Предыдущая - Глава 17 - http://www.proza.ru/2016/12/19/146
Глава 18
Фёдор Холмс и Кирилл Ватсон
Вторник, 5 октября 1993 г.
Время – 21:00.
Едва Федя пересекает порог квартиры, раздаётся звонок.
Входит Алла Петровна с обещанным квартирантом. Щуплый,
долговязый и немного сутулый, в очках, бухгалтер
по профессии, поэт по призванию.
- Вот тебе, Федя, компания. Это Кирилл, - рекомендует
Алла Петровна.
- Нефёдов, - новый знакомый робко протягивает худую
жилистую руку.
- Давно с Востока, доктор Ватсон? – не разжимая рукопожатия
и буравя юношу пристальным взглядом, Фёдор имитирует
сдавленный хрип Шерлока Холмса в исполнении Ливанова [1].
Кирилл схватывает идею на лету:
- Недавно, мистер Холмс, - придавая себе стройную осанку
военврача, притворно удивляется:
- Но как вы узнали, что я с Востока?
- Элементарно, Ватсон, - ведёт Федя в том же ключе и сразу
выходит из образа, - по луганскому акценту.
Глаза Кирилла обретают недоверчивый прищур:
- А разве у нас там особый акцент? - и тут же, совсем
серьёзно, - кстати, на самом деле, как вы узнали,
что я из Луганска?
Алла Петровна, не читавшая Конан Дойля и не смотревшая
ленфильмовский сериал, ворчливо расставляет точки над “i”:
- Кирилл, расслабьтесь, я уже Феде всё про вас рассказала, -
и дальше, криво улыбнувшись, - а ему, видите ли, надумалось
разыграть вас.
- Хе-хе-хе, - Федя шутливо обижается, - что ж вы так
разоблачили меня, миссис Хадсон, дали бы подурачиться чуток.
- Кто? – снова не понимает «миссис Хадсон».
- Да ладно, забудьте, - взмахом руки Федя даёт понять,
что интерес к игре у него утрачен. Ему хочется и Кирилла
расспросить, и о себе рассказать.
- Да ты любитель дурачиться, - по-доброму журит Федю
хозяйка, - соседи рассказывали про твои розыгрыши.
Тема поддержки не находит. Алла украдкой проводит
ладошкой по Фединому плечу, после чего следует инструктаж
для нового квартиранта: за собой убирать, электрику
понапрасну не жечь, перед выходом проверять газ, воду,
свет. На лицах молодых людей – откровенная скука.
С пониманием, что её визит затянулся, хозяйка даёт поручение:
- Ладно, Федь, ты сам расскажи Кириллу, где тут что
включается, утюг там, телевизор, посуда где всякая,
ну и прочее, а то мне пора.
Фёдор снова имитирует хрипотцу Ливанова:
- Благодарю вас, миссис Хадсон.
Не растягивая паузу непонимания, Алла Петровна в шутку
отмахивается по пути в прихожую:
- Ай, ладно, не буду мешать, раз уж вы так
весело познакомились.
Накинув пальто, она возвращается в гостиную:
- Федь, можно тебя на минутку? Извините, Кирилл. -
и в прихожей, притянув Бакланова к себе, говорит
полушёпотом почти на ухо: - тут такое дело, Федя…
Я вот хотела тебе сказать, что Карина… В общем,
я знаю, что она к тебе приходит.
- С чего вы взяли, Алла Петровна? - деланно
удивляется Фёдор.
- Да ладно, ты уж овечкой-то не прикидывайся! - Алла
отстраняется от Фёдора, дабы взглянуть ему в глаза. -
Проболталась она ненароком. Говорит, «Федя такой хороший»,
и сама же испугалась, что ляпнула не то. Так вот я тебя
хочу предупредить, дорогой: Карина малость того… - крутит
пальцем у виска, - резьба у неё левая, понимаешь?
- Да ну что вы такое говорите, Алла Петровна? Это же
ваша дочь! – вежливо, но с долей возмущения, реагирует Фёдор.
- Вот именно, моя дочь! - стоит на своём хозяйка. -
И я знаю, что говорю, хоть мне, как матери, это нелегко,
но предупредить тебя я должна. Так что ты не всё принимай
всерьёз из того, что она тебе говорит. А то, что Карина
у тебя бывает, я знаю точно, и не отпирайся.
Хозяйка захлопывает за собой дверь. Фёдор стоит, точно
вкопанный. В мыслях крутится недавний разговор с Кариной.
«Видать, и угрозы её – полная туфта, - думает он, -
не принимать всерьёз… ну, раз мать такое про дочку
говорит... Плевать на её угрозы! Говорит, запись
у неё? Да нет там никакой записи! И вообще, надо
кончать с этой психичкой. Так и сказать, мол,
прошла любовь, засохли помидоры. Мне ещё
душевнобольных не хватало».
С этой мыслью Федя возвращается в гостиную. Кирилл
не прислушивался к шёпоту, поняв, что дело его
не касается, поэтому с вопросами не лезет.
После ухода Аллы Петровны разговор оживляется. Темы –
обычные для новых знакомых: кто и откуда, чем занимается,
семья, увлечения, в общем, всё, как надо.
Вскоре Федя забывает и о Карине, и об этом странном
разговоре с её матерью.
В ходе непринуждённого трёпа Кирилл распаковывает чемодан
и сумку. Раскладывает вещи со знанием дела: нижнее бельё –
на полочки платяного шкафа; пиджаки, рубашки, брюки –
на плечики в гардеробном отсеке. На журнальный столик
скопом вываливаются книги – томов пятьдесят разного
объёма и формата.
- Это библиотечные или твои? – интересуется Федя,
разглядывая обложки.
- Мои, только я тут уже все прочёл, - Кирилл придаёт
книгам хоть мало-мальски приемлемый порядок.
- Хозяйка говорила, что ты и сам пишешь. Стихи, да?
- Есть немного, - скромно замечает Кирилл.
Федя вспоминает:
- У нас в группе училась одна, типа поэтесса. На концертах
пародии читала – обхохочешься! Ей говорили:
«Аня, тебе надо на «Вокруг смеха». Ты переплюнешь
самого Иванова [2].»
Кирилл погружается в раздумья, даже чуть мрачнеет:
- Аня, значит?
- Ну да.
- Пародии писала?
- Да.
- А ты с ней учился на экономическом?
- Да-а, - Фёдор вопросительно смотрит на Кирилла,
подозревая, что у них появилась общая знакомая.
Он даже смутно догадывается о характере отношений
Кирилла с той самой Аней. «Что-то, видать, у них
не заладилось, - думает Федя, - Анька это штучка
ещё та». Но вслух ничего не говорит.
- А как её фамилия, - от волнения лицо Кирилла
покрывается розовыми пятнами. «Кажется, - снова
думает Фёдор, - ему не очень хочется слышать ответ».
Но вопрос поставлен.
- Грюнфельд, - говорит он, украдкой следя за реакцией, -
а ты что, её знал?
- Да ещё как знал! – грустно улыбается Кирилл. - Ухлёстывал
за ней, как пацан, даже вспоминать стыдно. Бобиком вокруг
неё вился.
- Да ты что? Так серьёзно? – Фёдор ясно представляет себе
заносчивую Анну рядом с этим добрым и тщедушным юношей.
- Сам сдуру начал стихи писать, - слегка раздражённо Кирилл
продолжает больную тему.
- А хорошие хоть стихи? – серьёзно спрашивает Фёдор.
- Не знаю, - скромничает Кирилл, доставая из дорожной сумки
две небольшие книжицы, - вот, если интересно.
Федя рассматривает предложенные книги.
- У-у-у! Солидно! – искренне восхищается, увидав названия
издателей. – «Радянська Україна», «Веселка [3]».
- Так это когда уже «расписался», а то… стыдно вспоминать…
Написал ей поэму…
- Кому? Анне? – добродушно улыбается Фёдор.
- Ну да, ей, родимой. Так она возьми и надругайся над ней, -
у Кирилла чуть дрогнула нижняя губа.
- Что, пародию написала? – без малейшей иронии спрашивает Фёдор.
- Ты прямо в корень зришь. - печально замечает Кирилл. -
Да, написала – и, сцепив зубы, – сучка драная!
На последних словах голос Кирилла срывается на фальцет,
прям как у обиженного ребёнка, лишённого сладкого.
- Ну-ну, ты полегче, паря. Женщина, всё-таки! - в укоре
слышатся нотки сочувствия.
В памяти Фёдора воскресает множество эпизодов студенческой
поры с участием «Грюнфельши», как её за глаза прозывали
однокурсники. И хорошего припоминается не так уж мало.
Видная дама, одевалась ярко и стильно, училась хорошо.
С ней всегда находилось о чём поговорить. Приятная
собеседница, если не тыкаться к ней со своими стихоплетениями.
Вот только завистливая – спасу нет. Не дай бог, если кто
при ней похвалит какого-нибудь современного поэта, особенно
поэтессу. А если в группе кто появлялся в лучшем «прикиде»,
она жёлчью исходила.
Феде только сейчас приходит в голову, что к Ане Грюнфельд
у него никогда не возникало романтических чувств. Он просто
не замечал её, как женщину. Зато волей-неволей наслушался
сплетен об её похождениях. Она кружила голову многим и легко
их бросала, оставляя на мужских сердцах трудно рубцующиеся раны.
«Какая же ты, Анька, доставучая стерва, если даже такого
интеллигентного хлюпика вынудила ругать тебя последними
словами!» - думает Фёдор, сам же забывая, что речь идёт о даме.
- Женщина, говоришь? – Кирилл враз мрачнеет, по губам снова
проходит дрожь, - это дьявол в юбке, а не женщина! Вот, полюбуйся!
Он давай копаться в портфеле, долго перебирая исписанные
листки бумаги. Наконец Феде предстали стихотворные строки,
из которых Кирилл указал ему на две…
Ты сядь в любой поезд, забудь о билете,
Забудь ты о прошлом и помни, что хочь.
…а вот и пресловутая пародия:
Ты зайцем уедь, позабудь о билете,
Пролезши в вагон, ты там делай, что хочь.
Смогёшь ты превкусно поести в буфете,
Иль в тамбуре дымном провесть целу ночь.
Захвать лишь чикушку иль шкалик с собою.
И, ежли душе станет боле не в мочь,
Помянь распрекрасное прошлое св;е,
Оно уж не в;рнется, хочь иль не хочь. [4]
- Хорошо написала, - замечает Фёдор.
- Ты считаешь? - обиженно ворчит Кирилл.
- Ну... я в смысле… пародия… пародия написана классно,
хотя я понимаю, что Грюнфельша тебя крепко обидела.
В утешение Федя рассказывает, что Анна как поэтесса ничего
не достигла. На пятилетие выпуска не приехала, но говорили,
будто вышла замуж за алкаша, родила, развелась и сама
потихоньку спивается. В общем, жизнь сложилась, как сложилась.
Вопреки ожиданиям.
От Фединого внимания ускользнуло, что Кирилл давно его
не слушает, мысленно витая в сферах, далёких от какой-то
там Анны-Поэтессы-Грюнфельд.
Решив, что больная тема уже «выздоровела», Федя переводит
взгляд на журнальный столик, заваленный книгами. Среди
Пушкина, Шиллера, Байрона и других грандов обращает
на себя внимание книжица, явно раритетная.
- А это что? – вытягивает он из общего вороха тот самый
томик, довольно обветшалый.
По первым же страницам Фёдору становится ясно, что пробелов
в его знаниях намного больше, чем казалось.
- Это самое дорогое, что у меня есть, - трепетно произносит
Кирилл, облегчённо уходя от воспоминаний о приснопамятной
подруге. - Здесь поэты, которых при совке особо не публиковали.
Бабушка подарила, царство ей небесное.
- Хм-м… - Фёдор находит страницу с оглавлением, - Саша Чёрный,
Игорь Северянин, Николай Рубцов… да я про таких и понятия не имею.
- Не мудрено, - замечает Кирилл, - их сейчас мало кто знает.
Возьми почитай, если хочешь. Только не потеряй, прошу тебя.
- Да ладно, я только тут, - успокаивает его Федя, - из дома
даже не вынесу.
Кирилл встрепенулся:
- Извини…
Садится за стол и что-то наскоро пишет в тетрадку.
Фёдору ясно: поэта Муза посетила. Он занимает кресло
в углу комнаты и листает произведения
неизвестных ему авторов.
Взгляд останавливается на строках Николая Рубцова:
Не знаю, как там белый и зелёный,
Но жёлтый цвет как раз тебе к лицу.
Повторяет вслух… Ещё раз… И ещё раз… И ещё…
Примечания к главе 18:
[1] - Василий Ливанов (р.1935), советский киноактёр,
исполнитель главной роли в телесериале «Приключения Шерлока
Холмса и доктора Ватсона».
[2] - Александр Иванов (1936-1996), литератор, профессиональный
поэт-пародист.
[3] - Веселка – радуга (укр.)
[4] - Взято из авторской миниатюры
«Пародия-разлучница» // Международный литературно-
художественный альманах «Многоцветье имён»,
вып.12, кн.2 – изд.«Азовье»,
Донецк – Мариуполь, 2013, с.170-171.
Продолжение - Глава 19 - http://www.proza.ru/2016/12/19/213
********************************************