Полицейки

Юрий Сотников
                ПОЛИЦЕЙКИ
  Даже не знаю теперь – нужно делать добро или нет. История-то занятная получается, с переворотами с ног на голову.

  Я на днях увидал со своего седьмого этажа, как мать на рынке потеряла одного из малышей. Металась минут пятнадцать между палатками; а мне-то сверху видней – я вышел помочь. И взял за ладошку совершенно чужого ребёнка. Пришлось давать объяснения в полиции.
  Почти как под дулом.
  - Сколько вам лет?
  - Столько.
  - А почему вы так молодо выглядите?
  Наверное, они подумали, будто я принимаю ванны из крови младенцев.
  - Скорее всего, потому что спокоен – а ведь вы знаете, как переживания отражаются на лице.
  Допрашивали меня две молодые женщины из по делам несовершеннолетних, и одна из них после моих слов сразу же посмотрелась в настенное зеркало. Видимо, всё в нём было по-прежнему, и она себе улыбнулась.
  - Место вашего рождения?
  - Там.
  - А почему вы живёте здесь?
  По всей видимости, они решили, будто у меня именно тут место схорона – за кладбищем, под осиновым колом. Я не стал разубеждать их.
  - Наверное, потому что привык за много прожитых лет – а привычка вторая натура.
  - Вы женаты?
  - Нет.
  - А почему?
  Вот это уже стало интересно: две молодые незамужние дамы задают старому холостяку очень пикантные вопросы. Мне захотелось пооткровенничать с ними; тем более что одна из них, с коротенькой стрижкой фривольной француженки, закинула ножку на ножку и была хороша.
  - Это бы надо спросить у моих возлюбленных женщин. Я трижды делал предложения разным замужним дамам и получил три отказа. Как вы думаете, что во мне не так?
  Инспекторша с длинной причёской мадонны искоса, и от этого строго, посмотрела на меня, едва оторвавшись от протокола: - Здесь не ночной клуб, и вопросы задаём мы.
  Француженка, услышав её горячий нравственный тон, тут же сдвинула ножки и одёрнула юбку. Но я успел заметить подозрительный синячок у неё над коленкой.
  - Спрашивайте. - Мой кивок был таким же горячим да пылким. Я всегда за торжество правосудия – если, конечно, оно без ошибки за справедливость.
  Мадонна вздёрнула брови; я в журнале читал, будто это признак симпатии или внимания – но так как любить меня ей было пока не за что, то значит, она решила прощупать моё ершистое нутро. Я сразу встал у своего сердца начеку, неподкупным караульным.
  - Скажите, пожалуйста, а есть ли у вас свои личные дети?
  Интересный вопрос. А кто о том знает, кроме их матерей.
  - Вы имеете в виду, нет ли у меня левых зачатий на стороне? Но ведь без обмана это может установить только генетика – а всё остальное лишь голословные сплетни. Признаюсь, наставлял я рога мужикам – но всё это в тайне, и без скандалов.
  Чёрная крашеная чуприна француженки приняла на себя красноватый оттенок от заполыхавшей щеки. Какая же она красивая! – подумалось мне – когда искренне смущается. Голос её стал хоть и дрожащим, да гневным: потому что за ней приглядывала более опытная подруга.
  - Оставьте свои грязные рассказики для других!
  А будь мы один на один, двое стыдливых и откровенных, я обязательно попробовал спеленать как муху её - её, влекомую вечным варвариным любопытством. Кто он? откуда? почему со мной так говорит? – она бы сунула носик всего лишь, а я чёрным хоботом всосал её всю.
  Но мы не одни, а с подружкой – и к тому же дверь стукнула, подошва о подошву грякнула, и вошёл боевой капитошка.
  Оооо, капитан был красивей меня. И так хорош! Он походил на селезня в брачный период. Блестящие перья его синеватого мундира отливали охотой, гоном, и кляканьем очарованных уток, которые сладостно падают белой грудью под пули.
  Полицейские девчата сразу взбодрились. Каким бы не было отношение ко мне – но я подследственный гадкий утёнок; а тут им явился свой ведомственный кряк, и его гортанный голос влёк их к чему-то непонятному, но манящему.
  - Здравствуйте, девушки! Чем вы тут занимаетесь?
  Он краток, гремуч и спортивен: и даже без букета цветов готов, кажется, ухаживать за всеми полицейскими дамами.
  - Здравствуйте, товарищ капитан. - Хоть это обращение и вышло из моды, но для них оно звучит нежнее, чем господин или гражданин. Девчатам, верно, хочется быть подружками красивого капитана.
  - У нас всё обыкновенная женская рутина, - с привлекательным несмелым кокетством ответила мадонна, гордо вздёрнув причёску и осветив лучами из окна свои сияющие глаза. - Вот у вас, наверное, погони и выстрелы – берегите себя.
  - Спасибо вам, милые девушки, что вы так за меня беспокоитесь.
  Он широко улыбнулся; он расставил ноги в берцах как богатырь; но он не сказал – за нас – чтобы не распылять девичье беспокойство на всю свою опергруппу. Ему одному быть хотелось героем.
  - Вы прямо с задания? Наверное, страшно было. - В мадонне пламенными отблесками полыхал огонь поклонения, который мог затушить только новый идол.
  - Да ну что вы! - Капитан напружинился; вот такими раньше рисовали на плакатах фанерных стахановцев. - Кто меня может напугать?
  Он больше посматривал на француженку: он мечтал разговорить её, растащить стыдливость на лёгкие фразы, на фривольные намёки – но сам был не очень далёк, чтоб начать беседу с умненькой женщиной, а она почему-то молчала, опустив головку в бумаги. Скорее всего, она тоже жалела, что сама не такая уж глупенькая, и не может простить капитану его недалёкость за его красоту.
  - Дааа, вы действительно герой. - Мадонна ловила на себя его цепко устремлённый взгляд, подсовывала белую грудь и пухлые руки. Но капитан отвечал ей только голосом, всё остальное задаром предлагая француженке.
  - Ещё бы – не зря ведь меня собираются выдвигать на майорскую должность. Скоро я и вашим начальником стану.
  Шутливо выпятив подбородочек, исполнительная мадонна бросила ладонь к виску, в полном смысле отдавая свою честь:
  - Приказывайте! Мы и сейчас готовы для вас на всё.
  - говори за себя… - тихо поправила её гордая француженка, видимо не желая угождать любому начальству.
  Вечный, но всегда интересный сюжет – когда замкнут в своих тайных и явных страстях разносторонний любовный треугольник. Я тут, конечно, в сей миг всего лишь мелкий статист; но наблюдаю за натурным любовным кином с бешеным интересом пса, который по своей нерасторопности остался не у дел на собачьей свадьбе. То-то будет, когда блестящий капитошка уйдёт.
  - Ну досвиданья, милые девушки. Спешу на задание. Если меня ранят, то приходите навестить.
  Господи – он ещё и кровью их решил повязать. Ей-богу, прямо детский сад на горшочке.
  - До свидания, - чётко сказала мадонна, глядя в лицо обожаемому.
  - до свид… - пролепетала сконфуженная француженка в уже закрытую дверь.
  В одну тонкую линию вытянулись губы мадонны; из прежде добрых глаз сверканули две молнии.
  - Слушай, зачем ты с ним так?
  - как?.. - Опять тихий голос, и снова боязливый взор на белый лист протокольной бумаги.
  - Каком кверху. Я вообще не пойму, что ты из себя строишь.
  Мадонна мстила и за себя, за свою обделённую симпатию; но я был уверен, что в ней незаметно тлеет злым огоньком и капитанская обида – чем ты лучше всех нас? неужели из высшего общества?
  - А что я должна была сделать? Может, дать ему прямо здесь, на столе, подложив под задницу протоколы?
  Ого!, да у этой француженки наш русский гонор. И она сейчас размажет себе на бутерброд бесстыжую любвеобильную мадонну.
  Я мысленно потёр ладони в предвкушении свары, затаившись огромной серенькой мышкой прямо перед их очами. Когда дамы валтузят друг дружку, то они ничего вокруг не замечают, и я был просто пятном у стены.
  - А давно ли ты целкой стала? А? Сама мне рассказывала, что с пятнадцати лет с мужиками махаешься! - Мадонна всерьёз осерчала, и её верно слышали уже за плотными дверьми кабинета.
  Француженка от этого крика даже успокоилась, посмелела. Так часто бывает в душе у не особенно тонких натур, когда на них начинают орать. Они внутри себя самоорганизовываются против вампиров, которые пытаются высосать их сердце и силы.
  - Я давала тем по любви, или во всяком случае, по симпатии. А твой капитан бестолковый болван. О чём я буду с ним говорить до и после? да и сможет ли он завлечь меня такой пустой головой.
  - Ну ты и дура! Зачем тебе голова, если хрен есть моржовый?
  Они недоумённо посмотрели друг на дружку; потом распоняли сами себя, и расхохотались. Их смех был намного веселее и привлекательнее, чем ругань.
  Почуяв, что девчата сейчас обязательно заметят меня, я лично им подал голос: - Миленькие, а что будет со мной?
  Мадонна удивилась мне как мышонку на письменном столе, и ойкнула: - ой…Ойёёй!
  Но француженка смело показала мне на норку, на дверь:
  - Да идите вы на хрен!
  - Как же так? - съехидничал я, уже унося свой длинный хвост, длинный нос, и всё остальное. - А пристрелить меня за поедание младенцев?
  - Хорошо. - На порозовевшем лице мелькнуло подобье иезуитской улыбки. - Когда будете выходить из подъезда, я на вас цветочный горшок сверху сброшу.

  В самом деле: выходя, я услышал шурхание над макушкой, и интуитивно отскочил в сторону – лишь слегка зацепило плечо. Но это был не цветочный горшок, а воронья какашка.