Воспоминания яркой вспышкой врываются в мои безмятежные сны, оживляя фрагменты прошлого, и я снова и снова иду по бесконечным и гулким коридорам памяти, навстречу старым друзьям, туда, где мы были молоды, беззаботны и счастливы, бескорыстно дружили и верили в себя.
Про каждого из моих друзей надо рассказывать отдельно. Сейчас речь пойдет о невероятном, потрясающем и неповторимом Женьке.
Памяти друга посвящается.
I
ЖЕНЬКА
Женя - кандидат технических наук, ведущий научный сотрудник, фигура в нашем Объединении широко известная. Роста - немного ниже среднего, плотного телосложения, физически сильный, по складу характера - чрезвычайно активный, напористый, невероятно эмоциональный, горластый и шумный. Он постоянно кем-то восторгался, а кого-то непременно ругал.
Если выпивал, то градус эмоций существенно возрастал, а иногда и вовсе зашкаливал - теперь он уже не только восторгался, но и любил безмерно, не просто ругал - а люто ненавидел.
Становился активным до невыносимости, хаотично и стремительно передвигался, как будто в нем искрил от перенапряжения мощный, неуправляемый моторчик.
Сознавая некую врожденную бестолковость, Жека относился к своим закидонам с улыбкой ( ничего не помню - значит не было !! ). Однако строгую жену свою боялся чрезвычайно - если был выпивши, то не спешил домой, а сначала тщательно "отбивал" алкогольный выхлоп, взволнованно прогуливаясь около подъезда.
Тем не менее, умудрялся систематически напиваться, являясь завсегдатаем юбилейных банкетов, поминок и дней рождения.
Одним из проявлений трезвой активности общительного ученого было непременное участие в различных симпозиумах и конференциях, особенно, если они проводились в других городах нашей необъятной Родины.
Там, засидевшийся дома Евгений, наконец, вырывался на волю, как птица из тесной клетки, с наслаждением вдыхая пьянящий воздух свободы и искренне радуясь жизни , а в оставшееся время - посещал пленарные доклады, где вдохновенно и задиристо боролся за торжество науки.
Будучи по натуре неисправимым революционным романтиком с анархистким уклоном, Женька свято верил в высшие идеалы классовой справедливости и был готов непримиримо и отчаянно отстаивать их на любом уровне.
Ему очень нравилось, если мы называли его "Че Гевара " или просто ЧЕ - это краткое слово со временем стало его вторым именем.
На улице крепыш Женя-ЧЕ часто появлялся в черной беретке с красной пятиконечной звездой - такую же носил когда-то и его кумир.
В выпившем состоянии Жека надевал берет непременно, повсюду и в любое время года - исключительно из идейных соображений. Его иррациональность и храбрость были восхитительны.
Но, помимо всего этого, существовало в характере Женьки то фундаментальное и главное, что привлекало людей - наивная доброта, порядочность и готовность прийти на помощь.
При всей удали и бескомпромиссности, ЧЕ порою выглядел беззащитным и потерянным. Он был предельно искренен во всех своих поступках, чувствах и заблуждениях.
Как-то Евгений в течении месяца упорно искал во всех доступных аптеках лекарство для матери, но совершенно безуспешно, после чего люто возненавидел министра здравоохранения Чазова. Неугомонный борец за права трудящихся искренне желал, чтобы его точку зрения по поводу министра-вредителя разделяли все окружающие, особенно граждане, посещающие поликлиники и аптеки.
Надев любимую беретку со звездой, он регулярно совершал рейды по московским и подмосковным аптекам, где громогласно выкрикивал крамольные античазовские лозунги.
Наше грандиозное НПО находилось недалеко от Москвы, в получасе езды на электричке. Однажды тщедушный доктор наук Аркаша по кличке "Малой", работавший в соседнем отделе фильтрации, с печалью поведал, что вчера, возвращаясь с работы, случайно оказался в одном вагоне с выпившим и сильно разгоряченным Женькой, который был настроен бескомпромиссно, о чем свидетельствовала решительно надвинутая на глаза беретка и ярко начищенная звезда на ней.
Народный мститель явно собрался "на дело".
Схватив перепуганного Аркадия за грудки, ЧЕ потребовал, чтобы тот немедленного озвучил свое отношение к опальному министру. Не дождавшись внятного ответа, Евгений отпустил Аркашу и начал стремительно перемещаться по вагону, нецензурно отзываясь о руководстве союзного здравоохранения и Политбюро в целом.
Набрав ускорение, он пулей выскочил наружу, не доехав три остановки до Москвы, а на платформе тут же вцепился в какого-то мужичонку, пытаясь выбить из него чистосердечное признание.
Выпрыгивая, Евгений успел сообщить пассажирам, что Аркашка - его лучший друг, и тому, кто Малого тронет - не жить. До самой Москвы настороженные граждане с интересом изучали подозрительную личность покрасневшего от стыда доктора наук.
II
ЖЕНЬКИНА БЕДА
Подобными поездками в Москву, сопровождавшимися дерзкими партизанскими рейдами по аптекам, ЧЕ изнурял себя морально и физически. Такой напряг не мог продолжаться бесконечно, и в итоге - грянула беда.
Весьма неприятная неожиданность случилась с бесстрашным команданте не где-нибудь, а в вагоне метро, когда двери уже закрылись и поезд неотвратимо втягивался в темное жерло туннеля.
И в этот самый момент по неизвестной причине у измученного жизнью и нарзаном Евгения нестерпимо ( ну просто вдребезги ) расстроился желудок. В такой ситуации любой бы спасовал, но только не находчивый и смелый Жека.
Когда совсем уже не стало мочи терпеть, он шустро заправил брюки в носки и расслабился - со всеми вытекающими последствиями.
Не буду касаться конкретных деталей, но из метро " ароматного " страдальца удалили с грандиозным скандалом, а в наземный транспорт сажать категорически отказались. Даже доблестная милиция побрезговала. И добрался бедолага домой лишь под утро, где был нещадно избит своими обосранными портками.
После домашней экзекуции, израненный ЧЕ пытался отнестись к случившемуся с юмором ( например, фантазируя, как было бы ему не комфортно и стеснительно , если подобная неприятность случилась, например, во время танцев ).
Но это его совсем не успокаивало, и в голову упорно лезли нехорошие мысли. Случившееся не на шутку расстроило и испугало, поскольку такая подлая штука приключилась с Женькой впервые.
Беда не приходит одна. Дальше случилась СТРАШНАЯ ИСТОРИЯ.
Впечатлительный и тревожный Женька рванул районную поликлинику, где со свойственным ему упорством начал методично шататься по врачебным кабинетам, настойчиво требуя тщательнейшего исследования своего измученного организма, а также - изъявлял готовность немедленно сдать любые анализы, если того потребует сложившаяся ситуация.
Отвязаться от такого пациента было совершенно невозможно. Он так ярко и выразительно рассказал врачу-инфекционисту о своих фекальных похождениях, что не сразу сообразил, как оказался в мрачном дизентерийном бараке, куда был прямиком доставлен под белые ручки двумя дюжими санитарами.
Его поселили на 21 день - это срок карантина, в течение которого несчастный Женя должен был сдать КУЧУ анализов ( понятно - каких ).
Нравы, царившие в отстойном бараке, были еще круче, чем на лагерной зоне или в гестапо.
За каждым страдальцем был закреплен большой горшок с нарисованным индивидуальным номером постояльца. Женя значился под номером семь. Имен и фамилий узники барака не имели - только номер горшка.
Так ( по номеру горшка ) к ним обращался медперсонал. Также обращались друг к другу и убогие собратья по разуму. Каждый день в полумраке каземата звучало примерно следующее - " Горшок номер семь - в процедурную !! Горшок номер пять - опять халтуришь, почему не сходил по-большому как следует, растудыт тебя в качель !? Бери пример с горшка номер четыре !!! и т.д.".
Изъяснялся медперсонал, в основном, нецензурно, самым вежливым обращением к обезличенным пациентам считалось по-отечески произнесенное - "засранцы".
Орудия труда ( обшарпанные горшки с ручками ) хранились в специальном отсеке, у каждого была своя ячейка. Тут же, "не отходя от кассы", страдальцы яростно тужились, набирая биологический материал для анализов.
А попробуй, не сходи !! Тогда санитары-садисты ставили провинившемуся ведерную клизму, и барак с содроганием слушал истошные вопли истязаемого.
Но был в бараке свой "пахан", бывший уголовник дядя Толя, которого все это мало касалось, поскольку каждый из обитателей страшного учреждения ежедневно сдавал ему "из своих запасов" штрафные граммы, кто сколько мог.
Как и большинство доходяг, на своем "седьмом номере" Евгений провел практически все свободное время ( с перерывами на сон ) в течение 21-го дня.
Пациентов кормили настолько скудно, что "воспроизводить материал" было почти невмоготу. На протяжении суток в бараке раздавались бесконечные, натужные кряхтения обессилевших засранцев, которые люто ненавидели санитаров-клизменщиков и старались помочь друг другу, делясь содержимым своих рабочих емкостей.
Но попадались и такие, которые не хотели трудиться, а втихаря пробовали сачкануть за чужой счет. Суд дяди Толи над разоблаченными ловчилами был скор и беспощаден.
Через три недели Женя вышел на волю - исхудавший, отрешенный, потерявший веру в человечество. Какое-то время отзывался лишь на "горшок номер семь".
В том дурно пахнущем, так и не ставшим для него родным учреждении, он обрел новых героических друзей, которые еще долго звонили сокамернику, обсуждали проблемы пищеварения и с благодарностью вспоминали, как когда-то их сердобольный кореш щедро "делился с ними последним" .
Лет пять спустя мы с Виталей раздобыли шикарный зеленый горшок , краской нарисовали на нем цифру семь и в День медицинского работника вручили Женьке, который к тому времени перестал комплексовать и искренне посмеялся над нашей тупой шуткой.
III
САНИТАРНАЯ ПРОФИЛАКТИКА
После фиаско с аптечными рейдами и последующей унизительной диспансеризацией, Женька всерьез уверовал, что во избежание рецидива надо в обязательном порядке осуществлять ежедневную дезинфекцию кишечника с помощью спирта, которого у нас на работе было предостаточно.
Евгения неожиданно и горячо поддержал Ганя, который в таком "санитарном" режиме функционировал уже давно.
Ребята знали друг друга и ранее, но именно с этого дня началась их необычная, крепкая мужская дружба.
Они были совершенно разные - общительный, открытый, жизнерадостный Женя и замкнутый, подозрительный, мрачноватый Ганя.
Их институтское образование и характер научной деятельности тоже существенно различались. Ганя - безалаберный химик, его кошмарный, "белоснежный" рабочий халат, зияющий прожженными дырами, был живописно уделан многочисленными пятнами неизвестного происхождения ( среди которых угадывались следы химреактивов и закуски ) и здорово смахивал на безумный шедевр невменяемого художника-абстракциониста.
А вот темно-синий халатик его закадычного друга, обстоятельного физика-ядерщика Евгения, отличался неизменной опрятностью и даже элегантностью ( не хватало только "перламутровых пуговиц" ) .
Выражение лица у неряшливого химика было, как правило, зверским, особенно по утрам, после мучительного похмелья. Физик, напротив, излучал пионерский задор, благодушие и оптимизм.
Для Жени употребление горячительного во время дружеских застолий было лишь неким " приложением " к распирающему его восторгу, хмельному полету души и искренней радости бытия.
А для Гани бутылка была самоцелью - выпив стакан, он страдальчески ждал алкогольного " прихода ", напряженно уставившись в одну точку.
После " прихода " его озверелую физиономию озаряла тихая, блаженная улыбка, что означало - цель достигнута ( если же долгожданный "приход" запаздывал, то расстроенный химик одно время был склонен считать, что виной тому баламутный Женя и создаваемый им дискомфорт ).
Ежедневно, после окончания рабочего дня, сформировавшийся научный дуэт запирался в экспериментальном боксе, взбудораженный Ганя вожделенно разводил спирт, а хозяйственный Женя мастеровито сервировал стол.
Вдохновленные друзья со знанием дела "санитарились" и увлеченно обсуждали научно-производственную тематику, и не только ее. Посиделки заканчивались поздно - когда охрана приходила опечатывать комнаты и выгоняла задержавшихся передовиков труда.
Теперь самое трудное было - пройти "фэйсконтроль" на проходной и не потерять при этом равновесия ( что иногда случалось и приводило к ненужным осложнениям ). Нездоровые отношения двух нетрезвых ученых с вечерней охраной нашего предприятия безмерно нервировали их, и однажды коллеги задумали провести очередной сеанс "санитарии" на природе.
Евгений сказал, что знает живописнейшее место - всего в двух остановках езды в сторону Москвы.
IV
РАДОСТИ и ПЕЧАЛИ
Ушли ребята с работы пораньше, отоварились в ближайшей палатке тремя пузырями "Имбирной" ( взяли с запасом, чтобы потом не искать ) и в приподнятом расположении духа направились в указанное Евгением место.
По пути "сладкая парочка" наткнулась на поддатого заводского алкаша, который стоял посередине железнодорожного моста и жадно лакал пиво из трехлитровой банки.
Жека, увидев знакомую физиономию, растрогался необычайно. Зачем-то прихватив с собой одурманенного забулдыгу ( вероятно, позарившись на его полупустую емкость ), друзья продолжали радостное движение - на встречу с прекрасным.
Евгений привел товарищей в свой уединенный уголок - это был маленький газончик с березками , совсем рядом с крутой железнодорожной насыпью, на вершине которой, на высоте около 10 метров, были проложены рельсы.
Чуть погодя выяснилось, что проходящие поезда, как правило, притормаживают на этом участке пути, но поначалу никто не придал этому должного значения.
Беззаботно расположившись на газончике, троица с аппетитом употребила закупленный забористый " продукт ", запив его остатками пива из забулдыгиной банки, однако, явно не рассчитала свои силы.
Гане вдруг заплохело - выпитое пойло никак не хотело "приживаться" и яростно рвалось наружу. Обессиливший забулдыга, лежавший неподалеку, брезгливо отполз к березке, и, вцепившись в нее, с маниакальным упорством пытался придать своему непокорному туловищу вертикальное положение.
И как раз в эти роковые минуты из-за поворота выкатила та самая электричка, на которой многие сотрудники нашего объединения, включая малогабаритного Аркадия, обычно возвращались домой. Поезд, как положено, притормозил.
И здесь зоркий детсадовец ЧЕ разглядел в окнах вагонов знакомые лица. Надо ли говорить, как возликовал Евгений, увидев земляков ! Его захлестнули какая-то неземная радость и совершенно сумасшедший, до комка в горле, искренний восторг. Со слезами на глазах восторженный придурок начал неистово подпрыгивать, размахивать руками и что есть силы орать - " Наши !!!!! Наши и и и и !!!!! ". Он радовался так, как будто увидел не электричку, а военный эшелон, который ехал освобождать от оккупантов его родной Харьков.
Сорвав с дурной головы берет и держа его перед собой, как флаг, обезумевший от восхищения ученый зачем-то полез по крутому склону ( поближе к вагонам ), но, к счастью, рухнул вниз.
Баламута заметили не только сослуживцы, но и машинист поезда - он решил, что его хотят предупредить о какой-то опасности и остановил состав.
К окнам, как минимум, четырех вагонов прилипли восторженные пассажиры, взору которых открылось неприглядное зрелище.
Позеленевший Ганя окаменело застыл на четвереньках - в совершенно непотребном состоянии, рядом с ним распластался бездыханный заводской алкаш, а чуть поодаль - жизнерадостно бесновался ополоумевший Евгений, который бурно исполнял кан-кан и орал срывающимся от волнения и восторга голосом - " Наши !!! Наши и и и и !!!!!!! ".
Очевидцы рассказывали - когда поезд тронулся, то одуревший от счастья Женя бежал за ним следом, продолжая непрерывно и восторженно орать, пока не навернулся, порвав свои единственные праздничные штаны и расквасив нос.
На следующий день наше объединение гудело, как растревоженный улей. На Женю и Ганю приходили полюбоваться, как на обитателей террариума.
Эта история стала легендой и постепенно обрастала все новыми подробностями. Так, в дальнейшем кто-то утверждал, что отчетливо видел, как собутыльники задумчиво махали платочками вслед удаляющемуся поезду. После случившегося отношения закадычных друзей стали напряженными, Ганя искренне считал, что Женя его опозорил. Санитарные посиделки закончились.
V
СНОВА ВМЕСТЕ
Месяца два спустя к безотказному Гане обратились какие-то его родственники с просьбой сделать небольшой "косметический" ремонт на подмосковной даче, которую собирались продавать. Тот, из деликатности, но без особого энтузиазма, согласился и начал наведываться на объект по выходным дням, безуспешно пытаясь совершать трудовой подвиг. Дело не клеилось.
"А как вообще можно сделать настоящий, качественный ремонт без вдохновения ?" - здраво размышлял мечтательный ученый. Творческий полет наступал лишь после употребления стакана "Имбирной", однако,в одиночку вдохновляться было скучновато. Да и для научных посиделок, как ему казалось, здесь было наилучшее место.
Короче, Ганя затосковал по другу. И совсем скоро они ездили на дачу уже вдвоем. Возобновившиеся "научно-санитарные" мероприятия чередовались с периодами безумного трудового угара, где вовсю бурлила бестолковая творческая энергия Евгения.
Он горячо за все хватался, суетился, кипел, не закончив начатое дело, хватался за новое. По мере возрастания "санитарных доз" сия деятельность принимала абсолютно неуправляемый характер со стороны обоих деятелей науки. Через год-полтора загородное имение было разгромлено ( половина крыши демонтирована, вторая половина обрушилась сама и т.д. ).
Когда ударники труда разрушили все окончательно, то тут-же, "на развалинах часовни", устроили грандиозный банкет .
Ребята спешили завершить разгром усадьбы к седьмому мая с таким расчетом, чтобы приурочить торжества по поводу успешного завершения строительства к Дню Радио, который почитался ими особо ( не смотря на то, что наша научная организация никакого отношения к данному празднику не имеет ).
Дело было вот в чем. Как-то Ганя и рукастый Женя поехали в командировку. Сняли номер в гостинице, отметили это событие, как положено, после чего химик лег спать.
А в его друге-физике, напротив, проснулся неуемный творческий задор. Где-то часа в два ночи он нестерпимо захотел послушать радио, находившееся в гостиничном номере. Но в те незабвенные времена радиотрансляция заканчивалась в 24.00 и возобновлялась в 6.00 - исполнением гимна.
Евгений заинтересовался радиоточкой в тот момент, когда та уже давно была отключена. И забывчивый ученый решил радио починить, для чего снял его со стены и начал с интересом разбирать. Что-то ковырял, крутил, отрывал, соединял проводки и проч.
Удовлетворив изначальное жгучее любопытство, умелец охладел к радиоприемнику и повесил его на прежнее место, а именно, над головой отключившегося друга, после чего и сам крепко уснул.
А в 6.00 раздался жутчайший грохот - это из модернизированного Евгением радио во всю исполинскую мощь, на всю спящую гостиницу грянул " Союз Нерушимый ". Неизвестно, что Женя с приемником сотворил, но извергаемый звук имел какую-то ненормальную, кошмарную громкость.
Все подумали - случилось худшее. Быстро вычислив эпицентр бедствия, гостиничные активисты обнаружили там бьющееся в предсмертных конвульсиях тело обезумевшего Гани. А его утомившийся собутыльник в это время преспокойно дрых и издевательски-безмятежно улыбался во сне, что возмутило общественность невероятно, до рукоприкладства.
"Рукодела" с трудом разбудили и устроили дознание , но пытливый физик абсолютно ничего не помнил. Ганя убеждал нас потом, что радио продолжало орать даже после того, как его отключили от сети.
Подоспевшие милиционеры составили административный протокол, взяли с хулиганов штраф и выселили из гостиницы. По возвращении в Москву впечатлительный Ганя ушел в длительный запой и еще долго орал по ночам.
Мы с Виталиком стали ежегодно поздравлять ребят с Днем Радио, и они принимали поздравления весьма благосклонно, даже, как нам казалось, с некой затаенной радостью.
После завершения незабываемой эпопеи с "косметическим ремонтом" дачи, возле нашей рабочей проходной кто-то начал регулярно вешать объявления - " Сделаем ремонт недорого " , где значились рабочие телефоны друзей.
И всякий раз Ганя со злобой рвал объявления в клочья, а добродушный Женька беззаботно смеялся. Дачу никто так и не купил.
VI
ПИВНЫЕ СТРАСТИ
В студенческую пору и позже я любил посещать знаменитый московский пивной бар на Пушкинской ( ныне - Большой Дмитровке ), располагавшийся в подвальном помещении старинного углового дома. Неофициально укоренившееся название этого популярного и демократичного заведения было "Яма" ( но кое-кто из москвичей называл его "двенадцать ступенек" ).
Данной столичной достопримечательности уже давно нет, а в ту пору ее основной контингент состоял из малоимущего студенчества, научно-технической интеллигенции, представителей богемы и маргиналов.
После того, как я в свое время познакомился с Женей и узнал, что он тоже является фанатом легендарной "Ямы", мы стали наведываться туда вместе. Ганя, предпочитавший более крепкие спиртосодержащие жидкости, поначалу не всегда составлял нам компанию, но потом как-то втянулся и вскоре посещение родной пивнушки происходило уже в "расширенном составе".
Одна из групп местных маргиналов, располагавшаяся обычно в мало освещенной глубине зала , как только узрела Ганю, тотчас стала считать его своим - при встрече они всегда уважительно раскланивались друг другу.
Позже кто-то сказал нам, что эти ребята - конкретные сумасшедшие ( настоящие, "со справками" ).
Порой захаживали в симпатичное заведение и известные люди - так, мы неоднократно видели знаменитого Артиста, задумчиво потягивавшего из кружки дешевый янтарный напиток и увлеченно читавшего какие-то напечатанные листочки ( по-видимому, главы из очередного сценария ).
Обычно, первые 40-45 минут нашего пребывания в питейном зале протекали умиротворенно. Негромкое многоголосие зала, тихий и задумчивый звон кружек, неспешные разговоры создавали ощущение какого-то особого, обволакивающего покоя и уюта. Но менее, чем через час, атмосфера кардинально менялась и все текло уже совсем по другому руслу.
И если теперь я вдруг отлучался из-за нашего столика буквально на пару минут, то по возвращении всегда видел одну и ту же, до идиотизма стандартную картину.
Вот мрачный Ганя, запрокинув дурную голову, зажимает рукой разбитый нос ( следствие очередного тесного контакта с окружающей средой ). А невдалеке, за чужим столом, восторженный Женя братается с новыми друзьями, благодарно попивая пиво за их счет.
Потом он, как обычно, приводил новоиспеченных корешей за наш столик - и тогда угощали уже мы. Далее Евгений обменивался с ними телефонами и восторженно орал, что эти ребята - совершенно необыкновенные пацаны, в связи с чем растроганно заключал их в жаркие объятия.
Женька знал, что дома его все равно отлупят, а потому наслаждался общением по-максимуму.
Время от времени ЧЕ, надев устрашающий берет, безуспешно пытался выяснить - кто же на этот раз травмировал нос раздолбаю Гане.
Он носился между столами, хватал мирно пьющих пиво мужиков за грудки и истошно голосил - " Ты моего друга обидел ? ". Перебегал к следующему столику, хватал другого - " А может ты ? ". Тряс проходившего мимо - " Или ты ??? ".
Ганя, продолжая зажимать разбитый нос, молчаливо одобрял миротворческую деятельность бесстрашного друга.
Яркая профилактическая беседа команданте с нетрезвыми гражданами заканчивалась также внезапно, как и начиналась. Да, с этими двумя хлопцами было чертовски весело, но небезопасно. Виталий, пару раз составивший нам компанию, был в ужасе от увиденного, и более московскую достопримечательность категорически не посещал.
Где-то в конце 70-х - начале 80-х годов в "Яме" начались проблемы, связанные с периодическим отсутствием пустых пивных кружек. Народ нервно слонялся по залу в поисках освободившейся посуды.
В этом убогом занятии зоркому и шустрому Женьке не было равных, среди аборигенов пивнушки он быстро заработал кличку "Соколиный глаз". Но однажды даже он оказался бессилен - ну нет свободных кружек и все !
И тут Соколиный глаз узрел за одним из столиков знакомую седеющую шевелюру Артиста, чему, по обыкновению, обрадовался искренне и шумно.
Тщательно отсканировав обнаруженный объект и его окрестности, Женя с волнением засек возле Артиста почти пустую кружку ( пива в ней оставалось совсем немного ), которая была явно лишней на столе этого зажравшегося буржуя.
У физика-ядерщика перехватило дыхание, он понял, что это - судьба. Поправив на голове знаменитую беретку, ЧЕ что-то пробормотал, выдохнул и решительно шагнул в пустоту. Неугомонная творческая натура ученого жаждала новых приключений и открытий.
Подойдя к столику знаменитости, Евгений вежливо поздоровался, а потом почтительно предложил мэтру пойти навстречу горящему организму убогого просителя - представителя родственной творческой интеллигенции и ветерана умственного труда, предлагая как можно скорее допить пиво из вон той заветной кружечки, после чего передать ее в пользование новому владельцу ( " Уж больно пивка холодненького хочется, а тары нет ")
.
После доходчивой вступительной речи проситель проявил необыкновенную человечность и дружелюбие - " Товарищ Артист, да вы уж, так и быть, допивайте потихоньку, сильно не спешите, я рядышком постою и подожду ".
Знаменитый лицедей, поперхнувшись, ошарашенно уставился сначала на детсадовскую физиономию наглого интеллигента, а потом - на его надраенную береточную звезду. Таких роскошных придурков уважаемый деятель искусства, наверное, еще не видел.
В глубочайшем изумлении, указав взглядом на заветную кружку, он произнес примерно следующее - " Допей это сам и забирай, но чтобы я тебя рядом больше не видел !! ".
С победным воплем - " Товарищ Артист, Вы - Человек !! ", Женька схватил со стола кружку и бросился на мойку, а потом - к пивным автоматам, где долго и смачно утолял жажду. Мы с Ганей ждали.
Наконец, влив в себя пару литров пенного напитка, добытчик вернулся. Выглядел он теперь несколько расстроенным, и, помолчав немного, обиженно поведал, что Актеришко этот, вообще-то, хреновый мужик, нервный какой-то, простых тружеников не уважает, и поэтому он, Женька, больше за кружкой к нему никогда не пойдет.
Но уже минут через пятнадцать орал на весь зал, указывая на Актера, - " Ребята , он человек !!". Расчувствовавшись, даже собрался еще раз пойти к Звезде, чтобы покаяться, подружиться и угостить пивом. Но вдруг передумал, неожиданно метнулся куда-то и исчез.
А вскоре нарисовался в обществе каких-то подозрительных, пьяных в хлам поэтов, с которыми сначала христосовался и братался, а потом за немереные деньги купил сборники их стихов.
Позже выяснилось, что это стихи совсем других поэтов, на обложке одной из книг вообще было написано "Федор Тютчев". Деньги невменяемый команданте занял у Гани, ему же отдал на хранение и купленные сборники ( домой везти было никак нельзя, т.к. жена их обязательно разорвет, а Евгения - жестоко накажет).
До сих пор не знаю - являлся ли один из Женькиных поэтических друзей Федором Тютчевым по паспорту, или же это была его профессиональная " кликуха ".
На первой, засаленной странице купленного сборника стихов было нацарапано пьяными каракулями " Благородному физику Евгению от угнетенного поэта Федора Тютчева ".Фотографии никакой не было, а как пивнушный Федор выглядел - Евгений вспомнить был не в состоянии.
Да, если бы эта реликтовая книжонка попала в руки крутой супруги ценителя поэзии - ему бы, точно, не жить.
Где-то через месяц, когда мы вновь посетили родные пенаты, я услышал, как за соседним столом кто-то громко сказал - " Да этот ваш хваленый Федор Тютчев - пьянь подзаборная !! ".
Его компаньоны начали возбужденно что-то орать, и, в конце-концов, все пришли к однозначному мнению, что Тютчеву надо непременно набить морду. Кого они имели ввиду я уточнить не рискнул.
Бурная, шумная и бестолковая жизнь неугомонного физика порою раздражала его задумчивого друга, мешая последнему блаженно балдеть и сосредоточенно погружаться в загадочный мир алкогольного дурмана.
И однажды хмельные компаньоны чуть не устроили потасовку - вцепившись друг в друга, они громогласно и нецензурно высказывали взаимные претензии, махали руками и опрокинули на пол пару-тройку кружек.
Сбежался народ - Женю активно поддержали прикормленные поэты, а Ганю - ребята "со справками", назревала грандиозная разборка. Слава Богу, все тогда обошлось. Но посещение "Ямы" пришлось временно прекратить, в связи с чем мы стали чаще ходить к Гане в гости, однако, лучше бы этого не делали...
VII
ТРАГИЧЕСКАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ ( Женькин позор )
Как-то Ганя пригласил к себе домой, на день рождения, самых близких друзей, в числе которых оказались и мы с Жекой.
Приехала также сестра Гани по имени Марго, которая сразу попала в сферу внимания романтичного Евгения. С каждой выпитой рюмкой она становилась для него все краше и желаннее.
Наконец, обезумевший от нахлынувших чувств Евгений выпрыгнул из-за стола, как ошпаренный, и начал бешено носиться по квартире, оглашая ее трубными воплями типа - " Ух, братцы, красотища-то какая !!!!! ".
Он периодически подбегал к притихшей Марго, неистово целовал ей руки и снова продолжал непредсказуемо курсировать в пространстве, как блуждающий электрон. Надоел Женя тогда всем невероятно. А его буквально распирали чувства, хотелось совершить возвышенный поступок, например, подарить Марго цветы.
Но в кармане у влюбленного гуляки было лишь сорок копеек - на метро и электричку ( деньги в профилактических целях в очередной раз изъяла бдительная супруга ).
И тогда находчивый и неугомонный Евгений занял ( !!! ) у Ганиной сеструхи три рубля, пулей сбегал на улицу, купил цветов, вернулся и подарил их обалдевшей женщине. Народ пребывал в глубоком шоке.
Часов в десять вечера гости, пожелав хозяевам спокойной ночи, дружно пошли на выход. Кто-то бросил клич - " сходить на дорожку ".
В первую очередь, это относилось к Жене - все видели, сколько он от перевозбуждения выдул жидкости ( особенно пива ), а ехать домой ему дольше всех.
Но влюбленный Евгений сделать это застеснялся, у него были свои, непоколебимые понятия по поводу романтизма и галантности. Как же так - он совсем недавно дарил любимой женщине цветы и говорил нежные комплименты, а ему так цинично, буквально у нее на глазах, предлагают войти в туалет.
Ведь это же совсем не романтично, пошло и не интеллигентно. Не бывать этому ! Примерно так размышлял одуревший Евгений, целуя Марго руки на прощанье и глядя на нее с обожанием.
Однако, спускаясь по лестнице, вдруг осознал, что погорячился и зря не сходил туда, куда приглашали.
Едва выскочив из подъезда, он стремительно бросился в близлежащие кусты , где начал поспешно исправлять допущенную ошибку. Гости ( включая провожавшего их звереющего Ганю ) стояли неподалеку, ошарашенные нестандартным мышлением талантливого физика и его очередным неформальным поступком.
Кто-то жестоко пошутил, громко крикнув - " Женька, атас ! Марго идет ! ". Простодушный ученый разволновался, засуетился, начал делать какие-то неловкие, резкие движения и, в итоге, основательно промочил свои любимые брюки, которые давно уже превратились в ужасные порты, а теперь, во влажном ( обоссанном ) состоянии, выглядели и вовсе позорно.
Мы дружно угорали от смеха, а Ганя пронзительно голосил, что Женя - неблагодарная сволочь и его надо обязательно сдать в ментовку.
На шум во двор спустилась Марго. Увидев своего галантного ухажера в совершенно непотребном виде и уловив в воздухе характерное " пьянящее " амбре, она ласково съязвила - " А Вы, Евгений, кажется , уже начали метить свою территорию ? " И ушла насовсем. Женька что-то жалостливо лепетал ей вслед - по поводу внезапно случившегося приступа холицистита ( или чего-то там еще ), но тщетно.
Он в тот момент ужасно был похож на нечистоплотного, помойного котяру. Это было ПОЗОРИЩЕ !!!
Разъяренный Ганя побежал домой вслед за сеструхой, получившей серьезную психологическую травму. А мы двинули к метро, продолжая угорать, никак не могли остановиться.
Несчастный, обделавшийся Женька плелся сзади и ныл, что в метро его теперь не пустят.
Кто-то из нас предложил ему вернуться к Гане, покаяться и попросить напрокат какие-нибудь штаны. А лучше - напрямую обратиться сразу к Марго, которую анурезный Жека недавно пытался обольстить, принимая во внимание и тот факт, что он уже занял у нее три рубля. И мы вновь рыдали от смеха.
Вот тогда Женька, наверное, и затаил обиду, не пожелав впоследствии возвращать трешку. В метро он все-таки проник ( мы прикрыли ) и кое-как добрался до дома, где подвергся экзекуции по полной программе. Опозорившегося романтика потом долго дразнили - "Застенчивый ты наш !!
Все были уверены, что обделавшийся "Ромео" вернет занятые три рубля Гане, а тот , при случае, передаст их Марго. Но время шло, а нашкодивший Женька молчал. Когда мы с Виталиком поинтересовались его планами, то он чистосердечно ответил - " А я никому ничего не должен. Я взял у Марго три рубля и купил ей НА ЭТУ СУММУ цветов. Так что я ничего не должен ".
ЧЕ в очередной раз сразил своей убийственной логикой. " Ну Женя, ты и урод ! " - более мы ничего вымолвить не могли.
Тут он начал ныть и осуждать Марго, которая пришла в тот роковой вечер в вызывающе короткой юбке, да еще, оказывается, слишком эротично смеялась за столом, чем крайне возбудила обладателя черного берета, спровоцировав его на внеплановую покупку гвоздик.
Короче, выходило так, что Женька оказался пострадавшей стороной, а деньги у него, как всегда, были изъяты по месту жительства.
Тогда Виталик, я и Борис скинулись по рублику в пользу нашего бестолкового приятеля. Скоро Женька получил какой-то гонорар за публикации и устроил друзьям маленький праздник. Он был совсем не жадный - шумный, смешной, нелепый и добрый Женька.
Как-то, на Первое мая, мы украсили его дом изящной самодельной табличкой, где было написано примерно следующее - " Здесь проживает известный российский ученый ( следовали Ф.И.О. нашего Евгения ) - автор множества печатных и непечатных научных трудов, блистательный докладчик, пламенный трибун, мастер высокохудожественного слова, активный член общества анонимных алкоголиков и проч." Табличка Жене жутко понравилась, но, к сожалению, долго она не провисела.
VIII
ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС ( Минский кошмар)
В конце 80-х я в очередной раз направлялся в горячо любимый мною город Минск. График командировки был очень плотным - помимо участия в международной конференции, необходимо было решить целый ряд орг.вопросов по научно-техническому сотрудничеству.
Женька, переживавший в то время очередной период разгула домашней тирании, уговорил меня взять его с собой в качестве " вольного слушателя " конференции.
Я решил, что так жить будет веселее ( после работы, разумеется, по вечерам ) и мы поехали вдвоем.
Причем, мой компаньон отправился в путешествие налегке - с твердым намерением славно отдохнуть, расслабиться и осмотреть местные достопримечательности. Женька ликовал, его бурлящей энергии требовался выход.
Веселье началось уже на Белорусском вокзале, где нетерпеливый баламут еще до посадки в вагон употребил дозу высокоградусного "продукта " за успех предстоящего мероприятия, а в поезде - добавил.
Зная непоседливость своего коллеги, я забрался на верхнюю полку, а Евгений расположился на нижней. Помимо нас, в купе ехали сухонький, улыбчивый узбек и массивный, равнодушный, усатый белорус.
Засыпая, я слышал, как чеканутый Женька без конца вбегал и выбегал из купе, носился по коридору, громко общался с пассажирами и проводницей. " Вот шайтан " - сокрушался узбек вполголоса. " Чумовой хлопец " - сонно вторил ему белорус.
А утром случилось несчастье - у ночного гулены не оказалось ни документов, ни бумажника с деньгами. Он решительно не понимал, куда все это могло исчезнуть. И вдруг смутно припомнил, как ночью шастал по вагону, пытаясь завести полезные знакомства, а для выражения серьезности намерений назойливо демонстрировал окружающим паспорт.
Балбес немедля рванул "вдоль по Питерской", предлагая перепуганным пассажирам по-хорошему вернуть паспорт и деньги. Но все смотрели на него, как на законченного идиота ( о чем, впрочем, догадались еще накануне ).
Пока непутевый шумел в соседних отсеках, белорус лениво сообщил, что видел, как мой хлопец ночью СХОВАЛ что-то под свою перинку.
Когда в наше купе в очередной раз ворвался ошалелый и обворованный командировочный, мы вместе с ним подняли перинку ( матрас ), ПОШУКАЛИ и обнаружили бумажник. Почему он оказался там - Женька не знал.
А паспорт вообще исчез. Пьянчуга напряг проспиртованные извилины и твердо изрек - " Он должен быть в туалете, я его там на полочке оставил !! ". Бросился к заветному отсеку, но тот был заперт.
Рехнувшийся физик начал истошно колотить в дверь и орать - " Откройте немедленно ! У меня там паспорт на сохранении !! ".
Но паспорт оказался вовсе не там, а у проводницы, которую " дурной алкаш " ночью буквально на коленях уговорил посторожить свой докУмент до утра - чтобы никто не догадался.
Дело в том, что невменяемый, но бдительный ЧЕ заподозрил узбека и белоруса в чем-то нехорошем. А вот проводница, наоборот, внушала ему полное доверие и симпатию.
Слава Богу, до Минска доехали почти благополучно. В гостинице для нас был забронирован хороший номер - две спальных комнаты, гостиная, прихожая, большая ванна, вместительная лоджия, телевизор и т.д. Женя пришел в детсадовский восторг и в течение часа носился по апартаментам, распевая, как хорошо в стране советской жить.
Первые два дня я с самого утра я уезжал по командировочным делам, а "вольный слушатель" в это время в одиночку расслаблялся и наслаждался красотами города.
Когда я возвращался, то выслушивал от дежурной по этажу и горничных, как нехорошо вел себя "бедовый хлопец " в мое отсутствие.
Вот неполный перечень его деяний - " Открывал своим ключом соседний номер и поломал там замок, в связи с чем пришлось вызывать слесаря " , " Находясь в явном расстройстве, полез открывать форточку в холле и уронил горшок с цветами, параллельно опрокинув головой пальму ", " Завел у себя в номере громкую музыку и устроил пляски, периодически выбегая в коридор ", " Надев тельняшку и берет, кричал с лоджии, что советские моряки никогда не сдаются " и т.д.
( По поводу тельняшки. Годом ранее на Дальнем Востоке Женька в течение двух месяцев бороздил Тихоокеанские просторы на рыболовецком траулере в качестве матроса. Его устроил туда друг, работавший на Сахалине ).
А однажды перепуганная буфетчица поведала о том, как мой бедовый хлопец сначала ДОБРЕ ПОПИЛ в буфете пива, а потом на почве идеологических разногласий чуть не подрался с каким-то пьяным Депутатом.
Когда помятого Депутата уносили, неистовый ЧЕ орал ему вслед - " Политическая проститутка !! Гнида горбачевская !! ".
Короче, вырвался Жека на волю и " отрывался " на полную катушку, наслаждаясь свободой и стараясь не думать о грустном ( о скором возвращении за "колючую проволоку" ).
И я стал брать Женьку с собой - все спокойнее.
Однажды на конференции, во время обеденного перерыва, мы зашли в тамошнюю столовую. Стоя в очереди, мой эмоциональный друг увлеченно рассказывал про какого-то сволочного лжеученого, с которым уже успел где-то сцепиться.
При этом разгоряченный Жека на всю столовку выражал громкое неудовольствие по поводу его еврейской национальности.
А перед нами стоял мужичок подходящей наружности, который принял услышанное на свой счет. Когда он вдруг нервно повернулся к нам, то умный и тактичный Евгений, осознав свою ошибку, простодушно и застенчиво произнес - " Товарищ еврей, это я не про Вас говорю, я другого еврея имею ввиду ".
Стыдно было ужасно, этот мужик оказался авторитетным специалистом, персонально приглашенным прочитать несколько пленарных докладов.
По дороге домой энергичный ЧЕ затащил меня в Музей Современного Искусства, где, как мне показалось, уже успел побывать. Войдя в здание музея, он слишком уж решительно прошел в дальние залы и сразу начал шуметь, гневно выкрикивая - " Извращенцы !! ".
Это касалось выставленных там идиотских модернистских скульптур ( привезенных, кстати, из Москвы ). Женя вел себя еще круче, чем Хрущев на выставке в Манеже.
Он категорически не желал угомониться и, выйдя на улицу, продолжал истошно орать - " Педерасты !! ". И никак не умолкал, гаденыш.
Проходившие мимо белорусы настороженно притормаживали, предполагая, что выдвинутое обвинение в нестандартной сексуальной ориентации относится непосредственно к ним.
Кто-то, обидевшись, предложил "начистить рыло" двум зарвавшимся придуркам из Москвы. Как нас тогда никуда не забрали - удивляюсь до сих пор.
Блистательный банкет
Конференция подходила к концу и Женя с нетерпением ждал традиционного банкета, где, как обычно, можно будет от души "оторваться". Банкет оказался превосходным, культурная программа была на высоте. На эстраде ресторанного зала прекрасно пели самодеятельные коллективы, особенно выделялся казачий хор.
Слушая бередящее душу, раздольное пение казаков, растроганный и искренний Жека расплакался, налил себе фужер до самых краев, резко встал и произнес пронзительный тост, после которого заплакали и все остальные.
Женька вспомнил войну, про то, как русские и белорусы сражались плечо к плечу и свернули шею фашисткой гадине. Его темпераментную и проникновенную речь одобрили бы сам Фидель и Че Гевара.
Голос Евгения гремел - " Никто не поссорит наши братские народы, да здравствует Белоруссия, да здравствует Россия, да здравствует Советский Союз !!! Мы - братья навеки !!! Смерть американской военщине и американским прихвостням !!! Да здравствует товарищ Сталин !!! ".
Зал восторженно взревел - "УРА!!!", после чего ошалевший трибун с испепеляющим душевным надрывом исполнил " Союз нерушимый ". Все участники интернационального банкета дружно встали и тоже запели.
Потом были долгие аплодисменты, а казаки со своего столика кричали Женьке - "Любо !! ". И затащили его к себе. Началось неистовое братание.
ЧЕ всех растрогал и в одночасье стал знаменит. Очень многие подходили к неистовому оратору, чокались и выпивали.
Когда герой дня, наконец, отключился, то казаки с воинскими почестями спустили бездыханное тело по ресторанной лестнице вниз, довезли до гостиницы и торжественно транспортировали в наш номер.
И тут бездыханный трибун неожиданно очнулся. Процесс братания продолжился у нас в гостях. Казачий атаман до того полюбил бесстрашного и принципиального Женьку, что снял со своей груди большой, красивый знак казачьего отличия и торжественно вручил его новоиспеченному казаку.
Они троекратно поцеловались, а остальные братья-казаки, подняв бокалы, вдохновенно кричали - "Любо !!". А потом - грянул казачий хор, присутствовавший на церемонии в полном составе. Пели до утра.
И вот - день отъезда. Мы тогда чуть не опоздали на поезд. Перед выездом на вокзал Евгений неожиданно затащил меня в православный Храм, находившийся неподалеку от гостиницы.
Был он в тот день каким-то притихшим и задумчивым.
Служба в Храме подходила к концу. Женя, как только вошел - упал на колени и начал отбивать земные поклоны. Подполз к батюшке, тот попросил его подняться.
Взволнованный грешник искренне каялся священнику, что живет неправильно, часто выпивает, огорчает своих родных. Они заговорили тише, и их почти не стало слышно.
На поезд еле успели. В купе мой друг долго молчал, размышляя о чем-то. Спустя какое-то время немного оживился и стал рассказывать соседям , какие белорусы замечательные люди, как он до глубины души любит артиста Тихонова и люто ненавидит Панкратова-Черного. Но скоро затих умиротворенно, чему-то улыбаясь во сне.
Возвращение домой
Наша насыщенная поездка в Минск в последующем имела довольно звучные отголоски. После приезда ЧЕ несколько дней шатался по этажам и в красках расписывал всем знакомым ( а также малознакомым ), как МЫ шикарно провели время в замечательной дружественной республике.
Секретарша Зина тоже внесла свою скромную лепту, сделав восхищенную болтовню балбеса достоянием широкой общественности. Плюс ко всему, великовозрастный болтун ежедневно появлялся на работе, нацепив на грудь подаренный казацкий знак отличия.
И теперь только ленивый при встрече не спрашивал новоиспеченного казака - " Почему у него на брюках до сих пор нет лампасов ?". А при встрече со мной даже малознакомые научные сотрудники как-то загадочно-лукаво улыбались и подмигивали - " Ну как там, в Минске-то, а ?".
Виталик не поленился - принес в ателье свои старые тренировочные штаны и уговорил тамошних девушек пришить к ним ярко-красные лампасы.
Получившиеся шикарные "революционные шаровары " мы на следующий день торжественно вручили герою. Даже озверелому Гане это понравилось и он сдержанно улыбнулся. Пошутил - если придурок Женя придет в таких роскошных штанищах к его сеструхе, она все простит ( если, конечно, лихой хлопец опять не обмочится от радости ).
А еще через день мы подарили бравому казаку огромную медную серьгу, для того, чтобы он, в соответствии с казачьим уставом, немедленно вставил ее в ухо ( Женька был единственным сыном у матери ).
Когда Жека появился в нашем отделе на праздновании наступающего Нового Года, все встретили героя продолжительными овациями. Усадили за стол рядом с суровой лаборанткой Клавой, сказав при этом, что они - ну вылитые Григорий и Аксинья ( Клавдия аж вся раскраснелась от гордости ).
Мы с Виталиком вручили "лихому рубаке" грамоту, в которой сообщалось, что он теперь - куренной старшина нашего предприятия. И все радостно заорали - " Любо!!! ".
Исаак Эйфельман из лаборатории химических отходов зачитал по этому поводу дружеское приветствие от израильских казаков.
В ответ ушастый слесарь-антисемит Николаич извлек из лабораторной бытовки потрепанную детскую саблю, невесть как там оказавшуюся, и пожелал геройскому хлопцу нещадно рубать ненавистных французов повсюду ( в Париже , Тель Авиве и Москве ). Веселились бурно.
Добродушный и счастливый Женька смеялся вместе со всеми. Его друг-химик скупо обнажал в улыбке прокуренные зубы.
Кто-то предложил выписать Евгению Мелехову и его боевой подруге почетную командировку в станицу Вешенская, для проведения всевозможных научных исследований.
Даже несколько лет спустя после тех посиделок Жека вовсе не возражал, если к нему обращались по фамилии Мелехов.
А в тот день разгоряченный казак вдруг признался с печалью, что, оказывается, уже давно тайно влюблен в неприступную Клавдию, вследствие чего постоянно испытывает нестерпимые душевные и физические неудобства.
В голове у меня закрутилось - " А пьяный Женька на пруду орал, что хочет кергуду, ведь это, Клавка, он тебя имел ввиду !" Но громко озвучивать я это не стал из соображений собственной безопасности.
Отсмеявшись, мы долго еще пели что-то хорошее и задушевное из репертуара Окуджавы и Высоцкого. Те песни навсегда остались в другой, далекой жизни, и уже не вернутся, продолжая тихо тревожить по ночам нашу задремавшую память.
IX
ЭПИЛОГ
Воспоминания тех лет по-прежнему яркой вспышкой озаряют мои безмятежные сны, я снова и снова вижу своих ушедших приятелей и радостно зову их, но они не подходят, а продолжают стоять в отдалении, улыбаясь мне светло и искренне.
Под утро сны улетают, чтобы через некоторое время вернуться. И в каждом последующем сне я замечаю, что расстояние между мной и моими друзьями сокращается.
В конце-концов , наступит день, когда мы окажемся рядом, пожмем друг другу руки, обнимемся и вспомним былое. Нам будет о чем поговорить.
А пока - ставлю точку в своих воспоминаниях о добром, неугомонном, незабвенном Женьке по имени ЧЕ. В этом году его не стало.
Осень 2016 года.