ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
ВАЛЬЯДОЛИД. ЧИЧЕН-ИЦА
(Продолжение)
***
Чичен-Ица – самое популярное городище, самое посещаемое и многолюдное. Туристов здесь «как грязи». Длинная извивающаяся очередь за билетами.
– Когда же все это создавалось? – спросила Марина, ошарашенная размахом археологического комплекса.
Они подошли к знаменитому стадиону для игры в мяч. От всех виденных ранее площадок он отличался формой и исполинскими размерами, будто когда-то по нему гоняли мячик настоящие великаны, а не простые смертные.
Беловежский было хотел по привычке ответить на Маринин вопрос, но уступил место лектора своему научнику.
– Город достиг своего могущества в поздне-классический период, в восьмом-одиннадцатом веках, когда все величайшие города майя приходили в упадок и угасали, как потухшие звезды. Чичен-Ица стал одним из самых влиятельных центров на севере Юкатана, в культурном, религиозном и экономическом отношениях, – заговорил Танеев. – Тогда-то и строилось большинство зданий в стиле Пуук.
– Пуук? – не поняла Марина.
– Так называется регион на западе полуострова, – не выдержал Александр.
– Да, и там доминировал особый архитектурный стиль, – продолжил Танеев. – Его отличают грандиозные дворцовые постройки с применением новых для майя технологий строительства и с обилием декора. Здания облицовывались прямоугольными камнями, настоящей мозаикой причудливых узоров. Часто встречается украшение из масок с длинными хоботками, которые принято приписывать Чаку.
– Как в Чиканне? – оживилась Марина.
– Что-то вроде, – неопределенно кивнул Танеев.
Беловежский ухмыльнулся. Еле сдержался, чтобы с едким сарказмом не поведать своему научнику, что Марина – счастливая девушка, имевшая личное общение с Чаком.
Усеянная торговцами тропа-сакбе вела к Священному Сеноту. Везде шла бойкая и не очень торговля всякой всячиной, от штампованных примитивных сувениров до серебряных и даже золотых украшений. Сенот – огромная почти идеально круглая воронка. Его отвесные стены напоминали слоеный пирог, в прослойках которого местами топорщилась настырная поросль. Далеко внизу грязно-зеленый омут. Из-за ограждения рассмотреть всю поверхность воды не удавалось.
– По сравнению с сенотом Вальядолида, этот совсем не красивый, – разочарованно протянула Марина.
– Зато священный, – заступился Беловежский.
– Место совершения жертвоприношений и других ритуалов, – дополнил Танеев. – На дне его и в подводных гротах покоились и золотые предметы, и черепа с костями, и ритуальная керамика.
– Ее туда роняли, что ли?
– Нет, ее тоже жертвовали богам, – пояснил Саша. – Для этого ее «убивали».
– Как это? – опешила Марина.
– Делали либо округлое отверстие сбоку, либо фигурный скол на венчике.
Александр с удовольствием делился знаниями. Подойдя к девушке совсем близко, он поведал ей об экспедиции, которая в 60-70-е годы двадцатого столетия занималась исследованием этого священного колодца. Иногда он с удовлетворением ловил на себе Маринин взгляд, когда она поворачивалась к нему, задавая очередной заинтересованный вопрос.
– Кстати, Беловежский, после нашего разговора я нашел-таки научную статью про вашу секту, – заговорил вдруг Танеев, когда они шли обратно.
– Какую нашу секту? – не понял Саша.
– Ту, про которую вы мне говорили. Типа с культом Болона-Октэ.
– Ну да, конечно. И что же?
– Там много внимания уделено ритуальной керамике, почему я и вспомнил сейчас об этом. И там в списке литературы приводятся статьи небезызвестных нам людей: и твоего Рамиреса, и нашего Буеналуса.
– Надо же! Рамирес и, правда, спец по керамике. Джордж Полонски его восхвалял, – обрадовался Александр. – Надо бы взять телефончик Рамиреса у Полонски. Неплохо было бы перекинуться парой осторожных фраз и с самим Буеналусом. Интересно их мнение по поводу секты и сосуда с Болон-Октэ.
– Думаю, с Буеналусом мы скоро непременно пообщаемся в Кампече. Правда, о сосуде лучше с ним не говорить. Это ведь к нему ехал Ветров, насколько я понимаю?
– Да. Но он, видимо, хороший мужик, ведь вопреки официальной версии, в отличие, кстати, от Рамиреса, он был уверен, что Ветров убит из-за сосуда.
***
– Я тебя понял. Теперь их трое. И чем тебе это мешает? Ищи васиху, Педро, не ной! Не можешь? Я заменю тебя другим илюстрадо! Все!
Луис Альберто Буеналус швырнул телефон на стол и закрыл лицо руками. Васиха! Этот предмет был ему просто необходим!
Он был выходцем из семьи, где поколениями не переставали верить в древних богов. Еще в детстве дед поведал ему историю своего отца, его прадеда. Прадед состоял в религиозной секте, поклонявшейся тому богу, кому самими древними богами был вручен символ власти. Сакральные ритуалы издавна совершались по особым календарным датам, связанным со сменой двадцатилетий и четырехсотлетий. Однако революция 1910 года запретила эти религиозные практики, и многие активные верующие были жестоко наказаны. В их числе и прадед. Но, вернувшись из тюрьмы, прадед стал воспитывать своих детей и внуков в старой вере.
Юный Луис Альберто подробно выспрашивал у деда, какие обряды совершались, кто осуществлял связь секты с основным божеством и другими древними богами, остались ли еще верующие. Однажды ему приснился сон, как некий бог в ритуальных одеждах майя протягивает ему белый пояс. Услышав от внука о таком сне, дед несказанно обрадовался. «Ты избранный, внучок, – погладил он Луиса Альберто по волосам. – Когда ты вырастешь, ты испьешь святой напиток из сакральной чаши и станешь воплощением нашего бога». Он спросил, о какой сакральной чаше идет речь. И дед рассказал ему о вазе с изображением их главного бога, которая веками использовалась адептами секты и была утрачена во время революции.
Луис Альберто начал подробно изучать историю своего народа. Особо он увлекся изучением ритуальной керамики, чтобы попробовать отыскать тот самый сосуд. Он считал, что ни за что не пропустит его, сердцем его почует.
Он свято верил, что он избранный и что боги благоволят к нему. И он постоянно получал подтверждение тому: боги давали ему все необходимые знания, приоткрывая завесу тайны.
Уже в университете он узнал имя того бога, которому поклонялся с детства. Болон-Октэ получил символ власти от богов, он же отвечал за смены календарных эпох. В литературе он нашел упоминания о секте своего прадеда и узнал, что глава секты считался наместником бога. И он поклялся возродить секту.
В студенческие годы он создал узкий кружок верующих. Он привлек в него близких друзей. Они вместе восстановили основополагающие догматы секты, таинства и разработали ее иерархию. Сами они стали называться «посвященные» – ilustrados. Они распространяли свои верования в своем окружении. Те, кто становился активными помощниками «посвященных» и выполнял важные поручения, получили название «исполнители» – ejecutores. Это был второй круг посвящения. Постепенно появилась и основная масса сектантов, часто из простых крестьян-общинников, «верующих» – creyentes.
Самый важный посыл для верующих состоял в том, что во время катаклизмов, связанных со сменой эпох, адепты секты, служители Болона-Октэ и их семьи, находятся под его неусыпной защитой, а главное, что все они спасутся в 2012 году, в момент конца света, когда все человечество погибнет. Все они будут избраны им для воссоздания нового типа людей.
Со временем в секте возродились древние обряды посвящения. Через них бог узнавал своих верных поклонников. Стержень обряда состоял в кровопускании новообращенных, совершаемом на алтарях среди древних руин. Посвящение в эхекуторы происходило в гротах, пещерах или древних строениях, символизировавших вход в инфрамундо. «Исполнители» получали своеобразную грамоту – черепки с кровавыми пометками, выделявшие их из среды простых верующих.
Во время религиозных ритуалов сектанты приносили и складывали на алтари дары богам: мешки с продуктами, ремесленные изделия, керамику, украшения и деньги. За счет этих даров происходило функционирование всей секты, обогащение ее высшего эшелона, вождя Буеналуса и «посвященных», а также выплаты «исполнителям» за их работу.
Во время смены последнего двадцатилетия, в 1993 году, Луис Альберто Буеналус стал полноправным главой секты, наместником Болона-Октэ. Однако он ждал 2012 года, когда завершится четырехсотлетие, и, как предсказано, спустится Болон-Октэ и наступит апокалипсис. В этот самый день, 23 декабря 2012 года, судьба уготовила для Луиса Альберто иную участь, чем гибель со всем человечеством. Нет, в этот день, он пройдет свой главный ритуал в жизни – обряд перевоплощения. Он избран, чтобы в нем воплотился Болон-Октэ, чтобы он спас верную паству и стал вершителем судеб на всей земле.
Это знание наполняло его чувством небывалой гордости. Он шел к этому всю свою жизнь. И ни одна живая душа, ни жена, ни сыновья, ни ближайшие сподвижники не знали о том, что он избранный. Он вел скромную жизнь обычного мексиканца, честно учился, честно трудился, честно дослужился до уважаемой должности. Он всегда знал, что великое его предназначение впереди.
Сакральная чаша должна быть тем порталом, через который совершится перевоплощение. Об этом также не было никому известно. Те, кто искал сосуд, считали, что он необходим для ритуалов, связанных со сменой четырехсотлетия и спасением людей.
Сакральный сосуд он обнаружил десять лет назад. Он помнил, как забилось сердце, когда он увидел фотографии этой васихи в «Мехиконе». Он ни секунду не сомневался, что это она, та самая васиха, веками служившая секте, та самая васиха, потерянная в годы революции, та самая сакральная васиха, которая поможет свершиться предначертанному судьбой.
Тогда он и вступил в переписку с новым владельцем сосуда, российским коллекционером Игорем Ветровым.
***
Мимо Платформы Черепов и Платформы Венеры, не обращая внимания ни на скопище туристов, ни на торговцев, они выбрались на площадь, которую венчала изящная ступенчатая пирамида с целехоньким храмом на вершине.
– Знаменитый Эль Кастильо, Замок! – объявил Беловежский.
– Или Пирамида Кукулькана, – добавил Танеев.
– Кукулькан – это же майяский Кецалькоатль? – уточнила Марина.
– Он самый. Пернатый Змей.
Головой змеи заканчивалось каждое ограждение лестниц, с четырех сторон пирамиды выступавших над ее террасами.
– Это правда, что в какой-то день по ступеням пирамиды сползает сам пернатый Змей? И в этом, якобы, проявляется особая мистика и мудрость майя? – обратилась Марина к своим знающим спутникам.
– В день весеннего равноденствия, одна сторона пирамиды оказывается в тени, а освещенная солнцем волнистая линия идет вдоль ограды лестницы и завершается головой змеи. Тем самым создается впечатление спускающегося змея, – пояснил Танеев.
– Но это всего-навсего световой эффект. Никакой мистики и мудрости тут нет, – раздраженно добавил Беловежский.
– Почему же? – смеясь, возразил научник. – Мудрость знания явлений природы все же присутствует. Мистики нет, конечно.
Пока мужчины обсуждали какие-то детали декора храма, Марина медленно обходила пирамиду, пытаясь понять и представить ту световую иллюзию, о которой шла речь. Она не могла сосредоточиться на своих ощущениях, потому что ее без конца кто-то задевал, или она сама на кого-то натыкалась, пятясь, чтобы рассмотреть пирамиду с другого ракурса. В отличие от Чака, Кукулькан отказался явить себя пред ее очи. И она поспешила присоединиться к своим спутникам, которые, о чем-то оживленно споря, направились к Храму Воинов.
– Вот главное здание, которое свидетельствует о том, что в постклассический период, в последний период своего расцвета, вплоть до потери своего могущества в тринадцатом веке, Чичен-Ица испытывает влияние со стороны иностранцев, – говорил Танеев, словно в продолжение их с Сашей беседы.
– Вы считаете, что майя были завоеваны? – уточнил Беловежский.
– Не знаю. Поздние архитектурные сооружения и некоторые источники позволяют лишь считать, что такое воздействие было. Но стали ли иностранцы правителями, или просто, к примеру, через династические браки составили часть влиятельной знати, пока судить трудно.
– Что значит иностранцы? Кто они? – полюбопытствовала Томина.
– Храм Воинов почти в точности повторяет архитектуру из далекого городища Тула к северу от Мехико, – сказал Танеев.
– Может, ты помнишь так называемых «атлантов» из этого городища? – подсказал Саша.
– Это такие космические фигуры в скафандрах и с бластерами? – смеясь, спросила Марина. Она не постеснялась обратить свой вопрос к Танееву. Реакция была ожидаема, но ведь и она вложила иронию в свой вопрос.
Танеев расхохотался.
– Вот налицо «инопланетная Мексика» в сознании населения, – он всплеснул руками, продолжая смеяться. – По крайней мере, вы поняли, о каких скульптурах идет речь.
– Понимаю, – подхватила шутку Марина, – Чичен-Ица подверглась нашествию не пришельцев из космоса, а пришельцев из Тулы.
Продвигаясь по городищу, они попали в настоящий лес из колонн. Мириады округлых и остроугольных колонн выстроились стройными рядами, как на параде, и маршировали, очерчивая обширное пространство, получившее название Площадь Тысячи Колонн.
– Раз уж речь зашла о космосе, вот и знаменитая Обсерватория, – провозгласил Беловежский, когда они пробрались в укромный отсек городища.
На высокой платформе, точно тающее мороженое в стаканчике, торчало округлое сооружение с обсыпавшимся куполом.
– Так это правда Обсерватория? – спросила Марина.
– Это здание еще называют Караколь, ракушка, по его форме. Однако из-за особого расположения окон первые исследователи предположили, что это сооружение могло служить для астрономических наблюдений. Они и дали этому зданию название Обсерватории, – пояснил Андрей Михайлович.
– Кстати, Марин, здесь в Чичен-Ице первые исследовательские работы проводила экспедиция Сильвануса Морли, – вдруг брякнул Беловежский.
– Тот, кого Ландел пригласил изучать Калакмуль?
– Да, именно.
– А вы уже тут поднаторели в майяских городищах, я поглажу, – усмехнулся Танеев. – Но пойдемте глянем еще на одно знатное здание.
– Уж не то ли, с хоботками Чаков? – угадала Марина, показывая на маленькое прямоугольное сооружение с одним входом. Похожее на огромную шкатулку с поднятой крышкой массивного кровельного гребня, оно было обильно украшено маскаронами и орнаментом в стиле грекас.
И пока девушка пыталась воспринять это великолепный памятник архитектуры, Саша завел какой-то малопонятный ей разговор с Танеевым, обсуждая детали резьбы по камню, подробности узора и их значение. Уже не в первый раз за сегодняшний день она отметила про себя, что Андрей Михайлович Танеев разговаривал с Сашей на равных, не допуская снисходительного, менторского тона или высокомерных колких замечаний. Александр не стеснялся признаваться в том, что ему многое еще неизвестно или непонятно, и научный руководитель с удовольствием делился своими знаниями с учеником.
– Никто не знает пока, для чего служило это здание, но называют его «Иглесия», церковь. Это типичный образец архитектурного стиля Пуук.
– И настоящая жемчужина Чичен-Ицы! – воскликнула Марина.
Идти обратно по узкой дороге было трудно. Толпы народа сновали в разные стороны, зависая возле сувенирных лавок. Иногда казалось, что это не археологическая зона, а настоящий рынок.
– Такое красивое городище с такой великой историей. Но святости здесь не чувствуется, – огорченно заметила Марина. – Все эти продавцы сувениров, разложившие свой товар чуть ли не на самих древних памятниках, не дают погрузиться в магическую атмосферу этого места, лишают его древнего духа.
– Мы с Мариной проехали столько археологических зон. Такого не было нигде, – поддержал ее Беловежский.
– Эх, нет на них Иисуса Христа, чтобы изгнать торговцев из храма! – возопил Танеев.