Памяти Саши Смогула
На “совок” Санечка не работал принципиально: кормила его портниха-жена, поили квартирники (бард-импровизатор пользовался спросом не только в Москве), а редкие деньги приносил некий гешефт, к коему и я однажды оказался причастен.
Санечка позвонил чуть свет:
– Старичок, ты всех знаешь. А мазилу Франса Снайдерса видел?
Честно признался, что груды мяса меня никогда не вожделяли, но да – одну картину – с дохлым гусём и варёным омаром, кисти фламандца XVII-го века,– точно лицезрел в “цветаевском” ГМИИ.
– Так вот, именно её и продают! Поехали, будешь экспертом!..
Впереди была свободная суббота, отделаться от Санечки никакой возможности не светило.
Потащились на Арбат, где в огромной коммуналке на полу пустой комнаты было расстелено полотно метра два на три. Такое же, как в Пушкинском. Правда, вида совсем не товарного (обкрошился изрядно), но сам холст очевидно старый. Хозяин – лысый, с бегающими глазами, сказал, что купил картину в комке на Арбате в середине 50-х за 70 тысяч, и была она в золотой раме, а в настоящем виде он готов отдать за пять косых (по курсу 80-х – чуть дешевле “Жигулей”). Тут Санечка спросил разрешения позвонить по телефону, вышел на полчаса, а вернувшись сказал, что берёт. С рассрочкой на месяц, о чём и написал расписку...
Поймав такси, куда рулон с трудом влез по диагонали, поехали на Сретенку, в мастерскую реставратора Блоха. Он сразу сказал, что копия неплоха, судя по холсту – “восемнашка”, и за штуку готов привести её в товарный вид: натянуть на подрамник (плотнику – еще 300), почистить и пройтись по холсту рукой мастера, потом покрыть кракелюрным лаком и состарить. При нас обложил расстеленный на полу холст уксусным компрессом, и мы уехали домой.
Через два дня Санечка позвонил в жутком раздрае: оказалось, копиист мешал красочный слой вместе с лаком, и попытка его смыть окончилась тем, что Снайдерс... потёк. Блох взялся восстановить полотно, но уже за три штуки, и для этого ему нужен качественный слайд с раскладкой по цвету. За который (сделанный в музее с оригинала) мой друг-фотограф взял 500 рублей.
Две недели спустя я участвовал в приёмке сделанной работы. Снайдерс смотрелся как новенький, но состарен был добротно.
Осенний ветр дул нам в спины, и что такое “парусить” мы с Саней познали в реале – от Сретенки до Волхонки пронеслись по бульварам за треть часа, а на Пушке у Пампуша мент перекрыл движение по Тверской, поскольку в подземный переход мы со Снайдерсом не пролезли.
Из ГМИИ (где мы так же встали у низкой боковой двери) к нам вышел ехидный эксперт-очкарик и, шмыгая носом, сказал, что за два куска сделает заключение, будто это копия середины ХIХ века, но лишь после того, как аромат нашатыря чуть выветрится. Договорились оставить картину за колоннадой. Так что Санечке неделю пришлось ходить к музею как на работу – охранявшим картину ментам требовалось платить по чирику в сутки, а менялись они каждый день.
Однако наступил день расплаты, и Санечка обнаружил, что стоимость его полотна перевалила за десять кусков. Как раз жене заплатили за выгодный заказ пять тысяч, которые ушли по Санечкиной расписке, а Блох сказал, что ему три косых без надобности, но копия Снайдерса ему столь удалась, что готов оставить её у себя даром. Так и поступили. Ну, да – гешефт дело рисковое...
Недавно водил сына в ГМИИ и когда проходили мимо Снайдерса – вдруг почудилось, будто от картины до сих пор несёт нашатырём. Впрочем, меня тогда мучила аллергия на черёмуху, да и мнительный я к старости стал.
Лето 1979 г.; 8 февраля 2015 г.
ФОТО: репродукция из Сети
-----