Утро следующего дня пастух и его стадо встретили рано. Несмотря на предрассветную прохладу и густой молочный туман, нужно было идти вперед. Особенно тяжек был ранний подъем двум «заблудшим овечкам». Эли зябко куталась в душегрейку, а ее «младшенькая сестра» Джейн, под этим именем суровый пастух Робек знал Женьку, беспрестанно зевала и безуспешно пыталась открыть глаза.
Пастух с приблудными подопечными не церемонился: минута на умывание холодной водой из ручья, кусок засохшего желтого хлеба из саравницы, хворостина в руки, чтоб приглядывали за овечками, и в путь. Жене ее хворостина в первый час служила палкой для опоры: остановишься, обопрешься, глаза закроешь и… можно минуты две поспать, пока какое-нибудь милое создание жалобно не заблеет и не раздастся грубый окрик пастуха.
К утру солнце начало припекать. Спасаясь от жары, Жене пришлось потрудиться, чтоб замаскировать одежду из чужого мира. Девушка ловко привязала шкуру-душегрейку и свитер на поясе, подвернула штанины джинсов. Именно так должен выглядеть настоящий пастух, - решила Женя. Звезда королевы Марии надежно спрятана в складках душегрейки на поясе, девушка ощущала тепло от этого загадочного источника энергии.
«Трофим утверждал, что с этим артефактом я сильнее всех во Вселенной. Как-то слабо верится, - подумала Женя, - и в то, что в спутницах у меня величественная принцесса – одна из двух благодетельниц этого мира – тоже». Она покосилась на Эли. Та и под лучами солнца не собиралась расставаться с душегрейкой. Несомненно, что в этой шкуре, с волосами непонятного цвета женщина непонятного возраста очень гармонично будет смотреться в доме овцевода. А вот представить ее владелицей Синего замка, каким бы он ни был, Женька не смогла. «Странно все, - решила девушка, - странная история. Жаль Трофим пропал, Эли ничего не помнит, расспросить некого».
Следовать за стадом кучерявых овечек и вести их в нужном пастуху направлении по утопающим в разноцветных травах полям оказалось непростым занятием. Но к полудню спутницы Робека вполне освоились с новой ролью. Жене скоро начали доставлять удовольствие ее пастушьи занятия - почесывать концом хворостины шелковые спинки овечек, гоняться за самыми резвыми и торопить тихонь, запутавшихся в густой траве. Одно смущало. Овцы тоже были какие-то странные. Нет, в своем мире иметь дела с парнокопытными млекопитающими из бараньего рода Евгении никогда не приходилось, видела этих домашних животных только по телевизору или издалека, оценивала качество кардиганов из овечьей шерсти – не более. И все же…
Овцы в Земле Эссков были необычно миниатюрными, изящными, без намека на рога, рожки и хвосты, с очаровательно завитыми кольцами молочно белой, серой, желтой и … даже алой шерсти, как будто сошли с картинки из детской книжки. Когда дорогу стаду преградил ручей с широким руслом, Жене пришлось переносить подопечных на руках. Девушка рассмотрела животных во всех подробностях. Мягкие, пушистые, с маленькими ушками и трогательными мордочками, на тоненьких ножках, чуть тяжелее кошки, разве что не мурлыкают…
- Нет, это не овцы! – воскликнула Женя, когда последний шелковый комочек шлепнулся с ее рук в траву.
- Что? – не понял Робек, овцы из части стада, за которым он приглядывал, под хлопки хлыста и под звуки пастушьего рожка преодолели ручей самостоятельно.
- Прелестные создания? Но странно, почему они такие… прелестные? Почему они такие нежные и маленькие? – удивлялась Женя.
- Какие маленькие? – обиделся пастух. – За лето они здорово нагуляли жиру, прибавили в весе, отменно наевшись травы.
- Конечно, маленькие, - повторила Женя, а потом, одумавшись, добавила, - хотя… хотя, наверное, у вас такая порода овец.
- Какая такая? Седьмой десяток живу на Земле Эсской, а овец больших размеров никогда не видал, - не согласился Робек.
- Значит, ты находишь овец слишком маленькими? – Эли задумалась. – Действительно, маленькие. Этого я не учла…
- Что? – не поняла Женя.
- Сами вы маленькие. А наши овцы – самые лучшие. Ими одними и кормимся, и греемся. В них наше благополучие и благоденствие, - проворчал пастух и объявил привал на обед.
Запивая желтый хлеб водой из ручья, Робек и его помощницы молчали. Пастух думал какую-то свою грустную думу. Но Женька нашла новый повод для сомнений и любопытства.
- А свиней разводят в вашем кантоне? От них мяса больше. А коров? От них – молоко. А яйца от кур? Разве этим нельзя прокормиться?
По тому, как покраснело от возмущения лицо Робека, и смутилась Эли, девушка поняла, что ляпнула что-то несуразное. Нет, конечно, познания городской жительницы в животноводстве равны курсу начальной школы по окружающему миру и курсу средней школы по биологии, но что же такого странного она сказала?
- Какие …сви… ньи? Какое мо... локо и яйца? – недоумевал пастух. – Из какого вы кантона? Что за коро.. или как их?
- Она шутит. Сказок о волшебных животных в детстве наслушалась, - остановила Эли пастуха, а когда Робек поднялся, чтоб продолжить путь, яростно зашептала Жене. – Молчи! Эсски одомашнили только бедных овечек, потому что других животных нет в нашем мире.
- Как нет? – поразилась Женя.
- А вот так. Кони, овечки, несколько видов птиц, насекомых, червей и… все.
- Как все? Ни коров, ни кур, ни коз?
- Ни кошек, ни тигров, ни львов, ни бегемотов, ни волков, ни медведей… Я помню походы в зоопарк в твоем мире. В моем мире все по-другому.
Странно все это, - подумала Женя, но вслух ничего не сказала.
Они вновь углубились в море из трав. Земная девушка не уставала восхищаться невиданными цветами и радоваться россыпям незнакомых ягод. Трава уже не колола голые лодыжки, а манила сладкими ароматами и чудным многоцветьем. Впереди вдруг показалось необыкновенное оранжевое поле. Цветы такой расцветки и таких размеров (с небольшое блюдце), затмившиеся, казалось, само солнце, Жене еще не встречались. Предвкушая, какой красивый букет она сейчас нарвет, юная пастушка поспешила вслед за овечками поскорее окунуться в оранжевый омут.
Но что это? Только первая овечка достигла оранжевого поля, с цветами произошло нечто странное. Солнечные лепестки затрепетали, сложились вдвое, пополам и… взлетели, обнажив зеленые, фиолетовые, синие стебельки травы.
- Бабочки! – восторженно закричала Женя, глядя, как оранжевое облако кружит на фоне синего неба.
От этой неземной фантастической красоты сердце девушки затрепетало так же, как крылья чудесных насекомых.
- Бабочки?! Вот чудо!– а этот крик Робека поразил удивлением.
Старик осел на колени в траву.
- Что с вами? – подбежала к нему Женя.
- Чудо… - шептал пастух. – Три лета мы не видали бабочек. Они исчезли… мы думали, навсегда.
- Бабочки вернулись, - мягко улыбнулась Эли. – И саравница этим летом созреет… И осень с дождями и холодными ветрами не вздумает поспешить.
Женя смотрела, как по щекам Повелительницы бабочек текли слезы, как вздыхал пастух, и вспоминала Трофима и его слова о том, что после исчезновения Синей принцессы его миру грозила гибель.
- Чудо… - прошептал Робек, встал, взмахнул кнутом и погнал свое стадо дальше.
К вечеру, когда солнце Земли Эссков покраснело и стало клониться к линии горизонта, компания во главе с Робеком вышла к гряде заросших травой холмов. С самого высокого холма открылся вид на небольшую деревушку.
- Наш Прихтинский кантон, - печально объявил Робек.
Приземистые бревенчатые дома с маленькими подслеповатыми оконцами расположись правильными полукружьями у большой поляны, так основательно вытоптанной, что трава и цветы на ней не росли. За домами скрывался большой дощатый навес, в котором ютились овцы. Видимо, стадо Робека было далеко не единственным в кантоне.
За навесом тропинка с аккуратно выкопанными и укрепленными досками ступенями резко поднималась на вершину следующего холма. За поляной начинался редкий сосновый лесок. Сквозь стволы деревьев в лучах закатного солнца блестел резвый ручеек, который, по-видимому, был главным поильцем жителей кантона.
- А где люди? – поинтересовалась Женя.
Для полноты картины следовало отметить полную пустынность пейзажа, единственными живыми существами оставались овцы.
- Вечерняя трапеза, - тихо пояснил пастух. – Они все собрались вон в том доме.
- Что-то ты не весел на пороге родном? – удивилась Эли.
Робек тяжело вздохнул.
- Три недели в пути… обошел вдоль и поперек поля к востоку от Синей дороги… а его так и не нашел.
- Кого? – первой среагировала Женя.
Пастух молчал. Спускаться вниз, с холма на поляну ему явно не хотелось. Овечки тоже не спешили к сородичам – одни лениво щипали травку, другие улеглись, готовясь встретить ночь в шаге от дома.
- Что старухе скажу? – бормотал себе под нос Робек. – Как успокою? Искал… Каждого встречного о нем спрашивал, во всех кантонах интересовался…
- О ком спрашивал? – поинтересовалась Эли.
- Нас вы ни о ком не спрашивали, - возмутилась Женя.
- Да откуда вам знать… Ииииых! – пастух вдруг резко взмахнул кнутом, не на шутку испугав бедных овечек, грубо защелкал и засвистал. – Пааа-ашли! Пааа-ашли! Жиии-ивей!
И шелковый ручеек покорно потек с холма в низину. Дорога домой оказалась легкой, и уже засыпающие животные стройными рядами дружно потянулись через поляну, мимо домов к навесу. Робек ловко открыл ворота загона, и его овечки смешались с сонмом себе подобных, проявивших весьма слабое любопытство к возвращению с полей собратьев.
Женя и Эли стояли у изгороди и с некоторой печалью наблюдали, как их овцы затерялись в толпе чужих, незнакомых парнокопытных.
В отличие от животных жители кантона оказались более любопытными.
- Дед Робек вернулся!
-И не один! Ух ты!
Сначала появились два мальчика в рубахах и штанах из грубого серого полотна, одному – лет пять, другому – десять, затем еще три пацаненка помладше и девочка лет одиннадцати в длинном коричневом платье. Высыпали из большого дома и боязливо подтянулись к загону. Разглядывали во все глазищи, не овец, конечно.
- Привет! – Женя первой нарушила общее молчание. – А мы видели оранжевое поле и… бабочек!
- Ух ты! – присвистнул самый маленький.
- Врешь!
- Молчи! – зашептала Эли спутнице.
Взрослые поспешили вслед за детьми посмотреть на странных женщин. Из дома, в котором завершилась вечерняя трапеза, вышли мужчины и женщины преимущественно преклонного и среднего возраста. Простая полотняная одежда, открытые лица, русые волосы у большинства жителей кантона – первое, что отметила Женя. Все напряженно молчали. Малышня опасливо жалась к родителям, а самая старшая девочка спрятала лицо в материнском подоле.
- Заблудились, - кивнул в сторону Эли и Джейн Робек, - из дальнего кантона. Потеряшки. Не бросать же посреди Синей дороги. А где моя старуха?
- Робек… Лавиния вон там, - кивнула мать девочки – красивая полная женщина - на дальний дом и одарила пастуха жалостливым взглядом.
- Робек… ты… поспеши, - заговорил его ровесник, старик лет семидесяти, - там…
- Лонгер вернулся! – не выдержал и закричал во все горло самый смелый мальчик.
Робек побледнел и со всех ног бросился к дальнему дому.
- Кто такой Лонгер? – немедленно поинтересовалась Женя.
Но жители кантона – и взрослые, и дети, продолжали подозрительно коситься на чужих женщин.
- Нас не нужно бояться, - тихо, но уверенно сказала Эли. – Мы не из Синего замка…
- Оно и видно, - усмехнулся мужчина средних лет, - Синие воины душегрейки не носят.
- Мы наслышаны о ваших бедах, - медленно проговорила Эли, - а с Робеком уже успели сдружиться. Мальчик серьезно болен? Ведь, так?
Женя подняла на Повелительницу бабочек удивленные глаза: откуда она это узнала?
- Едва живой вернулся после двух лет странствий, - прошептала мать девочки, и крупные слезы блеснули в ее глазах.
- Умирает… - скорбно подтвердил старик.
- Я сильна во врачевании! – неожиданно энергично воскликнула Эли и последовала за Робеком.
- Я с вами, - бросилась за Синей принцессой Женя.
- Я провожу, - уверенно произнес старик, а остальным жителям кантона осталось только смотреть вслед странным гостьям.
- Мальчика преследовали Синие воины? – спросила старика Эли, пока они шли к дому на окраине.
- Нет, - протяжно вздохнул старик, одышка замучила его. – Он дружен был с сыном нашего старого старейшины… Он…
- Робек рассказывал.
- Мы знаем, что с ним случилось.
- Как Юнгер умер, дружок Лонгера ближайший, тот и заявил деду с бабкой: не буду, мол, под пятой Синих вояк жить, на них спину гнуть, овец для них ростить, – продолжил неспешный рассказ старик. - Пойду, сказал, по свету место искать, где меня воины Синего замка не найдут, где Синие принцессы бессильны. И… ушел. Робек его догнал, в сарае запер, глаз не спускал, а тот, паршивец резвый, деда обманул, без родителей совсем от рук отбился … и снова сбежал. Два года пропавшим без вести считался. Мы все Робеку с Лавинией говорили: забудьте, не увидеть вам его больше. Ан, нет… Вчера пришел неведомо откуда… Хорошо хоть Робек проститься с внуком успеет.
Старик, задохнувшись от быстрой ходьбы, замолчал. А затем представился:
- Меня Лоренсом зовут, старейшина я местный. У нас врачевательницей одна мать моя числится. Да она стара, как двухлетняя овца, подслеповата и глуховата. Никому уже помочь не в состоянии.
За этим разговором они подошли к дому, окна которого смотрели в лес, открыли скрипучую дверь и окунулись в темноту сеней.
- Почему овца двухлетняя? – успела шепотом спросить Повелительницу бабочек Женя.
- Овцы живут полтора года, - прошептала та.
- Сколько? Полтора года вместо десяти или двенадцати? Так же не бывает! - поразилась Женя.
- Бывает, - возразила Эли.
Женщины, сопровождаемые старейшиной, вошли в горницу. Здесь первой бросалась в глаза огромная печь, холодная, нетопленная летом. Напротив печи вокруг широкой лавки стояли люди.
- Врачевательница пришла, оставьте больного, - неожиданно строгим голосом распорядился Лоренс.
Собравшиеся немедленно подчинились приказу старейшины. У лавки остались только Робек, стоявший на коленях прямо на полу, и пожилая женщина. Оба плакали, не скрывая слез.
- Лонгер… Мальчик… Внучек мой… Бедный… - бессвязно шептала старуха.
И Женя, наконец, разглядела в полумраке человека, лежащего на лавке. Совсем недавно он был, по-видимому, высоким, мускулистым, статным юношей, широким в плечах, лет двадцати. Теперь же дед и бабка сидели у постели исхудалого, осунувшегося, изможденного юного …старика. На голом торсе, руках и ногах зияли синюшные пятна, русые волосы висели клочьями, из уголка рта тянулся рвотный след. Юноша тяжело дышал, но отчаянно боролся с бессознательностью и обводил собравшихся затуманенными глазами.
- Где ты был все эти годы, мальчик? – спрашивал внука Робек.
- Ходил… Бродил… Путешествовал… - тяжело отвечал Лонгер. – А последние… полгода жил у подножия Красной горы.
- С дикарями? – всплеснула руками его бабка.
- Они такие же дикари… как мы с вами… Получше… воинов из Синего замка…
- Что с тобой случилось, юноша? - спросила Эли и подошла к лавке с больным вплотную.
Лавиния и ее внук с недоверием покосились на незнакомую женщину и девушку, ее сопровождавшую.
- Это врачевательница, твой дед ее привел, - успокоил больного Лоренс.
Робек даже не посмотрел на своих «заблудших овечек», горе, казалось, затуманило его разум.
- Расскажи, мальчик, как случилось, что ты заболел? – между тем, продолжала расспрашивать Эли. Она взяла руку юноши и принялась внимательно рассматривать безобразные пятна на коже.
- Я любил… подниматься… карабкаться наверх… по склону Красной горы… - с трудом рассказывал Лонгер. - У манакуров… так называют себя… дикари… там растет… трава… они называют ее… Не помню…
- Чаровницей. Они называют ее чаровницей и употребляют в пищу, - помогла ему Эли.
- Откуда ты знаешь? – удивился Робек.
Но «чужая женщина» не ответила, приложила ладонь ко лбу несчастного молодого человека и ласково обратилась к нему:
- И что произошло дальше? Ты взобрался вверх по Красному склону?
- Мне стало интересно… Что там, за вершиной горной гряды… Манакуры рассказывали, что там нет ничего… Только ночь… Я окунулся в ночь… и заболел.
- Не-еет! – энергично закачала головой «врачевательница». – Ты приблизился к темноте на максимально близкое расстояние. Спустя день или два у тебя начала болеть и кружиться голова, замучила тошнота, появилась краснота по всему телу, а недели три назад пятна засинели.
- Да, - печально ответил больной. – Манакуры прогнали меня прочь… испугавшись моей болезни… И я решил вернуться домой… За Красной горой живет ночь… И я в нее окунулся.
- Нет, мальчик! – воскликнула Эли. – Если бы ты хоть на секунду окунулся в ночь, смерть мгновенно настигла бы тебя. Эта злобная старуха нашла в ночи приют. Зачем ты не слушал манакуров? Они запрещали тебе подниматься в горы. Они знают о …запретной черте.
- Что за запретная черта? – удивился старейшина.
- Я вспомнила, вспомнила, - взволнованно говорила Повелительница бабочек. - По линии горизонта дальнего побережья Синего моря и вершине Красной гряды тянется запретная черта.
- Что это значит? – Женька была заинтригована не меньше Лоренса.
- Я не знаю, - неуверенно пожала плечами Эли. - Мне вспомнилось только, что запретная черта ограничивает Землю Эссков. Ее нельзя пересекать. Ты непослушный мальчик! И смелый!
Женщина тихонько погладила Лонгера по лбу. Глаза юноши закрылись, и сознание покинуло больного
- Пусть поспит, во сне боль не будет донимать его!
- Что станет с моим внуком? – не сдержала рыданий Лавиния.
Робек обнял свою старую жену и обратился к Эли:
- Что за болезнь поразила нашего мальчика? Скажи мне, чужая женщина? Как ее вылечить?
- Ты сможешь помочь Лонгеру, врачевательница? – вторил им Лоренс.
- И, правда, Эли, что это за чума такая? – присоединилась к вопрошающим Женя.
- Это не чума. Но название этой болезни тебе хорошо известно, Джейн, - обратилась Эли к девушке.
А старикам ответила честно:
- Вам это название ни о чем не скажет. Самое главное: эта болезнь смертельна… Дня два, может, неделя… Или три часа… И болезнь победит его. Ни молодость, ни сила юношеская не помогут.
Робек и Лавиния зарыдали пуще прежнего, Лоренс отвернулся к окну, смахивая слезы.
- Неужели ничего нельзя сделать? – горячо воскликнула Женя.
Эли вздохнула и склонилась над потерявшим сознание юношей.
- Непослушный, непослушный мальчик! Дерзкий! Никому еще не хватало смелости так приблизиться к ночи… к запретной черте.
- Помогите ему, Эли! – попросила Женя.
- Мечтал скрыться от власти Синих принцесс… Поэтому и пострадал. Но смелость и дерзость – друзья мужества, а мужество и свободолюбие достойны награды… – Эли задумалась. - Ну, хорошо. Я попробую.
Женщина соединила ладони, сложила их лодочкой, помедлила мгновение, дунула. И из ее ладоней вылетела огромная белоснежная бабочка с махровыми крыльями.
- Повелительница бабочек! – ахнул Лоренс.
- Синяя принцесса… - прошептал Робек, стирая слезы, текущие по его обветренному, черному, старческому лицу
- Тихо! Не мешайте ей! – шепотом потребовала Женя.
А Эли, не заметив разоблачения своего инкогнито, еще раз дунула, и вслед за первой бабочкой появилась вторая – зеленая и третья - синяя. Три бабочки закружили над умирающим юношей. Мгновение и… белые, зеленые, синие крылышки вспыхнули, запылали в разноцветном огне, замерцали и рассыпались. Прах бабочек осел на юношу. И кожа умирающего немедленно засверкала искорками – белыми, зелеными, синими. Прошло минуты две и метаморфозы стали очевидными. Робек с женой, старейшина Прихтинского кантона и Женя, затаив дыхание, наблюдали, как пятна на теле больного поменяли цвет с синюшного на красный, а затем и вовсе исчезли, на щеках Лонгера проявился розовый румянец, волосы приобрели желтый цвет саравницы. Юноша шумно вдохнул воздух во всю свою мощную грудную клетку и открыл глаза. Его взгляд упал не на деда с бабкой, не на старейшину и не на «врачевательницу», а на незнакомую девушку.
- О, красавица!
- Так! Еще не время совершать подвиги, мальчик! Иначе мои бабочки тебе не помогут! – воскликнула Эли, радостно рассмеялась (творить чудеса так приятно, знаете ли!), погрозила юноше пальцем и торжественно заключила. – Спи!
Лонгер повернулся на бок, повозился на лавке и моментально уснул. Робек, Лавиния и Лоренс едва успели перевести дух, как Повелительница бабочек сбросила с плеч душегрейку и накрыла ею выздоравливающего.
- Мой внук будет жить, - шептала едва живая от счастья и пережитых волнений Лавиния.
- Чудо свершилось! Синяя принцесса в нашем кантоне! - не мог прийти в себя старейшина.
- Вот тебе и заблудшая овечка! - недоумевал Робек.
А Женя молчала. Ни бабочки, ни чудесное выздоровление Лонгера, а вид Повелительницы бабочек поверг ее в состояние необыкновенного удивления. Когда Эли сбросила овечью шкуру, под ней чудесным образом обнаружился не скромный наряд «Методической завши», а изумительное алое блестящее платье. Не синее, а алое.