Наши жизни полны неслучайных совпадений, встреч, обрывков фраз, опозданий. Моментов, наконец. В моей жизни таких историй наберется немало, многие из них меня привели к тому, где я сейчас, чем занимаюсь и что имею. В каждое из таких мгновений я с трудом верил в реалистичность происходящего. Но в то, что жизнь мне неожиданно пришлет реальный ответ на мое недавнее «Письмо вдаль», и уж тем более, что у меня останется еще и его текст на французском, я бы ни за что не поверил.
Выходные в Бордо были не просто долгожданными – о них мечтали, о них говорили, их представляли. Мечтал и ждал каждый по-своему, добавляя тех красок в палитру предвкушений, о которых читал или слышал. Но вот прошел первый час в винной столице Франции, за ним второй, а той магической картинки, которую я себе нарисовал, еще сидя за окном офиса, все не было и не было.
Нагулявшись по далеко не самой живописной набережной и перебравшись по Каменному Мосту на другой, более благородный и аристократичный берег Гаронны, мы двинулись вглубь исторической части Бордо мимо здания старой биржи. Незаметно для нас самих его бурлящие извилистые улицы увлекли в свое бурное течение и легкими, но точно вымеренными толчками выпихнули нас на Площадь Парламента. Еще не догадываясь о задумке вселенной вживую ответить мне на «Письма вдаль» своим «письмом», я принялся жадно рассматривать каждую деталь площади и впитывать ее атмосферу и энергетику.
На обточенные булыжники ничем не примечательной, на мой искушенный вкус, площади медленно начинали падать крупные капли дождя, насыщая ее пресно-серые грани яркими, сочно-черными оттенками и блеском. Почерневшие и потрескавшиеся от старости стены домов начали обретать зловещий вид и, казалось, вот-вот загудят от невыносимой усталости и тоски под тяжестью наваливавшихся на город грозовых туч.
В центре площади стояло что-то наподобие красно-черного лотка на колесах с длинными тонкими спицами – вроде тех, что бывали здесь в годах пятидесятых-шестидесятых прошлого столетия. Через весь лоток витиевато тянулась надпись «Vivez une exp;rience unique et insolite», интригующе призывая попробовать нечто новое и неизведанное. Нечто новое и неизведанное скрывалось под четырьмя красными зонтами, покрытыми со всех сторон мантиями сверху и до самой земли, образуя таким образом большой цилиндр с конусообразным колпаком. Расположены они были по четырем сторонам света в противоположных уголках площади, и прохожие, ведомые своей интуицией и любопытством, могли войти под любой из них. Я отправился под тот, что с был южной стороны. Нет, не то чтобы выбор пал лишь из-за любви к теплу, югу и Лазурному побережью. Совсем нет. Все гораздо проще, прозаичнее, если хотите: это был единственный зонт, под которым сквозь узкую щелку между брусчаткой и спадающей вниз мантией кокетливо мелькала пара женских шпилек. Недолго думая, я приоткрыл край мантии и уверенно шагнул навстречу une exp;rience unique et insolite.
Я почувствовал, как за моей спиной плавно опустился край мантии. Сквозь ее красное полотно внутрь этого закрытого мирка неторопливо пробивались остатки солнечного света, все еще достаточно сильные, чтобы окрасить одежду и лицо таинственной незнакомки под зонтом в красные тона. На глазах у нее была узкая черная маска, с серебряным узором, напоминавшим нераспустившиеся лилии, стремящиеся наружу, из центра маски к краям. Смотря ей в глаза, я медленно перестал ощущать гул толпы за пределами красной мантии, ее границы вдруг показались иллюзорными. Мы молчали. Время шло. Где-то в другом мире, в Бордо, начинался дождь. В мире, в котором находился я, об этом рассказал лишь звон капель, разбивавшихся о наш красный зонт.
На мгновение мне показалось, что я оказался снова в детстве: когда-то мы также накрывали стол большой красной простыней и были «в домике». Мы были там вне досягаемости, в безопасности, это было наше место секретов, тайн, это был наш маленький мир, единственное место, недостижимое для взрослых людей. Сколько счастья, сколько эмоций приносили эти часы, проведенные в нашем шалаше под столом. Помню, как давились от смеха под «крышей» этого дома в ответ на поддавное родительское «Ну где же они!». Помню, как прятались там же в грозу с маленькой бабушкиной лампой, трясясь от страха и прижимаясь друг к другу при каждом раскате грома. И помню, сколько слез доставлял каждый «снос» нашей постройки - ну как понять этим взрослым, сколько труда и сил вложено, и что, просто постелив назавтра заново простыню, «дом» уже не будет прежним?
Одновременно исполненная нежности и грубости фраза, внезапно слетевшая с губ моей молчаливой незнакомки, заставила в мгновение ока очнуться от моих детских грез и усомниться, не ослышался ли я.
- Я тебя ненавижу.
Именно с этих слов, начиналось ее «Письмо вдаль». На сей раз адресованное мне и доставленное Вселенной посреди центра Бордо.
«Я тебя ненавижу. Ты здесь, ты смотришь на меня. Ты еще и улыбаешься. Что-что, а это ты умеешь делать. Но я знаю, почему ты так улыбаешься, знаю, что прячется за этой гримасой. И ты тоже, ты тоже это знаешь. В конечном счете, ты этим скорее даже гордишься. Ты приручил меня.
Каждую ночь, каждую секунду, каждое чертово мгновение, я думаю об этом. Я думаю о тебе, я думаю о нас, я взвешиваю все «за» и «против», и, конечно, «против» побеждают, пока ты остаешься здесь, пока ты отказываешься уйти.
Да и, в конце концов, почему я должна делать какое-то заявление, признаваться в чем-то, когда я могу совершенно спокойно сказать, что я хочу жить с тобой. Этим все сказано. И если я скажу тебе, что я хочу тебя, этим будет все сказано лишь еще раз»