Есть такое явление, называется совесть. Это такая особенность, которая заставляет человека судить, хорошо он делает или плохо, и, если плохо, не находить себе покоя. У одних она работает исправно, у других по-разному. И когда совесть работает недостаточно, человек позволяет себе вещи, которые в ином случае не позволил бы.
Например, печёт человек пирожки и продаёт, а для приготовления их использует дешёвое масло, от которого у потребителей портится желудок. Себе домой он нормальное масло покупает (для себя любимого), а для работы берёт самое дешёвое. Потому, что более дорогое масло – значит, лишние средства, а стало быть, больше работать, чтобы их окупить, а зачем ему для других больше работать? Мотивацией работать для других в данном случае могла бы совесть, а её не хватает.
Возникает вопрос: а если бы продавцу пирожков мы внесём в бюджет мероприятия разницу в стоимости дешёвого и нормального масел, но проверять не будем и положимся на его совесть, то на что он их потратит? Может, перестанет экономить на качестве, а может, просто оставит лишнее у себя в кармане или купит больше теста. Так вот всё, что составляет эту разницу между «для других не как для себя», определяется недостатком совести, в силу которого человек творит свою дешёвую деятельность.
Аналогично недостаток совести проявляется ещё и в интеллектуальном плане. Например, получает иной человек возможность воровать, кого-то обманывать, и как-то наживаться на этом – он начинает рассуждать: «А что? Так же все делают. Все вокруг воруют при возможности, кроме тех, у кого мозгов не хватает пролезть туда, где можно наворовать. Я тоже очень много недополучал, из-за того, что меня обделяли, а теперь я отыграюсь. Так что я даже не позволяю себе лишнего – я только лишь восстанавливаю справедливость!», и затыкает этим свою совесть. А если кому-то вдруг случается его разоблачить и привлечь к ответственности перед обществом, он возмущается: «Сволочь, стукач, сдал меня – ненавижу!». Зато, если сам кого-то поймает на том, что тот у всех ворует (но в другой области), у него срабатывает: «Вот ведь сволочь, он же не только всех обкрадывает, но и у меня тоже. Да я просто обязан проявить сознательность – бороться с ним на благо общества!», и обращается, куда следует, чтобы им занялись.
Возникает вопрос к такому человеку: а как же так у тебя получается, что когда тебя в воровстве разоблачают, то разоблачитель, значит, сволочь и стукач, а когда ты сам разоблачаешь, то сволочь тот, кого ты сдаешь? Ты уж определись: или сволочь тот, кто стучит на тебя, но и когда ты стучишь, ты тоже сволочь, или ты герой, когда разоблачаешь, но и тот, кто тебя разоблачает, тоже герой. А то на двух стульях не усидишь, знаешь ли – разорвёт седалищное место. А дело в том, что задаваться таким вопросом ему может просто и не прийти в голову. Потому, что для этого нужно выделить лишние силы и время, и начать соображать в невыгодном для себя направлении. А он готов это делать только там, где его мотивирует выгода. Например, подумать, что ему ответить: если ему вдруг скажут, что он стукач и сволочь? И надо же (какое везение!) – находятся ответы: если тот вор не хочет по-хорошему понимать, что надо перестать этого обкрадывать, то сам виноват, что выхода он не оставляет. А придумывать оправдание тому, кто его самого сдаёт, у него мотивации нету: так же, как у того продавца пирожков нет сил и времени на нормальное масло.
Возникает другой вопрос: это недостаток сообразительности мешает человеку понять, что надо быть поуравновешеннее в своей жизненной позиции? Не факт: если бы у такого человека было больше сообразительности, он бы вместе с выгодным для себя направлением автоматически мог бы проработать и невыгодное, и его бы это не устроило, и тогда бы он стал дополнительно ещё прорабатывать выгодное для себя направление настолько дальше, чтобы оно перевесило в его понимании его чашу весов на его сторону. И в конечном итоге вся бы дополнительная сообразительность привела к такому же неуравновешенному раскладу, как у того продавца пирожков, который при увеличенном бюджете выпек бы больше пирожков на том же самом масле.
В одном случае это были бы рассуждения «...ну так там речь идёт об имуществе, а его всегда можно купить, а здесь о здоровье, а его не купишь – это не одно и то же! Поэтому там можно украсть, а здесь, знаете ли, нельзя...». В другом случае это было бы «...ну так зарабатывая на это имущество, я трачу здоровья гораздо больше, поэтому отнимая то, что я таким трудом заработал, он обкрадывает моё здоровье ещё больше!». И т. о., понимание будет всегда повёрнуто в пользу себя любимого. И когда в отношении такого человека кем-то будет проявлена какая-то несправедливость, он готов будет разобрать все нюансы, и выискать каждую соринку в глазу у своего обидчика, но, когда им самим творится аналогичная несправедливость в отношении другого, он совершенно искренне не увидит в своём глазу бревна.
Когда мораль у человека печётся на дешёвом масле, у него легко получается «я прав» там, где у других всё получается под большим вопросом. И такой прёт по жизни со своим «я прав, и ничего слушать не хочу!» там, где другой на его месте слушать бы стал. И когда такие люди сталкиваются с теми, кто не хотят это терпеть, то в одном случае им пытаются что-то объяснять, а в другом сразу хорошенько проучить, чтобы впредь неповадно было. Создал проблему своей неучтивостью – получай сразу по полной, а дальше сам думай, из-за чего у тебя так получилось, и, что тебе исправлять, чтобы впредь так не было. Чем дороже обойдётся урок, тем лучше усвоится – вот тебе и мотивация лучше соображать в альтернативных направлениях.
Так вот самая интересная особенность недостатка совести в том, что когда недосовестный человек прёт по жизни со своим «я прав», и думать в невыгодных для себя направлениях не спешит, то, когда он прёт на чужую территорию своей беспардонностью, он не озадачивается вопросом, что, если вдруг он всё же не прав? И если другая сторона оказываться не способной его поставить на место, он может навязать ей свою волю, не озадачиваясь даже никакой несправедливостью. Но если вдруг он сталкивается с силой, которая очень резко и жёстко преподносит ему такой урок, что он жалеет о своём просчёте, или хотя бы угрожает таковой преподать при первом же поводе, то случается досадный облом, который ставит недосовестного перед дилеммой: или записать противника в неправого злодея, который топчет его права и свободы своей противной волей, и мучиться унижением своего положения, либо найти за ним какую-то правоту, и на этом самортизировать свои страдания от возмущений.
Последнее оказывается менее болезненным для чувства собственного достоинства, и недосовестный человек начинает лучше продумывать направления, в которых для его противника можно найти оправдания. И когда он находит благодаря этому то, что без этого не получалось найти ну никак, всё вдруг встаёт на свои места и видится в другом свете. Поэтому подставлять другую щёку таким людям нельзя, потому, что это только ещё больше подкормит их «я прав» и добавит эпидемии неучтивости в этом мире. А ответный удар, наоборот, подействует самым отрезвляющим образом. Поэтому всё поведение таких людей по сути и есть показывание всем окружающим, что они хотят регулярно получать доводы на языке силы – других языков понимать они не спешат.