Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый» ДКБФ 1971-1974».
Глава 420. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Заводские варяги. 22-24.04.1974.
Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: Прибалтийский судостроительный завод «Янтарь». Стапели с заложенными СКР пр.11356. Достроечная заводская причальная стенка. Здесь в своё время стоял БПК «Свирепый».
Здесь был создан БПК «Свирепый» пр.1135 типа «Буревестник» (заводской номер 153): заложен на стапеле 15 июня 1970 года, спущен на воду 27 января 1971 года, сформирован первый экипаж 07 марта 1972 года, заселён первым экипажем 29 июля 1972 года, поднят Военно-Морской Флаг (день рождения боевого корабля) 12 августа 1972 года, введён в строй ДКБФ 29 декабря 1972 года, принял первый раз Главкома ВМФ СССР Адмирала флота Советского Союза С.С. Горшкова 31 января 1973 года, выполнил задачи первой БС (боевой службы) 20 июля – 15 октября 1973 года, встал на первый ремонт – 22-30 апреля 1974 года.
Кроме БПК «Свирепый» на ПСЗ «Янтарь» созданы большие противолодочные корабли пр.1135: головной БПК «Бдительный» (1970), БПК «Бодрый» (1971), БПК «Сильный» (1973), БПК «Сторожевой» (1973), БПК «Разумный» (1974), БПК «Разящий» (1974) и БПК «Дружный» (1975).
В предыдущем:
Как известно, от суеверной опаски и боязни до авторитетного уважения и признания – один шаг…
Ночью в 02:00 22 апреля 1974 года закончил работу над гравюрой «Три ковбоя». Получилось очень недурно. Повесил эту гравюру в отсеке корабельной библиотеки и много раз подходил к ней – любовался - огрехи есть, рука ещё неуверенно держит резец…
Когда был в базовой библиотеке, то перерисовывал картинки и иллюстрации из журнала «Смена» и «Юность» себе в альбом «Смешанина». Так возникли сюжеты и эскизы гравюр «Мужчина и Женщина», «Белая и чёрная розы», «Ромео и Джульетта».
Первые пробные гравюры забрал себе замполит, старший лейтенант А.В. Мерзляков. Второй комплект – промежуточный – раздарил друзьям и годкам, а вот этот – третий или самый удачный – решил приберечь на крайний случай: ребята говорят - девушки любят всякие самодельные поделки-проделки матросов, а на заводе меня, вероятно, ждёт «Ханна, которую знает весь завод»...
Да, общение с Ханной в августе 1972 года, а затем встреча и прощание в начале июля 1973 года оставили в моей душе и на сердце «зарубку» памяти и ощущение глубокой вины. Как-то мы с ней встретимся?
Может быть подспудно и подсознательно я вырезал эти романтически гравюры на дереве для того, чтобы при встрече подарить ей?
Я закончил работу и уже совсем без сил повалился на матрац, который лежал у меня в столе-рундуке президиума в «ленкаюте». Пожелав спокойной ночи членам Политбюро ЦК КПСС, я забылся счастливым и безмятежным сном – меня забыли или, наоборот, мучительно помнят…
После обеда в понедельник 22 апреля 1974 года, наконец-то, всерьёз прозвучала команда: «Корабль к бою и походу приготовить!» и мы отчалили от пирса, развернулись налево, тихо-тихо вышли из военной гавани ВМБ Балтийск и пошли сквозь серый дождик по каналу прямёхонько в Калининград, в ПСЗ «Янтарь». Погода была пасмурная, ночью плюс 3,3°С, утром – плюс 4,7°С, а днём – плюс 7,2°С.
Калининградский морской канал – это уникальное гидротехническое сооружение, важнейшая судоходная транспортная «артерия» Калининградской области. Впервые канал был открыт для прохода большегрузных судов 15 ноября 1901 года и тогда он назывался «Кёнигсбергский морской судоходный канал» (до 1946 года).
Канал образуется берегами Калининградского залива и искусственными насыпными островами (дамбами). Калининградский морской канал имеет: протяжённость - 23 мили (43 км), ширину – 50-80 метров и глубину – 9-10,5 метров.
По Калининградскому морскому каналу могут проходить суда и корабли длиной до 200 метров с осадкой до 8,0 метров и грузоподъёмностью 30 000 т. Навигация по каналу осуществляется круглогодично, хотя с января по конец марта канал покрывается либо тонким слоем льда, либо ледяными блинами (шугой).
К сожалению, Калининградский морской канал был узким и не позволял большим кораблям и судам двигаться в обоих направлениях, поэтому БПК «Свирепый» спокойно, гордо и достойно шёл по каналу, как по ровному гладкому шоссе.
Примерно в это же время в 1972 году мы выходили с ПСЗ «Янтарь» по этому каналу в Балтийск и у меня, наверно, поседели все волосы на моей бритой «на лысо» голове, потому что кому-то на ходовом мостике пришло в голову попробовать в этой «узкой протоке» управление кораблём из румпельного отделения.
Я тогда чётко выполнил все команды. Переключился на запасное (аварийное) управление из румпельного отделения и думал, что тут же будет команда на переключение управления рулевой машиной на ходовой мостик. Не тут-то было!
Рулевой в румпельном отделении не видит ничего, кроме приборов, репитеров и указателей курса, крена, направления движения корабля и команд «рулевого телеграфа»: «Лево руля!», «Право руля!», «Так держать!», «Руль прямо!», «Право на борт!», «Лево на борт!» и т.д.
Я выполнял команды «рулевого телеграфа» и команды, передаваемые по огромному взрывозащищённому корабельному телефону, строго следил за показаниями указателя курса и картушкой гирокомпаса, крутил ручки маленького традиционного морского штурвала и слушал, как сзади меня послушно ревели, шипели и брызгали горячим вонючим машинным маслом огромные гидроцилиндры рулевой машины.
Сквозь конструкции и фермы крана-подъёмника буксируемой гидроакустической станции «Вега» за мной молча следили матросы и мичман, - команда ГАС «Вега», но я их не видел. Я был один и «вслепую» управлял БПК «Свирепый» в Калининградском морском канале…
Когда прозвучал условный сигнал «колокола громкого боя» (мощного звонка) и мне по телефону продублировали команду на переключение на рулевую колонку «Альбатрос» в ходовой рубке, я уже был мокрый, словно вынырнул из глубины моря.
Выполняя приказ, я с огромным тяжёлым усилием поднялся по вертикальному трапу румпельного отделения и долго стоял на обрезе кормы, глядя на бурун кильватерной струи и мирно проплывающие низкие песчаные берега канала. Эти насыпные дюны, поросшие дикими кустарниками, успокоили меня, и я вернулся в штурманскую рубку.
Никто, ни один человек, не обратил внимания на то, что я был совершенно мокрый и обессиленный после этой вахты в румпельном отделении, всё шло как обычно, так, как было нужно…
Теперь я мог рассмотреть Калининградский морской канал со всех бортов и во всей красе, а вечером в лоции я с удовольствием прочитал справку о канале.
Оказалось, что средняя разрешённая скорость движения судов по каналу 8 узлов, а время прохождения канала составляет всего-то около 3 часов. Канал начинается перед морскими молами ВМБ Балтийск и заканчивается у двухъярусного моста в Калининграде (устье реки Преголь). Для входа кораблей и судов в канал требуется специальное разрешение портовых служб Балтийска и Калининграда.
БПК «Свирепый» мирно проходил каналом мимо города-порта Светлый, вдоль причальных линий (более 2 км) крупных предприятий: старейшего Балтийского рыбоконсервного комбината; рыболовецкого колхоза «За Родину»; завода «Светловский судоремонт», предприятия «Запреммаш», предприятия «Эра», межколхозной производственной судоремонтной базы, нефтяных терминалов и хранилищ, электроподстанций и ещё многих промышленных построек.
Морской канал был прорыт и обустроен дамбами-берегами потому, что убытки в начале XX века от перегрузки товаров в Пиллау на лихтерные суда, потеря времени, порча товаров составляли ежегодно 450 000 германских марок. Поэтому был объявлен конкурс и из 20-ти проектов выбрали проект строительного инспектора гавани Пиллау Хуго Натуса (1825-1912). Его предложение было самым простым и эффективным – он предложил соорудить вдоль берега залива искусственные дамбы «для поддержания уровня глубины канала».
На строительство канала потребовалось 12 300 000 германских марок, которые дали купцы Кёнигсберга и правительство Пруссии. Дамбы строили путём забивки двух рядов свай, переплетение их пучками прутьев (фашинами) и засыпки их камнями, землёй, песком и породой.
Напротив береговых посёлков в дамбах были сделаны 30-ти метровые проходы, около Пиллау и
Пайзе насыпные острова-дюны засадили деревьями. Общая протяжённость дамб канала – 31,5 км.
Визита и захода в завод все на БПК «Свирепый» ждали, как визита в иностранный порт, хотя все надеялись, что мы пойдём в Лиепая…
Пока шли по Калининградскому морскому каналу, я готовил «ленкаюту» к приёму «продукции». Дело в том, что для действующих боевых кораблей завод – это территория захвата, поиска и изъятия всего, что нужно на корабле и что «плохо лежит» на берегу в заводе, потому что «оно заводу не нужно, раз плохо лежит, а на корабле – в самый раз».
Прибалтийский судостроительный завод «Янтарь» - мать и отец наших кораблей пр.1135 типа «Буревестник», в том числе и БПК «Свирепый», - встретил нас обычным шумом, гамом, суетой, работой, стуками, визгами, искрами сварки, дымом, запахом краски, морских водорослей, рыбы, смоляных канатов, мокрого железа, резины и дерева.
Я жадно вдыхал этот до боли знакомый запах всех судостроительных и судоремонтных заводов и вспоминал свой родной Севастопольский Морской завод имени Серго Орджоникидзе. Скоро, очень скоро я буду там и пойду на работу, как все…
А пока мы ждали схода на берег. Увы, командир корабля, капитан 2 ранга Е.П. Назаров, который вернулся из «рабочего отпуска» загоревшим, дал заводу отсрочку. За ужином прошёл слух, что заводчане называют нас – пришлых – «варягами», то есть «ворогами», «врагами» и «ворюгами»…
Отчасти это верно, потому что у нас (матросов) у всех одна простая задача: за минимум времени «достать» максимум нужного, стараясь не попадаться сторожам. При этом мы уже хорошо знаем, что сторожей на заводе много, потому что зимой 1972-1973 годов мы сами были сторожами на нашем новостроящемся БПК «Свирепый» и дежурили-спали в одежде на неустроенных и неотапливаемых боевых постах на раскладушках между двумя-тремя матрацами…
Мы до глубокой ночи орали-кричали-переговаривались друг с другом, находясь в глубинах ещё пустого корпуса корабля, били железками по гулкой палубе и стальным переборкам, чтобы напугать невидимых «варягов» с других кораблей, а утром всё равно оказывалось, что что-то с корабля уже утащили…
Теперь была наша очередь!
С Евгением Петровичем Назаровым, который вернулся из отпуска бодрым, смуглым и капитаном 2 ранга, я не встретился, было некогда. Кроме этого на командира БПК «Свирепый» сразу навалилось столько забот и хлопот, что ему не было дела до моих проблем: «Оставили тебя на хозяйстве политработы? Давай! Действуй самостоятельно!».
Однако по оживлению и бодрости, с которой моряки-свиреповцы поглощали ужин, а потом быстро приводили себя и свою одежду и обувь в порядок, чувствовалось, что они тоже рады возвращению командира корабля. Всем хотелось с утра показать «класс» в деле добычи «полезных ископаемых» на заводе…
23 апреля 1974 года в Москве начал работу 17-й съезд ВЛКСМ (23-27.04.1974). Я подумал, что сегодня вряд ли кто-то захочет слушать радиогазету о съезде комсомола, потому что и сам вчера всё-таки сошёл на берег на разведку и сегодня с утра наши «ходоки» ринулись в цеха завода «Янтарь». Так что мы тоже, как комсомольские делегаты ринулись в «бой»…
Для выполнения задания замполита «о сувенирах на заход», мне нужна была высококачественная фанера с ровным шпоном. Обрезки такой фанеры можно было достать в отвалах производства в модельном и деревообрабатывающем цехах. Там же можно было достать ровные рейки для изготовления стендов и даже собрать эти стенды на больших стальных столах-станинах.
Ещё мне нужна была чертёжная бумага – ватман, но это можно было достать только с помощью командира корабля в конструкторских отделах цехов и производств. Кроме бумаги мне нужны были: краски масляные (разные), клей 88-й и ПВА, лак, пропитки, морилки, шпаклёвки и т.д. и т.п.
Настроение было бодрое, боевое, удручало только то, что от папы и мамы долго не было писем…
«Папа! Мама! Простите меня! Простите за обиду, что нанёс вам, за подозрение, за грубость в письме. Простите меня за всё! Я виноват перед вами. Всё равно, как бы вы не отреагировали на мои последние письма, что бы ни ответили, я всё равно люблю вас и буду любить, причём не по отдельности, не врозь, а обоих».
Я писал эти строки в дневнике-ежедневнике и очень хотел, чтобы они прозвучали мысленно в головах моего папы и моей мамы. «Любить на словах - красиво и возвышенно, любить на деле – тяжело, порой очень тяжело, мучительно, бывает ошибочно, но если она есть – реальная любовь, то она самая верная, самая сильная, самая мужественная, как сама жизнь».
24 апреля 1974 года, в среду, я опять ушёл на разведку в завод. С трудом, но всё же нахожу пути к богатствам и сокровищам завода «Янтарь». Работники цехов с подозрением встречают меня, следят за мной и за другими матросами с других кораблей, которые рыщут, словно «волки подзорные»…
После нескольких неудачных попыток вынести со свалки древесных отходов «ненужные» рейки, которые всё равно рабочие сжигали в больших кострах, я решил изменить тактику поиска материалов – я начал обращаться с просьбами к руководству, к комсоргам и парторгам цехов.
Начальники цехов не отказывали мне в просьбах, но просили «бумагу» за подписью командира корабля и с печатью с перечнем необходимого, а потом готовы были выдать мне всё самое лучшее. Мудрый командир БЧ-3, старший лейтенант Олег Анатольевич Белонин, к которому я обратился за советом по этому поводу, сказал, что он «знает эту уловку начальников цехов».
- Они всё равно эти наши письма о «шефской помощи» представят в отчёты цеха, спишут по нашим письмам массу всякого добра, а счёт выставят кораблю и флоту, - усмехнулся Белонин, исполняющий обязанности замполита БПК «Свирепый». – Давай как все, промышляй наудачу!
Да, если бы я не сам нуждался в материалах, был бы работником завода, то боролся бы с этими «несунами», как называли нас в заводе. Причём «несуны» были разные: одни, как я, ходили и просили, выпрашивали, а другие – откровенно воровали. Я так не мог, не имел права…
За обедом и ужином матросы-свиреповцы хвастались своими успехами в «промысле на заводе». Электрики хвастались тем, что сумели притащить на корабль какой-то дефицитный электромотор, усилитель, коммутатор, разъёмы и т.д. Однако на следующий день на корабле появилась комиссия из очень сердитых гражданских и офицеров новостроящегося корабля и те же самые «герои» вынуждены были выносить украденное с корабля и тащить всё это на другой корабль…
Однако моё хождение по заводу имело свои результаты. Я обратил внимание на то, что в отвалы производственного мусора часто попадают совершенно отличные материалы: стекло, дерево, оргстекло, пластик, фанера, банки с недоиспользованной краской, клей и бутылки с растворителем. Всё это на специальных площадках складировалось, потом либо вывозилось на самосвалах, либо сжигалось по вечерам на месте.
Вот тут-то я и придумал, как мне получить то, что сжигалось впустую, в дым…
Однажды, дождавшись очередного такого костра, я взял несколько мелких нужных мне образцов цветного оргстекла, дерева и пластмассы и показал парторгу одного из цехов. Я обратил внимание, что для оформления наглядной агитации на корабле не требуется материалов большого размера, достаточно таких отходов. Например, рейки для стендов можно было клеить из кусков, обрезков разной длины.
Меня горячо поддержали молодые комсомольцы этого цеха, а я ещё спокойно напомнил о просьбе президимуа 17-го съезда ВЛКСМ присылать им свои мнения, предложения, просьбы и вопросы об улучшении комсомольской работы. Моё предложение было очень простым: «Мы, матросы БПК «Свирепый», помогаем в цехе убирать производственные отходы, сортируем их, что отобрали – на корабль, что не годится – на костёр».
Начальник цеха наотрез отказался даже слушать меня, но слова, сказанные ему вполголоса парторгом, сделали чудесное превращение – «добро» было дано и на БПК «Свирепый» совершенно спокойно, легально и официально потоком пошли различные материалы.
Правда это заметили «чужие несуны» и наших молодых матросов стали перехватывать по дороге, отнимать у них нашу «добычу» и даже поколачивать… Вот тут-то и пригодились наши «ДМБовские годки», которым по традиции нельзя было «работать» за молодых, но зато они «обязаны были заботиться о «молодых» и «салагах».
Эти мои слова и требование к «ДМБовским годкам» были восприняты справедливо, с пониманием и теперь вереницы матросов несли на корабль всё, что мы добывали, в сопровождении вразвалочку идущих старшин-годков. Это было им «не западло»…
Трудно было тем, кто сортировал отходы. Приходилось голыми руками разбивать ящики, отрывать доски и рейки, подручными средствами загибать гвозди или вытаскивать их и т.д. Поэтому всё же пришлось «позаимствовать» у рабочих «на время» некоторые простейшие инструменты: молоток, клещи, гвоздодёр, отвёртки, пассатижи, плоскогубцы и т.д.
Эти инструменты мы тщательно прятали в конце рабочего дня в мусоре, а в конце трудовой недели, перед выходом БПК «Свирепый» с завода, мы честно вернули в цеха (подбросили их на рабочие места)…
Работа моряков-свиреповцев по сортировке и уборке отходов производства в разных цехах, которую я оформил как комсомольскую добровольную инициативу моряков-балтийцев в честь 17-го съезда ВЛКСМ, отметили на заводе «на самом верху». На нас приходили посмотреть какие-то «большие начальники» в сопровождении нашего командира корабля, капитана 2 ранга Е.П. Назарова.
Меня к ним не позвали, а я сам не хотел к ним идти, потому что был очень уставший, грязный и по-рабочему пахучий. Каждый вечер мы с ребятами еле-еле волоча ноги шли на корабль, на котором тоже ударными темпами шли различные ремонтные работы. Здесь мы ждали своей очереди на помывку в бане, ужинали, чуть-чуть делились своими впечатлениями и валились спать, чтобы утром вновь идти на «промысел».
«Ханну, которую знает весь завод» я ещё не видел, хотя от Валерки Маховика узнал, что она «по-прежнему работает в одном из цехов и спрашивала обо мне»…