/Отрывок/
Осташись вдовой, новая поселянка Кастабраха стала гнать самогон и продавать его по рублю за бутылку. Кроме того, она проповедовала принцип: «Курочка по зёрнышку клюёт и сыта бывает» и клевала всё, что ей предлагали. Вскоре все мужчины в округе знали: мало того, что у неё можно в любое время дня и ночи купить выпивку, так она ещё и позволит приласкаться к ней любому, кто принесёт хоть что-то полезное для её семьи.
Пожилая соседка Прасковья попробовала урезонить Кастабраху, упрекнув однажды:
- Уж больно ты горяча, Брашка! Уймись! Что люди-то скажут, когда узнают, что к тебе каждую ночь мужики через забор сигают, один за другим, один за другим. Ведь не только самогоном ты их потчуешь, иной мужик засиживается у тебя шибко долго. Не ровен час, соберутся бабы и окна повыбивают в хате и тебя поколотят. Да и дочь у тебя растёт. Ей твоя слава достанется. Кто её замуж потом возьмёт?
Кастабраха смерила Прасковью презрительным взглядом, усмехнулась, подбоченилась и пошла своей объёмной грудью на старуху:
- За дочку мою не переживай. Будет приданое - любой за счастье посчитает. А будет у неё мой ум - так она и без приданого любого окрутит.
А кто меня поколотит, тот сидеть будет. А кто только языком трепать станет, у той мужа уведу. Не для того, чтобы с ним жить, а чтобы ей насолить. Будешь ты трепаться – и твоего деда уведу. Хочешь? Он ещё ничего у тебя. А когда разведётся с тобой, так мне всю свою долю имущества подарит. Хочешь на старости лет по миру пойти? Пущу.
Прасковья растерялась. За всю свою долгую жизнь она не встречала такой вот бойкой женщины.
- Ты чаво? Чаво? Я никому не скажу. Ну тебя от греха. – повернулась и ушла. А Кастабраха с довольной ухмылкой поглядела её вслед и произнесла вполголоса:
- То-то, бабка! Со мной лучше не связываться.
А Прасковья полдня потом сама с собой разговаривала вслух и всё твердила:
- Вот дура-то старая! И кто меня за язык тянул! Говорят ведь: «Не тронь, оно и не пахнет».
Вот дура-то старая! Ещё отравит или наколдует чаво. Ой, дура я, дура!
- Мать! Ты чаво ворчишь там? – спросил муж, вернувшийся к вечеру из конюшни.
- А, да так я. Так я. Бабка Мотя приходила, опять на детей жаловалась. Это всё пустое. Бабье. Не вникай. Лучше скажи мне, залёточка Иванушка, тебе супчику или кашки? - ласково обратилась она к мужу.
Дед, увидев улыбающееся лицо своей жены, удивился. Отвык он от её улыбки. Уже и не помнил, когда она в последний раз ему улыбалась. Да и залёточкой, а тем более Иванушкой, она его вообще никогда не называла.
Недоверчиво посмотрев на жену, дед решил проверить, не потеряла ли жена деньги или ещё чего не натворила ли.
Пошёл в потайное место, где они с Прасковьей всю жизнь деньги держали, заглянул. Достал. Пересчитал. Всё цело. Убрал. Пошёл во двор. Осмотрел всё нажитое: тяпки, лопаты и прочее добро. Всё как всегда. Поглядел на поросёнка. А тот ему весёло хрюкнул, вроде как поприветствовал хозяина. Кур пересчитал. Все целы.
Вернувшись в хату и подойдя к жене, пытливо заглянул в её глаза:
- Чаво с коровой?
- А чаво с коровой? Чаво? – переполошилась Прасковья.
- Да я у тебя спрашиваю: с коровой всё в порядке?
- Доила в обед. Весёлая была. А чаво? Чаво? Ходила доить. Молока много. Густое. Чаво, Вань случилось?
- Да это ты мне, мать, скажи, с чего ты такая ныне ласковая? Признавайся! Чаво опять натворила?
- А ничаво, Ванятка. Ничаво.
- Точно? А ничаво у тебя не болит? Или сон дурной видала?
Обычно, если Прасковья видела плохой сон про Ивана, особенно, если этот сон мог предвещать смерть, вдовство, то очень пугалась и неделю, а то и две, не могла надышаться на своего мужа. Но вот залёткой не называла, Иванушкой тоже. Только Иваном звала, а когда рассердится, то Ванькой. Но Иванушкой и Ваняткой она только сына называла, да и то, когда тот был маленьким. А теперь и его только Иваном зовёт.
- Видала Вань! Видала! Будто ты Вань женился на молодой, а потом помер! – вдруг выпалила Прасковья.
- Ну, мать! Ну, удумала! – рассмеялся довольный дед.
Ему, как и любому мужчине польстило, что жена его всё ещё ревнует, а значит, любит. И более того: считает его способным понравиться молодой женщине.
- На кой мне молодая? Да ты и сама у меня ещё молодая! Ай, нет? – дед осторожно приобнял жену, опасаясь, что она может оттолкнуть, раскричаться и с такого приятного радушия перейти в ругань. Но Прасковья не оттолкнула мужа. Напротив! Она прильнула к нему всем телом, тоже обняла и жарко зашептала:
- А помнишь, Ванечка, как ты меня в первый раз обнял?..
Иван задохнулся от счастья, которое не посещало их уже много лет...
В тот вечер они уснули, как молодожёны…
Казалось бы, поселилось в деревне зло в лице бойкой Кастабрахи, а вот в одной избе стало теплее. Закон равновесия. Всего должно быть почти поровну. Только доля зла не может превышать сорока девяти процентов.