Жизнь

Дмитрий Купянский
Что такое жизнь каждый представляет по-разному. Для кого-то она железная дорога. Станции, стрелки, рельсы. Кому то представляется в виде пешеходной дороги. То асфальт, то грунтовка. А мне видится совсем по-другому.
Это был мой первый выезд в роли «старшего машины» в ночное время. На складах мы вначале долго ждали зав. склада, потом долго грузились. В общем, из ворот части выехали уже, когда начало смеркаться. Водитель был опытный, «Дед». Считай, два года уж на полигоне прослужил. Да и я уже немного освоился. Поэтому сгущающиеся сумерки ничуть не пугали. «Крокодил» (ЗиЛ-157) неспешно бренчал по грунтовке, оставляя за собой шлейф пыли. Весна, вроде только началась, а в степи уже жара, сушь и пыль. Висевшее над горизонтом солнце стремительно меняло цвет с жёлтого на розовый, потом ярко красный и вдруг рухнул за горизонт. Наступила темнота, подсвеченная лишь густой россыпью звёзд, да маленьким серпиком луны. Но, в свете фар всё величие ночного неба как то гасло, блёкло, лишь угадываясь за стеклом кабины. И только где то на горизонте призывно мигала яркая звёздочка. Чем дольше мы ехали, тем ярче она становилась, перемещаясь почти незаметно по курсу от «прямо» на «право».
- Интересно, что это там светится? – спросил я водителя, даже не надеясь на ответ.
- Известно что. Остатки «бочки».
- Откуда знаешь?
- Так ведь, сколько раз уж видел. Штука простая. Пролетает бомбардировщик. Сбрасывает бочку с белым фосфором. А потом по ней стреляют истребители, ракетами с тепловой ГСН (головка самонаведения). Иной раз так раздолбают, что от парашюта одни лохмотья остаются. Она и падает раньше времени. И на земле, уж догорает. Даже брать нечего.
- А что обычно берут?
- Ну, обычно бойцы берут парашютный шёлк. Классные подворотнички получаются, да и стропы – классные верёвки.
- А фосфор?
- А что фосфор, он прогорает. От бочки остаётся только крышка к которой и крепится парашют.
Мне вдруг нестерпимо захотелось завладеть этим «трофеем». Тем более, что «звёздочка» уже моргала точно по правому борту.
- А ну ка, останови.
Слегка скрипнув тормозами «крокодил» остановился. Я соскочил с подножки в мелкую дресву. В кузове завозились бойцы:
- Что случилось?
- Да, ничего страшного. Пойду, прогуляюсь. Вакер, разверни машину, что бы фары светили мне в спину.
- Товарищ лейтенант, зря сходите. Далеко это. Это только кажется, что близко. Да, и потом, по весне волки уж больно злые, напасть могут.
- Подумаешь, одного, двух загрызу… - пошутил я. – Ждите, скоро буду.
Я оскальзываясь, спустился в небольшой кювет. На несколько мгновений остановился, сильно зажмурившись и слушая, как урчит, разворачиваясь, грузовик. Когда открыл глаза темноты, вроде, стало меньше. Я глянул на часы, засёк время. И не торопясь двинулся вперёд на «звезду». Миновал придорожные кустики и побежал. В сухом ночном воздухе, напоенном запахами весны, дышалось легко и свободно. Чем больше я удалялся от машины, тем чётче видел местный пейзаж. И всё же, «горизонт» оставался предельно малым. Шагов 20-30. Дальше всё терялось во мраке. Я бежал под мерный стук собственных сапог, изредка подбадривая себя «раз, раз, раз, два, три». Под ногами шуршала дресва, шелестела какая то мелкая поросль. Старался не думать о колодцах. Они иногда встречались в степи. Но, увидеть их можно, только вплотную подойдя к нему, да и то днём. Попадёшь в такой, фиг выберешься. Потом выскочил на тыкыр. Прибавил хода. Ровный, как стол, участок глины. По весне тут было маленькое озеро. Почва размякла, превратилось в кисель, а когда вода испарилась, глина застыла идеально ровным пластом. А маленькая звёздочка всё мигала, далеко и призывно. Потом тыкыр закончился. Начались мелкие кустики, холмы. Вверх, вниз, вверх, вниз. Взбежав на очередной холм, я остановился. Маленькая звёздочка мигала, будто я не приблизился к ней ни на шаг. Я поднёс часы к глазам. Циферблат со стрелками едва угадывался в неверном свете звёзд. Ого! Я бегу уже 19 минут. Значит уже больше трёх км. Да ещё обратный путь столько же. В кустах за спиной что то зашуршало. Заяц, лиса? Или волк? Я оглянулся, но ничего не увидел. Может, послышалось. Потом попытался отыскать на горизонте фары грузовика. Не видно. То ли спрятались за холмом, то ли так далеко убежал. Волка я как ни странно не испугался (о, эта юношеская самонадеянность!), но отчётливо представил себе разнос командира за опоздание. Двадцать минут туда, двадцать обратно, Влетит, как пить дать. А то, ведь ещё пошлют на выручку тягач. У нас всегда посылают машину, если кто-то долго не возвращается. Были уже случаи, когда экипажи замерзали в степи. Глубоко вздохнув и мысленно попрощавшись со звёздочкой, я двинулся в обратный путь. Раз, раз, раз, два, три. Бегом, бегом, шире шаг. Через несколько минут я увидел прямо по курсу звёздочку. Фары! Но, почему она одна? Что, вторая перегорела? Ещё через несколько минут звёздочка стала двоиться. Ага ясно. Это от большого расстояния казалось, что она одна. Ай, да я! Точно вышел на «цель». Не потерял направление в темноте.
Уже потом сидя в кабине, я философски думал обо всём случившимся. Вся наша жизнь такая. Движемся в потёмках. К неясной и далёкой, но такой манящей звезде. Видим вперёд на несколько шагов и не знаем, что ждёт нас впереди. Ровный тыкыр, или холмы с кустами. Спуск или подъём. А ведь в темноте этой можно и сломать себе ногу, руку, а то и хребет. А оглянешься назад, а там пусто. И не все добегают до своей «звезды».