Здравствуйте, мои юные друзья!
Сегодня все вы находитесь в том прекрасном возрасте, когда перед вами открыт весь мир, полный распахнутых дверей и невероятных возможностей, счастливых шансов и будущих побед. Каждый из вас стоит на пороге, от которого вдаль бегут сотни и тысячи дорог, равно привлекательных и доступных. Однако право выбора, дающееся сегодня каждому человеку, не только благо, но и тяжкая ответственность, ложащаяся подчас на неокрепшие плечи – принципы современного гуманного общества таковы, что человек не только сам принимает решение, но и так же в одиночку борется с последствиями любого своего выбора. На просторных и бесконечно заманчивых путях, каждый из которых легко вскружит вам голову, скрывается множество сложностей и опасностей, способных превратить светлое будущее в кошмар.
Я не собираюсь надоедать вам пресными нравоучениями, поскольку по себе знаю насколько противоположный эффект они зачастую имеют. Однако намерен рассказать свою историю, и прошу её выслушать, делая выводы, но не давая поспешных оценок.
Я родился в самой обычной семье продавцов б/ушной одежды на рынке, небогатой, ничем не примечательной и достаточно порядочной, чтобы мне до сих пор нелегко было признаваться в том, что всю свою не слишком долгую и категорически несознательную жизнь, с самых пелёнок, а может, и того раньше, если только это возможно, я пишу. Быть может, мою вину умаляет то, что выбора мне не дали: недуг этот, страшный и постыдный по своей природе, поразил меня ещё в материнской утробе, не оставив ни малейшего шанса на нормальную жизнь. Говорят, генетика – рулетка. Если так, я умудрился проиграть всё, что только можно было проиграть, обречённый с самого начала: моё уродство, невесть откуда возникшее в приличной трудовой семье, в глаза не видевшей ни Байрона, ни Толстого, кроется в самой в самой моей сути, в каждой до единой клетке моего тела, неискоренимое и не поддающееся лечению ни одним известным медицине способом.
Вместо тимина у меня ямб, вместо цитозина – кольцевые рифмы.
Да, дорогие друзья, перед вами отъявленный писатель. Вы видите, даже сейчас я не могу избавиться от въевшегося до мозга костей витиеватого литературного стиля и постоянных инверсий. Более того, всё, что меня сейчас беспокоит – штамп, употреблённый мною в предыдущем предложении.
Так было всегда. Моя дефектность была заметна сразу по рождении, и врачи, едва поняв весь масштаб проблемы, хором убеждали мать оставить меня в род.доме и не ломать себе жизнь. Но она, безрассудная смелая женщина, не согласилась – и долгие годы пожинала горькие плоды. Пожалуй, нет слов, способных в полной мере описать, что пережили мои родители.
Начиналось, как водится, с малого, в младенчестве я был достаточно безобидным, мало чем отличаясь от других детей. Однако и тогда мои бесконечные ночные рыдания, неизбежные для каждого ребёнка, в точности повторяли ритмический рисунок «Возмездия». Вы можете сказать, что это ерунда, но, уверяю вас, вы просто никогда не пытались наслаждаться Блоком пять часов кряду. Отца клонило в сон уже на двадцатом веке, у матери к концу второго часа начиналась истерика и ещё столько же её приходилось отпаивать валерианкой. Это был первый тревожный звоночек, заставивший, быть может, задуматься о правильности принятого решения, но не изменить его.
Дальше, однако, было всё хуже. Первыми моими словами были «гекзаметр» и «флокк». Я постоянно рифмовал всё, что приходило мне в голову, составлял пары и цепочки рифмованных слов. Со временем эти цепочки становились всё длиннее и разнообразнее, рифмы – всё чётче. К двум годам я уже сочинял четверостишия, к трём освоил тоническое, силлабическое и силлабо-тоническое стихосложение. Я разговаривал исключительно стихами, не отвечал, пока не отыщу безукоризненно точных рифм и мучился бессонницей, если за день успевал сочинить меньше десятка эталонных итальянских сонетов. Занять меня можно было только третьим томом «Войны и мира», который я вскоре знал наизусть и цитировать при каждом удобном и пуще того – неудобном случае.
Летом мне исполнилось три, пришла пора идти в дет.сад. Родители выбрали самый лучший, где никто из воспитателей не имел высшего образования, а любые книги были строго запрещены. Они надеялись, мой недуг со временем поутихнет или вовсе останется в прошлом, однако это было очередной ошибкой, совершённой опрометчиво, в слепой любви к единственному сыну. Именно с этого момента начался истинный ад, которому никто из нас не был в силах противостоять. Я впервые очутился среди сверстников и очень быстро сошёлся с ребятами, похожими на меня. Все мы были испорчены классикой, предлагаемые образцовым дет.садом развлечения, вроде стрелок с другими группами, отрывания лап жукам и забрасывания камнями собак, которые могли сделать из нас достойных членов общества, были нам уже неинтересны. Запретные плоды писательства манили неудержимо. Мы хотели вдохновения и творчества, заражённые губительной бациллой литературы.
Стоит ли говорить, что мой дальнейший путь, идущий всё дальше по наклонной, мало чем отличался от пути любого другого молодого писателя. В четыре я отрастил себе бакенбарды, подражая Пушкину. В шесть впервые не пришёл ночевать домой, до умопомрачения начитавшись Цветаевой. В одиннадцать победил в городском литературном конкурсе, и моё стихотворение было напечатано в газете. Родители сгорали со стыда – имя их сына под элегией! Теперь о семейном позоре знал весь город. Отец не знал, как смотреть людям в глаза, что отвечать на недоумённые вопросы и снисходительное сочувствие. Терпение его было на исходе, четыре года от решительного шага удерживали только слёзы матери. Но когда в мои пятнадцать обнаружилось, что я имею склонность к нетрадиционной поэзии и пишу верлибры, всякому терпению пришёл конец. Отец устроил скандал и вышвырнул меня из дома.
Мне было всё равно. Остановиться я уже не мог и не хотел.
Я устроился работать в книжный магазин, каждый вечер собирался с приятелями читать стихи по чужим подъездам, все деньги спускал на книги и ручки. И писал. Я всё время писал. Я прошёл всё, клинопись на обоях за креслом в гостиной, розовые блокнотики на замочках и третий Ворд. Я писал фэнтези по мотивам сказок и сказки по мотивам фэнтези, эротические детективы и детективное порно. Я пробовал всё, о чём только слышали в моём городе, не останавливаясь ни перед чем, и с каждым днём понимал, что жажда моя всё усиливается. Если сперва огромным трудом для меня была одна страница в день, то со временем я стал писать по три, потом – пять. Вскоре дошло до десятка. Я не спал сутками, охваченный лихорадочным, неуёмным вдохновением, не ел, боясь лишний раз отойти от рабочего стола. Меня стали посещать кошмары и навязчивые мысли, что мои идеи могут быть украдены, я почти не выходил из дома и не общался с людьми, обуреваемый растущей паранойей. Месяц за месяцем, год за годом, моё состояние ухудшалось, а я боялся просить помощи.
Когда я обратился к врачам, было уже слишком поздно.
Сейчас мне двадцать семь. Мать моя умерла пять лет назад, не пережив горя. Отец по-прежнему не хочет видеть. Большинство моих друзей, с которыми мы вместе начинали, списались или близки к этому. У меня нет семьи, нет детей, потому что всё заменила мне моя пагубная страсть. У меня нет постоянной работы, потому что я пишу по десять часов в день. Какое будущее меня ждёт? Постоянное вдохновение, не дающее ни есть, ни спать, ото дня ко дню растущая жажда творчества, публикации, контракты с издательствами. В итоге, может быть, Нобелевская премия по литературе. Именно к этому идёт и таким будет итог всей моей непутёвой жизни. Бросить писать, разорвав этот проклятый круг, окунуться в быт и работать, как все, продавцом или менеджером я уже не в силах, мне остаётся лишь смириться с неизбежным финалом.
Вы молоды, друзья мои. Вы энергичны, дерзки и самоуверенны. И я уверен, среди вас также есть ребята, которых тянет к литературе, может быть, некоторые из вас уже пробовали писать. Мы были такими же. Нам казалось, весь мир создан для нас, для наших свободы и удовольствия, а один-два сонета не повлекут ни малейших последствий. Уж мы-то сможем бросить писать в любой момент! Все мы ошибались и страшно поплатились за это. Не думайте, что вы окажетесь сильнее, умнее, осторожнее. Не думайте, что выстоите там, где упали сотни и сотни до вас. Не губите свою молодую жизнь. Заклинаю вас. Не повторяйте моих ошибок.