Пропавший выходной

Людмила Май
– Ну кого я сейчас найду в одиннадцать вечера?! Ты раньше-то не могла сообразить?! – кричала в телефон Лика.

Никита с досадой толкнул дверь: – Достала!

Он только что пришел из тренажерки, его тело обволакивало приятной истомой после упругих струй контрастного душа, и он блаженно представлял, как завтра рванет на лыжную базу, минует галдящую толпу и устремится вглубь бора. Трехчасовая пробежка, и – легкая эйфория от чувства превосходства над этими жалкими людишками, бестолково снующими по улицам города.

Он давно решил для себя, что только физическое совершенство сформирует его как личность, а все остальное – суета, ничего полезного не приносящее для его развития. Ну кроме учебы, конечно. Учебу Никита воспринимал, как неприятную, но необходимую данность. Намеренно выбрав для себя специальность не предполагающую тесного общения с людьми, он упорно осваивал программное обеспечение вычислительной техники и автоматизированных систем.

В комнату тихонько поскреблись.

– Чего? – Никита недовольно глянул на открывающуюся дверь.

– Кит, я никогда бы не стала просить тебя, но тут такое дело… я просто одна не справлюсь, а Дашка…

Никита поморщился: он терпеть не мог эту Ликину подружку с ее категоричными манерами и суждениями.

– Я знаю, что мы договаривались, но мне больше некого попросить…

Да! Они договаривались, чтобы она ни под каким видом не втягивала его в свои дела! Нравится ей этим заниматься – пожалуйста! Распускай сопли перед олигофренами в детской психушке, собирай мусор после этих дебилов, любителей шашлычков на природе, подавай этим тварям в переходах, чтобы им было на что бухнуть и ширнуться!

Мрачно выслушав сбивчивую речь, Никита понял, что все его планы на завтрашний день рухнули. Он не мог допустить, чтобы Лика в одиночку… А то, что она одна попрется, если он, Никита, не согласится, не вызывало ни малейшего сомнения, он достаточно хорошо знал свою сестру.

***

Из дома вышли рано – зимние дни коротки, вернуться бы засветло. Никита всем своим видом демонстрировал полное неприятие предстоящего мероприятия. Он никогда не разделял альтруистических взглядов Лики. Откуда это у нее? Нормальная вроде девчонка, а пребывает в каком-то своем идеализированном мире всеобщей любви и благоденствия. Вот Дашка, та хоть понятно – карму чистит. У своих йогов наслушалась лекций об осветлении души благими поступками, теперь старается изо всех сил. А Лика же и не в обществе этом, так – сочувствующая.

Никиту бесило, что Лике даже в голову не пришло отказаться от этой дурацкой затеи. Очнись, девочка! Ты уже давно не школьница, никто не отругает за невыполненное домашнее задание! Красный диплом престижного вуза, работа приличная – какого хрена еще надо? Живи в свое удовольствие, с парнями встречайся, по клубам туси наконец…

Квартиру вскладчину снимали девчонки-студентки, здесь же проходили и сборища членов местного общества йогов. Как объяснила Лика, все обитатели дружно выехали в пригородный санаторий, куда прибыл какой-то «продвинутый» столичный гуру для проведения обучающего семинара.

Никита с любопытством заглянул в комнаты: аккуратно заправленные кровати, столы, шкафы – все скромно, без излишеств. В самой большой никакой мебели не было, лишь на полу стояла музыкальная аппаратура, лежали коврики, на стене темнела плазма.

– Ага, все для медитации, значит, – усмехнулся Никита.

На плите уже стояла огромная кастрюля с водой, Лика спешно резала капусту. Никита вызвался чистить картошку, чего уж теперь, не сидеть же без дела. Он многое умел по хозяйству – дед научил.

Дед… У Никиты как всегда при воспоминании о нем сжалось сердце и накатилась удушливая волна совершившейся несправедливости. Не мог он примириться. Даже сейчас, спустя почти год после его ухода, Никита с ненавистью смотрел на стариков, встречающихся ему на улице: ну почему этот живет, ползет куда-то по своим каким-то ничтожным делам, беспомощно тыкая палкой, а его дед, такой сильный, такой мудрый, добрый и такой нужный ему, Никите… Почему именно он, а не этот вот огрызок?

***

Солидный дядя, тоже, видно, из сочувствующих, привычно помог загрузиться в крутой черный джип. Доехали быстро: два сворота, потом по маленькому мостику через парящую вонючую канаву канализационного стока, и вот он – небольшой пустырь посреди старых двухэтажных домишек с облупившейся штукатуркой. Их уже ждали. Не кинулись к подъехавшей машине, как ожидал Никита, а остались кучковаться в отдалении небольшой стайкой, терпеливо дожидаясь выгрузки. Водитель попрощался и отчалил, его миссия – только доставка, назад – своим ходом с припасенной тележкой, благо недалеко.

Сначала окружили Лику, та уже раскрыла сумку с собранными за неделю благотворительными вещами.

– Тамара, сапожки, к сожалению, на размер больше, заберешь? Вот еще варежки и шапка для мальчика.

Неопределенных лет женщина с бледным злым лицом придирчиво рассматривала протянутые вещи.

Никита топтался возле термосов, не зная, что ему делать.

– Ну, чё ты такой несмелый? Давай, чё там у вас, нагребай! – рыжий парень с побитым лицом в облезлой кожаной куртке по-свойски подмигнул, потирая руки и приплясывая то ли от холода, то ли от нетерпения. Никита растерянно оглянулся на Лику, но та была занята.

– Давай, чё там? О-о, супец – класс! В прошлый раз гречка была, а я ее не очень, – и, видя, что Никита растерянно мнется, парень стал учить, не касаясь, однако, пакетов и термосов, только показывая подбородком с редкой бороденкой: – Доставай разводягу… не эту, побольше которая… Бери плошку, смотри, там несколько вместе слипнулись, может не хватить… Та-ак, наливай суп, сметану клади, да там, в супе, ложку-то и оставь… Эк, куда ж ты столько-то! Ты жижки, жижки побольше! Хлеба по два куска на брата, там салфетки должны быть...

Стараясь не смотреть на давно не мытые руки бомжа в заскорузлых болячках, Никита подал ему на салфетке хлеб и потянулся, было, за пряниками, но Рыжий строго остановил: – Это потом, к чаю.

Подошел второй, третий… Никита разливал горячий суп, внемля неизменным пожеланиям «пожиже», втыкал ложки со сметаной, подавал хлеб, стараясь не заострять внимание на синюшные раздутые лица, черные корявые пальцы и специфический запах, исходящий от этого сброда, не растворенный даже в морозном воздухе.

– Соли бы еще, – несмело попросил очередной «страждущий».

– Нормально солено, – буркнул Никита.

Наконец Лика сменила брата, достала банку с солью, тихонько объяснила: – Им больше соли надо: ослабленный иммунитет, инфекции всякие… Организм требует…

Никиту аж передернуло от этой информации. Боже! Что он здесь делает? Да его сейчас вырвет прямо на этих зловонных уродов!

Он отошел от толпящихся бомжей и осмотрелся, стараясь заглушить не покидающее брезгливое чувство. Тетка, что взяла детские вещи, потянула за собой плюгавого мужичка в огромных валенках: – Айда на Пролетарскую, там с мясом дают…

Обедающие располагались вдоль бетонного забора: кто сидя на корточках, кто стоя, привалившись к плитам. В сторонке прохаживался нестарый мужчина в длинном черном пальто. Красный вязаный шарф, небрежно перекинутый через плечо, отстраненный, независимый вид... И этот тоже что ли?

– Игорь, подходите, – позвала его Лика, и франт с готовностью подошел, словно только и ждал этого приглашения, осторожно взял наполненную чашку, отошел в противоположную от забора сторону. Ишь ты, не хочет, значит, со всеми…

Неподалеку возвышалось сооружение теплотрассы, из приоткрытого люка вырывался пар, придавая растущим тут заснеженным деревьям причудливые фантасмагорические формы. Никите даже думать было противно о том, как этот весь замызганный социум здесь существует.

Контингент был самый разнообразный, в основном заросшие мужики с угрюмыми лицами. Бабенка в болоньевой куртке и мужских штанах деловито рассовывала по своим мешкам полученные вещи, зорким взглядом высматривала чем бы еще поживиться. Мужик на костылях неловко прыгал у забора, тощая тетка, держа в одной руке чашку, покрикивала на него и помогала приспособиться.

Лика поручила брату разливать чай и выдавать пряники по две штуки в одни руки. Это было проще – бомжи не торопились, ждали добавки, но Лика строго объявила, что добавка будет, когда покушают все желающие.

– Все уже поели по первой, Анжел, – тянул свою чашку бомж, что обучал Никиту тонкостям раздачи халявной пищи.

– Не все! Олега еще не было!

– Да вон он, болезный, катит! – парень радостно побежал навстречу показавшемуся инвалиду в коляске, схватился за ручки, помогая выбраться из сугроба.

Пацан, лет восемнадцати – не больше, счастливо улыбаясь и энергично толкая колеса своего транспорта, подкатил к Лике: – Буксовал пару раз, совсем снег не чистят. Спасибо прохожим, выручили, а то бы и не добрался до вас.

Никита с любопытством разглядывал его. Оп-паньки! А вот и его потерянные раздолбанные «берцы» – красуются на ногах этого калеки! Ну Лика…Чего сразу-то тащить этим убогим, еще сгодились бы…

– Давай, Олежек, супчику вот… Банку не забыл? Для бабушки налью…

«Олежек», «супчик», тьфу! – поморщился Никита. Его раздражало Ликино сюсюканье и вообще все здесь раздражало! Хотелось поскорее домой, залезть под душ и смыть с себя всю эту вонь, все бациллы, которые, как ему казалось, витали вокруг, оседали на него, пропитывали одежду…

– Чайку нальешь? – проскрежетало сзади.

Он обернулся. Господи! От увиденного на мгновение оцепенело сердце. Перед ним стояло существо в каких-то невообразимых отрепьях с заплывшим фиолетовым лицом, с узкими щелками вместо глаз и запекшимися корками на месте, где у нормального человека должен быть рот.

– Чайку, – вновь прохрипело «нечто».

Внезапно задрожавшей рукой Никита наполнил пластиковый стаканчик, не глядя, сунул в протянутую руку пряники.

– Хорошо-о… Горяченького на дорожку, – эта отвратительная фигура отползла на некоторое расстояние и стала размачивать в чае пряник. Невозможно было сходу определить баба это или мужик. По каким-то едва уловимым признакам Никита все-таки решил, что это бомжиха с большим стажем.

Степенный дед аккуратно положил чашку в приготовленный мешок: – Знатные щи, дочка! Так хорошо на душу легли – прям благодать! Благодарствую.

– На здоровье, – откликнулась Лика, – Приходите еще.

– А куды ж мы денемся, приде-ем – живы будем.

Он принял чай с пряниками, но не торопился отходить, было видно, что ему очень хочется поговорить.

– Вот тебя, к примеру, как звать? – обратился он к Никите.

Никита не намерен был знакомиться и, игнорируя вопрос, демонстративно отвернулся.

– Хорош баланду травить, Профессор! – вездесущий Рыжий в кожанке удачно прервал повисшую паузу, хлопнув деда по плечу, и обратился к Никите: – Пиши! Бинты широкие, пластыри и ранозаживляющая мазь!

– Чего – «пиши»? Куда? – не понял тот.

– Там в сумке блокнот лежит и ручка, запиши, пожалуйста, Кит, – попросила Лика.

– Какие бинты – стерильные? – осведомился Никита.

Парень махнул рукой: – Любые пойдут. Мне корешу для перевязки.

Вот, дурак, чего спросил-то? Конечно же любые, какие к черту стерильные.

– Очки запиши еще, сынок, – спохватился дед, которого парень назвал Профессором, – плюс два или три, какие будут.

– Очки? – удивился Никита.

– Ну да. Разбили, сволочи… А я не могу без книжек – скучно.

– Так, может, Вам и книги какие нужны?

– Не, книжки в библиотеке беру, здесь неподалеку. У меня ведь и паспорт есть, – похвастал Профессор.

– Небось Горького уважаете, «На дне»? – ухмыльнулся Никита. Вспомнилось, как в восьмом классе училка водила их на эту пьесу в местный театр.

Не замечая ухмылки, тот серьезно ответил: – Пролетарского писателя Алексея Максимыча не люблю, я больше стихами увлекаюсь: Ахматова, Гумилев... – И с чувством стал декламировать: – Еще один ненужный день, великолепный и ненужный! Приди, ласкающая тень, и душу смутную одень своею ризою жемчужной... Слыхал?

Никита качнул головой, внимательно взглянул на деда: седая борода, грязные лохмы из-под спортивной шапочки, тяжелые мешки под слезящимися глазами. Н-да-а… Каких только чудиков здесь нет.

– Вы, может, и пенсию в собесе получаете?

– До пенсии мне еще далёко, сынок, – Профессор удрученно вздохнул, – У нас до пенсии и не доживают… Про очки не забудь.

И отошел к Лике: – Гуща осталась? Сложи, дочка, в эти тетрапаки из-под сметаны, с собой заберу.

Ну на фига он спросил? Зачем вообще заговорил с ним? Не хватало еще с этим быдло… Сами виноваты во всей своей такой жизни! Никита сердито покосился на сестру. Этот парень, калека, тоже наверняка по крышам электричек прыгал, или сиганул с балкона под наркотой, жалеть их еще…

Толпа заметно поредела. Не забывая благодарить, бомжи кидали в мешок использованную посуду и разбредались по своим делам. Сморщенная бабка мелко крестилась и кланялась, как на паперти.

Настырный Рыжий вызвался донести мешок с мусором до ближайшей помойки.

– Ты это, Анжел, скажи своим, чтоб суп всегда варили, а то каша эта в горло не лезет, – деловито наставлял Лику добровольный помощник, – Седня супчик был – сказка! Прям, как у мамки в детстве.

– Видать, не баловала тебя твоя мамка, раз постные щи сказкой показались, – подумалось Никите. Он неприязненно покосился на парня – ишь, как перед Ликой красуется, придурок.

Он понял «благие намерения» бомжа, когда тот вытряхнул содержимое в контейнер и сунул мешок под куртку. Заметив, что Никита смотрит на него, он опять дружески подмигнул: – В хозяйстве пригодится!

Ну, точно, придурок…

***

– Давай чаю попьем, – предложила Лика, когда термосы и кастрюли были тщательно вымыты, – Где-то здесь у девчонок Пу-эр есть. – Она заварила чай, достала предусмотрительно оставленные здесь перед вояжем пряники.

Никита сидел, отрешенно глядя в окно. Ему уже ничего не хотелось. Он страшно устал, но эта усталость не приносила ему никаких радостных ощущений, как обычно бывало после физических нагрузок. Давило плечи, мутило и хотелось есть, но он даже смотреть не мог на Ликин перекус. Как она может после всего пить этот чай – пусть не бомжовский, элитный какой-то? Есть эти пряники, помня, как их размачивали, а потом, смакуя и причмокивая, сосали беззубыми ртами? Ну не конкретно эти – другие, какая разница? Никита хлебнул из кружки и ему тут же вспомнилась мерзкая бомжиха...

Уже на улице Лика тронула рукав Никитиной куртки: – Прости, Кит, что так напрягла тебя… Я понимаю, тебе непросто было… Спасибо тебе…

Да что ты понимаешь? Думаешь, я проникся жалостью к этим ублюдкам? Не дождешься! Не ради них я сегодня испортил свой выходной – тебя, дуру блаженную, пожалел. Как там: «Еще один ненужный день…» Это точно – ненужный. Ему во всяком случае.

Он ничего не ответил на это Ликино «спасибо», молча и сумрачно шел рядом. Скорее бы уж этот дебильный день закончился…

Дома он достал из дедова стеллажа маленький сборник «Поэты серебряного века», нехотя полистал, поставил на место. Потом вытащил заветную коробку.

На кухне хлопотала Лика с полотенцем на голове.

– На, отдашь там, – Никита протянул ей футляр.

В глазах сестры мелькнул испуг: – Это же дедовы...

– А они нужны ему?! – заорал Никита, сунул очки растерянной Лике и вышел, сердито хлопнув дверью.