Оглядываясь в прошлое, могу с уверенностью сказать, что самыми счастливыми годами юности можно считать годы, проведённые в училище и служба на полигоне в Сары-шагане. Увы, не могу сказать, что был я образцовым офицером, скорее наоборот. И теперь заочно прошу прощения у всех моих командиров, которых искренне уважаю. Так уж повелось, что первое мнение о человеке переломить довольно-таки сложно. После пакостной выходки Нач.ПО мнение обо мне сложилось не самое хорошее. Поэтому меня как «довесок» к хорошему пополнению бросали из подразделения в подразделение. Вначале был РЭБ, затем дивизион обеспечения и только потом площадка «Юпитер». На сборы мне дали полчаса, потому как колонна 6 отдела уже готова к выезду и ждут только меня. Видимо, решение было принято спонтанно и меня поставили перед фактом. Выезжали за ворота, уже после семи часов, когда красный диск солнца медленно падал за горизонт. Хотя был приказ командира не выпускать машины из части позже 19:00, но не останавливать же колонну из-за одного разгильдяя, т.е. меня. Мы ехали уже более часа, когда в небе кто то просто выключил свет. Только что красным подсвечивался горизонт, длинные скачущие тени бежали за машиной и клац – полная темнота. Колонна остановилась. Обычный осмотр на марше. Водители выключили фары. Я отошёл от колонны и поднял голову вверх. Это был миг, когда я влюбился в казахскую степь, с её раздольем ширью и таким близким небом. Полный темноты не было, хотя вместо луны в небе сиял лишь тонкий серпик. Светилось само небо. Много-много звёзд. Большие и малые. В куче и сами по себе. Сплошным одеялом висели они над головой. Казалось можно дотянуться до них, потрогать рукой. До ближайшего жилья десятки километров и ничто не портило этой вечной красоты светом электрических ламп. Потом, освоившись на площадке, я часто ночами уходил в степь подальше, чтобы полюбоваться на звёздное небо.
- По машинам!
И снова дорога в неизвестность.
На площадке первым меня встретил майор Шабаев – начальник площадки. Коротко расспросив кто, откуда указал на вагончик:
- Там переночуешь, а завтра всё оформим.
Вагончик для двоих. Жили в нём начальник отделения заправки капитан Ковалевский Пётр Петрович и «проверщик» лейтенант Костя Левицкий. Ковалевский был в отъезде и я спал на его месте. С Костей мы проболтали полуночи. Мне он сразу понравился. Простой бесхитростный парень – «двухсотчик».
На следующий день, ближе к вечеру приехал Ковалевский. Хотя мне выделили другое жильё, я по привычке «чаёвничал» у Кости. Капитан ввалился в вагончик, хмуро поздоровался, бросил сумку под кровать и ни на кого не глядя, стал возиться с вещами, всем своим видом показывая «третий - лишний». Я залпом выпил остаток чая и засобирался к себе. Неожиданно, капитан подал голос:
- Так значит, это тебя прислали мня сменить?
- Ну, если Вы начальник заправки, то да.
- Здорово. Человек никуда не собирается уходить, а ему присылают замену. – Сердито пробурчал он.
В вагончике повисла тишина. Я растерялся. Костя сидел в уголке, пряча глаза.
- Но, мне сказали, что начальник заправки переводится. - выдавил я.
- Никуда я не перевожусь. Как будем делить отделение?
Капитан смотрел на меня враждебно, будто это я был виноват в том, что ему прислали замену.
- Товарищ капитан, завтра я поговорю с командиром. Я не хочу никого подставлять. Может он найдёт мне что то другое.
Капитан сразу повеселел.
- Вот это другое дело. И не называй меня «товарищ капитан». Для своих я – просто Петрович. Теперь не грех и выпить за вновьприбывшего.
Петрович достал из сумки флягу.
- А ну-ка Костя, организуй…
Пока Костя доставал стаканы, воду, Петрович горделиво сообщил:
- Спирт. Чистый, медицинский. Из личных запасов. Кость, представляешь, в прошлую пятницу подкатывает ко мне майор с войск, замполит. Говорит: ребята продайте ракету. Я его спрашиваю, зачем мол. А он, перед штабом поставим, красиво будет. Я говорю, чем расплачиваться будешь? А он достаёт обычную фляжку и говорит, я вас всех упою.
Костя застыл с хлебом в руке и весело хмыкнул, а Петрович возмущённо продолжил:
- Представляешь «Он нас всех упоит»! Одной фляжкой! Да это – мне одному на вечер! Если бы была канистра, я бы подумал, а тут – фляжка. Не, говорю, это нужно согласовывать с начальством, писать рапорта, давай уж официально…
- Петрович, а разве можно продать ракету? – удивился я.
- А почему нет. Вон их по степи сколько валяется.
- А почему валяется?
- Ну, когда ракета не сходит со «стола», неисправность какая-нибудь делаем «холодный слив». Окислитель, горючку сливаем, БЧ вытаскиваем, а ракету - в степь. И она уже не числится.
- А потом?
- Раньше забирали на переплавку. Теперь – нет. Так и валяются. Ну, что «вновьприбывший», поехали?
Наутро я подошёл к Шабаеву. Потея и запинаясь, пытался объяснить ситуацию. Командир, человек бесконфликтный, принял соломоново решение. Петровича оставить на «заправке», а меня «куда пошлют». Так начались мои «блуждания» по площадке. Пришлось побывать «заправщиком» в паре с Петровичем, «проверщиком», «стартовиком» вместе с Володей. Даже пытался оживить станцию слежения. Без всякой надежды на успех. Мало того, что я закончил по С-75, я был ещё и стартовиком. А тут – С-25, да ещё и кабина. Пока, наконец, не повстречался с капитаном Москвиным Сергеем Владимировичем.
Почему, вдруг, я вспомнил о нём? Ведь был он один из многих офицеров площадки. Наверное, просто он импонировал мне своей молчаливостью и доброжелательностью. Образ, так не вязавшийся с образом настоящего офицера, вбиваемый в училище – упёртый, бескомпромиссный, с «острыми зубами» и «сильными кулаками».
Москвин тоже производил запуск ракет. Только ракеты совсем другого типа. Маленькие, не больше четырёх метров в длину. Они предназначались для постановки активных помех. Состав примитивнейший: маленький блок электроники, парашют, аккумулятор, и длинная «макаронина» порохового двигателя. Обычно, ему помогал один боец, но потом на его голову навязался и я. Мне было интересно участвовать в процессе, когда из разных ящиков и упаковок вдруг получалась красивая хищная стрела.
Потом ракету ставили на пусковую установку, больше напоминающую стремянку-переросток. Москвин разматывал электрический провод и мы замирали в ожидании. Звонил полевой телефон, Москвин брал трубку, коротко говорил «Есть!» и жал кнопку.
Я видел старты ракет многих систем, точнее, всех комплексов ПВО страны (не путать с общевойсковыми). С – 200 стартует медленно, лениво, с трудом отрывая свою упитанную тушу от стола. Ещё толком не успев отлететь от места запуска, она отбрасывает ускорители. Четыре серебряных лепестка синхронно расходятся в стороны от ускоряющегося «кабана» ракеты. Чуть быстрее стартует С- 25. Всегда вертикально. Уходит метров на 500 вверх, затем ломает курс, и стремительно несётся к земле, набирая сверхзвуковую скорость. Кажется, вот сейчас она ударится о землю, подняв пыль, огонь и пар. Но неожиданно, она снова ломает курс, несколько раз качнувшись вверх-вниз, уносится за холмы. С-300 смотреть не интересно. Стоит сигарообразный контейнер. Потом хлопок, верхняя часть окутывается дымом, и из этого дыма вырывается нечто, что даже взглядом не ухватить. И всё! Только дымная полоса уносится в небо. Примерно так же стартует и наша малышка. Только что лежала она на пусковой установке. Мгновенный рывок и ракета стремительно исчезает в небе. Только потом доносится звук двигателя, да камешки барабанят по кунгу. Где то в вышине срабатывает автоматика, раскрывается парашют, и маленький блочок начинает свой медленный путь к земле. Я знаю, что в ту же минуту срываются со всех площадок грузовики и УАЗики и, взвивая пыль, мчатся наперегонки к предполагаемому месту падения блока. Нашедшего ждёт желанный приз «серебряный» или «вечный» аккумулятор.
Мы с Москвиным смотрим ещё немного в небо. Потом он говорит «Ну, вот, нормально пошла» и идёт сматывать шнур. Я помогаю ему собирать упаковку и инструменты. Боевой пуск завершён.