                И летели года росчерком через душу мою

                Оставляя метки которые с годами не тают.





Большой дом, двор всё залито огнями. Говор, смех, песни, переборы баяна слились воедино. Золотую середину своей жизни отмечала Аннушка. Захмелевшая от выпитого вина, от счастья, все еще красивая
в свои годы, вытирая украдкой непрошеные слезы, сидела она на почетном месте.
_Разрешите мне , как лучшему другу дома , как председателю, сказать несколько слов. От чистого сердца скажу: жизнь твоя, милая Анна, что наш Дон. Широкая, вольная. Помню я, да и кто постарше помнит, как приютил тебя тогда, после смерти матери,Кузьмич. На наших глазах жила, росла и шла по жизни. За твои руки, ум, труд, сердечность народ высоко вознес тебя. Герой Труда, депутат. Звезда на груди это не брошка. За тяжелый, но доблестной труд, такая награда. Лучший бригадир. Лучшая бригада. За честь считал любой мужик попасть к тебе в бригаду. Вот сидят с тобою рядом три твоих сына. Орлы. Твоя жизнь не гаснущим маяком, светила и будет светить на их жизненном пути. Великое спасибо за все. Низкий земной поклон.
- Аннушка, тебе слово. Да не плачь ты .Такая радость.
- Слезы мои что майский дождик. Легкие,светлые. Радостно мне . Ох как радостно услышать вот такие слова. Много я слышала хороших слов, а сегодня они, как бы, итоговые для меня. Спасибо вам великое. Только среди людей, только с ними в труде и радости велик и счастлив человек.
Далеко за полночь разошлись гости. Проводив их, Анна вышла в сад. Подошла к самой старой яблоне. Прижалась щекой к стволу, погладила его ладонью." Пышно цветет.Крепится." Ох! Как не крепись, а годы бегут.Бегут и ничем их не остановить. Снова май. Все цветет, поет. Земля стала старше, а вместе с ней и я . Крутимся вместе вот уже полвека. А душа не хочет стареть. Эх, дали бы путёвку в молодость.! А тишина то какая.Полынью пахнет, чабрецом. Лазоревые цветут. Уйти бы в степь, упасть в цветы, ощутить на губах полынную горечь. А сердце колет и горечь там, внутри, у самого сердца. Годы идут, а она не проходит. Ох, полынь- трава, трава горькая, вкуса бабьих слёз. Сколько уже раз сухие степные ветры смешивали твою горечь со слезами на моих губах?"
Треснула сухая ветка. Анна быстро вытерла слезы.
- Кто это? Да что молчите?
- Это я, Аня.
От дерева отделился человек. Анна вздрогнула и отшатнулась.
- Господи. И что ты как тать в ночи лазаешь?
- Ты не пужайся. Вот пришёл всего на минутку. Хотелось вблизи тебя увидеть.Поздравить. Я, ведь, с вечера здесь.
- Зачем? Что это вдруг?
- Давно не видел тебя. Детей охота увидеть. Издали смотрел. Плохо видно.
- Эх ты, издали! Дожил. Жизнь пропустил меж пальцев что песок. А теперь вот издали на своё как чужой. Исковеркал ты себе жизнь, Николай. Расплескалась она у тебя как у пьяного из ложки суп. Что ты ходишь как вор?
- Не хотят они меня видеть.
- Ну, а как бы ты думал? За что им тебя широким жестом да в передний угол приглашать? Молчишь? Молчи. Тебе только это и осталось.
- Не нужно, Аня. Горько мне. Я сам себя бью больней. Люблю вас.
Анна быстро шагнула к нему. Протянула вперед руку, словно защищаясь.
- Нет! Не нужно. Опоздали твои слова. Лет бы на двадцать раньше сказать. Не терзай ты мою да и свою душу. Иди  Коля. Да и дети вон кличут меня. Не нужно им видеть тебя здесь. Горько им встречаться с тобой.
И Анна поспешно ушла на голоса детей.
- Где ты, мама, пропала? Старший сын обнял и поцеловал её. Думали спишь. Ходим на цыпочках, а она, видишь ли, гуляет. Ноги то поди гудят как колокола?
- Ох, гудят, Сашок. Да не волнуйтесь. Подышала перед сном. А где остальные?
Убирают, мама, моют. Через полчаса рванем на рыбалку, а там и разъезжаться пора.Хотелось подольше побыть с тобой. О многом поговорить. Твоих мудрых советов послушать. Годы идут, а умных мыслей маловато.
- Ну что ты, сынок, напраслину на себя возвел? Не было бы ума, директором завода не поставили.Нет, родной мой, кому много дано с того и спрос большой. Как говориться:" век живи, век учись". Не нужно только спешить стараться. Жить спеши, чтобы через край, а стареть погоди. Это придет само. Не захочешь, убегать будешь, а она догонит. Только душа, если она настоящая, не состариться.
- Спасибо тебе, родная.
- Да, уж, ладно. Подлиза ты ,этакий. Беги.Скажи чтобы не беспокоились.Внучат присмотрю. Поезжайте.
Анна обошла комнаты,. Посидела  у кровати внуков. Те мирно посапывая, смотрели свои цветные сны. Спать не хотелось. Приход  НИКОЛАЯ, КАК БЫ, перечеркнуть всё её праздничное настроение. " И принесла ж его нелёгкая" _подумала она с горечью.- Мается человек. А чего Мается? Сам виноват в своем одиночестве. Звери и те парами живут. А человеку на роду написано семьей жить. В который раз сердце сжало болью. Эх, Николай, Николай..." Прошла через сад. Вышла на берег моря. Какое оно тихое, сонное. Тоже смотрит свои цветные сны.Она присела на траву. Сорвала травинку, прикусила зубами , и сразу же , во рту растеклась горечь. Запахло полынью. Везде полынь. Сколько её в наших степях? Сколько её в душах, вот таких, одиноких женщин? Горькая полынь. Горькие думы. И держи не удержишь, летят они в те далекие года, когда была она просто писклявым, полуживым комочком в чужих руках. Вспомнила рассказ матери перед самой ее кончиной. Ох, как горьки, были ее слова. Анна слушала, а с губ едва слышно слетало одно слово:- "нет! Нет!" Да разве ж могла она подумать что в ее жизнь войдет еще одна, не осознанная ранее не пережитая, не перегоревшая в детском сознании. Словно не про ее судьбу, а про чью то, рассказывала мать.: "Это было в мае 21 года. Голод гнал людей по селам в поисках работы и пищи. Было уже за полночь, когда через дорогу, у богатого соседа вдруг поднялся собачий лай. А собаки у него что твои волки, случись что, живьем съедят. К собачьему лаю помещались мужская ругань, крик. Мы сбежались ко двору. Через плетень было видно как хозяин с двумя сыновьями кого то бьют кольями и ногами. Хозяйка бегала вокруг них, крича и причитая, то одного, то другого хватая за рубаху. Потом кинулась к нам: "Да что вы стоите? Помогите человека отбить. Убьют ведь." И она снова бросилась разнимать. Мы гурьбой кинулись к ним и стали уговорами и угрозами разгонять их. Через несколько минут все утихло. Хозяин выгнал нас со двора: "Очухается, уйдет. Нечего кудахтать возле каждой сволочи. Вздумалось паразиту воровать. Теперь надолго запомнит." Да! Жестокое время, жестокий народ, жестокие сердца. Уйти и не взглянуть, а кто же был под такими зверскими ударами?
Прошел час или больше, я уже стала засыпать после этого кошмара, когда услышала под окном стон. Прислушалась. Стон повторился. Я выскочила во двор. У плетня виднелась фигура человека. Подошла ближе и охнула. Повиснув на плетень, стонала женщина. Я обхватила её и кое как втащила в дом. В хате, при свете, я  увидев , чуть не лишилась сознания. Лицо её было - кровавая маска. Били ее . Женщину били три здоровых мужика. Я бросилась к печи, вынула тёплую воду, и стала обмывать ей лицо. Через некоторое время она пришла в себя.
- Я жить не буду. Все горит во мне. Ты, видно, хорошая женщина. Похоронили меня по людски. Мое имя....
Тут она откинула голову, дико вскрикнула и закаталась по полу. Я заметалась по избе не зная что делать и куда бежать. Решила идти за соседями. Уже открывая дверь, услышала протяжный и жуткий вой. Я снова влетела в избу и , то что я увидела, чуть не лишило меня рассудка. В луже крови лежал у неё в ногах ребёнок. Ни крика, ни признаков жизни. Я схватила его, налила в корыто воды и стала его отхаживать. Не знаю сколько прошло времени, ребенок, словно котенок запищал. Запеленав его и уложив, я, наконец, подбежала к женщине. Ноги мои подкосились. Она была мертва. Ну, а что дальше? Дальше было ещё горше. Чем кормить? Это был первый вопрос. Хотя тело женщины лежало на лавке и нужно было думать о похоронах. Похоронить помогли такие же бедняки как и я .Они щедрее душой. Документов при ней не было. Кто она? Откуда пришла? Связала в узел кое какие нехитрые свои пожитки и с тобою на руках, тронулась в путь. Решила идти на донские хутора. Не близок путь из под Царицына, но там пока еще ,можно было найти работу и прокормиться. Нужно было спасать тебя.Устроилась в работники к богатому казаку. Вот и стали мы жить. Одному Богу известно как приходилось мне. Не дал Бог своих детей. Отнял мужа в войну. И, словно, для успокоения души тебя в дар за долгое одиночество. А теперь сердце кровью обливается. Что же ты будешь делать, милая крошка, без меня? Детей своих у всех как блох. Господи, да за что же это всё? Где же она дорога для моей малышки? Какая горькая доля выпала тебе! Крошечка моя, чтобы не случилось, живи и тянись к солнцу , добру как пшеничный колосок."

Ей исполнилось 6 лет, когда, после смерти матери, повесили хуторяне ей суму. И пошла она пыльными дорогами просить подаяния. Никто не мог взять ее в свой дом. Отовсюду веяло нищетой и людским горем. 
Два года нищенствовала она. Горек был хлеб добытый детскими руками. Приходилось нянчить детей. Полоть огороды и таскать тяжелые ведра с водой. И все это за кусок хлеба. О она помнит те холодные зимние дни, когда со стоном отдирая до крови примерзшие руки к ведру носила воду. Не чувствуя ног, в обмотках, увязая по пояс в снегу, собирала хворост . Детство! Не было его. Ох как рано стала она взрослой. Ей исполнилось в ту весну 6 лет, когда приютил ее у себя на хуторе Ср. Садовском, Кузьмич." По другому руслу теперь потечет река твоей жизни. Приживайся. В добрый путь." Так Анна обрела семью. Здесь, у этих с виду суровых людей, научилась она звонко смеяться и петь раздольные донские песни. Школа, друзья, пионерские костры, комсомольская молодость. В голодный год умер Кузьмич. Анна еле выжила. Выжила с внушенной верой в безоблачное будущее. Года! Отшумели дождями и метелями. Отзвенели капелью и бабьим летом. Осталась лишь не гаснущая память о них. Память... Добрая и злая. Добрая память жизнь продляет, но чем вытравишь, каким каленым железом выжжешь злую память? Как не вывести седины, так и не уничтожить памяти, чтобы она не принесла боль или жгучую обиду. Во время шторма, чистая морская вода смешивается с песком и илом поднятым со дна. Вот так и у нее с приходом Николая,  память подняла в сердце бурю. Смешала воедино боль, горечь, обиду. Ох, как тяжело сердцу. Не хотелось ворошить прошлое. Слишком горек  был тот напиток, который пришлось сполна испить в молодости. Но память! Разве утаишь от неё то, что хранится в сердце, о чём до конца своих дней ты не сможешь никогда забыть.

Встретила она , в ту счастливую юность, и первую свою любовь."Два голубя" говорили о них. Была хмельная юность, комсомольская свадьба и счастливый год супружеской жизни. Год любви, когда два сердца стучат как одно. Мысли и желания едины, дорога прямая, а на небе и в душе всегда солнце. Как же она любила своего Николая. Думала: "Случись что, отдам свое сердце, только бы видеть его живым и здоровым."
Не долго шумят дождевые потоки. Отгремит гроза, уйдут тучи и яркое солнце высушит землю. Недолгой была их любовь. Подобно дождевому потоку отшумела, унеслась в неизвестность. Анна провела по лицу ладонями, словно силилась снять ту боль, что легла тенью на лицо. Боль сердца. Чем измерить её? Каким барометром? Сердце, раненое любимым человеком, саднит больнее.
Когда Анна узнала, что Николай ушел к другой, не только лицо, но и сердце её почернело от горя. Словно пеплом притрусило её густые черные волосы, и такой же пепел лёг на глаза. Ушёл Николай. Ушла с ним и любовь. Да, возможно, он прав что поступил так. Ушёл... Пусть ушёл. Все правильно. Но почему же как зверь лесной? Тайком. Не сказав ни слова. Изменил. Предал. Наказать безвинно и так жестоко. Что же стоят тогда все эти клятвы верности и любви? Вырвать его язык говоривший слова любви. Выколоть глаза смотревшие с любовью в самую душу, все можно, но больнее будет только опять её сердцу. Не будет он жить и ей не будет места на земле.
Да. У неё не будет детей, но ведь виновата не она, а голодное тяжелое детство.
"Нет! Не во всём ты прав , Николай... Не во всём! Я не уйду в неизвестность и не останусь одинокой. Не всегда оставляет след и тот человек, который окружён детьми. Так себя поставит, что и при жизни, не только о нём, но и вообще о семье его не вспомнят ни разу добрым словом. Вот это страшней. А мне бояться нечего."
Думалось одно, но разве успокоишь, словно улей, растревоженную душу.
Анна редко видела Николая. Из её бригады он ушёл на рыб завод. Слышала от людей, что живут хорошо. На руках, мол, носит новую жену. Тяжёлая ходит. Николай от радости чуть ли не пляшет. Словно красно солнышко в пасхальный день, сияет. А вскоре Анне довелось и самой увидеть, вот такого, безмерно счастливого, Николая.
Было это в день её рождения. Поджидая подруг, накрывала она стол в саду. И вдруг услышала голос Николая. Почему-то ей показалось что он пришёл к ней. Вот в эту знаменательную дату  он вернулся к ней навсегда. Дрожащими руками поправляя косы, побледневшая , она подбежала к калитке. Он стоял в окружении мужчин, пожимавшим ему руки. Такое счастье, такая беспредельная радость светилась во всём его облике, что Анна застонала. Увидев её, мужики замолчали и Николай только тогда обратил на неё внимание. На одно лишь мгновение тень легла на лицо и снова он широко улыбнулся.
- Поздравь меня, Аня. У меня два сына. Сейчас вот родились. Бегу в больницу да вот.... он обвел рукой мужчин... Кажется где то солнце, а и его бы отнес в больницу. Теперь с тобой в один день праздновать будем. Давай перечеркнем прошлое.Обиду по боку и в крестные? Что скажешь?
У Анны перехватило дыхание. Да как он смеет?! После всего...
- Эх, Николай,даже сегодня,мой единственно светлый день,ты забрал. Но, говорят, кто в мае родился будут век маяться. По себе знаю.
- Ну зачем, ты так, Аня.?
- А как бы ты хотел? Уйди! Уйди прочь с моих глаз! Чтоб тебе столько же видеть горя, сколько дал его мне.
Анна повернулась и , чуть ли не бегом, ушла в сад. Упала прямо на землю, под деревьями, и заплакала навзрыд. Вся боль, копившаяся в сердце весь год, прорвалась в этом горьком плаче. Сначала было одно в голове" почему именно сегодня родила? Зачем они отняли у неё этот день? Всё, все отняли" ! Господи! -вырвалось у неё со стоном, будь ты проклят.! Не видеть тебе  счастья, построенного на моем несчастье.
И , словно от удара, вздрогнула и поднялась.
Да что же это я? Да как же это я ? Как я смогла такое сказать? Как только повернулся мой язык нанести такую боль Николаю? Очумела. Что же это я в своей злобе утонула и других толкаю в эту пропасть. А чтоб отсох у меня язык. Правду говорят, что баба сперва скажет, а потом думает. Такой день испортила человеку. Уж коль сама пуста так зачем же других мазать грязью? Затуманила чужая радость ум. А своя боль и всё ещё крошечная надежда на возвращение Николая, всё слилось воедино и наделало столько беды. Как же теперь в глаза посмотрю? Нужно при случае, попросить у него прощения. Не выдержала душа. Сорвалась с крючка. Думала, что крепко завязала и в дальний угол убрала, ан нет, обманулась. Зачем же держать зло? Моя жизнь хромает, а я все виноватого ищу. Глубоко вдохнуть, выдохнуть и продолжать жить.
С тех пор прошло почти полгода.Анна только несколько раз видела Николая мельком. И все же судьба вновь столкнулась её с ним. Анна возвращалась с партийного собрания и, подходя к дому, услышала, что её кто то догоняет. Остановилась и стала всматриваться в темноту, а когда узнала Николая, земля колыхнулась под ногами.
- Фу ты, чёрт, какая грязища. Да ещё и темнота. Не балует осень хорошей погодой. Ты не против, Аня, если я к тебе в гости напрошусь?
- Гостям я всегда рада, но только тем, кого сама приглашаю. Настырных не люблю.
- Колючая ты стала Аня.
- А в моем положении без шипов никак нельзя. Что хотел то? Говори здесь. Язык не замерзнет.
- Не нужно, Аня, меня колоть. Мне и так больно. Надломилось во мне что то. Плохо мы стали жить с женой. Я уже и детям не рад. Хоть домой не ходи. Всем попрекает. Всё ей мало. А чего не хватает? Из шкуры лезу, чтоб всё было. Пить стала сильно. -Как ни приду - пьяная. Дети, что щенята, скулят в люльке. Говорит что не этого от меня ждала. А чего? Богатства нет. Что в моих силах я делаю.
- И ты пришел у меня совета просить? Нет у меня для тебя слов, Коля, и не мои проклятья тебе дорогу перешли в жизни. Что тебе, такая как я, может посоветовать? Сама то я что степная ковыль. С виду серебро, а возьми- сухая трава. Мне жизнь вывернул наизнанку, так хоть с ней живи по- людски. С любовью к жене нужно.
- Да откуда мне взять её? Детей я хотел. Как узнал, что не сможешь ты иметь, так и загулял. Вот с ней спутался. Не любовь меня к ней толкнула, а то что, она от меня понесла. Обстоятельства так сложились.
Николай тяжело вздохнул.
И кто только выдумал это слово? Видимо такие же, как я, горемыки. Те, кто не может управлять своими поступками, желаниями, разумом. Вот эти обстоятельства и сделали из дня ночь.
Он порывисто притянул её за плечи к себе.
- Мне с каждым днем все яснее становится как ты дорога. Как я тебя люблю. Почему этого не ценишь, когда рядом? Как все вернуть? Заснуть и проснуться в те, прежние, дни, когда ты была моей. Вернись всё назад, Ох, как бы я тебя держал!.
- Не нужно! К чему все эти слова, Коля? Держал бы раньше. Да я и не убегала. Нет... Это ты сбежал и, по дороге в спешке, выкинул мою любовь. Так к чему все эти излияния? Глупо. Прежнего не вернуть. Действительно тебе нужно проснуться. Ник чему эти розовые сны. Ещё, может, не один рассвет встретишь во сне, если наяву будешь спать.
- Как ты жестока,Аня.
- Это не я жестока. Жизнь. Уж не обессудь, льстить не умею. Я жестока от своей беспомощности. Ты меня назвал пустоцветом, а  у тебя дети. Сыны растут. Вот и иди к ним. Иди к семье, Коля. Там ищи начало и конец сомнениям. А со мной этот разговор, надеюсь, последний. Мне ты в душу наплевал. Но её, мать детей твоих, поставь на ноги. Видишь же что она катится в пропасть, а ты её подталкиваешь. Иди... Иди, Коля.
- Аня, об одном прошу, не спеши рубить с плеча.
- Эх, Коля! Рубить то нечего. Давно срублено наше дерево. Почему ты не хочешь это понять? Живёшь как в шорах.
- Нет для меня другой. Ты одна. Одна на всю жизнь в моём сердце.- он стукнул себя в грудь- Вошла, а выйти не хочешь. А сам я не смогу тебя вырвать. Ты, Аня, как бакен на реке на который я плыву. Не будет его-  утону.
Анна закачалась из стороны в сторону.
- Не рви сердце, Николай, уходи.
И, шатаясь, пошла к хате. Стонала за окном поздняя осень. Лила дождём, бросала снегом,выла в трубах и гнула деревья до земли. Но боль её скоро уймется. Со временем дождь превратится в лёд. Снег обоймет все вокруг и придавит. Затаится боль, затвердеет. И, когда снова придет весна, солнце протянет свои горячие руки,растает она. Прольется ручьями и чистым весенним дождём. Отшумят весенние потоки и потянутся к солнцу трава и деревья, такие бледные, голые. Горе не красит, но жажда жизни все победит. Свет и тепло солнца раскуют ледяные оковы горя. Милая, Анька, будут ли на твои оковы горячие руки? Когда придет твоя весна? Когда растает лёд твоего сердца?
Почти весь февраль Анна была в командировке. По приезду решила устроить посиделки с пирогами. Собраться всей бригадой, обсудить, все, а потом уж на правление можно выносить. Рано утром побежала к соседке за каймаком. Та, как раз,выходила из дома.
- Куда это ты в такую рань, тетка Дуня?
- Ох,Аннушка,уже вернулась? А я вот собралась пораньше пойти проститься. Да господь с ней, но дети, то, дети...
- Да о ком ты?
- Ай не знаешь? Нешто не слыхала? Горе, моя голубушка,- она опять запричитала,- горе то какое. Николай то твой...
- Что с ним?
Анна вцепилась в её руку.
- Ох, оглашенная! Да не с ним. С ней. Удивилась, то бишь подавилась. Будь оно всё неладно. Напилась, голубушка, до самых глаз. На спине лежала и столь пьяна была,что не могла пошевелиться. Вот и подавилась. А дети грязные, что щенята безхозные. Скулят, забились в угол. Ох, Господи, воля твоя,они то в чём виноваты? Вот тебе и мать. А он то, горемышный, с лица счернел. Судьбу не выбирают и горе не зовут.
Анна стояла словно парализованная. Потом круто повернулась и бегом кинулась со двора. Билась одна мысль: " к нему. Сейчас. Немедленно! Я... Я одна виновата. Не смогла убедить. Не помогла."
Вбежала в дом, заметалась по комнатам, не понимая что ищет. Выбежала на крыльцо. Лихорадочно захлопнула дверь. Никак не могла попасть ключом в замок. Пальцы одеревенели, руки тряслись. Прислонилась головой к двери и, вдруг, пронзила мысль:" а нужна ли я там? Ну кто меня там ждет? Приходил ко мне со своей бедой, а я ничем не могла ему помочь. А теперь что? С чем приду? На его беду поглядеть? Укором стоять у него перед глазами. Вот, мол, на кого променял. Нет! Я там ни к радости ни к горю. Ему и без меня свет не мил. Да и чем я там смогу помочь? При жизни её ненавидела, а что изменила смерть? Болит сердце о нем, детях... Но я им чужая. Для меня в его сердце дверь захлопнулась. Его боль о детях. Сама помогла Её захлопнуть. Вот и сядь ка лучше, подумай. А и думай не думай, но и на твоём сердце, Аня, задвижка крепкая. Его горе всколыхнуло душу. Жалость волной прошла по всему телу, но сердце для Николая ты открыть не сможешь. Нет уже в нём былой любви. А на жалости вряд ли что построишь. Уж очень хрупкий этот материал, ненадежный."
Так и не смогла Анна увидеть Николая. Бабка Дуня говорила что и слезинки у него не выкатилось. Словно окаменел. Только детей от себя не отпускал. Анне и на работе не довелось его увидеть . Словно избегал он её.
На первое мая у Анны были гости. Засиделись допоздна. После Анна ещё долго не ложилась. Только собралась разобрать постель, как услышала стук в дверь.
- Кто бы это мог быть в столь позднее время?
Накинув халат, Анна открыла дверь и отшатнулась. На крыльце стоял Николай.
- Вот пришёл к тебе, Аня.
Анна прижала руку к груди,покачала головой. Николай шагнул к ней, взял за плечи.
- Не прогоняй, прошу тебя.Вот с сыновьями пришёл.
Анна вышла на крыльцо и увидела две детские фигурки на скамейке. Сердце сжала боль и обида. Только с горем к ней, а со счастьем сам справлялся, но взглянув ещё раз на неподвижно сидящих детей, переборола обиду. Решила:" пусть зайдет.ради детей.только ради них."
- Заходи, Николай. Господи! Зачем в этакую ночь детей таскаешь? Неужто дня не хватило? Измаялись они. Жалкие мои...
- Да я тут давно. А у тебя гости. Боялся. Тяжесть в груди. Виноват перед тобой. А вот горе пришло и не к кому, кроме тебя,с ним пойти.
Анна подняла детей. Одного дала Николаю другого понесла сама. В спальне, чтобы унять дрожь в теле и голосе, долго возилась с детьми. Раздела и уложила, уже почти заснувших,на кровать. Потом решительно подошла и села напротив Николая.
- Я слушаю тебя. Говори что тебя привело ко мне?
- За тобой.
Анна вздрогнула.
- Как за мной?
- Вот так, Аня. Тяжело мне. Очень тяжело. С тех пор, как умерла жена, я словно под откос лечу. Давай забудем обиды. Попробуем вернуть хоть что нибудь из нашей любви. Любили же мы друг друга.
- Ты спрашиваешь?
- Нет! Я это говорю твердо. Разве ж  забылось всё? Прстим обиды,Аня, друг другу. Не сможешь простить, пересиль свою боль. Ради детей прошу. Им нужна мать, а кроме тебя я никого не вижу. Да и не желаю видеть. У тебя большое сердце. Ты волевая женщина. Сама испытала сиротство и не допустить чтобы эти крошки страдали. Ведь так, Анюта?
Он дотронулся до её руки. Она быстро отдернула её.
- Не нужно, Николай. Только не это. Я попробую... Постараюсь.
Анна заплакала.
- Нет видно у меня бабьей гордости. Мягкая  я или прошлое не вытравлено полностью из сердца. Детям нужна мать. Эти крохи не виноваты в нашей проклятой судьбе. Оставайся. Будем жить здесь. Не пойду я из своей хаты. Но жена я тебе только на людях. В постели ты не  со мной. Я не смогу вот так, сразу. Любила я тебя раньше сильно, а потом также ненавидела. Сейчас нужно время чтобы привыкнуть к тебе такому, какой ты сейчас.
Хорошо, Аня. Ты не волнуйся. Все будет так как ты хочешь.
Вот так снова перевернула  ее жизнь. Ураганом пронеслась над её головой, чтобы вновь затаиться. Настала спокойная, семейная жизнь. Спокойная для людей, но не для её сердца. Ох эти ночи! Тревожные, гулкие, горькие. Любой шорох-  острая боль в сердце. Ночи радости и желания влюблённых. Боль и тоска одиноких женщин. Обняв чужих детей, как своих, задыхаясь от слёз, лежала Анна в горнице, а рядом,в комнате слышала как вздыхал Николай. Чиркая спичками, выходил на крыльцо курить. Тяжко. Больно... А в окно вместе с ночной свежестью веет степной горечью полыни. И на губах Анны горечь. Горечь слёз или  полыни? Все смешалось. Смешалось на губах, смешалось в сердце, жизни. Ох, эти полынные горькие ночи.
"Пришла беда- открывай ворота" ! Кому, кому, а уж Анне эта поговорка сопутствует всю жизнь. Было воскресенье. День жаркий ожидался. Анна с Николаем встали пораньше. Решили по холодку съездить на бахчу.  Детей оставили у бабы Дуни. Приехали под вечер. Пока Николай кормил скот, Анна пошла за детьми. На улице тишина. Людей не видно. Обычно вечерами у дворов посиделки. Смех, шутки, детские голоса не смолкают допоздна.
Господи! День какой-то черный. На сердце с утра камень.
Анна тяжело вздохнула. Зашла в хату к соседке и все внутри похолодало. Тетка Дуня лежала ничком на кровати и причитала. Детей не было видно. На стук двери не подняла даже голову. Анна,словно на ватных ногах, осторожно подошла к ней.
- Тётка Дуня не надрывай сердца. Что опять приготовила на мою душу?
Та подняла опухшее от слёз лицо.
- Дети?
Еле выдохнула Анна.
- Ой, нет, моя золотая! Беда! Прямь беда горькая! Война ... Война Аня..!
- Да ты с ума сошла, старая!? С кем война ? Ну?
С Германией. Днём объявили. Черные дни настали. Ой, только ли дни? Вещает мне сердце , что великое горе идет.
- Да хватит вам причитать как по покойнику.! А мы что лыком щиты? Он сколько у нас солдат да всякого оружия. Уж русский человек не даст поганить свою землю.
- Дай то Бог!
- А дети где?
- Мама.
С печи свесились две русые головки.
- Нам страшно, мама.
- Ах вы мои арбузики. Что же вы молчали сидите? Ну, идите к мамке.
- Будь он неладен, германец.
- Германец, где ещё, а вы воете. Чуть детей заиками не сделали. Беда с вами.
Анна говорила,а у самой всё тело дрожало как в ознобе. Знала, если круто заварилось, Николая сразу заберут. Одно не верилось,что война надолго. Ну пусть 3 месяца или пять в крайнем случае. Так и с Николаем решили. Приговорили почти всю ночь. Эта ночь сделала их роднее и ближе. Радость и горе не переживают в одиночку.
А рано утром Николай ушёл за повесткой. На другой день уже отправка на фронт. Анна закачалась, застонала словно дерево в бурю. Делала все на ощупь. Глаза от постоянно наплывавших слёз, ничего не видели. Всё валилось из рук. Посуда билась.
"Посуда бьётся к счастью"- говорят. У неё же только к несчастью.
Когда руки от горя деревенели и в глазах стоял туман.
"Все то у меня шиворот на выворот. Всё никак у людей. Не успеешь склеить , смотришь, опять в дребезги. Да так, что и не собрать вовсе.
- Анюта!
Николай подошёл и прижал её голову к своей груди.
- Прости меня за всё. Прости... Только налаживаться стало и опять разлука. Кто его знает на сколько? Береги детей. Никого у них нет кроме тебя. Вечный я должник твой, Аннушка.
Он гладил её по голове а, скупые мужские, слезы бороздили щеки, собирались в ямке на подбородке и капали на голову Анны.
Всё переживаем... Всё!.Они ещё понюхают русского кулака!.
Анна стояла глотая, горькие безудержные, слезы. Одна неотступная мысль билась в голове:"за что? За что я провинилась перед Богом? За что мне эти кары? Когда же река моей жизни войдет в русло?"
Утром, провожая Николая, стояла Анна на площади с детьми и ни одна слезинка не выпала из её, лихорадочно, горящих глаз. Закаменело сердце. Черной гарью легло горе на лицо и душу.
Анна крепко обняла и поцеловала Николая.
- Береги себя- прошептала, сведенными душевной болью, губами._  Мы с детьми будем ждать тебя. Возвращайся, Коля!
- Аннушка!- окликнула её бабка Дуня- Поплакала бы хоть. Бабы вон голосят. Потом судачить начнут.
- А и пусть себе судачат. По разному каждый горе переживает. Ежели не воет то и переживаний нет? Кто горлом, а кто сердцем. А это ещё тяжелее.
- И то верно.Не им тебя судить. Двое чужих деток на руках. И работенка мужичья.
И потянулись тяжелые, голодные, мучительные своей неизвестностью дни войны. Все стойко переносила Анна. Голодные зимы, приход немцев, тяжелую работу,но одно не давало покоя, терзало душу - это молчание Николая. Всего два письма за три года. Что с ним? Как узнать? Пишет, пишет, а ответа нет. С утра до утра один вопрос-  почему? Если бы что случилось, известили. Тогда что? И бабка Дуня пилит и пилит.
- Смотри, Анька, вон на соседнем хуторе один так же не писал, а потом Нате вам, радуйтесь. Приехал с новой женой.
- Да что ты мелешь? На старости умом ослабела? Он что же там на курорте, чтобы шашни заводить? Там ежеминутно в глаза смерти глядят!
- Вот и случается с некоторыми, особо с теми, которые слишком долго в эти глаза глядят.
Она обидчиво поджала губы и пошла.
- Прямо кликуша ты тетка...
Анна не договорила. Перехватило дыхание.-" и думать не смей."- приказала себе.
Война,горе кругом, что с ума сходить от глупых слов! Дети его со мной. Любит он меня. Но сердце не принимало этих, казалось бы, веских доводов, и по прежнему больно саднило.
И  шли дни ожидания, дни борьбы за жизнь. Продвигались к тому одному,единственному дню, который подниматься над всеми, над всей землёй со слезами радости, боли, в жарких объятиях и глухих рыданиях. С песнями, плясками,любовным шепотом и сдавливаемом стоне о не вернувшемся любимом. Это все впереди, а пока работа, ожидание и боль в сердце за детей и за Николая.
Шёл октябрь 44 года. Неделю лил холодный дождь. Земля до того раскисла, что ноги еле вытаскивали из грязи. Анна подоила козу . Уже входя в дом, услышала песню. Голос был звонкий, детский, но слышалось, что пели сквозь слёзы, и сдерживаемые рыдания. Она быстро вышла за калитку и недалеко увидела мальчонку. Он шёл и пел протягивая рученку. Было позднее время. Редко кто находился во дворе и на улице. Господи! Я не могу выразить то, что почувствовала тогда. На вид ему было лет шесть. Порванный пиджак , с чужого плеча, подпоясанный веревкой. Штанишки, принадлежавшие до этого, неведому кому. По колено в грязи. Он протягивал ладошку и пел. Его худенькая рученка дрожала. В другой он держал узелок. Личико синенькое, в царапинах и ссадинах. Видно не всегда спокойно мог съесть добытый кусок. Но особенно поразили его глаза. Большие и словно голубое майское небо. И смотрели они не со злобой, не безразлично или жадно, как у обездоленных и голодных, а доверчиво и ласково. Песня плакала и стонала. Стонало его сердце. Плакала душа, а глаза смотрели ласково и, словно, извиняюще. "Мол ничего, не переживайте, не беспокойтесь." Губы посиневшие от холода еле шевелились, но песня лилась из его детского сердечка переполнив душу через край. Выстраданная и не раз выплаканная наедине. Слова доходили до сердца и разрывали его на части.
Вышли соседи кто с чем. Совали ему в узелок хлеб, картошку и, утирая слезы, шли домой к своим, таким же, полуголодным , детям. А я стояла, словно припаянная, и не могла сдвинуть ноги с места. Грудь давила боль. Горло душили спазмы. Он подошёл ко мне и сказал:" если, тётя, нечего дать то и не нужно. Я ведь понимаю. Не маленький. Спокойной ночи." Он поклонился и пошёл. Я рывком оттолкнула калитку и крикнула, каким-то диким, не своим голосом: "стой! стой!"
Он вздрогнул и весь сжался как под палкой. Я подбежала к нему, взяла на руки, и понесла в хату. До чего же он был худ и легок. Чувствовала как его тельце дрожало от холода и испуга. Я принесла его в хату и сорвала с него лохмотья. Потом налила в корыто чуть ли не горячей воды и начала мыть с такой поспешностью, словно хотела как можно быстрее, смыть с него весь тот холод и голод пришедший на его долю.
Одела на него рубашку Николая, налила парного молока, а его так разморило от тепла, что он еле допил молоко. Я подняла его и положила на печь рядом с собой. Всю ночь он прижимался ко мне и , даже во сне, по его лицу текли слезы. Как в бреду все шептал: "мама... мама."  Вот так я и нашла еще одного сына. И не могу сейчас даже подумать, что не я его родила. Мой он, мой весь от волосиков до пяток.
Сколько было пересудов. Сколько молчаливых укоров." Мол с ума сошла баба. Набрала чужих ребят и рвется на части, а что потом? Чужое оно и есть чужое. Ни тебе спасибо ни поклона.ох- хо- хо.Горемыка. Слишком уж сердобольная. Он их сколько бездомных. Всех не пригреешь. В сердце всех не вместить. Лопнет." Анна не пререкалась с ними. Пусть,их, говорят, что хотят. У неё сердца хватит на тех, кто вошёл в него, и на тех, кто просто нуждается в ласковом слове, взгляде. Не могла она иначе. Своё жестокое детство не даёт сердцу быть глухим к чужому горю. Особенно к детям лишившихся детства. И Николай должен ее понять и не осудить. Где двое , там и третий.  И неправда что они забудут добро. Такие дети не забывают. Им память сердца не даёт забыть.
В заботах, работе, ожидании писем, а их все нет и нет, прошла ещё одна военная зима. Шёл апрель. Анна устроила банный день. Прибежала с работы и сразу за ведра. У колодца встретила тетку Дуню.
- Все крутишься, бедолага? Пожалей ты себя. Кто тебя пожалеет если не сама себя? Отдай его в детдом. Глазами то не сверкай. Тебе добра хочу. Ему там плохо не будет. Обут и сыт будет, а тебе судьбу свою устраивать нужно.
Да был он там. Порассказал о счастливом проживании.Разбомбили машины при эвакуации, вот и христосничал по хуторам. Теперь мой ! И не об чём боле гуторить.
Вот наказание, а не баба!
А на другой день, придя с работы,Анна увидела зареванных детей. Сердце сжало тревогой.
- Что... Что случилось? Письмо!? Сашенька! Что молчишь, сынок?
Он бросился к ней, упал на колени, обнял за ноги и заговорил быстро, всхлипывая и давясь слезами.
- Мамочка! Милая! Я тебя долго, очень долго искал. Ты меня не поедешь в детдом? Скажи! Не поедешь? Я тебя буду очень, очень любить. Чтобы ты меньше работала, я буду совсем мало есть. Один раз всего. Я тебя всегда любил. И до войны сильно любил, но был ещё маленький и не мог тебя найти.
И малыши смотрели на неё испуганными, опухшими от слёз глазами.
Анна, потрясенная, молчала. Дети, рассудив ее молчание по своему, вдруг съежились и затихли. Только глаза, полные слёз и не детского горя, смотрели с любовью. Анна дрожащими руками притянула их худенькие тельца.
- Ну кто?.. кто вам сказал такое? С чего вы взяли что я отдам вас в детдом? Вы ведь мои кровиночки. Я никому и никогда не отдам своих кровиночек. Никому. Вы ведь мои, мои...
Она целовала их заплаканные личики, маленькие шершавые ладошки.
Да, иногда душевная простота, ранит больнее злобного слова. Не даром говорят:" простота хуже воровства" Такая простота ворует все самое лучшее, чистое, что есть в сердце человека. Веру, любовь и доверие к близким людям.
Пришло время цветения садов. Время- сказка. Время новой жизни. Станица жила победой. Жила ожиданием своих, оставшихся в живых, победителей. Ждали все. Даже те, кто получил похоронку, или пропал без вести, а вдруг...? Ждала Анна своего Николая. Она не получала последние годы писем, но сердцем чувствовала что он жив.Белила хату,деревья, убиралась во дворе, а мысли были далеко от дома." Что? Где? Жив ли?" И сердце мучительно ныло.
Лето она почти не заметила. Страна восстанавливалась после войны и в города возвращались заводы, предприятия, а вместе с ними и люди. Требовалось все больше и больше продуктов. На селе не знали выходных. Работали на износ. Анна детей почти не видела. Все дни проводили с теткой Дуней. Хоть и обижалась Анна за её длинный язык, но ближе ,чем она не было человека. Началась уборка зерна и Анна пришла домой,как то, за полночь. Разбудила тётку Дуню.
- Тётя, иди домой. Извини что поздно.
- Ай, не понимаю. Хлебушек ждать не будет. Аннушка, счернела ты вся. Душа да кости. Нельзя так. Тебе судьбу свою нужно устраивать. Девок вон сколько теперь без пары, а тебе с выводком чужим на что надеяться? Может всё Николая ждешь?
- А я его и не переставала ждать.
- Жди, жди. Заявится. Да только не к тебе. Чует мое сердце. Я этого проходимца узнала.
- Не смей! Он может голову сложил, а ты.... Ну как можно... И дети его здесь. Аль что знаешь?
- Небось знала, то уж сказала бы. И дай то бог, чтобы с честью голову сложил,а не на грудь другой бабе. Помяни моё слово. И дети гирями на ногах.
- Замолчите! Опять до ссоры. Это мои дети. Я не позволю плохо говорить о Николае!
- Ну, коль так, живи как знаешь. Поздно будет выть, когда придет за детьми. Прав то нет держать их при себе. А горб то всю войну гнула. Поболе горя хватила, чем другие. Под страхом всё со своей партийностью,да чужими голодными ртами. Подруги твои головы в верх держат,а ты словно битая, к земле гнешь. Пусть я и дура языкастая,как ты там себе хошь назови, а ведь уходил к другой при большой то любви к тебе. Легковерная. Пестуй своего Николая. Жизнь то у тебя длинная.
- Николая не касайся!
- Ладно уж. Пойду я. Горемыка. Живи как знаешь. Я тебе не указ.

Вот уже и сентябрь. Полетели, закружилась листья по саду. И думы, как листья, мечутся, сталкиваются и не находят выхода. Где он? Что с ним? Все уже вернулись, а от него ни весточки.
Пошла к тетке Дуне попросить чтобы присмотрела за детьми, когда придут из школы. Та сидела у погреба и перебирала картошку. Подошедшую Анну не заметила.
- Ты о чём задумалась, тётя?
- Ох, ты мне. Гликось. Здорово живешь, Аня.Да эти думы, что сорная трава, не искоренишь.
- Детей присмотри. Покорми. Я там все приготовила.
- Ага. Ладно. Я вот хочу погуторить с тобой. Иди сюды. Сядь.
- О чём опять?
- Да вот на хуторе бают, будто видели Николая в Морозовской.
- Да будя брехать то. Сколько можно. Зачем сердце рвешь?
- Так за что купила, за то и продаю. А я тебя упреждала. Колысь в колокол ахнут, поздно будет. Не протився. Погутарь с хуторянами. Я скажу с кем.
- Вот наказание. Пошла я.
- Ну иди, коль так.
Анна , в сердцах, хлопнула калиткой.
"Да будь оно все неладно!. И что это все в мою жизнь лезут? Если так, как говорят, то что ему делать в Морозовской? Здесь его дети." За думами не заметила вышедшего из-за дерева, человека.
Аня!
Анна побледнела и растерянно остановилась. От неожиданности она не могла произнести ни слова, и только, как рыба на суше, шевелила губами. Не  в силах поверить. Перед ней стоял Николай. Она со стоном припала к его груди.
- Коля! Родной!! Да что же я тут. Пошли Родной в хату. Скоро дети придут. Выросли. Не узнаешь. Коленька, да как же это? Что же так поздно? Заждались мы тебя. Пошли, любимый, пошли. Коля, ты что?
- Давай здеся погуторим.
- Но как же...?
- Аннушка! Общем такое дело. Я живу с другой. Хотел раньше прийти, но все откладывал. Она меня, на фронте, от пули прикрыла. Саму ранили. Легкое пристрелили. Болеет. Не могу ее бросить. Я ей жизнью обязан У меня к тебе просьба. Дети пусть с тобой будут. В детский дом, как то не с руки, отдавать. Я все бумаги оформлю. Не могу на неё такой груз вешать. Болеет она. Дети к тебе привыкли. Меня не помнят. Да и я поотвык. Вот такие дела.
Анне стало тяжело дышать. Острая боль волной прошла по телу. Давящая тяжесть в груди заставила её прижаться к дереву. Ей показалось что она летит в пропасть. Не понимала что происходит.
Коля, а что с нами будет? Что я скажу детям? Вернись, Коля! Вернись как фронтовик в семью.
Нет, Аня! Я не могу. Я обещал ей. Прости. Ты должна меня понять.
- А меня кто поймёт? Ты и мне обещал.
- Ты, Аня, прожила в своём доме, а она каждую минуту рисковала. Прощай. Не поминай лихом.
Он говорил, а у Анны в душе всё кипело. Недоумение, боль, гнев. Хотелось крикнуть:"" заткнись.! уйди! Сгинь поганец!" Но горечь сдавила горло. Руки сжались в кулаки от гнева. Не помнила как пришла домой. Добралась до кровати и повалилась ничком, уткнув лицо в подушку, заглушая растущий внутри крик. Её душило и, словно, затягивало на глубокое дно в тяжёлый плен воды. От жгучей боли, сжимавшей сердце, потемнело в глазах. Хотелось завыть волком от этой боли, но разве могла она кричать? Кому она могла сказать о своём несчастье? Пять лет изо дня в день, каждую минуту, она жила одной мечтой и надеждой на встречу. И вот встретились. Появилось невыносимое ощущение одиночества, которое как когтями стискивало сердце. Не хотелось жить. Загудело в голове, затошнило и стал исчезать куда то воздух. Анна перевернулась на бок и повалилась на пол. Когда она пришла в себя, то увидела стоящих, с испуганным глазами, детей и охающую над ней тетку.
- Голубушка, родная моя. Разве ж можно так себя не жалеть? Говорила тебе чтоб больше отдыхала. Не слухала старуху, и вот что случилось. Довела ты себя. Ухайдокала чуть не до смерти! А об детях подумала? Что подеилось?
- Тетя Дуся, уведи к себе детей. Пусть сегодня у тебя заночуют.
Она погладила их по голове. Идите мои птенчики. А я немного полежу, отдохну и все будет хорошо. Она должна пока все скрыть от детей. Их нужно оградить от этой грязи. Пропал без вести вот и всё. И тетке наказать, до поры молчок!.

И жизнь пошла дальше, ни шатко ни валко. Дни шли складываясь в месяцы и годы. Дети узнали от доброжелателей об отце, но приняли всё как то спокойно. Когда уходил на фронт, они были несмышленыши. Старший совсем не имел к нему отношения. Знали его только по свадебной фотографии. С той поры в хутор он не приезжал. Анна старалась вычеркнуть его из своей памяти и жизни. Изредка горькие воспоминания всколыхивали её душу. Ни жалости ни утешения она не принимала. Работа, дом, дети и это всё что она могла себе позволить. Больно, горько, тяжело. Да! Она бала сильной духом женщиной для соседей. Но про себя то она знала другое. Душа выжжена как степь под палящим солнцем. Сухая полынь, ковыль да пыль и среди этого всего- комок раненого, ноющего сердца. Не стало тетки Дуни. Помощницы и почти что матери для одинокой Анны. Не с кем доверительно поговорить, пожаловаться,поиграть песен да и просто поплакать в подол. Только она знала, что в душе у Анны. Какая заноза там сидит.
"В тебе, Аннушка, тихая сила, невидимая. А люди думают что ты гордая. Как говориться: "тихая вода греблю рвёт"

Годы не шли, они летели в след за календарными листками. Работа и дом отнимали все время. А тут еще и переселение. Хорошо хоть дети большие. Переехала в станицу Нижне-Чирскую. Построила дом на берегу моря. Небольшой, но с низами. И опять закрутилось, понеслось в водовороте времени.
Опять в её жизни появился Николай. Снова стоял с понурой головой. Опять его нужно простить и понять. У него разладилось в семье. Детей нет,а как оказалось, он их сильно желает. Его детей она признавать не хочет. И его выгоняет. Говорит что не оправдал ожиданий. А каких? Что она от него ожидала?
- Ты понимаешь, Аня, я подхожу к детям, а они со мной говорить не хотят. Они меня мол не знают. Дядей зовут. А мне хочется их любви. Слышать слово "папа" . Аня, ты что, им про меня не говорила? Как ты могла? Я так тебе доверял. Детей своих доверил.
Анна слушала широко открыв глаза  и с ужасом понимала, что её нервы сдадут. Терпение было на исходе. Ещё немного и она не выдержит. Она находилась в состоянии, когда в голове что то перемыкает. Когда страдания переходят в безумие и толкают человека на самые непредсказуемые поступки. Зрительная память фиксировался всё, но сознание почти не работало. Накатывало какое-то злобное, мстительное чувство. За все мои муки, за бессонные ночи, за стыд, ложь, за горе и унижение. За безвинно пострадавших детей. За безотцовщину. Она задохнулась от ярости, бешенства. От неудержимого порыва ударить его сейчас в самое сердце. Это было страшное звериное чувство. Она никогда не подозревала его в себе.
- Слышишь! Крикнула Анна, но получился какой то звериный рык.
Кому говорю! Пошёл вон, поганец!. Чтоб ноги твоей здесь не было. Продал  меня, детей. Исковеркал жизнь всем. Всей твоей поганой жизни не хватит загладить вину перед детьми. Замаливать до конца жизни. Уйди с глаз моих. А с детьми сам.... Винись, на коленях ползай.. Это как тебе выгодней. Дети твои и им решать.Я им кто? Да будь ты проклят. Она размахнулась и со всей силы ударила его по лицу.
Он отшатнулся от неё, ухватился рукой за щеку.
-За все! Про все!
Анна бежала сама не ведая куда. Гнев гнал её все дальше и дальше от дома. Билось одно в голове: прочь, прочь... Упала в траву. Сразу же полыхнуло полынью и горечь растеклась во рту, а в душе жгучая боль. Казалось сердце разодрано в клочья. Сколько так она лежала, не помнит. Почувствовала прикосновение рук, которые гладили её по голове. Тупым не понимающим взглядом посмотрела вокруг, обхватила голову руками и заплакала громко, навзрыд. Рядом стояли её и не её дети. Гладили по голове, утешали. Сели рядом, обняли со всех сторон. Словно  в кокон спрятали. Как родниковой водой омыло душу. Стало легко , тепло и светло на душе. Залитое слезами и болями материнское сердце снова ожило и потянулись к жизни. Обратного пути нет у жизни. Что прожито, то прожито. Закончился путь этого дня. И как сказано:" Завтрашний день сам о себе подумает" . Мне нужно думать о детях. Вот они крохи мои. В их сердечках частица моего тепла. Очищалась душа от боли и сердце входило в свой ритм. Поплакала над своей судьбой и хватит!. Нужно жить дальше, и жить в полный рост.
И она жила, давая силу детям и беря силу от них. Как солнце земле, а земля солнцу. Больше она Николая не видела. Жил он в другой станице. Дети говорили, что иногда он подходил к ним, спрашивал о жизни. Больше ничего. Никакой помощи. Так что же он теперь от них хочет? Старость пришла. Плохо одному. Столько лет мается человек.  Состряпал себе никудышнюю жизнь. За это ли воевал?
Но не может она приказать детям любить или ненавидеть его. Это их выбор. Он их предал,а предательство Родной души - это шок на всю жизнь!