фельетон республиканского значения
Предыстория: один мой «московский» знакомый работал в одной известной на весь мир голландской фирме продовольственного сырья. Скажем так. Не более как пару недель назад (на момент написания произведения) им исполнилось ровно сто лет, за что были приглашены на аудиенцию к Королеве. Они даже выучили несколько фраз на голландском, среди которых была и о самочувствии принца – мужа "ихенской" Королевы. Аудиенция состоялась, разговор тоже. Кроме того, им, разумеется, доставили удовольствие приложиться к ручке Королевы. Церемониймейстер, организовавший всю эту кашу, позже сказал, что, мол, гордитесь – Вы двадцать пятый русский, целовавший нашу королеву. Вот и все. Принц, кстати, её на следующий день скончался.
С неба на землю сыпет суровый снег. Ноги прохожих месят белое в серое, из которого растут дома и заборы. Ац засунув руку, копается в штанах, пытаясь среди пластиковых карточек наскрести хоть немного мелочи. Снизу не видно серого месива, только снег, сурово-неопределенное небо и такое же неясно-пугающее содержимое пролетающих мимо подолов.
Хочется тепла камина, трапезной изысканности и, в конце концов, домашнего уюта. Все это можно было взять прямо сейчас за углом в каком-нибудь “Мак-Дональсе”. Ац ясно представил заглаты-вающийся бигмак, большой стакан колы и желто-звенящую струю на белоснежной глазури ломящего теплом сортира.
Коммивояжер за соседним столом впаривает Леночке скороварку для яиц, часовая стрелка тщетно пытается дотянутся до римских цифр, пальцы нащупывают маленький кружочек неподатливого металла, очень похожий на приносящую счастье китайскую монету, но в офис компании вваливается сурово-начальственное лицо. Рандеву с бигмаком приобретает неясные очертания, монета выскальзывает из пальцев, Ац достает руку из кармана.
- Через два часа вылетаем, - сурово буркует лицо и вываливается в коридор к животу, заднице, маленьким пухленьким пальчикам.
Ац смотрит на незакрытую дверь, на давшуюся Леночку, на руку, которую надо куда-то при-строить.
«Не слишком ли много «сурового» для начала повести? - думает он, пристраивая руку, - Звучит несколько оскорбительно для ушей структурального лингвиста. Черт с ним, пописаю в самолете.»
В самолете Ацу достается место возле люка на левой скамейке. Сквозь воющую щель он видит проплывающие внизу очистные сооружения, бомжа, пристраивающегося спать, и пограничника прячу-щего патрон за обшлаг дохлой шинели. До горизонта тянутся крыши, под ними пыль, дерьмо в холо-дильнике и унитазах, полки с видеокассетами, сначала на русском, потом на немецком, а через час черт-те знает каком языке. Ац представляет струю несусющуюся с неба и живительно-радующую слабость во всем теле. Но щель между обшивкой самолета и люком слишком мала, поэтому терпеть приходится до самой Голландии. Ибо невозможно даже представить, что можно дозваться стюардессу, перекричав рвущиеся шумом моторы, или отыскать утку на заваленном полуфабрикатами полу.
Пухлые пальчики шуршат утренней газетой, извлекая на свет вечерне-прощальную курицу, в память об оставленной на кухне Родины жене. Жир падает на вязанный жилет, на резанный ломтиками лимон, на расстеленные над утопающим в сочных складках пупком строки: «Известной по всей Европе корпорации исполнилась сто лет. В связи с указанным юбилеем лучшие из лучших работников корпора-ции были приглашены Королевой Голландии на пустячок. Вечером Королева великодушно видела их в своих гостях, всплакнув, что помнит их еще совсем маленькими, писающими на ее изящные колени, и приложив ручку…».
Амстердам встречает холодно, неприветливо, ощетинившись как еж голыми мачтами и двойны-ми пиками готического стиля. Проститутствующие гомосеки, мазохиствующие наркоманы и ни одного китайца со свободной джонкой. Делегация, поеживаясь, спускается в холодную октябрьскую воду. Дер-жась леденеющими пальцами за обломок пенопласта, Ац плывет гордо и размеренно, благодарно вспо-миная школьные годы, когда он упорно занимался плаваньем, даже не подозревая, что это определит его судьбу. Умение держаться на поверхности основное требование при отборе новых сотрудников для кор-порации, учитывая амстердамское расположение центрального офиса. Мышцы настоящих плавцов ста-новятся невероятно длинными, поэтому всем членам корпорации делают специальные дорогостоящие операции по удлинению костного скелета. Этим легко объясняется факт, что средний рост сотрудников корпорации больше…
Отбиваясь цифровым слуховым аппаратом от винтов проплывающих мимо суден, Ац с тоской смотрит на серое небо, представляя, как оттопыривается шелковая ткань, украшенная свастикообразной эмблемой корпорации, пропуская на волю резвые горячие потоки, но в леденящем холоде воде невоз-можно расслабиться, и воды Голландии остаются незамутненными русским нутром.
Среди использованных шприцов, окурков марихуаны и резиновых изделий анального предна-значения показываются золоченые ступени королевского дворца. На ступенях, уныло проводя время в раскладывании концом жезла выброшенных на берег презервативов соответственно количеству содер-жимого, держится дежурный метрдотель. Он видит подплывающую делегацию, криво ухмыляется в ко-роткую седую бороду и подает мокрым сотрудникам корпорации конец, по которому те выбираются на скользкое золото Амстердама.
Он с легким абхазским акцентом твердо-вопросительно смотрит на Аца.
Ац достойно из-за подкладки вываливает под ноги метрдотеля контрабанду.
- Оръсъкая?
Ац не торопясь застегивает тайник. Старик дотошно ворошит жезлом железные банки, лезет в нагрудный карман и нехотя достает четыре килограмма марихуаны, упакованную в потрошенного зяб-лика. Метрдотель протягивает птицу гостям. Ац делает ей искусственное дыхание и пристегивает к запя-стью наручниками.
- Уговоръ билъ? – старик прищуривается в лицо гостям.
Теперь Ац лезет в нагрудный карман, где прямо над сердцем есть дверца, за которой лежит за-брызганный томик Сорокина. Он вкладывает книгу в дрожащие старческие руки. Глаза метрдотеля теп-леют. В свою очередь он передает контрабандистам свернутый в трубочку журнал «Вопросы филосо-фии» набором к марихуане. Доверяй, но проверяй. Русским после М.М.Исаева на Западе никто не верит.
Пухленькие пальчики открывают массивный перстень, извлекая под серое голландское небо увесистый пакет с пещеристым содержимом, передают их Ацу. Ац передает метрдотелю. Старец кре-стится на шевелящееся содержимое.
- Ругательства всякие. Слова нехорошие. Матершина и порнография. Мы их из Сорокина повы-ковыривали.
- А чъто столъко?
- Мы много пропускали. Бери, в России этого добра навалом.
Старец брезгливо берет пакет. Его рвет, он пукает, но пакет съедает его вместе с разложенными на ступенях презервативами.
- Живительная сила русского продукта, - говорит начальствующе лицо, поднимая пакет. Втерев немного содержимого между пухленькими пальчиками, оно с шумом захлопывает перстень. Делегация выстраивается в походную колонну и, взбадривая птицу пинками, идет в сторону дворца. Ац практиче-ски видит, как темно-желтая упругость брызжет на малахитовую брусчатку, ямшевые бордюры, но тут на горизонте возникает церемониймейстер. Он прижимает мегафон к нижней части головы, отчего верх-няя наливается кровью и яростно сверкает белками глаз.
- Вы по какому поводу, - спрашивает он, стравливая собак.
«Если это вопрос, то в конце ставится вопросительный знак. А здесь запятая, следовательно, это не вопрос!» - молниеносно думает Ац, глядя на освободившиеся собачьи поводки.
Серое небо Голландии затягивает облаками, стравленные собаки по-нечеловечьи любят друг друга, Ац и сотрудники корпорации сбивчиво и наперебой объясняют церемониймейстеру цель визита.
«Суки!» – думает тот, с завистью смотря на спарившихся животных, и добавляет вслух: - Кобе-лей пристрелить, костей не давать… трубчатых! Пошли вон!!
Суки визжат, прячутся за делегацию, облака трехэтажно лезут друг на друга, холодный ветер несет с реки недоеденные презервативы, человек в штанах Аца неистово просится на свободу, и Ац крепкой рукой пережимает ему горло.
- Вон!! – повторяет церемониймейстер и поднимает гранатомет.
Люди и животные растерянно смотрят друг на друга. Собаки ложатся, ложатся люди. Ац падает неловко, пытаясь амортизировать свободной рукой с пристегнутым зябликом. Пухлые пальчики откры-вают массивный перстень, подносят гранату ко рту и, вырвав чеку зубами, передают ее Ацу. Тот кладет чеку в полиэтиленовый пакет, толстым и по-русски неподходяще дорогим «Паркером» заносит дату-время в сопроводительную бумагу, ставит штамп и засовывает за пазуху, где на правой стороне груди в специальном сейфике ее принимает главный бухгалтер корпорации.
Начальствующее лицо изрядно отхлебывает из горла, закидывает руку далеко за голову и запускает ее в сторону очень реально-потенциального противника. Полуторалитровка, описав траекторию по высокой дуге, падает к кривым ногам церемониймейстера, обутым в заляпанные засохшей кровью ботинки.
Парень в руках Аца корчится и неимоверно дергается. Оба они представляют вожделенно рас-тущую лужу, испускающую теплый пар, пахнущую далеким детством и такой же неблизкой Россией. Жидкость не спеша уходит в межкаменное пространство брусчатки, глубоко проникая в скупую гол-ландскую землю. Выждав положенные семь с половиной минут, люди возвращают себя в вертикальное положение, подсаживают друг друга на горизонт и на цыпочках проходят мимо пьяного церемониймей-стера, любовно овладевшего гранатометом.
- Суки, - шепчет он и всхлипывает в такт хлюпающим по грязи цыпочкам.
«Каждому по потребностям...» - завистливо думает Ац, созерцая огромное дуло. Слезы широки-ми потоками заливает лицо церемониймейстера. Собаки жмутся к ногам, изредка покусывая засаленные полы тужурок. Запах мокрой псины, оружейного масла, летящих презервативов и загнивающего Запада.
Пошарившись вокруг дворца, поколачивая в окна и двери, делегация встает в тупик. Солнце ка-тится к закату. Кучевые облака продолжают небесную вакханалию. До юбилея остаются несколько ми-нут.
- Возможно, ее просто нет дома, - изрекает начальствующее лицо.
- Мы слышим, кто-то поет в душе, - возражают ему сотрудники.
- Не долбите мозги, царствующие особы не моются. Это кухарка.
«Что я кухарку от королевы не отличу!?» – обижается Ац, болезненно ощущая слабеющие паль-цы.
Собаки мочатся на каждом углу и показывают Ацу большой и влажный язык. С языков капает тугая слюна, исчезая в глубоких трещинах между брусчаткой. Солнце, уворачиваясь от гомосекствую-щих облаков, внезапно освещает странного вида сооружение. Нечто среднее между летним сортиром и автоматом для раздачи газированной воды. Ац неистово шарит в кармане, извлекая наружу счастливую китайскую монету с дырочкой посередине. Под неверными лучами местного светила, больше напомина-ющего голландский сыр, монета оказывается простой шайбочкой. Ац в недоумении крутит ее между пальцами.
Наскребя по карманам и добавив шайбочку, сотрудники корпорации запускают мелочь в волосявую щель аппарата. Внутри что-то изрядно щелкает. Мир вокруг начинает меняться: из аппарата льется бравурная музыка, солнечный свет притухает, облака на мгновение почтительно замирают. Под сухо-торжественную барабанную дробь шторка на аппарате раздвигается, обнажая божественных форм руку королевы.
Все полны восхищенного удивления. Слезы застилают глаза, рты открываются сами собой. Зяб-лик распахнув клюв, демонстрирует верхний килограмм прессованной марихуаны.
Начальствующее лицо приседает, наклоняется и почтительно прикладывается к чудно-белоснежной коже на руке. Аппарат щелкает, успевая в последнее мгновение подложить кусочек влаж-ной туалетной бумаги. Собаки соответствующе случаю гавкают с голландским акцентом, аппарат вяло звякает, табло показывает профиль зеленой цифры «двадцать». Пришедший в себя зяблик клюет волну-ющую родинку между королевскими пальцами. Окрестности озаряются сполохами нескромного фейер-верка. «Двадцатку» меняет великолепных форм кричащее «БИНГО!».
- Очко! – вожделенствуют сотрудники.
Музыка ударяет в уши, зяблик и начальствующее лицо незаметно для прессы меняются местами, пухленькие пальчики подставляют ондатровую шапку, в которую весело звеня сыпятся маленькие блестящие кружочки – десятка два сплющенных канцелярских кнопок и ацовская шайбочка.
«Да, много доброго вечного оставил здесь Максим Максимович.»
Ац приложился двадцать пятым, и туалетной бумаги на него не хватает. Счастье пронзает Аца, и расслабившего малого в его штанах тошнит полным ртом горяче-парящей жижей, которая странным образом затекает сначала в боковой карман, меняя вкус нзешного пакетика «Магги – горячая кружка», затем в нагрудный сейфик, подмачивая финансовые бумаги корпорации. Бухгалтерша начинает неистово визжать, ища спасение на калькуляторе. Собаки вторят ей нечеловеческими голосами. Шторка закрывается. Пересыхающую музыку сменяет шум спускаемой королевской воды.
Ац ощущает на губах легкий вкус моющего средства для посуды. Он угрюмо идет стирать его в ближайший «Мак-Дональдс», где годятся и пластиковые карты. Облака выстраиваются в гигантский презерватив и накрывают город.