Аннушка

Геннадий Москвин
"Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа"
(А.П.Чехов, "Жалобная книга")


        Предновогодний вечер пришелся на конец рабочей недели. Последний вагон пригородной электрички как всегда был заполнен полупьяным народом. В основном, это были работяги – «пчелки» да «муравьи». 

        Расслаблялся народ кто как мог. Гул, шум да гам возбужденной толпы в тщетном поиске свободного места дополнялся пьяным перегаром и густой синевой табачного дыма. Дышать было нечем, некогда и ни к чему. Ведь большая часть пассажиров была увлечена игрой в карты, надеясь в "храп" и "секу" содрать с попутчика на бутылку. А что? Соскребут банк - и на «вечер отдыха» в ближайшей подворотне хватит.

        Тут и там раздавался дикий хохот - продукция удачливых игроков и остряков-самоучек. Всегда смешно, когда кому-то обидно. Зеваки ехидно посмеивались над неудачниками, удручая и без того унылое состояние проигравших картежников. Часть пассажиров от дорожной скуки погрузилась в дремоту.

        Вдруг, откуда ни возьмись, нагрянули контролеры с зелеными повязками на рукаве, выряженные по случаю Новогоднего праздника в Деда Мороза и Снегурочку. Дед Мороз оказался навеселе, и уже не был способен выполнять служебные обязанности. Поэтому молодой и неопытной Снегурочке, которую коллеги по работе прозвали по-толстовски трагически - "Аннушка", пришлось весь груз служебных обязанностей взять на себя.

        Зеленая повязка на рукаве "Аннушки" на подвыпивших работяг впечатление не произвела. Образ наивной Снегурочки, требующей предъявить проездной билет, провоцировал на шутки и смех. Набатом "полундра!" раздался перезвон стеклянной посуды, спешно убираемой под сиденья. Вероятно, из опасения, чтобы делиться с пришельцами не пришлось. А так никто даже внимания на контролеров не обращал. Азартная команда игроков на интерес уже успела войти в картежный раж, сопровождаемый отборной бранью из каталога сапожника. Словом, пролетарии - народ весёлый. С ними не соскучишься.

         Тем временем Аннушка приступила к делу, пытаясь организовать проверку наличия проездных билетов. Обычное, вроде, дело. Но только не в последнем вагоне, особенно в предпраздничный день конца трудовой недели. Ведь последние вагоны на всех пригородных поездах живут по своим неписанным законам. Поэтому никакого энтузиазма сия акция блюстителей проездного порядка у пассажиров не обнаружила. На просьбу предъявить билет гражданин "под мухой" ответил: "Гм...Мы с дярёвни приехавши, поэтому мы бялеты не купивши..."

         Гражданин с «бланшем» под «шнифтом» и вовсе был настроен агрессивно, пригрозив: "Канай, отседова!"...А тот алкаш, что в шляпе, глухонемым прикинулся. Только фигу под нос контролерам тычет, и нечто невнятное угрожающе рычит. Что с него взять? Эту группу обнаглевшего населения как бы вызвали на «соревнование» остальные несознательные пассажиры. И в этом немало преуспели: в среднем, на Деда Мороза со Снегурочкой навернули по дюжине мозолистых пролетарских «кукишей».

         Правда, дальше у блюстителей порядка дела пошли несколько лучше: им предъявили несколько прошлогодних и один бессрочный билет «на предъявителя». И напрасно Аннушка пыталась сделать недовольными черты миловидного лица: суровые законы последнего вагона не щадили никого.

         Аннушке все труднее становилось дышать. И не столько от дыма табачного облака, сколько от обиды. Но ее страдания были вознаграждены. Старец, лет восьмидесяти, с жестким неподвижным лицом, напоминающим физиономию белогвардейца, недобитого ещё в эпоху ренессанса советского нэпа, как-бы из презрения к окружавшим его хамам решительно полез в карман за билетом и демонстративно, с чувством собственного достоинства предъявил его контролеру.

         Все участники "бал-маскарада" насторожились от неслыханной дерзости нарушителя негласных законов последнего вагона. Взглянув на билет, Аннушка поняла: и этот тип жестоко обманул ее, предъявив льготный билет инвалида Отечественной войны 1812 года.

         Если бы не дикие обычаи последнего вагона, то окружающим было бы больно смотреть на заплаканное лицо административного работника и созерцать колики слез разочарования в пожилом населении страны. Аннушке хотелось стукнуть этого Кощея Бессмертного компостером по голове, но служебная инструкция не позволяла вершить самосуд. От обиды она представила себя той самой героиней толстовского романа, которая от отчаяния залегла поперек рельсов под тщетно пыхтящие гудки приближающегося паровоза.

        Аннушка не знала, да и не могла знать, что по неписанным законам РЖД работа контролера приравнивается к подвигу. Соответственно, полагаются льготы и могильный памятник непосредственно на рельсах с надписью на граните: «Незабвенной Аннушке от благодарных безбилетников».

         Не прошло и пяти минут как Снегурочка, выплакавшись за себя и за толстовскую Аннушку, мужественно продолжила свой неблагодарный труд. Пассажиры должны "обилечиваться", а котам - нельзя!  Но уже не было того энтузиазма и напора, который по должности был Аннушке присущ. Не было больше и доверия к безбилетному населению страны.

         Впрочем, она сочувствия и не искала. Она, эта сильная духом девушка, красавица, студентка, работая контролером без отрыва от учебы, продолжала честно исполнять свой служебный долг, стиснув зубы как компостер. Но так и не получив для проверки ни одного заветного проездного билета Аннушка решительно направилась к выходу, где ее поджидал безусый юнец со смятым в гармошку окурком в зубах.

         Он, ухмыляясь, одной рукой обняв ее за плечи, а другой апеллируя к публике, театрально изобразил эпизод из детского фильма про неуловимых мстителей: «Женщина! Мать!..Детей рожала, мучилась!.. А теперь Новый год рожаешь и без мук хочешь? Ты что, действительно без мук хочешь?», - повторил он и самодовольно захохотал как Мефистофель.

         В то, что и этот Новый год получится без мук, никто, конечно, не верил. Наверное, именно поэтому народ на «бале-маскараде» последнего вагона шутил так, как могут шутить от отчаяния и безысходности только обреченные на страдания жертвы потерянного поколения эпохи гласности и перестройки.

         Аннушка не роптала, а только тихо плакала. Она обижалась не столько на этого паршивого юнца, сколько на свою горькую судьбу. Вдруг, почему-то, вспомнила как на прошлой неделе у нее из сумочки вытащили кошелек и...еще сильнее заплакала.