Марк выглянул в окно. Припекало. Синоптики обещали дожди и резкое похолодание. Все-таки октябрь! От погоды сейчас и не ждали ничего хорошего. Но распалившееся не на шутку осеннее солнце, это как-то слишком.
Марк взял куртку, на случай дождя и ветра, и поплёлся на работу. Шёл пешком. Фотостудия была в нескольких кварталах от дома. Последние шаги до студии он еле дотягивал. Идти мешало ощущение собственной беспомощности. Залип, как комар в янтаре...
Нет! Работа ему нравилась. Она появилась как-то сама, выросла из юношеского увлечения. Фотография - это все, что он любил. Он жил с камерой, не расставаясь с ней почти никогда. Он много ездил, искал сюжеты, образы, забирался в какие-то непролазные места, ради хорошего кадра мог не спать и не есть.
Все изменилось год назад. На Марка свалилось наследство. Он хорошо помнил тот день, когда получил письмо. Нотариус потом подтвердил, что этот бред имеет юридическую силу.
Некто Роман Петрович Скворцов оставлял ему в наследство квартиру и маленькую фотостудию в небольшом областном городке. Роман Петрович объяснял свою волю тем, что является Марку биологическим отцом.
Это было возможно, но абсолютно не трогало Марка. Он вырос без отца. А мать умерла пять лет назад. На вопрос :"Где мой папа?" - она всегда отвечала коротко: "Умер". Лицо ее становилось при этом каменным и серым, поэтому Марк быстро перестал спрашивать. А тут - папа объявился сам! И снова умер!
И все бы было хорошо, если бы не одно маленькое, но очень мерзкое условие. Марк вступал в права наследования через год, неделю и три дня. И только в том случае, если все это время будет жить в завещанной квартире и работать в фотостудии. Год!
Марк, свободный художник и легкий на подъем фрилансер, должен был безвылазно просидеть в маленьком городке. Если бы не финансовые проблемы, послал бы такое наследство нафиг!
Можно было схитрить, но неизвестный отец позаботился и об этом. Каждый день Марк должен был звонить нотариусу один раз из дома, второй раз из фотостудии. Тот понимал весь идиотизм ситуации, но на уступки идти не хотел. Однажды Марк попробовал уговорить его на послабление - и выбить себе три дня отдыха, уехав куда-нибудь подальше от скучного городка. Но нотариус положил трубку.
Так и ходил Марк семь дней в неделю с 10 до 17 в фотостудию. Делал фотографии на паспорта и для домашних альбомов. Изредка в студию заходили люди, заказывали групповые семейные фотографии или свои портреты. А потом сидели на жёсткой студийной мебели и напряжённо скалились в камеру. На все предложения попробовать что-то другое: сменить позу, расслабиться, подвигаться - отвечали отказом.
Все, кроме Леси... Девушка тогда вбежала в фотостудию стремительно, будто в воду нырнула. Помещение тут же наполнилось яркими хохотинками. Леся кружилась, смеялась, роняла реквизит и была безудержно счастлива.
- Я - Леся! Ооооо, Леся! - хохотала она.
Она хотела стать моделью. Ей нужно было портфолио. Это была сумасшедшая съёмка. Поймать девушку в кадр было почти невозможно. Она смеялась, сгибаясь пополам от хохота, падала на пол, вскакивала. Выпрыгивала из кадра, рассказывая что-то интересное. Танцевала. Пела. Не влюбиться в неё было невозможно. Она была такая настоящая, легкая, полная жизни, сияющая молодостью.
Марк выпросил свидание. Она беспечно дала согласие, чмокнула его в щеку и просила захватить на встречу ее фотографии. Они получились великолепные! Удалось передать задор, юность и бесшабашную красоту модели.
Но когда Марк позвонил, ее мобильный молчал. Он нашёл ее адрес, опросив полгорода. Как безумный он мчался к ее квартире. Внутри что-то ныло. Он долго звонил, колотил в дверь. Не открывали. Наконец замок щелкнул и в темном дверном проеме показалось бледное женское лицо.
- Здравствуйте! Я фотограф, принёс для Леси фотографии... - на одном дыхании выпалил Марк.
- Олеся... Олеся... - женщина поднесла руку к груди, сдерживая рыдания, - Олеся пропала...
Ее нашли через неделю. В реке. Говорят, на месте лица ничего не было, будто начисто срезано. Марк отказывался в это верить. Не могла Леся вот так погибнуть. Слишком живая она была для смерти.
В студию идти не хотелось. Марк остановился на ступеньках, огляделся. Рядом с домом за ночь появилась какая-то яма, из неё валил густой пар. Мужик в оранжевом жилете неторопливо расставлял ограждения вокруг образовавшегося провала.
- Что случилось?
- Дык, эта... Трубу прорвало. Токма к завтрему залатаем.
В студии было душно и темно. Марк посмотрел на камеру. Она торчала на штативе как мертвая голова на колу. Фотографу она не нравилась. Новая, профессиональная, дорогая - она не радовала Марка. При съёмке она клацала, как злая собака зубами. Но ещё один дурацкий пункт завещания гласил, что работать можно только с техникой фотостудии и выносить ее за порог нельзя.
День кое-как дотащился до обеда. Марк вышел перекусить в ближайшее кафе. Он проглотил еду, даже не почувствовав ее вкуса. Молодой человек не знал почему, но хотелось выть. По-волчьи. Зло.
Он взял газету. Нужно было собирать себя по кусочкам, не поддаваться парализующей хандре и тревоге. Терпи, Марк! Терпи! До вступления в права наследования оставалась неделя. А там... продать все к черту! И никогда сюда не возвращаться!
Газета была тоскливой и горькой. Она была больше похожа на сводку происшествий, чем на скучную городскую хронику. Семья отравилась грибами, не смогли спасти. Пожар, сгорел одинокий пенсионер. Самоубийства, пьяная поножовщина... Спокойный городок! Ничего не скажешь!
Тут внимание Марка привлекла фамилия в газете - Кость. Смешная. Марк помнил ее обладателя. Он прибежал в студию весь в мыле. Немолодой лысеющий мужчина в очках. Ему нужно было срочно сделать фото на паспорт. Он болтал без умолку о поездке, что билеты куплены, море ждёт, жена и дети сидят на чемоданах. Только паспорт он так некстати потерял. Теперь носился, восстанавливал документы.
Марк запомнил его ещё потому, что он выделялся в череде одинаковых, бесцветных как мертвецы, клиентов. Александр Кость. Теперь его имя значилось в списке пассажиров разбившегося самолёта. "Скорбим о 25-ти безвременно ушедших жителях нашего города".
Боже! Марк сжал виски. Ему показалось, что он сходит с ума. Разум застилала густая чёрная пелена. Неожиданная мысль прорезала этот мрак. Нет!
Марк выскочил из кафе и помчался в студию. В неоктябрьском зное город дрожал и плыл. Людей на улицах почти не было, будто все вымерли. Марк нёсся огромными прыжками. Перед фотостудией он чуть затормозил, чтобы не свалится в дымящуюся яму с горячей водой.
Влетев в студию, он кинулся к ящику с невостребованными заказами. Фото на документы отдавали сразу. А студийные фотопортреты - только после ретуши, через день или два. Марк проверил по списку. Ни одного заказа за весь год клиенты не забрали! После случая с Лесей он был как в тумане и не следил за выдачей заказов. Обрабатывал, печатал, кидал в коробку и забывал.
Он схватил телефон и начал обзванивать всех по порядку.
- Здравствуйте, это фотостудия. Можно Ивана... Лидию... Сергея...
В ответ звучало одно и тоже. Руки у Марка дрожали, лоб покрылся холодной испариной. Последним в списке был Александр Кость. Он в тот день захотел сделать ещё и студийный портрет...
Марк бросил трубку, старый аппарат треснул. Фотограф поднял глаза. Чёрная фотокамера одноглазо пялилась на него. От взгляда в объектив становилось тошно. Марк сорвал камеру со штатива и дернул дверь. Ручку заклинило. Он бросился к окну. Шпингалет был намертво замурован многовековыми слоями краски. Марк схватил табурет и запустил его в витрину. Стекло с жалобным дзынем рассыпалось.
Мужчина выскочил на улицу и побежал. В лицо ударило горячим паром. Марк с размаха швырнул камеру в центр клубящегося облака. Всхлипнуло. Брызги кипятка впились в его руки и лицо. Но Марк, казалось, этого не почувствовал. Он упал на колени, его скручивала невыносимая боль. Он запрокинул голову и дико заорал. Словно в ответ небо грохнуло и ливанул холодный октябрьский дождь.