Та девушка вошла в вагон метро на «Новослободской». Встала у двери, которая не открывается, достала из рюкзачка толстый журнал без картинок. Мне она сразу понравилась – милая, хрупкая, почти совсем не накрашена. И одета неброско: чёрная юбка, чёрная кожаная куртка на молнии. В моих наушниках пульсировала «Michellе ma belle...», и я подумал, что эта девушка наверняка любит битлов – была в ней некая старомодность. Не могу объяснить, только с одного взгляда ясно: не из дискотечных тусовок девчонка. Зато очень зримо представил, как идёт она босиком по горной тропинке, точно по горной – с кувшином к роднику. Отличало её нечто патриархальное, восточное: чёрный завиток волос на виске, тонкий нос с едва заметной горбинкой.
Перед остановкой «Парк культуры» она перебросила рюкзачок со сгиба руки на плечо, скатала трубочкой журнал (как заметил – «Иностранная литература») и вышла. А перед тем, как отворились двери, мимолётно посмотрела на часы. Я ещё подумал: наверняка её кто-то ждёт – такую девушку непременно должны ждать...
Она вышла, а мне по кольцу дальше. И отчего-то всю дорогу думал о ней. И на другой день, когда я подъехал к «Новослободской», вдруг сошёл с поезда. Было то же самое время – начало шестого, то же самое место – второй вагон от конца. Минут через десять заметил её – в подошедший поезд вошли через соседние двери. Она опять читала, но теперь часто смотрела на часы. И на своей станции покинула вагон в явной спешке, почти бежала по переходу на радиальную. Проследовал за ней до «Спортивной», поднялся в город, на выходе из метро увидел, как девушка подошла к высокому парню, тот забрал её рюкзачок, взял под руку, и они быстро смешались с толпой.
Про любовь с первого взгляда я только читал (что-то типа про молнию) но к себе примерить эту ситуацию не получалось – ничего такого меня не пронзило, крылышки на спине тоже не зачесались. К тому же у меня была подруга, мы уже год считались женихом и невестой, пока наши отношения перешли в интимную близость, которую лишь и оставалось, что заверить казённой бумагой. Однако мы жили врозь, каждый у себя дома, и раньше окончания института в загс не собирались. Нормальная жизнь – вроде всё налажено, ни о каких переменах не думаешь. Только отчего-то увиденная в метро девушка, даже имени которой не знал, не выходила из головы – каждый день, проезжая «Новослободскую», ловил себя на смутной надежде: сейчас встретимся...
Она вошла в вагон и встала рядом. И всю дорогу не подняла глаз – читала, уже не «Иностранку», а конспект, исписанный химическими формулами (ну, да: возле «Новослободской» Менделеевский институт). Думал, она не замечает ни моего соседства, ни осторожного – боковым зрением – взгляда. Оказалось, не так – когда подъезжали к станции пересадки, сказала вежливо и властно: «Пожалуйста, не нужно за мной ходить!». И я заговорил с ней – из-за её плеча, стоя на ползущем вверх эскалаторе, сбегая по ступеням извилистого перехода, и в глаза – на перроне радиальной линии, прижатый к ней в вагонной толчее.
Что говорил – не помню, но точно посулил, что пойду за ней до её дома. Она раскраснелась, неподдельно сердясь, но ответила на последнюю фразу: пообещала, что назавтра придёт на «Новослободскую» раньше, если поклянусь, что никогда не выйду за ней в город. Я вспомнил про встречавшего её парня (мужа? приятеля?), дал честное слово.
Её звали – как чеченскую девушку в лермонтовской повести – Бэла. Но приехала она с семьёй (с матерью, отцом и старшим братом) в Москву из Туркмении. У отца здесь наладился мелкий торговый бизнес, брат чинил машины в автосервисе, а за дочь всё решала родня. Мать Бэлы работала в Ашхабаде учительницей химии и дочь тоже определили в Менделеевский. Она вообще очень сильно зависела от родителей: они решали, с кем ей дружить в школе и во дворе, и молодого человека обещали подобрать подходящего. Когда придёт время. А оно в любом случае придёт после того, как обзаведётся семьёй старший брат. Ему же было под тридцать, и жениться он не собирался. Впрочем, за него это тоже решит папа. Едва Бэла стала учиться, отец рассчитал время на дорогу от института до дома, отмерил дочери ровно пятьдесят минут и точно в назначенный час они с братом поочерёдно встречали её у метро...
Для меня всё это было полной бредятиной. На общение – меньше часа, пока провожал Бэлу от «Новослободской» до «Спортивной»: на бегу, в гуле метро, то и дело глядя на часы. О том, чтобы куда-нибудь пойти вместе, и речи не могло быть – всюду ходила только с семьёй. Когда я предложил Бэле показать меня своим родителям, она лишь подняла в изумлении брови: хочешь, чтобы её вовсе из дома не выпускали? А в чём дело-то? – вполне симпатичный и неглупый парень, единственный сын интеллигентных родителей, которые уже приставали ко мне с вопросом, отчего бы мне не позвать девушку Бэлу на воскресный обед. В конце концов, если для них это столь серьёзно, – пусть братца или папу захватит. У Бэлы от этих разговоров глаза мокрыми становились.
И как мне в такой ситуации себя вести? С прежней подругой мы вскоре расстались, отношения с Бэлой никаких перспектив не сулили. Друзья мой «подземный роман» комментировали шутками. Почти все они Бэлу видели в метро, тоже как бы случайно: вот мой институтский товарищ, здрасьте! Я даже за руку её взять боялся – сразу каменела: вдруг из знакомых отца кто увидит? И цветок не подаришь – на всё у Бэлы был один ответ: «Дома спросят, где взяла. Что скажу?..»
Дурацкие у нас были отношения, да?
Кончилось всё тоже по-дурацки.
В субботу лекции закончились рано, расставаться с сокурсниками не хотелось – пошли пить пиво. Говорили кто про что, а я про Бэлу. Тут возникла идея: проучить восточного деспота, и дело с концом. Чтоб над девчонкой не измывался! Поймали кураж – не остановишь: надумали разыграть папинса – гурьбой пошли на Центральный телеграф, дали «срочную». Текст хором сочинили: «Бэла, жду в следующую субботу. Всё схвачено, венчаться и рожать будем в Киеве» (почему в Киеве, а не в Саратове или Урюпинске – чёрт его знает). Похохотали от души: так папу и кондратий хватит! Ну и отослали...
В понедельник, час впустую простояв на «Новослободской», уже понял, что Бэла не придёт. Не пришла она на наше место ни через день, ни через три, ни спустя неделю. Поехал к её дому, до ночи просидел на подоконнике в парадном соседской многоэтажки. Видел, как приезжал – уезжал на машине брат Бэлы, ушёл из дома и вернулся их отец, но она даже с ними не появилась. В учебной части института узнал, что на занятиях она с тех пор не была – приезжал отец, написал заявление, что дочь по болезни оставляет учёбу, и забрал документы. Ни сокурсников, ни подруг Бэлы, которые что-нибудь могли о ней знать, я не нашёл...
Бэлу я больше никогда не видел. Много времени минуло, а я так и не знаю, что с ней стало. И простила ли она меня за ту глупую шутку, за которую сам себя я не прощу никогда.
«Oops!» № 6–2002 г.
ФОТО: «Шуточка» / «Книжка с картинками», 2008 г.
© Иллюстрация из сети / Архив Georgi Yelin
https://fotki.yandex.ru/users/merihlyund-yelin/
_____