Позднее раскаяние

Ольга Савельева 2
Дверь подъезда тяжело хлопнула за спиной. До квартиры 45 ступенек, как 45 барьеров,делящихся жизнь на яркое и тусклое, на чёрное и белое.
   Яркое- это работа, шум улиц, огни витрин,это обеды с хорошенькой бухгалтершей Лидочкой. А тусклое- это дом, пропахший лекарствами, аптеки, памперсы, ежедневная стирка простыней, а самое главное- глаза жены. Они смотрят виновато, словно бы прося прощения за все доставленные хлопоты. Иногда жена встречает его слезами, которые тихо бегут по желтым, впалым щекам.
Третий год лежит Мария после инсульта. Просто шла и упала.. Паралич, немота.. Он оставлял её одну на целый день, потому что сиделку нанимать не было денег, помочь тоже было некому, они были оба детдомовские, о он был вынужден работать, чтобы хоть как- то держаться на плаву.
   Первое время он бежал с работы домой, всеми способами стараясь уйти пораньше. Потом все как- то утряслось, пообвыклось, приспособилось как- то
  Жизнь, несмотря ни на что, продолжалась.
   Но уже несколько раз он ловил себя на мысли, что ждёт смерти жены. Сам приходил в ужас от таких мыслей,упрекал, корил себя, но ничего не  мог с собой поделать,- уж очень манила жизнь без уколов, без памперсов, без этих немых, виноватых глаз.
    Сегодня ему исполнилось 45 лет. На работе отметили немного, вот и весь праздник. А так хотелось пойти с коллегами в бар,где гремит музыка, где мерцают разноцветные огни и обещающе и маняще блестят глаза Лидочки!
   Но вместо этого придётся опять весь вечер стирать, делать массаж, уколы, готовить на завтра нехитрую еду,- все по привычному кругу.
Едва перешагнув порог, он почувствовал, что тишина в квартире сегодня какая- то особенная- тёмная, злая и колючая.
 Не раздеваясь, он прошёл в комнату и включил свет. Мария лежала на спине, рука её безвольно свесилась на пол, а на губах навсегда застыла лёгкая улыбка, словно бы она радовались тому, что освобождает его от тягот и забот.
  " Наконец-то! "- молнией мелькнула в мозгу мысль. Он сам испугался, что именно эти слова пришли к нему первыми в его теперь уже одинокой жизни и постарался принять скорбный вид, соответствующий моменту.
   Сообщать о смерти жены было особо некому. Родных никого, старые друзья за время её болезни как- то потерялись, новых, естественно, не появилось, поэтому провожали Марию в последний путь несколько соседок по дому, да две её прежних сослуживицы
   И все время, пока он занимался скорбными делами, пока ехали на кладбище, билась у него в голове одно слово: Свободен! Свободен!!".
 Он понимал, что это жестоко, кощунственно, но воображение рисовало ему все более и более заманчивые картины холостой жизни.
    Вернувшись с кладбища домой и проводив сердобольных соседок, он приготовился ощущать свободу.
    Но что - то мешало. Вернее, чего-то не хватало. Тишина давила на уши, действовала на нервы. Он так и не прилег в ту, свою первую одинокую ночь. До утра ходил он по комнате, а чуть рассвело, стал собираться на кладбище.
   Он шёл, все убыстряя шаг, а под конец почти бежал, пытаясь не забыть, не растерять все слова, что он приготовил для жены, что проговаривал вслух ночью , меряя шагами комнату в свете тусклого фонаря.
       Холодный ветер трепал волосы, бесцеремонно проникал под пальто, а он все говорил и говорил своей Машеньке как он её любит, как ему без неё плохо.
    Кладбищенский сторож видел, как высокий мужчина в пальто, перепачканном глиной, вышел из ворот и упал прямо на дорожке, ведущей к автобусной остановке. " Скорая" приехала лишь затем, чтобы зафиксировать факт смерти.
     С момента смерти Марии прошло ровно 45 часов.