Маляр и татарка. Фэнтези. 2 редакция. часть 2. Главы 29-34 с эпилогом.
Глава 29. РЕВИЗИЯ ГОРОДА.
Я виноват перед тобой, цены услуг твоих не знал.
Лермонтов. Разлука.
Кот Бегемот, разгуливая по городу, старательно сжимался в размерах, но шел на задних лапах. Проходя мимо монастыря, он плюнул. Его слюна зашипела. Шерсть у кота покрылась голубыми
искрами. Из ворот вышли две монашки. Одна очень толстая, сестра Феопистия, другая очень худая, матушка ключница.
-Не нашли икону святого Иешуа? – спросила худая.
-А кто ее ищет-то, матушка ключница, — ответила Феопистия. – И поделом. Я думаю, что икона прельщена дьяволом.
-Боже, какие ужасы ты говоришь. Прельщают лишь людей. В основном детей. Да, церковь указывает на то, что ей порой трудно определить находится ли человек в прелести или нет. Идем, с богом. Смотри, какой жирный кот. Брысь, нечего здесь делать, здесь святое место, а не помойка.
-Да, ради сил небесных, — ответил кот и побежал на противоположную сторону. – И зачем говорить, что здесь не помойка. Неужели так сие место похоже?
-Показалось, — перекрестились монашки и пошли по направлению к магазину «Дон».
— Говорят, что эту икону видели на блошином рынке, — тихо прошептала ключница. — Чуден мир божий. Морит, не иначе к обильному дождю. Хлебушку нужна божья водица. Взяла рюкзачок-то?
-Взяла, матушка ключница. Вместительный, как сам мир божий. Боже благоволит к земле. А значит и к жителям ее. Да, возрадуемся и хлебу, и благодати, и всему доброму, — закатила взор Феопистия.
-Ну, и славу богу, сестра. Дивлюсь я тем временам, когда люди стали поступать против воли бога. И лишь Ной исполнял его волю. Нет, сейчас бога чтят. Редко тогда было слово божье. Но теперь и церкви, и служки ее есть. Не будет больше такого потопа. Я, например, никогда не ославлю дело божье, — сказала худая ключница.
— Да разве дано нам ославить его дело. Мы предназначены для его прославления. Ах, какую подушечку я вышила, в моленьях. Щелк, натуральный камень, — вновь закатила глаза Феопистия. Она закатывала их по каждому поводу, и без повода. — Бисер такой. Моль поела драп-то, что богачка-то принесла. Я ей намерена вернуть его. Мы не помойка, а монастырь. Тоже мне богачка, давать нам рваный драп. Уж помолюсь за нее в трудную минуту.
-Нет, подождите, как же она могла. Мы ей и молитвы, и благословления. А она самого бога обделила. Не по божьи все это. Она доведет меня до крайности. Когда мощи святого Серафима привозили, то я провела ее без очереди. А как хороша была мать настоятельница, как она величественно кричала на молящихся.
-Как я вас понимаю, — сказала Феопистия. – Права мать-настоятельница. Раз пришли к мощам, нечего подходить к другим иконам. Поцеловал мощи и вон из храма. Желающих-то было много. Очередь была в пятьсот человек. А в кафедральном соборе по три часа люди выстаивали. А мы быстро всех прогнали, все с божьей помощью, никак иначе.
-О, пойдем, сестра. А то магазин на обед прикроют, — напомнила толстушке ключница.
-Ой, пойдем, матушка. Нет у них перерыва. Они незаконно закрываются и жрут колбасу.
-Вкушают. Фарисейки они есть фарисейки, — перекрестилась ключница.
-Матушка, а кто же такие фарисейки. Это фарисеи что ли?
-Сестра, нельзя нам говорить слово «жрут». Вкушают дарованное богом. Запомните это. Не первый раз от вас слышу. Русский язык — славный язык.
-Разумеется. Как же иначе. Вкушают. И улыбаются весьма снисходительно. А моя мама литературу в школе преподает. Она говорит, что лишь отсталые языки так сложны, как русский. Что слова у них, у русских, не имеют четкого смыла. И языку нужна реформа. В английском все четко. И язык их не менее красив.
-Я вами так горжусь, сестра. Да, сложен язык народов божьих. А божий язык прост.
-А я вами горжусь, матушка ключница.
-А я вами, так идемте, идемте. Вот все думаю, что не облагораживают знания наш мир. Кроме знаний божьего слова.
Женщины поспешили вверх по улице, а потом вниз. Расстояние было небольшое, метров триста. Они перешли дорогу, и зашли в маленький магазинчик «Булочную». Там продавалось все, что требовалось на стол монастырю: сыры, колбасы, фрукты, конфеты, коньяки. Монашки перекрестились. Три продавщицы из разных углов молча наблюдали за ними. Одна все же подошла к прилавку. В магазине появился кот. Но его никто и не заметил.
-Так, что у вас тут свежее? – спросила худая монашка.
-Все свежее, — буркнула продавец.
-Все, да не все. Сервелат прошлый раз с душком был.
-Не может быть. Мы его с маслом перемыли, и жидким дымом сбрызнули. В других магазинах простой теплой водой моют. Не должно быть духа, — заверила продавец.
-Нам мытую не подсовывайте, а то будем в другом магазине отовариваться, — пригрозила толстая сестра Феопистия. – Нам каждой колбаски по каталке. Душевная жизнь есть предмет нашего познания и наблюдения.
— Чего? – стала продавец вынимать колбасу.
-Из холодильника давай, — оборвала ее толстуха.
-Некоторые колбасы в одном экземпляре, — пояснила продавец.
-Дается мне мысль, что в узком смысле вы ответили. Порченную не подсовывай.
-Вам подсунешь. Вам ищейками в милиции работать. Я в хорошем смысле, матушки.
-Дешевле ста восьмидесяти рублей нам не давай, — попросила и ключница. – Бог запрещает есть модифицированную сою. Она от дьявола.
-Соя очень полезна. И в пост ее дозволительно, — удивилась продавщица.
-Вам все полезно, что богу не угодно, — вздохнула казначейша. – Полезна соя, а не модифицированный продукт. Это дьявольские штучки. Близок, близок день ответа.
Продавщица была ловка. Она бросала палку на тарелку весов, и, не смотря на стрелку, скидывала ее в протянутый рюкзак. – Сыру по килограмму? – спросила она, поправляя проймочки лифчика. – Жара, что за год такой. Не к великой ли засухе.
-Да. И рису 10 килограмм, — сказала толстуха. — Изюм, сухофрукты.
-Есть свежая куриная печень.
-Нет. Васильевскую не берем, — остановила продавца ключница.
-Матушка настоятельница мороженого пожелала, попостнее, — напомнила толстуха. – И мне тортик попостнее, за работу.
-Иди, Феопистия, останови такси. Пусть таксист перетаскает ношу. Хлеба мешок надо взять, на два дня, чтобы завтра сюда не приходить.
— Кто жесткий хлеб любит, а я мягонький. Так он сладок, с маслицем, со сметаной, майонезом, — мечтательно сказала толстушка. – Ах, пора бы уж и помолиться.
-Ой, — вздохнула и продавщица. – А еще если икорки красной сверху, веточку петрушки с лучком.
-Лучок надо кипятком обдать, — крикнула вторая продавщица. – Я и с сырком люблю, с плесенью.
-Не пробовала, — сухо сказала матушка ключница. – Мы все на капусте сидим, на соленых огурцах. Разве на праздник мясо и попробуешь. На праздник и нам разрешается.
Ключница выпроводила толстуху на улицу, ловить машину, сама перетаскала мешки к дверям. Магазин был очень тесным. Наглый кот заглянул в один мешок. — Вот с этой колбасой вас обманули, — вынул он каталку. – Понюхайте.
Ключница понюхала. – А ты прав, животное, хватит ее тискать, — вырвала она колбасу. Кот вырвал ее назад и запихал в рот целиком. Монашка огрела его снятым с ноги тапочкой. Вовремя подошел таксист, взвалили все мешки разом и понес к машине. -Чтобы я тебя больше не видела, — показала монашка коту кукиш.
-Не больно-то и надо, — ответил тот. – Жирным меня назвали. А на эту сестрицу Феопистию взглянуть страшно. Что она у вас кушать соизволит. Точно не капустку.
-Больная она, — ответила ключница. – Ей тортик разрешают отведывать. Продавцы, чтобы этого кота больше мы здесь не видели. Раскормили его.
-Мы вам справочку на закупленные продукты завысим, и сухариков туда впишем, и чеки приложим, — пообещала продавец. – А кот не наш. Этот кот с выставки сбежал. Я фото его видела. Очень дорогой. Надо его в мешок запихать.
-Хороший у вас магазин, — открыла тощая монашка дверь ногой. – Да, не пошли вам бог напасти. Что сказала?
Когда таксист привез женщин к монастырю, то они вытащили мешки и пошли за забор. А мешок с колбасой оставили прямо на тротуаре.
-Они забыли про него, делим напополам, — предложил таксисту появившийся невесть откуда кот.
-Хватит с тебя и трех каталок, — ответил мужик. – Не кот ты, а черт.
-Не черт, а гораздо выше. Слуга того, чье имя не произносится.
-Сатаны что ли?
-Одного из его образов.
-Не верующий я. А раз неверующий, то мешок себе возьму.
Он взял колбасу и запихал на заднее сиденье. Подумал, дал коту целых три каталки.
-Добавь еще хоть палочку, — попросил кот. И получил колбасой по голове. Мужик быстро сел в машину и отъехал. Когда монашки вспомнили про мешок, то нашли на тротуаре лишь кота. Толстая схватила палку и огрела Бегемота по голове. У того искры из глаз посыпались, отчего загорелись свежевыкрашенные ворота. Монашки притащили огнетушителя и затушили пламя. Кот куда-то пропал.
-Этот кот мне сразу не понравился, — сказала Феопистия ключнице. – Чем же нищих-то кормить?
-Каких еще нищих? – перешла на бас ключница. – Нищих народ прокормит. А мы слуги божьи. Нас голод не должен отвлекать от молений небесных.
-Каких?
-И как тебя только взяли в монастырь. Молись святому Сергию Радонежскому. Он вложит в тебя доблестного разума.
-Какого?
Ключница перекрестилась и ничего не ответила. Она отошла немного и спросила себя.
— Что я здесь делаю? И у этой Феклы мать учительница. Бедные дети, чему она детей научит, если дочь ничему не научила. И когда только всех в воскресных школах учить будут. Тогда безбожников явно не останется.
Через час кот ходил по скверу Пушкина. Здание кинотеатра было оцеплено милицией. Прибыл и ОМОН. Но здание было пустым. Следователи прокуратуры лазили под строительными лесами, захламлявшие внутренние помещения. Паутина, песок, цементная пыль говорили о том, что в помещении давно никого не было. Ничто не указывало на то, что именно здесь прошло два знаменитых преставления. Оперативные работники, и студенты юридических факультетов опрашивали жителей близлежащих домов, тех, кто посетил кровавое представление. За один день было заполнено более трехсот свидетельских показаний. Но толку от них не было. Куда делись артисты цирка, куда делись убиенные, было не понятно. Нашли обезглавленный труп Христи. Он уже завонял.
-Это все фокусы, — говорил привлеченный к делу консультант из цирка. – И сердце можно вырвать. И тело без головы показать. Специальное оборудование, система зеркал. Я лично могу повторить любой из этих фокусов. — И утверждения фокусника принимали в расчет. Он дал письменное заключение, весьма обрадовавшее следователей. Ничем другим происходящее в кинотеатре объяснить было нельзя. Гипноз. Фокусы. Хотя искали объяснения и в массовых галлюцинациях, вызванных мухоморами, подсыпанными в сок, продаваемый в вестибюле. Ждали заключения профессора психиатрической областной клиники. Психейкин не очень-то торопился помогать. За ним не раз приезжали, но он отказывался от чего-либо, включая простую беседу со зрителями.
Особо допрашивали работников кинотеатра и цирка. Они не сообщили ничего стоящего, хоть и старались. Тупик – всюду тупик. Оперативники наблюдали за кинотеатром, за цирком, за квартирой вдовы бухгалтера цирка. Наблюдали даже за семьей Дасаевых, за пустующей квартирой Анжи. Венченосовы пропали. Пропали все, кроме девочки. Но та тупила. Вспоминала о каком-то коте, укравшем у нее блин, а то и два блина. Она таскала с собой шкатулку с украшениями, иногда примеряла их. – Это мамины, — говорила она. — Теперь вот могу их сама носить. А кота? Помню. Я его в окно выкинула. Он на лягушку похож. Такая раскоряка. Вороватый он.
Выкинутый кот время от времени появлялся в городе. Кто только его не ловил. И милиция, и ГИБДД, и старушки-богомолки, и сами попы со служками, и нацмены, считая его волосатым кавказцем, а то и обезьяной без шляпы. Некоторые граждане даже здоровались с ним на улице, разговаривали. -Ах, тебе бы образование, — говорила ему Нюресса. – И зачем ты Христю-то убил? Скучен мир без нее. Разве с Марфой пошалишь.
Бегемот решил поступить в институт. На платные курсы принимали круглогодично. И он принес заявление в Московский институт нано-информтехнологий, что на улице Володарского. Женщина в приемной комиссии долго рассматривала абитуриента.
-Батюшка мой, да вы кот, — заключила она.
-Кот, но имеющий все права гражданина.
-Так, меньше слов, больше дела. Аттестат, паспорт на стол. Мы и аллигафренов выучили, и таджиков, не понимающих по-русски ни слова. У нас очень хороший ВУЗ. К нам ни у кого нет претензий. Я в всоторге от нашей системы образования. Не особо стране и нужны грамотные специалисты.
Кот порылся где-то под столом и протянул паспорт, трудовую книжку, военный билет, свидетельство о рождении, аттестат о среднем образовании. Женщина взяла паспорт.
-Посмотрим, посмотрим. Сейчас любой паспорт на базаре килограммами продают.
-Великолепный паспорт. Звоните в милицию. Вам подтвердят, что он настоящий. Я даже на Камчатку с ним летал, на волков охотиться.
-И как?
-Одни забавные медведи попадались. Сейчас куда ни сунься, медведь или поющие хрюши. Тигров давно нет. Да, один единорог попался. Но зверь редкий. Я в него стрелять не стал.
-Забавный вы, батюшка кот. А еще в евреи метите. — Женщина раскрыла паспорт и прочла: — Бегемот Бегемотыч Бегемотов. Национальность: кот. Нет такой национальности.
-Есть, вот данные переписи населения России. Так, — кот достал толстый сборник. — Вот. Троллей 100 человек. Винни-пухов – 4, шотландцев – 24, котов – 1. Меня охранять надо, я последний из народности котов.
-Семейное положение. Холост. Голубой кот. Ничего удивительного. Странности из тебя так и прут.
-Я серый, как галька на море.
-Детей нет. Прописка. Кинотеатр «Москва», комната 23. Да, сниму ксерокопию. Вы ксерокопию должны заверить у нотариуса. — Кот положил на стол копию паспорта, заверенную по всей форме. — Трудовая. Итак. Артист цирка. 1935 год. Уволен в 1984 году в связи с выходом на пенсию. Принят на работу в 2009 году, пажом. Не староват ли для пажа? Хотя маленькая собачонка до старости в щенках ходит. Так, дай-ка свидетельство. Родился в 1570 году в Париже на улице Булочников в семье графов де Монтьек. Пятый ребенок. Католик. Не жили графы на улице булочников. — Дама положила свидетельство. Но потом вновь взяла его. — Выдано Загсом Ленинской администрации. Копия. — Женщина взяла военный билет. — «Освобожден от воинской службы по причине отсутствия пальцев на лапах». Симулянт, — сказала она и взяла аттестат. — Окончил средне-цирковую школу в 2008 году. А вы знаете, сколько стоит обучение в нашем элитном клубе, простите институте?
-Догадываюсь.
-Нет, вы не догадываетесь. Вы не смотрите в пресс-лизы. Вы смотрите мне в глаза. Там все написано. Прочли?
— Да, на линзе написано, что они не настоящие, произведены в деревушке близ Харбина.
-А то я не знаю. В Харбине же. А на островах Папуа-Новая Гвинея.
-Сколько стоит наше обучение без мучения?
— Миллион, если без всяких проблем, без посещения лекций, писания контрольных работ, сдачи экзаменов. Но за все пять лет? Аттестат сразу на руки, вводный курс прочесть, банкет всему преподавательскому составу.
-И каждому в конверте по 10 тысяч, — медленно сказал кот. – Да, обучение дорогое удовольствие. Но и Сорбонна не дешева. Итак, получите сразу за все. Здесь два миллиона евро и вам пара шоколадок. Когда зайти за документами, а то сейчас никак нельзя без высшего образования. Коровьева уволили. Подозреваю, что именно из-за этого. Ринго педагогический закончил. Не получу высшего образования, так я следующий на луч.
-Зайдете через недельку.
-Если вы надеетесь удрать с моими деньгами за границу, то не получится. Вы сразу скажите, сможете или нет дать мне высшее образование.
-Смогу. Хоть и будет это сложно. Ни разу у меня коты не учились. Хотя почему, в Америке полно собак миллионеров. За такие деньги и говорить научишься, и пластику сделать. Побриться вам не помешает, чтобы профессора на банкете не шарахались. Они все божьи одуванчики. А туда же, денег хотят. У всех дети, внуки. Всех учить надо. Замкнутый круг.
-Ну, не думайте о пластике. Потом, потом, звездочка моя, будут вам и груди, и губы, и ягодицы, и живот. — В кабинет зашел Ринго. Он был в строгом костюме. — Это моя охрана. А последний раз, когда был без охраны, полненькая девочка мной в стену кинула, — сказал кот, и исчез. Исчез и Ринго.
-Не знаю радоваться или огорчаться, — сказала женщина. Она пересчитала деньги и заключила. – Радоваться. Повезло же мне. — Она достала бланк диплома и заполнила его, шлепнула печать. Потом подшила в папку приказ о зачисление Бегемота Бегемотыча Бегемотова на факультет менеджмента по туризму и режиссуре праздничных мероприятий института нано-технологий. — Так, когда мы его зачислили. Кто у нас не пришел за дипломом? Вот три девочки-нищенки. 2004 год. Она заполнила зачетную книжку. — И зачем ему этот диплом, если у него столько денег? Пусть нищие учатся. Замкнутый круг. Нищие не могут учиться, у них денег нет. А зачем богатым учиться, у них деньги есть. А мне подделывай документы. Точно в ад попаду, зато будет, что вспомнить. Сегодня же закажу себе мальчиков по вызову, чтобы один был в полицейской форме, один в форме сборной России по лыжам. А один с крылышками, как у лебедя.
Женщина раскрыла газету, принесла из холодильника баночку сметаны, присела покушать и отдохнуть. Она прочла заголовок газеты. « Тринадцать поющих голов. Откуда они? Объяснений нет». Она стала читать. «Вчера некий хулиган запечатлел на мобильный телефон 13 поющих голов. Тел у них не было. Но они пели. Что это? Монтаж? Фокус. Явление из иных миров? Фото смотрите». Но фото не было. Белая рамочка. – Как прилетели, так и улетели, — заключила дама и задремала. – В магазин что ли сбегать? – сквозь сон спросила она. – За баночкой сметаны. Платьишко купить и килограмм икры. Месяц ничего вкусного не ела. — Она достала сто евро, поднесла их к свету. И увидела, что на бумаге написано: «Сувенир». На второй бумажке было написано: « Настоящая». На третьей: « Пока отложи в сторону». -Ничего, все равно загоню их банку.
Эту даму арестовали вечером при сдаче валюты в сбербанк. И она обвиняла во всем кота-миллионера, родившегося в Париже в средние века. – И у него паспорт есть. И имя.
Паспорт на имя Бегемотова никто не выдавал, даже в районах справлялись, там могли начудить. Вдруг поступила новая информация. Установили связь кота с сатанистами, проводящими слет в районном городке. Многих сатанистов задержали и отпустили. Они вообще кота не видели. А кот танцевал под «Макарену», танцевал на фонтане, развлекая публику. А потом уехал на роскошной иномарке, расписанной голыми девушками. Эта машина принимала участие в ночных гонках, была задержана гаишниками, и отчего-то отпущена. — За рулем был какой-то Ринго. Кличка, наверное, — чуть не плакал гаишник, давая служебное объяснение.
-Опишите, попробуем составить фоторобот, — попросили его следователи. А их было несколько.
-Красавец, одним словом, — лишь и мог вспомнить паренек-гаишник. Фоторобот составили. Красавец Ринго на нем был похож на предка всех обезьян и медведей. – Меня уволят? Я даже взятку с него не взял. Он мне сто долларов давал. Я сразу почувствовал, что идет съемка. И вел себя вежливо. Правда.
— Ты оказался самым умным. Другие в дурдоме уже отдыхают, — сказал ему один из следователей.
Человек сорок.
-Сколько надо сидеть там?
-Сейчас туда не сажают, только лечат. Сходите на прием. Может, и положат.
-Хочу туда, пока все не уляжется.
Азазелло и кот развесили по городу фотографию Ринго, с надписью: «Разыскивается опасный преступник, хватать всех похожих». А потом они решили прокатиться за город, подышать дачным воздухом. Они решили пождать пригородный поезд. На небольшом разъезде открыли лишь два вагона. Бабушки с ведрами, граблями кинулись в двери, расталкивая друг друга. А неопытные кот и Азазелло остались стаять на платформе. А старушки благодарили их с порожков. – Какие вежливые, какие культурные, — кричали они. – Следующая утром. Ждите.
Азазелло и кот написали жалобу в отделение куйбышевской железной дороги. И им принесли ответ. « Фактов не выхода проводников в тамбур не установлено. Просим прислать доказательства. Служба резерва проводников». Кот и Азазелло прокатились на всех видах транспорта. И во многом остались довольны. Особенно пустыми троллейбусами. Ходили они медленно, часто застревая в пробках, кроме пенсионеров никто в них и не ездил. Автобусы летали, как самолеты. Удобно, быстро. С маршрутками было сложнее. Парочка прокатилась на всех маршрутах. Три раза попадали в легкую аварию. Один раз сели в машину, где за рулем сидел человек в наркотическом опьянении. ГИБДД его останавливало, но прибор ничего не показал. Бегемот очень возмущался. -Главное быстро доехать, — назидательно сказала ему очаровательная девушка в шляпе с розовым бантом. Кот не унимался, позвонил хозяину такси. Тот приехал, выкинул водителя на улицу, выпил бутылочку пива и сам сел за руль. — А права у вас есть? – осторожно спросил его кот.
-Есть. Надо будет заехать забрать их в ГАИ. Никак коньяк не куплю начальнику. В соседях живем. А с деньгами идти не удобно.
Лучше всего демонам показалось на катерке, где даже вино продавалось. А хуже всего в автобусе, перевозивших торгашей в Москву. Пот, ругань, писанье в общую утку, для скорости, чтобы обогнать соседний автобус. Но мало того, у автобуса отлетело колесо, и покатилось вниз по горке. Благо скорость была небольшая. Лишь у одной дамы выпрыгнули деньги из лифчика. И она долго била мужчину, на чьи ноги упал пакетик. Кот больше в междугородний автобус не сел. Решили вернуться в город. Азазелло пришлось ловить попутку, и помогать водителю, отбиваться от бандитов. Помогли, закопали бандитов по шею в песок, в Калмыкии. — Давно банд не было, — отплевывал выбитые зубы дальнобойщик. – Но с кризисом и они вернулись на дороги.
-Что я не Мессинг, не сел бы в вашу машину, опасно, — возмущался кот, у которого вырвали мех на загривке. – Опять Гелле штопать придется. И почему, почему мир так опасен. Ну, мечи не носят, так пистолеты и биты. И гранаты. Что мой роскошный керогаз по сравнению с гранатами. — Вышли Азазелло и кот перед въездом в город. – Снимем девчонок и отдохнем, имеем право, — предложил Бегемот. — Машину нам надо. Пешеходы девочек не заинтересуют. Гелле позвоним? Или Ринго.
Вечерело. Гелла зашла в химчистку, взяла из чистки кошачью шкурку. Шкурка облысела. — Старенькая была кошка, не практичный мех, — сказала приемщица.
-У меня нет претензий, я знала куда отдавала. Теперь мне не будет стыдно ходить рядом с Бегемотом.
-Поверьте, нет нашей вины. У нас химикаты немецкие, техника бельгийская.
-А руки чьи?
-На счет рук не знаю. Я могу выплатить вам из своей зарплаты, только хозяйке не жалуйтесь. Уволит, и именно меня уволит. Химикаты-то она лично закупает.
-Хорошо. Она вас не уволит. И химикаты больше покупать не будет.
Гелла вышла из приемного пункта, взглянула куда-то ввысь. И из ее глаз вышли лучи. Они пронзили окно. И на женщину, сидевшую в кресле на пятом этаже, упала люстра, очень дорогая. Жаль люстру. Гелла надела шкурку на себя. Выглядела она ужасно.
Азазелло и Бегемот вызвали на трассу Ринго, умоляли доставить их домой. Ринго приехал, но его попросили завернуть к месту, где стояли проститутки. — Что, зоофилки есть? — спросил девочек Ринго.
-Двойная такса, выбирай любую, — ответила самая страшненькая из проституток. Красавиц среди них вообще не было. – Для кабеля? Течкой сучки надо подмазываться.
-Для котика. Вот он сидит, — улыбнулся Ринго.
-Котик, котик. С котиками никто не имел дел. Что он любит.
-Грудь я люблю сосать, — ответил кот. – И лучше, если в них молоко есть.
-Нет, таких вы здесь не найдете. Пустую грудь сунем.
-Согласен. Сколько.
-Восемьсот рублей час. Двойная ставка 1600. Деньги сразу. В машине?
-Нет, в сауне, — ответил Ринго. – Давай и нам парочку.
-Я не мамка, бери кого хочешь. И быстрее, а то вон еще машина стоит. Куй деньги, пока горячо.
Милиция задержала выбранных троицей девушек через три часа. Какой-то мужчина позвонил дежурному и сообщил, что видел, как кот снимает проституток на трассе. Девочки рассказали все. Их показания сильно расходились, хоть и заняли сто листов. — Выходцы из Грузии, — сообщил следователь на самый верх, начальнику областного МВД. – Там и оружие, и наркотики, даже подбрасывать не надо. Возьмем голыми руками.
Сергей Николаевич сам пытался составить портрет артистов, но так и не смог. Он прочитал отчет, бросил его в стол. – Голыми руками, — вздохнул он. – Только и можете пьяных обирать. Этих голыми руками не взять. Я бы карьерой пожертвовал, ради того, чтобы задержать их.
Марфа Горячка и Нюресса сидели в сквере, курили самосад. – Все началось с того момента, как появились головы, — вздохнула Нюресса. – Я чеснок ем, каждый день. Надо было обо всем расспросить Христю. Ее убили из-за болтливого языка. Не за икону же. А может и за икону. Дорогая же.
-Перейди на копченую колбасу. В ней чесночка хватает, — посоветовала Марфа. Она сильно осунулась в последнее время, но даже похорошела от этого, нацепила на себя все свои медали. – Вот, без медалей не хожу, — сказала она.
-Какие у тебя медали. Пятидесятилетие Октябрьской революции. Заслуженный агитатор СССР. Это нечистая сила, Марфа. И всем нам каюк. Христю сожрали, оставили без головы.
— Ее бог наказал.
— Не пойму я эту нечисть. Им надо святых соблазнять, а они на нас, грешных, обратили внимание. Мы и так в ад уйдем.
-А может, не уйдем. Давай раскаемся. И имущество все церкви отдадим.
-Наивная. Уж лучше грабителям отдадим, или правительству. Давай пить каждый день. Пропьем квартиры.
-Не поможет. Пью неделю. И хоть бы запьянела. Я пью, а мне все мало, уж пьяная стала. Давай-ка уберемся из сквера. И больше сюда ни ногой. Где-нибудь в центре посидим. На фонтане шумно. Может в парке Белинского? — подумала Марфа. — Лес там. Нет. Будем здесь сидеть. У тебя что-нибудь осталось из икон?
-Так, ерунда всякая. Пару маленьких иконок у Христи нашла. Она их из тайника Маляра взяла на хранение.
Тут старушек и повязали. Их окружило сразу три полицейские машины. Огромные парни скрутили им руки за спину и запихали в кабину. Старые женщины многое рассказали. В том числе и то, что черти ходят в кинотеатр прямо через стену. Марфа и Нюресса дали для следствия больше, чем все остальные задержанные по делу. Милиция редко обращалась к экстрасенсам, но пришлось. Минули те времена, когда милиция верила в победу социализма. Маги же подкачали, лишь говорили и говорили, но ничего реального они не нашли. Черти были всюду и нигде. Звонков дежурному по городу поступало много. На этом все и кончалось. Полиция боялась что-либо предпринимать.
По небу гуляли тени. А жизнь в городе продолжалась. Азазелло сидел на берегу реки. Песок там был великолепен. Лес загораживал город. Азазелло надувал песок в большую кучу. Он решил сделать песочный замок, копию строения, где жила волоокая супруга эмира Анхурата, прекрасная Лейли. Он опустил огромные ладони в реку и стал таскать воду к куче. К нему подошла маленькая девочка в трусиках. — Можно я вам помогу? – спросила она.
-А не боишься. Я ведь страшный?
-Страшный телом, или как человек?
-И так, и так.
-Ну, если ты так думаешь, то может это и правда. Почему же мне не страшно?
-Потому что ты еще маленькая. Настоящего зла не видела.
-А я с мамой здесь. Она загорает. Папа, милиционер Матвеев, привозит нас в девять часов, чтобы мы дышали воздухом. Но он всегда задерживается, мы здесь почти целый день сидим.
-Голодные?
-Нет. Мы еду с собой берем. И потом здесь женщина проходит, пирожки на завод носит. Мы у нее покупаем.
-А почему папа постоянно занят?
-Он в милиции работает. Сейчас всем приказали кота ловить. Кот – опасный преступник. Он отрывает головы людям. Он пугает достойных граждан.
-А что он натворил?
-Его поймать никак не могут. И в этом его главная вина. Все уже устали. Ловим его ловим. А результата нет.
-Скажи, а что такое у тебя с мамой?
-Она здорова. Но не видит. Когда ей ошибочно прислали телеграмму, что наш папа Матвеев убит, то она и ослепла. Врачи ничего сделать не могут.
-А почему произошла такая ошибка?
-Он же милиционер. Он охранял рабочих, что тянули провода для тока. В Чечне тянули. Там света нет. Дети в школу ходить не могут. И их машину взорвали. Двоих убило. Но папу отбросило и контузило. А документы были у начальника. Он людей и перепутал. А убило не его, а двух рабочих из города Кузнецка.
-Давай, помогай мне.
-Я ведерко принесу. И у меня леечка есть. А ты встань в воду и брызгай на песок ладонями. Или выкопай канал. И вода сама потечет к твоему замку. Или ты дворец строишь? А кто там жить будет.
-Уже никто. Это будет пустой дворец. Абсолютно пустой. Был я там недавно. Только остовы строения остались. И те занесены серым песком. Как и не было цветущего сада.
-Плохо. Я могу дать тебе куколку. И она будет твоей принцессой. А у тебя красивые клыки, как у собачки. Знаешь, все собаки добрые.
-Не сказал бы. А хочешь, я познакомлю тебя с котом, которого все ловят? Он веселый. Он умеет театр теней на стене показывать. И говорить разными голосами. Он любит детей.
-Нет, я с преступниками не общаюсь. Я дочь милиционера Матвеева. И буду обязана арестовать кота. Или написать заявление. Преступников надо сажать в тюрьму. Так считает мой папа.
Целый час Азазелло строил с девочкой дворец. Мать лишь иногда окрикивала ее и вновь сидела, сидела и молчала. Это была очень красивая женщина, скорее даже девочка. Ни грамма жиринки, стройные ноги, и темные очки в пол-лица. И вдруг она сняла их. Трудно было поверить, что эти сине-голубые очи ничего не видят. Азазелло долго смотрел в них. Да, он привык к черным глазам. Он пожалел эту юную маму. Он бы погладил ее, прижал бы к сердцу. Но боялся испугать ее.
Дворец получился огромным. Высота песчаного строения составляла метр, площадь метр на метр. Высокая башня напоминала ту, куда приходила Лейла. Девочка не давала Азазелло возможность вызвать миражи пустыни, и полюбоваться женой правителя Анхурата. Тогда мегаметская вера еще не заняла должное место. И даже правитель страны имел лишь одну супругу. Азазелло плюнул на песок, и через несколько минут девочка выкопала из него нитку жемчуга, белого, как снег, светящегося изнутри.
–Мама, мама, я бусики нашла, — крикнула она.
-Выкинь их, они могут быть грязными, — ответила мама. – Не утони только.
-Я не подхожу к воде.
— Не замерзла? Одень кофточку. — Девочка подошла к матери и надела бусы на ее шею. Женщина погладила их. И вдруг она встала, завертела головой. — Дочка, походи, походи вокруг меня. Я вижу твой образ. Так, так. Подальше, подальше. — Женщина-девочка села на песок и разрыдалась. Дочка испуганно подбежала к ней. — Я вижу, — сказала ей мать. – Дочка, я вижу тебя. Как ты выросла.
-Мама, не плачь, звони папе.
Женщина вытащила мобильный телефон, и связалась с мужем. И вскоре Азазелло видел, как на пляж приехал такой же худенький юноша, который и оказался мужем, миллионером Матвеевым. Они просто смотрели друг на друга и ничего не говорили. Матвеем целовал жене руки и касался ладонями ее ладоней.
-Видишь, я же знал, что это лишь все временно. Я так люблю тебя, — наконец заговорил юноша. – А давайте-ка домой. Я позвоню на работу. Ну, его, этого кота. Ловим его, ловим. Ну, поймаем. А что дальше. В суд вести? И захочет ли он идти туда. Это очень непростой кот.
-Давай сегодня не будем говорить про этого кота, — попросила супруга. – Я уже наслушалась вранья про него. Люди все сами выдумывают. А вы верите. Не может кот ходить на задних лапках, не может кот говорить, не может кот убить человека.
А кот прятался за Азазелло. – Вот, не благодарные, – прошипел он. – Ты глазки-то девочке вернул? – спросил он демона. – Не стоило. Еще в рай отправят за такие гадости. Нечего нам там делать. Ведь Коровьему в раю гадко. Мы рождены для ада.
-Это я вернул ей зрение, ты прав, — сухо ответил Азазелло.
-Какие мы все чуткие стали. Нельзя нам, мы нечистая сила. Нам их выкалывать надо.
-Нам все можно, — ответил демон.
-Тогда я в суд пойду, раз все можно. Зачем слепым судьям глаза. Буду выковыривать их. Надо посмотреть на эти знаменитые независимые от власти суды. Как справедливо осудили Ходорковского. Не будет теперь и заикаться про выдвижение на пост президента. Как-то все красиво получилось в этой стране. Производить больше, чем в конце восьмидесятых, не стали, а более обеспеченное общество вроде бы и построили. Ой, нет, мне и про политику говорить нельзя. Вдруг подслушает кто. Ведь тогда точно посадят пожизненно. И буду я век за веком сидеть в какой-нибудь мордово-кукушкинской камере. Путин очень строгий человек, не позволит своему трону покачнуться ни в право, ни в лево.
Молодая семья отъехала, забыв на берегу детское ведерко и леечку. Но машина вернулась. Из нее выбежала девочка. Она подбежала к Азазелло, заглянула за его ноги и погладила, прятавшегося там кота. -Хочешь, я оставлю вам леечку? – спросила она. – Будите песочек поливать.
-Хотим, — ответил кот.
-А это вы вернули маме глаза?
-Да, — ответил Азазелло. – Но больше сказка к тебе не придет. Это бывает лишь раз в жизни. И не говори никому о нас. Мы не настоящие.
-Вы самые настоящие. А сказка. Она вообще ни разу не приходит, — тихо ответила девочка. Она подтянулась на цыпочки и поцеловала Азазелло в щеку, а потом и кота, в розовый носик. – Спасибо вам, я никогда вас не забуду. Сегодня я стала взрослой. Вы не страшные. Почему папа боится вас.
И девочка побежала в машину. Ее отец вышел из салона, но уже никого не увидел. Машина поехала дальше. А Азазелло просидел на песке всю ночь. Кот сидел рядом. — Желаю безобразий, — сказал Бегемот. – Летим в город. Я сдаюсь милиции и иду в суд. А потом пойду пенсию оформлять, лягу в больницу, на прием к главе администрации схожу. У любви, как у пташки крылья, и крыльев ей не связать. Любовь, дитя, дитя свободы… Так бойся же любви моей. Слова забыл.
Вот милиция удивилась, когда к ним пришел клыкастый мужчина, державший на руках толстого кота. – Мы сдаемся в руки правосудия, — сказал Азазелло. – Мы виновны в огромном количестве преступлений. Мы оторвали головы многим гражданам. Мы запугали еще больше людей.
Пару поместили за решетку. Несколько следователей поочередно допрашивали их. Такой оперативности органы еще не знали. Все преступления в городе в этот день были раскрыты. Азазелло и кот не брали чужую вину на себя, но давали показания о своих истинных преступниках. Странная это было ночь, даже ночка. Все городские собаки спрятались в самые темные уголки. Совы лишь укали. На небе из звезд было выткано предложение: « Надо заметить, что это был замечательный бал».
Глава 30.
ЖЕЛАЮ БЕЗОБРАЗИЙ.
Не знал безумец молодой, что деньги ведьмы – прах пустой!
Лермонтов. Три ведьмы.
А жизнь в городе продолжалась. Кот и Азазелло были заточены в бронированную камеру. Их больше не допрашивали. Причина этому была. Трусость. Дело было закрыто за один день. И в 10 часов задержанных отвезли в суд. Очень оперативно работали все службы. Такой быстроте лужковско-путинским судам стоило бы поучиться. Как и ожидалось, кота и Азазелло приговорили к пожизненному заключению. Но ночью они повесились в камере. И их уже утром сняли из петли, схоронили, закопали, как безродный элемент. Все было просто, все были довольны. Кто будет искать каких-то там кавказцев. Каждый месяц кто-никто вешается в камере предварительного заключения. Ни одного дела по этому поводу прокуратура не завела. Если человек повесился, значит так надо было.
Был ли Ринго жестче Коровьева. Да. Он был иным. В нем не было суетливости и любезности Фагота. Он был прямолинеен, но надежен, и не надоедлив. Наверное, именно по этой причине, Воланд принял его в свою свиту. Ринго никогда не задавал лишних вопросов, ни ерничал, был терпелив. И он был обаятелен. Кинотеатр «Москву», после добровольной явки кота и Азазелло в милицию, огородили лентой. А кот, который должен был лежать в могиле, пришел туда. Никто его не ожидал, и никто не знал, что с ним делать. А там работало два оперативника, три постовых, и даже участковый. — Лови его, — закричали милиционеры. – Он из тюрьмы сбежал. Хотя он уже умер. Сам его вешал, — вдруг вздрогнул один из милиционеров. – Глупость какую-то сморозил. Кот добровольно покончил с собой, по собственному желанию. Это другой кот. Надо его сразу в мешок и в реку. За кота никто отвечать не должен.
Что это была за ловля. К удивлении самого кота, в него не стреляли. За ним просто гонялись, как за футбольным мячом. Иногда его даже хватали, но он царапался. Целый час вокруг кинотеатра металось десять здоровых мужиков. Они даже помощь не вызвали. Кот утомился, залез на дерево и стал кидать в милиционеров кочанами капусты, которые срывал с веток. К кинотеатру подъехала машина. Из нее вышел худенький милиционер Матвеев. Он остановил своих сослуживцев и сказал.
– Это не тот кот. Этот хороший, целебный. Мужики, к моей жене зрение вернулась. Это он помог. Мне дочь сказала, может выдумала. Ребенок же. А кот-преступник в тюрьме сидит.
— Уже не сидит. Повесился он, — сказал ему один из сослуживцев. – Очень похожи. Развелось котов, что козлов.
Матвеев достал из машины огромный пакет колбасы и на палке подал его Бегемоту. Тот принял пакет, пересмотрел колбасу. Достал оттуда бутылку.
-Я бутылку не клал, — удивился юноша.
-Это вам, для согрева, — сказал кот и кинул водку вниз. Он взвалил мешок на плечо, перепрыгнул на соседнее дерево, потом на другое, пока не пропал из вида.
-Пить будем? – спросил постовой, поймавший бутылочку. – На службе же. – И он сам скрутил крышку. Водка лилась и лилась. И не кончалась. Милиционеры уже пели: « И под окном кудрявую рябину отец срубил по пьянке на дрова».
Кот и Ринго потешались над ними. То поросенка мимо прогонят, то четырех. То ослика пошлют, с макакой на спине, а то и генерала милиции. И милиционеры хохотали зверям вслед. При генерале смеха не было. В этот день в сквере перепоили весь город. И все из одной бутылки. И Нюресса напилась, и Марфа, и дама с энциклопедией, и дед с внучкой, два роллера, три председателя гаражных кооперативов, просто мамочка, вышедшая за хлебом, просто алкаш из алкашей, несколько строителей из Таджикистана, директор роскошного ресторана, господин Бублейский.
— Слава котам, — кричали люди.
-Слава господину Бублейскому, — кричал господин Бублейский.
-А почему одним котам, — возмущался Ринго в кустах.
-Пора разгонять их, — решила подошедшая в сквер Гелла. Она появилась полуобнаженной, в розовом пеньюаре, прямо под светом яркой рамы. Люди перепугались и стали разбегаться, расползаться, и даже расходиться по домам. Было совершенно не понятно, как они могли идти. Но шли.
-Идем сюда, — поманила Геллу Нюресса, — помянем нашу незабываемую Христю.
-Эту? – спросила Гелла, показывая голову старушки. – Она бы вас не помянула.
-Она бы нет, неси ее сюда, мы хоть понюхать ей дадим, — крикнула Марфа. — Ну, что, подруга, спасла тебя икона. Попала ты в рай?
-Да лучше в аду, чем с вами, — огрызнулась голова. И стакан сам вылился ей в рот. – А меня ведь спалили огнем нетушимым. Думаю, что это мое последнее появление на земле. Я кану в небыть. Вот и пожила я свое. А вам завидую. Веселитесь подруги, все равно сдохнете, как последние шлюхи. Хорошо бы хоть на том свете вновь встретиться. Так что не вздумайте в монахини пойти.
-А если пойдем, то в рай попадем? – спросила Нюресса. – Я так спросила, из любопытства.
И вскоре на лавочках остались лишь Нюресса, дама с энциклопедией, Марфа, Гелла и голова Христи Поликарповны. Христя после третьей рюмки уже ничего вспомнить не могла, где живет, что делает. — Неужели я издохла, как бабочка в Мае? – канючила она. — Как я вам завидую, вам живым. Вы живы. А я думала, что всех переживу. У каждого своя судьба. Дура, я. Дура.
А невыпиваемая бутылочка еще долго ходила по городу, даже после того, как нечистая сила покинула его. Слухи о ее местонахождении продавали за большие деньги. Некоторые пытались делать запасы, прибегали с канистрами. Но у них ничего не получалось. Бутылка иссекала свой поток. А канистры пустели. Водку можно было лишь пить. Колдовство – и есть колдовство.
-Кого-то мы еще не поймали из этой банды, — размышлял в кабинете начальник милиции Сергей Николаевич. – Что губернатору доложить. Успокоить? Мне бы предсказали быстрый конец, то я бы запил. А он молодец, продолжает управлять областью, не может без власти.
Сергей Николаевич посмотрел в окно. Мимо пролетела ворона с головой кота. Она сняла с себя шляпу и только каркнула. Вид из окна не нравился. – Надо пригнать сюда осужденных. Пусть вычистят все кусты. — Где-то затараторил бульдозер. Стали кричать дети. Внизу целовалась парочка. -Отгоните их от управления, — позвонил Сергей Николаевич на проходную. Он не уточнил кого, но дежурный все сделал правильно.
-Желаю безобразий, — кричал кот. – Ярких, дорогих. Хочу стриптиза, вина, свечей. — Но Азазелло, Ринго и Гелла смотрели куда-то в сторону. Бегемот тоже посмотрел туда. — Морг? – удивился он. Азазелло показал ему глазами на двух людей, Нюрессу и совсем уж древнего деда, правда, здоровенького.
-Ну, и царство ей небесного, — говорила женщина. – Отмучила тебя. Сколько вы лет вместе? Пятьдесят?
-Ты ее совсем не знаешь. Всю жизнь мне испортила. Вот когда зарою ее, тогда и поверю, что поживу на старости с хорошей женщиной.
-И с кем же?
-С тобой, конечно, Нюрочка.
-Ага, какой ты простой. Брачный контракт, на жилье оформляешь дарственную, на меня. У твоих детей квартиры есть.
-Да, ради тебя, я на все готов. Ты самая божественная, ты абсолютно идеальная. Твоя красота не сравнится и цветком розы. Ты ароматна, ты умна, ты звезда моих очей.
-Ох, не смущай, мой милый человек. Я так люблю тебя. Мы созданы друг для друга. Почему мы не встретились пятьдесят лет назад.
-А сколько тебе тогда было лет? Ты же говорила, что тебе сорок пять.
-Ну, приврала немного. Не будем обсуждать с женщиной данную необоснованную, по моему мнению, тему.
Сцена была великолепной. Ладонь деда лежала на дородной заднице Нюрессы и поглаживала ее. Свита Воланда поглаживала руки. — А ну его, стриптиз, — решил за всех Бинго. И свита самого Воланда пошла в гости к деду.
Нюресса спала на диванчике, дед читал газету « Молодежная правда», читал громким, певучим голосом. Больше в квартире никого не было. Дети деда разъехались по домам, отдохнуть, решить, как разделить квартиру мамы, кто возьмет отца к себе, разве он сможет один, еще пропьет жилье. И вот, ровно в полночь, из-под закрытой крышки гробы раздалась возня, стук. -Эй, где это я? – закричала мертвая бабуля. Дед отложил газету, подошел к гробику. Крышка упала на пол. И его супруга поднялась. Она спрыгнула на пол.
— Что это здесь происходит? – строго спросила она и подняла, упавшую на пол газету.
-Умерла же ты, звезда моя. Вот горюю у твоего гробика. Детей отпустил. Устали.
— Я уснула, а не умерла, — визгливо закричала женщина. – А эта что здесь делает?
-Молитвы читает.
-Она ничего не получит. Тебя может забрать. А квартиру сейчас же подпишу под детей. И ты подпишешь.
Дверь распахнулась. И на пороге появились Гелла и Ринго. Они были в строгих черных костюмах. – Юридическая служба похоронного агентства, — сказала Гелла. – Оформление документов, исполнение завещаний.
-Жива, я дура черная, — сказала воскресшая бабуля. – А служба мне потребуется. Оформи-ка мне дарственную на детей, на эту квартирку. А то он размечтался ограбить кровинок родных.
Проснулась Нюресса, и не могла понять, что происходит. А когда поняла, то гордо подняла голову и направилась на выход. — Душа моя, возьми меня с собой. Дети меня на улицу выгонят, — закричал дед.
-Тогда в богадельню, — ответила Нюресса. – Мне нищие не нужны. Я что, за так буду нянчиться с тобой. Прожил с ней полуголодный сорок лет, живи дальше.
Нюресса направилась к дверям, выбрала там какую-то железяку и накинулась на хозяйку. Причем била она очень умело.
-Убивают, — закричала хозяйка.
-Вот она, справка о смерти. Пусть докажут, что ты живая, — помахала Нюресса бумажкой.
-Помогите, — закричала вновь женщина. Но Нюресса ударила ее, что было силы, и та умерла вторично. Нюресса положила ее в гроб.
-Свободны, — сказала она Ринго и Гелле. – И помалкивайте, а то мне терять нечего. А ты, старый хрен, виагру пей. Всем удачи.
Даже свита не ожидала такого развития событий. Нюресса ушла. Ушли и Ринго с Геллой. Дед остался один, достал бутылку и выпил полный стакан. Он включил музыку и стал танцевать. Утром его нашли мертвым. Отравился паленой водкой. И схоронили их с супругой в один день, и в одной могиле. — Какая любовь, и дня не пережил жену, — восхищались соседи. – Кто бы подумал.
Да, за них кто-то подумал. И так ли вы уверены, что кто-то не смотрит и в вашу строну, и не готовит для вас небольшое безобразие. Танцы на крышке гроба весьма показательны. Ау, уа.
Глава 31.
ПОХМЕЛЬЕ.
Наш прах лишь землю умягчит другим, чистейшим существам.
Лермонтов. Отрывок.
Казалось, что все закончилось. Город затих. Мирно дремали кошки на окнах, даже вороны не каркали. Собаки лениво вычесывали блох. Даже блохам было лень удирать на новое место. А виною всему была жара. Жара. Ведь Азазелло-то грустил. И зной летел на зеленый город.
Азазелло грустил. – Мне не хватает этого фиолетового рыцаря в клетчатом пиджаке поверх лат, — жаловался он Гелле.
-Маргарита Николаевна решила слетать в гости к Марьям и Маляру. Они новый дом купили, — сказала Гелла. – Полетели с ними. Там ты отдохнешь. Ринго уже был у них, понравилось. Домик, как из сказки. Три этажа с балконами, под черепицей.
-Только без кота, — согласился Азазелло.
-Как без меня? – вылез из-за дивана Бегемот. – Я тоже хочу душой отдохнуть. Вы не смотрите, что я маленький. Душа у меня большая, и такая заблудше-усталая.
А новый дом, купленный Марьям и Маляром, находился в пригородной деревушке. Его строили с любовью. Он цеплялся за пологий склон. И к первому этажу шла каменная дорожка. По сторонам дорожки стояли кованые светильники, росли ели, пихты, и лощеный зеленый газон. Въезд был с другой стороны, со стороны улицы. Помимо трех этажей в доме был и подвал. Там Маляр работал, там стояли машины. Там же была и кухня с печью сложенной старым мастером. Лишь первый этаж имел другую стилистику. Там располагалась огромная гостиная зала. На втором этаже была пара балконов, массандру балконы обрамляли со всех сторон. На этом этаже работала Марьям, принимая клиентов. Она открыла швейную мастерскую. Перед ее окном цвел куст сирени. С левой стороны был огород в шесть соток, большая теплица. За домом стояли сарайчики. С теневой стороны рос виноград. Он цеплялся за выложенные камнем склоны, за стены, за решетки. Вот и все маленькое поместье. Маленьким поместьем прозвал свой дом Маляр.
Наверное, в этом доме ждали гостей, пахло хлебом из печи. Бегемот, Гелла в драной шкурке, Ринго, Азазелло, Маргарита Николаевна и Игорь Александрович проявились на тропинке. Они возникли из воздуха. Легкая зыбь так и осталась за их спинами. Они осмотрелись.
-Блаженно, — вздохнул Бегемот.
-Повтори, повтори, я запишу это слово, — попросил его Азазелло.
-Мы без подарка, — напомнил Ринго.
-Подарок принесет мессир, — ответила ему Гелла. – Он сказал, что будет позже.
-Может деньгами? – спросил кот. – Сами купят, что им нравится.
-Думаешь, у них нет денег? – спросил Азазелло.
Марго сидела перед мольбертом и училась рисовать. Картина была уже готова. На ней были изображены подсолнухи, которые еще и не зацвели. Марьям рисовала по памяти. В ней всегда дремал художник.
Вышла матушка, Прасковья Никаноровна, вытерла руки, посмотрела на картину и улыбнулась.
-Сколько в них цвета. Брось, хватит мне одного богомаза, — сказала она. — Съездили бы в город. Совсем засиделись. Две машины и обе ржавеют.
-Стилист должен уметь рисовать, — ответила Марьям. – А мне и не хочется никуда. Здесь Местность.
— У стилиста должно быть чувство меры и нахальство. Этих качеств достаточно, — ответила матушка.
-Какие-то несовместимые качества. Что он делает?
-Спит на печи, еще и одеялом укрылся, — сказала старушка. – Смотри, а к нам гости. Не зря хлебы ставила. Хотя хлебы я ставила оттого, что вас в магазин не выгонишь. А у меня половины зубов нет, корки грызть.
Марьям тоже увидела зыбь, подскочила, бросила кисти и кинулась обнимать гостей. Жирного кота даже в воздух подкинула. И тот выпустил маленький парашют, чтобы спуститься на землю. Но его подхватило ветром и куда-то унесло. И он долго летал по деревушке, вызывая восторг у беззубых местных мальчишек.
-Кот, кот на парашюте, — кричали они. – Китайский робот. От настоящего не отличишь.
Кто-то даже выстрелил в него. Один раз из пугача, один раз из травматического пистолета, десять раз из рогаток, восемь раз из лука с металлическими стрелами, и один раз из настоящего пулемета. Кот не думал, что противовоздушная оборона в деревне на высоте. Но он не был беззащитной мишенью. Он отстреливался свежими коровьими лепешками и кирпичами. Возмущение нападавших не было предела. Они долго отплевывались. Зубы у некоторых поредели. — Надо сбить его, — орали ребятишки. – У этого робота программа поехала в яму.
Прасковья Никаноровна вынесла из кухни хлебы, накрыла их влажным полотенцем и протянула Ринго ведерко с крышкой. – Одна нога здесь, другая там, — сказала она. – За молоком. Соседка заждалась. Я у нее через день беру. Утренник.
-Что? – не понял Ринго.
-Молоко, надоенное утром. И кота присмотри. Дорого обойдется ему этот полет, — пояснила Прасковья Никаноровна.
Кот прилетел сам. Он был недоволен. Гады стреляли по нему жвачкой. И вся шерсть у него слиплась. Марьям пришлось выстригать куски. Лишь через час уселись за стол под навесом. Все было просто: чай с медом и смородиновым вареньем, яйца, кровавая колбаса – на радость Гелле, хлеб с солью, сало.
-Давно мы так не сидели, — вздохнул Азазелло. – Я имею в виду без спирта.
-Не пьем мы, — вздохнула Прасковья Никаноровна. – У сына проблемы были. Вот, уже несколько дней не пьет. Не знаю, какому богу молиться.
— А бог, он один. Но ему лучше не молится, не поможет. Ему все недосуг. Философствовать любит, — сказала Гелла, скинувшая с себя шкурку. – Мне прямые лучи вредны, — пояснила она старой хозяйке. – Тотальная аллергия на прямой солнечный свет. – Вот и ношу шкурку.
-И кот носит? – поинтересовалась Прасковья.
-И кот тоже не настоящий. Но он шкуру носит не по этой причине. По нему стадо слонов прошло. И он такой страшный стал, — вздохнула Гелла. – А кровавая колбаса мне нравится, очень нравится. Дадите рецептик?
-А мессира все нет, — вдруг сказал принесший молоко, и еще кучу всякой вкуснятины, Ринго. — У него после бала депрессия, как и у Азазелло.
— От депрессии чай с молоком хорошо, — сообщил Бегемот.
И Воланд тут же проявился, перепугав Прасковью Никаноровну.
-Он фокусник, мама, — успокоил женщину Маляр.
-Я сейчас покажу небольшой фокус, — сказал Воланд. – Подарок для Марьям за проведение прекрасного бала. Только не удивляйтесь. Считайте, что я вызвал сюда скорострельную строительную бригаду молдаван.
И дом накрыл туман. А когда он развеялся, то все завизжали от восторга. У дома прирос уличный стеклянный лифт. Третий этаж обзавелся витражами и черепицей розового цветы. Зажурчали фонтанчики. Заборчик вознесся вверх еще на метр. — И что мне будет наградой? – спросил Воланд.
-Быстро и качественно, удивительно, — сказал Прасковья. – Вот, что значит новые технологии. А для вас у меня награда найдется. Теплый вязаный комплект с козьем и собачьим пухом.
-Самое то, ноги мне здесь уже вылечили. Теперь спину надо подлечить, — сказал Воланд.
-Спинку надо в бане распарить. А потом растянуть ее. Надо, чтобы два человека потянули тебя в разные стороны.
Воланд достал огромную спичку и поджег аккуратно сложенные в уличном камине чурбачки. Огонь вспыхнул моментально. Вкусно запахло дымком.
За забором ребятишки искали кота. – Вон, вон, кто-то летит, — кричали они. – Да, нет там никого.
К Марьям приехали девочки из модельного агентства. Они должны были провести репетицию показала новой коллекции. Представление состоялось прямо на тропинке. Лучшего зала для показа и придумать было трудно. Это была странная коллекция. Даже Гелла и Маргарита Николаевна переглядывались. Первой вышла девушка в слегка приталенном платье с карманом-муфтой на груди. Потом появилась девочка в легком платье, в онучах из лоскутков и с рюкзачком тоже из тряпочек. Третья девушка была в куске ткани. -Нет, я бы рискнула одеть лишь первое платье, — вздохнула Гелла.
-Да? – поглядела на нее Маргарита Николаевна. – И онучи?
-Пожалуй, нет, только туфельки.
Показ шел и шел. Даже вечерние платья не имели никаких украшений. Потом модели уехали. Марьям улыбнулась. -Вот, и муж меня не понимает, — сказала она. – Но я все равно рискну. Покажу коллекцию.
-Это и есть новый храм, — вдруг сказал Воланд. – Молодежь коллекцию примет. Марьям, Маляр, я бы хотел подарить вам нечто. Вы сами скажите что. Но эта вещь должна быть лишь ваша, если ее возьмет кто-то другой, то умрет.
-Тогда подарите мне отсутствие этого подарка, — сказала Марьям.
-А я даже и не знаю, что попросить, — вздохнул и Маляр. – Может гроб? Если его и стащит кто, то будет ему и постель. Или пистолет. Отберут, так и погибнут от него. Удобно.
-Да, удобнее не куда, — поддержал его кот. – Проси и гроб, и пистолет сразу, в наборе. Выставим их на улицу. И я полечу прямо в гробу, как ведьма из «Вия». Пусть дети по мне постреляют. Шутка. Тупая. Согласен.
-Гроб, — сказал Маляр. – Но очень красивый.
И на пол упал настоящий гроб, из черного лакированного дерева, с золотыми ручками. Внутри он был обит лиловым бархатом.
-Ой, нет, я бы в таком постеснялась лежать, — удивилась Прасковья Никаноровна. — Отправьте его в подвал, чтобы никто не видел.
И гроб пропал.
Прасковья удалилась и принесла чудо. Она вязала свитер для сына, но подарила Воланду. Даже не свитер, а комплект с застежками по плечам, шарфом, двумя шапочками, носками и перчатками. Когда Воланд все это одел, то ему вдруг стало очень комфортно. И спина перестала болеть. Он помолодел. — Вот вы на самом деле волшебница. Некоторые ведьмы с ума сойдут, узнав, как легко снимаются их заклятия, — почти засмеялся он, но очень зловеще. – Передаю привет Гибле Брокен.
-Это все пух, — пояснила женщина. – Сюда бы еще медвежьей шерсти. Но где ее взять. А теперь пироги с грибами, со сморчками. Я в холодильнике наморозила. Сморчков в этом году почти и не было. У алкашей две чашечки купила.
Пироги пахли неимоверно. — Откуда такой запах? – спрашивали люди на улице. – Кто-то рукодельный.
-Яиц много положили и растительного масла не пожалели, — отвечал им невидимый человек.
Но люди не видели дома. Преобразившись внутри, он как бы затаился на улице. Густая сирень, торн за крыла его от глаз. А чтобы запах еды не терзал посторонние ноздри хозяева предложили гостям перейти в дом. Они и не думали, что он и внутри преобразился. Они вошли в гостиную. Комната казалась необжитой. Но она менялась по мере пребывания там гостей. Мессир словно читал их пожелания и незаметно преображал помещение. Но время уже пришло.
-Мессир, пора? – спросил Азазелло.
-Смешно, но не сатане же спасать этот мир, — ответил ему Воланд.
-А есть предпосылки? – поинтересовался кот.
-Они всегда были, есть и будут, — едва слышно промолвил мессир. – Вот, конец света все ждут. Наивные. Неожиданно он не придет. И без меня там не обойдется. Люди должны выйти из-под влияния бога, не церкви, а бога. И мне придется помочь ему в этом. Опять думать придется.
-А что людям надо сделать, чтобы выжить? – спросил уже кот.
-Я могу сказать, что надо разрушить, чтобы освободить место для нового храма.
1. Разрушить границы между странами, очень осторожно.
2. Разрушить языковые границы, приняв английский язык в качестве мирового.
3. Разрушить технические преграды. Стандартизировать технику. Зачем производить разные форматы входов в компьютеры, зарядных устройств.
4. Разрушить гламур во всем.
5. Разрушить юридические преграды. Единое законодательство.
6. Разрушить промышленность, не производить ничего лишнего, а лишь по конкретным заявкам на год.
7. Разрушить систему воспроизводства человека. Одного ребенка семье достаточно. Пока население Земли не сократится до одного миллиарда. Золотой миллиард – это необходимость, а не зловещая задумка масонов.
8. Разрушить разнобожие. Бог един.
9. Разрушит систему воспитания детей.
10. Разрушить менталитет человека. Это главное.
Свита прекрасно понимала мессира. Больше ему вопросы не задавались. Он и так много сказал, так и проговоришься о чем-то тайном. Прасковья уже спала.
17 дней свита Воланда гуляла в городе ласточек. Пора, пора. Надо было покинуть городок. А то последствия могли быть несоизмеримыми с грехами людскими. Вдруг стали умирать судьи, ни с того, ни с сего. А за ними потянулись врачи. — За грехи, за грехи, — говорили люди. – Хватит, хорошо пожили.
А пространство как бы играло измерениями и временем.
-Не будет пространства, не будет материи, не будет времени, — говорил женский голос. И это был не простой голос. Говорил ни кто другой, как Мариам Сирианка, божественная царица небесная.
И весть была отправлена. Ночной ангел прибыл на землю. Его белые крылья едва просматривались в ночи. Слов сказано не было. Свита Воланда улетела.
Глава 32.
ИЕШУА НА РОДНИКЕ.
Он не был создан для людей.
Лермонтов. Эпитафия.
Говорил голос, говорило само пространство. Ангелы, ангелы, миллионы ангелов. Ангел для ухода за 179 волосом на голове венценосной Мариям Сирианки, за мышцей на ноге, за десятым зубом. Они суетились, суетились. Все ли сделали должным образом. Она пробудилась на своем покрывале из облаков, потянулась. — Ну вот, опять кому-то что-то надо от меня. Нет покоя, — проворчала царица цариц. Она лишь слегка приподнялась. – Кто там делает поклоны у моей иконы. В поле, в поле идите. Попрошайки и лежебоки. И я права.
-Холеневский родник. Ваш сын ждет вас, — сказал ей ангел-секретарь, и потупил голову.
-Хорошо. Опустите меня на землю. Что-то я захандрила. Что-то нет у облаков достаточной голубизны. И звезды совсем не ярки. Я недовольна.
И миллионы ангелов хлынули вниз, словно мотыльки. Они махали своими белыми крыльями. Они звенели колокольчиками. Они целовали воздух. И они опустились на поляну, как семена одуванчика. И вдруг все исчезли. Осталась лишь Мариам Сирианка. Она встала, повела рукой. И непреодолимая стена закрыла ее от мира. Она спустилась к родничку, напилась. – Славная водица. В Палестинах такой воды нет.
Мариам стала ждать сына. Вначале пришел Левий Матвей. Он принес икону Иешуа. -Это подарок ему. Правда, хороша? – спросил он. Мариам очень внимательно рассмотрела доску. Отдалила ее на некоторое расстояние.
-Наверное, раз он наделил ее божественной силой. У меня нет мнения, отличного от его мнения.
-У меня тоже.
-Где же он?
-Он идет. Он идет по лесу. Там благодатно. Ландыши только отцвели. Но цветут медуницы, купавы. И зелень такая смолянистая. Листики еще не обожгло июньское солнце. Земной рай.
-Рай не рай, а прохлада здесь славная.
Полетели новые ангелы. Но они были иными. Одна половина их была черной, а вторая белой. И они тоже сели и исчезли. Иешуа выглядел старше, чем на иконах. Он поцеловал матери руку и присел рядом. -Не потревожил ли я вас, матушка? – спросил он.
-А что мне делать, — грустно ответила она. — Даже волосы не причесываю. Ангелы, все ангелы.
Иешуа тоже выпил воды, присел прямо на землю. — Дивный край, — сказал он. – Спасибо, что показала мне его. И как могли уйти отсюда люди? Но рекламировать это место не надо. Иначе застроят его гробоподобными церквями.
-На все воля божья, — усмехнулась Мариам. – И директора совхоза, который выселил отсюда целое село. Без людей здесь тишина. Скоро здесь праздник. В конце июня служба будет. Здесь всегда столько людей. Со всей области съезжаются. Приглашу кого-нибудь из землячек, погуляем среди людей незамеченными. Может и Катерину.
-Мне пора, — ответил Иешуа. – Не буду вас отвлекать. Насладитесь тем почтением, что люди даруют вам. Итак, я пришел за иконой.
Мариам все еще держала доску в руках. Она протянула ее сыну. Он залюбовался изображением. Икона казалась живой. Иногда овечка превращалась в белый шарф с золотой каемочкой. И шарф шевелился, как людская масса на рыночной площади.
-Берем? – спросил Левий Матвей.
-Да, — вернул доску своему ученику Иешуа. – В галерею. Что там с поющими головами?
-Учитель, они не в нашей компетенции, великие грешники, — весьма недовольно пояснил Левий Матвей.
-А кто об этом знает. Никто, кроме нас и их. Возможно, что мне придется встретиться с ним, самопровозглашенным царем Тирейским. Где его царство? В подземном мире, где даже огонь не светит, — отчего-то усмехнулся Иешуа. Таким злым его Матвей никогда не видел.
-Я буду нужен?
-Нет. Я возьму с собой Пилата. Пусть пообщаются. Это будет полезно обоим.
-Я всегда с тобой, — сказала Мариам. – Что люди сотворили, что ты так недоволен?
-Они недовольны мною. Я им этого не разрешал.
-Не обращай ты внимания на этих поющих в Киеве девок, на эти шествия в Греции. Все это так мелочно.
Святая Мариам Сирианка осталась одна, если не считать миллиона ангелов, самых разных рангов — пламенеющие серафимы, мудрые херувимы, престолы, господства, силы, власти, архангелы и ангелы. – А похожу по земле, — решила святая женщина. И она оказалась в пригороде областного центра, превратилась в странствующую богомолку. Мариам Сирианка подошла к первому дому и попросила у девочки воды. — Бабушка, здесь какая-то чудная попить просит, — недовольно крикнула девочка, рвавшая цветочки.
-Верочка, так налей ей из-под крана. Воды что ли жалко.
-Кружку мыть лень. Из колонки что ли нельзя напиться.
-Ну, ты и лентяйка, — ответила старушка и выглянула в окно. Она вытерла руки. И скоро вынесла кружку холодной воды. — Вид у вас усталый, — сказала хозяйка. – Вам не плохо?
-Нет, матушка, я просто устала. Иду пешком из Сарова. Притомилась в пути. Хочу ваши родники посетить.
-Родники у нас очень хорошие. И Холеневский, и Оленевский, и много других. Кувака, Кевда. Вы можете отдохнуть, а я блины затеяла. Поедите. Тяжел путь, требует сил. Можете и вздремнуть в леннике. Вот, дочка сгорела. А зять болен. Взяла девочку к себе. Такая балованная. Хотя ее понять можно. Так рано потерять мать. С трудом справляюсь с ней. А уже не молода. Хоть бы бог дал мне пожить. Кто будет ее растить. Ведь в детдом может попасть. А оттуда одних дураков выпускают, в никуда. Одной депутатской месячной зарплаты хватит, чтобы купить ребенку квартиру.
Газовая плита стояла прямо во дворе. Добрая хозяйка быстро напекла блинков с припеком, накормила Мариам. Путница присела на лавочку, ненароком взяла какую-то приправу и стала сыпать ее на огонь газовой плиты. Она очень красиво вспыхивало. — Извините, она 18 рублей стоит, — отобрала хозяйка у Мариам пакетик.
-Спасибо за угощение. Вы еще поживете, и вырастите внучку. Пойду я, — решила Мариам. – Зайду только в церковь.
-Рано в церковь-то. Положено утреннюю службу проводить, но батюшка-то все занемогает. К 10 приходит. У него хозяйство большое. И такой порядочный. Женщин просит помочь только, когда свеклу прополоть надо. У него 10 гектар земли. Полы перемыть, ковер вычистить. Ну, и по мелочи. Окна покрасить, огород скопать. Мужики-то ему за так не пашут, хоть и батюшка он. Обнаглевшие у нас в деревне мужики, даже участковому без бутылки не спашут.
-А я на кресты помолюсь? Полюбуюсь на церковь, и пойду дальше.
Оказалось, что служба уже началась. Мариам присела в храме на лавочку. Ее порадовало, что в храмах стали ставить лавочки. Раньше люди стояли всю службу. Теперь могли и присесть.
-Нет, так и не вернулась икона Иешуа, — шептались две женщины в сторонке.
-Икона вознеслась на небеса, — прошептала им Мариам.
-А вы откуда знаете? Она ведь с нарушением канонов писанная, — засомневалась одна из женщин. Женщина была замечательной во всех понятиях. На голове темный платочек, в который воткнут лопух. На ногах калоши, шерстяные носки. Часть юбки забрана в теплые трусы, выглядывающие на спине. Розовая кофточка заштопана, очень аккуратно. Видно, внучка подарила.
-Возьмите это. Это копия, — сказала Марьям, протягивая копию иконы сына.
-Ой, мы не возьмем. Батюшка наш заругается.
-Я ее в Сарове освятила. И тамошний батюшка слова мне не сказал.
— А вы в Сарове были? Благодать теперь там? – спросила Мариам женщина в розовой кофточке. – А я на мощи так и не попала.
-Я из Калуги, — сказала Мариам. — Хожу по святым родникам. Вот, в Оленевку пойду.
-Дай вам бог помощь. Мы бы приютили вас на отдых, да батюшка не одобряет. Говорит, что вши у вас, у ходящих по святым местам. А это не гоже из-за гигиенических моментов.
-Спасибо, родная. Помолюсь и пойду. А икону батюшке отдайте. Скажите, что эта копия не уступает подлиннику. Да, и нет подлинника. Вознеслась, вознеслась.
И Мариам исчезла. Богомолки перекрестились. – Скажи кому, не поверят. Всякая нечисть ходит, — решили они в один голос. — Надо поставить свечу святому Киприану. Он от колдовства спасает. Да и богоматери «Защитная стена», — предложила старуха в розовом, и поправила трусики и юбку, даже платок перевязала.
— Глупы, — проявилась Мариам уже в городе. Вокруг кипела жизнь. – Ну, старые дуры, попросите вы у меня помощи. Я вам помогу. Святые очень обидчивы. Очень почет любят. По себе знаю. Вот ведь ставят мне свечку тоньше, а сыну толще. А это я родила его. — Прогремел гром и ударил в дерево близ стоявших у церкви старушек. Те аж присели. А дерево вспыхнуло. -Гори, гори, — прошептал кто-то визгливый, и добавил. – Раз уж я здесь, то надо изгнать воландскую братию.
Святая Мариам подобрала газету и прочла. « Скончался известный литературовед, лермонтовед, Иван Николаевич Понырев (Бездомный). Всю свою жизнь он преподавал в литературном институте. Он так и не ушел на пенсию. И умер у штурвала корабля. Похороны ученого состоятся в Москве, на Ваганьковском кладбище. Подробнее о жизни и творчестве вы прочтете в завтрашнем номере». Святая Мариам выкинула газету в урну. – Что за люди, бросают мусор прямо на землю, — сказала она. – Ах, здесь удивительные розовые вечера. Так, забыла про банду. Уж от меня-то им не скрыться. Я не какая-то там милиция. Эй, милиция, милиция, за мной. Я покажу вам то, что вы не видите. Слепые сурки.
-Они уже арестованы, — оправдывались появившиеся милиционеры. – И суд над ними состоялся. Их схоронили. Могилку можем показать.
-В город, мои земные ангелы. Я найду их.
И пространство искривилось.
Розовые вечера всегда к добру. Красные к хорошей погоде. Нет закати-ка – к дождю.
Глава 33.
УШЛИ.
Я рад был случаю, чтоб кровь привести в волненье,
тревогою опять наполнить ум и грудь.
Лермонтов. Маскарад.
Слепые сурки и сама святая Мариам опоздали. Каким-то внутренними чутьем, милиционер Матвеев предупредил нечистую силу, что им грозит опасность. Миллионы ангелов не были так невинны. Они могли брать в руки меч, и защищать светлое дело Мариам Сирианки от темной силы. Когда милиция и Мариам вошли в кинотеатр, то там было довольно-таки чисто, весь мусор свален в угол. Даже окна почищены.
-Все, — сказала святая Мариам милиционерам. – Они ушли навсегда. Больше они вас не побеспокоят. Не удостоитесь чести. Делайте отчет. А это вам, как приложение, к отчету. И Мариам дала милиционерам две кошачьи шкурки с замочком на животе. – Вот вам и кот.
-Карлики что ли? – спросил один из служивых. – В такую шкуру и ребенку не влезть.
И тут святую Мариам попала чья-то голова. – Это не Берлиоз? – удивилась она. – Это лишняя голова. Они в запас головы наотрывали. Замучили они тебя. Схоронить навсегда, — передала она череп невидимым ангелам.
-А череп чей? – поинтересовался старший следственной бригады.
-Какой еще череп? – развела Марьям руки в сторону. Они были пусты. – Работайте. Мне пора в дальний путь.
-Мы довезем вас до Оленевки, — пообещал милиционер.
-Каждый должен быть занят своим делом. Вы нужны обществу здесь. Еще много зла на земле божьей. И главное зло исходит от людей творческих. Они ни один не признают власти бога над собой. Разве это правильно. Все мы под богом. Он их создал.
-Мы не задумывались над этим вопросом, — ответил милиционер. – Спасибо вам. Надеюсь, что больше смертей не будет.
-Эта банда ушла из города. Все, прощайте, слуги народа.
Остановить женщину в коричневом покрывале было невозможно. Ангелы вытащили мечи и просто расчищали ей путь, распихивая людей на улицах в сторону. А она пошла в Оленевку. Там она еще не была.
-Постойте, постойте, — кричал ей милиционер. – Только еще один вопрос? А бог есть?
Но ответа он не получил.
-Это решает каждый сам для себя, — сказал ему его же подчиненный.
-Не тебе решать за меня, — отчего невпопад ответил старший милиционер. И сел прямо на пол. – Какая красивая женщина. Есть очень хочется. Хоть бы кусок хлеба зажевать.
И он зажевал в ближайшем кафе: полкило водки, пять котлет с картошкой, полбуханки хлеба и кружечку пива. И пошел писать отчет. Надо было очень постараться, чтобы дело окончательно закрыли.
Глава 34.
РОЗОВЫЙ ВЕЧЕР.
Куска лишь хлеба он просил, и взор являл живую муку,
И кто-то камень положил в его протянутую руку.
Лермонтов. Нищий.
Лето накатило на город. И было оно жарким, в общем нормальным. Парк Белинского оберегал город от зноя. Какая прохлада царила под кронами дубов и кленов. Тропа здоровья питала людей кислородом. Кто-то бегал по склонам парка, кто-то медленно брел. Кто-то просто сидел, и даже лежал под кустиком. Парк все любили. Никто не видел, что на чертовом колесе, в самой верхней корзине, сидели Воланд, Азазелло, Ринго и Бегемот. Гелла уже покинула белый свет и отдыхала в уютном склепе близ Эдинбурга. Ее пригласил в гости сам Фагот.
Банда отслеживала путь Мариам с высоты птичьего полета. Им и карта не требовалась. Сирианка оставляла за собой пылевое облако. Столь многочисленная свита сопровождала ее. Ангела раздували пыль в разные стороны. Святая была довольна. Шума она наделала большого.
— Церквей в городе не много, — на ходу докладывал ей Левий Матфей.
-Хватит, — все же слушала его Мариам. –Эти пустые стоят. Они думают, что я их не вижу. Потешаются надо мной. Я ведь на самом деле ничего им сделать не могу. Помешать могу, и только. Илья, сбрызни дождичком их, — крикнула она. И маленький ангел понес этот крик выше.
-Заметила, — вздохнул Воланд, и раскрыл зонд. – Знаю я ее, добрую женщину. – А церквей на самом деле здесь мало. Красота от них великая. Думаешь о душе.
Реки сверху почти не было видно. Воланд свернул зонт и подмигнул Илье Громовержцу. Тот приветливо помахал ему рукой, сбрызгивая окраины города. Внизу прошла толпа готов. Они о чем-то смеялись. И вели себя ни как готы. Эммы, следующие от них на некотором расстоянии, были более достойны. Кот спустился с колеса и подарил им настоящий череп с рожками. Правда, неблагодарные эммы выкинули его в урну. – Быстрее бы уж умереть, — вздохнули они. – И лежать, лежать среди глины и камней. Кто-то иногда тебе цветов принесет, а то и булочку с корицей.
Эммы сели где-то в темном уголке, подумать о неведом и таинственном потустороннем мире.
-Будем прощаться с городом? – спросил Воланд свиту. – Больше мы сюда никогда не придем. Я здесь всего пару раз был. Смотрел, как буртасскую крепость монголы жгут, и в цирк на льду захаживал. Тогда еще человек дышал надеждой.
-А сейчас надежды уже нет? – спросил Азазелло.
-Нет, — ответил Воланд. – Ты же видел эти лица. Нет идей, в которые можно верить. Нет достойных лидеров, нет даже справедливости.
-Да вроде бы и не с кем прощаться. Разумеется, что королева Марьям, исключение. А хорошо, что мы выбрали королеву с таким именем, — сказал кот. – Святая Мариам очень рассердится. Поехали вниз. Я так высоты боюсь.
-Время, — сказал Воланд. – А мне здесь понравилось.
-И нам, и нам, — заверил кот. – Столько бюрократов. Столько людей, которых можно чморить по полной программе. Город безъязыких людей. Какие вам профсоюзы, правозащитники, журналисты. Здесь голгофа. Распятый богом город.
-Знаешь, драгоценный кот, нет более злого человека, чем правильный товарищ. Если бы они кидали в грешника камни, то кинули бы все. Поэтому и опасны такие страны, как Швейцария, Финляндия, Австрия. Фашизм пришел из благочинной Германии.
-Чем же они так опасны, мессир? – спросил кот.
-Убежденностью в своей правоте во всем. Они не оставляют место для девиации.
-Мессир, вы не больны? — усмехнулся Азазелло. – Не перебить ли мне всех, кого вы любите. Так и конец света настанет. А что дальше-то, после конца света? Всем все станет понятно. Ни тайн, ни новостных газет. Скука. Давайте-ка напущу песчаные бури. Пусть их всех погребет пустыня. Метра на три намету. Никто не вылезет.
-Знаю я таких товарищей, в основном дам, которые выживут и на льдине, в темной пещере, среди скал и песка. Это золотой фонд человечества. Смотрите, Мариам бежит к роднику. А эти хищники-падальщики подбирают трупы на ее пути. Я имею в виду души. Была бы ее воля, то меня бы распяли на том же самом кресте, на котором висел ее сын. Она могла бы прийти к его телу, но не пришла. Кроме Левия Матвея там вообще никого не было. Ну, я не в счет. Да, и про мироносиц все сказки.
-Ну, почему же вы не в счет? Хотел бы я, чтобы при моем распятии были вы. Очень приятно, — сказал кот. – И я не хочу покидать вас, как и фиолетовый рыцарь. Хоть бы пришел, рассказал, как он там. А то Геллу пригласил, а нас на мыло.
-Вечности нет, — ответил мессир.
-Как же, вы же вчера говорили, что есть, — вспомнил кот. – Предлагаю устроить людям праздник.
-С чего бы это? – спросил Воланд. – Думать мне мешаешь.
-Я потом тебе помогу думать. Представляешь, я все уже продумал. Вот, символ города – конь с мужиком. Так я коня решил под зебру выкрасить, а мужика в папуаса переодеть. А на копье ему банан и селедку.
-О, лучше огурец. Самая классная закуска, — мечтательно сказал Азазелло.
-О, приветствуем, приветствуем, — согласился Ринго. – Мы же нечистая сила, а это веселье. Продолжай, кот.
-Напротив пушка стоит, так я в нее уже Карлсона воткнул, со спущенными штанами.
-Нет, это развратно. Там дети ходят, — возразил сам мессир.
-Да, у него задница совсем не красивая. Вот у Натальи Крачковской очень аппетитная. Но она в пушку не пролезет, — как бы и согласился кот, а как бы и нет.
-Приветствуем, приветствуем, — поддержала бригада, уже под улыбку самого мессира. Мессир вынул великолепный шелковый платок. – Царевна Анастасия подарила, — пояснил он. – Продолжай, неугодное творение.
— На колосок, что стоит на набережной, наденем презерватив и подкатим к нему яйца губернатора, что он установил на еврейском бульваре. Белинского, что стоит напротив сгоревшего театра, оденем в робу пожарника. А на шею погибшего в Афгане воина посадим генерала в медалях. Правдиво. Воин не обидится. А на памятник Победы поставим гнездо аиста с ребенком в клюве. Под глобус сковородку подложим и поленья. На четвертованную девушку наденем лифчик и панталоны. Следует одеть. Не гоже ей голой без рук стоять. Извращение. На Пушкина ободранную лису накинем, а на Ленина малиновый пиджак. Карла Маркса завьем и бороду в косички заплетем.
-Лермонто не трогать, — приказал Воланд.
-А он не обидится? – спросил кот. – Чуть не забыл про даму с собачкой. За ней двенадцать кабелей пустим. Я их уже из глины слепил. В ад на обжиг отправил. А гусару Денису посадим самую страшную бабу, а на щеке ему нарисуем поцелуй. Глобально вроде бы все. Разве на обком единой России, что на площади Ильича, повесить стираное белье, в каждом окне. А всем врачам поставить трехлитровые клизмы и закрыть в больнице туалет.
-Нет, ничего этого не будет, — вдруг решил Воланд. – Следственная бригада уже отчиталась по нам. Просто исчезнем и все. Что им строчить новые отчеты.
А в деревенском доме Марьям и Маляр пили простой кипяток, даже без трав. Они гладили друг другу руки. — Они ушла, — вздохнула Марьям. – Не жалеешь, что нас оставили в живых?
-Туда мы всегда успеем. Мы же не эммы. И у меня столько задумок. Во-первых, иконы Понтия Пилата и Прокулы, во вторых — Февронии и Петра, Ильи Муромского, Василия Блаженного.
-А разрешат тебе рисовать святые лики?
— Если иконы продолжат творить чудеса, то Иешуа принял мою икону. А это многое значит. Ему решать. Все же хорошо, что у нас есть такой дом, а не подвальчик, и даже не комната у застройщика, как у Мастера.
-Ну, комната на скромной пешеходной улочке в Москве будет стоить в сто раз дороже, чем наш дом-красавец, — улыбнулась Марьям. – Папа не против нашего брака. Распишемся?
-Не хочется что-то менять в этой жизни.
-Я, кажется беременна. Я тест покупала. Он дал положительную реакцию. И кот мне шепнул, что все в порядке.
-Шантажистка, — приложил Маляр губы к руке своей любимой женщины.
И по комнате прошла тень святой Мариам Сирийской. Она долго чесала затылок, чихнула и ушла. На этом все. Ручей еще не перекрыт, хотя и пересох. -Да, меня Маляр в список не включил, — вздохнула Мариам. – А мне так хочется иконку его письма.
-Он уже написал вас, глубокоуважаемая, — появился Левий Матвей. И он достал совсем маленькую иконку женщины с младенцем на руках. – Хороша, — сказал он.
-Да, как будто вчера все это было, — вспомнила Мариам. – Я тогда была так наивна, так наивна.
-И сейчас хороши, — совсем по доброму улыбнулся вечный ученик. – Зря мы взяли Фагота в свет.
-Ничего не зря. Свет виден лишь на темном.
-Не хочешь ли ты сказать, что добро и зло относительны?
-Это истина, к которой я шла очень долго. Я подумаю над этой истиной. Пойду в сад. Хорошо у меня в саду. Еще бы огрызки не бросали.
-Я же распорядился установить всюду урны из золота. Нет, надо провести воспитательную работу. Думают, если в рай попали, тот все уже стало дозволяться.
И зазвучали миллионы скрипок. Божественно запели райские птицы. Мариам сладко вздохнула и вышла в сад. Левий Матвей не последовал за ней.
ЭПИЛОГ.
Город не особо и обсуждала все то, что произошло в мае. Это был не светский город. Даже в ресторан люди ходили лишь выпить. Отчет следственной группы лег на архивную полку. Материалы, переданные Мариам Сирианкой, странным образом затерялись в прокуратуре. Сам следователь, после закрытия дела, попал в психиатрическую клинику, непременно к доктору Психейкину. Добрый доктор ежедневно пояснял ему, что люди должны хотя бы задумываться над тем, что такое добро и зло. И принимать, и понимать носителей зла, направленных против индивидуума.
-Наверное, я ни чем не уверен, это называется толерантностью, — говорил профессор. –Очевидность дается не всем. Не требуй свободы, а будь свободным.
А следователь лишь улыбался. У каждой веры есть свой конец, есть свое начало. Смерть дракона не должна порождать нового дракона.
-О чем же вы все время думаете? – не выдержал однажды Психейкин.
И больной удивил доктора. – Я думаю о том, что нельзя творческому человеку думать о прозаическом куске хлеба. Я о творческом человеке в широком смысле слова. Сколько бы дали нам Циалковский, Сахаров, Высоцкий, если бы общество дало им все необходимое. Сколько новых песен, открытий.
-Не бередите свою душу, молодой человек. Мы живем не в утопическом обществе. И даже там, на светлом цветущем острове, вам всегда будет чего-то не хватать. Это суть жизни. Радость творческого человека в самом творчестве.
И Психейкин просто погладил больного человека по голове, и пошел в следующую палату. В больном обществе много и больных. Работы доктору хватало.
Воланд сидел в очереди на прием к психиатру, но вдруг встал и ушел вон, даже не предупредил следующего за ним человека. А у кромки реки появился человек в белом одеянии. И он пошел по воде. И люди видели его. Он ничего не говорил, но его мысли проникали в голову стоявших на берегу.
-Я не Христос. Я Антихрист, — неслось в пространстве. – Я пришел сказать, что первые заповеди выполнены. Выполнены плохо. Но люди поняли их.
Антихрист пошел через реку. Ее рассекло прямо поперек течения, открыв темную бездну. Рыба усиленно сопротивлялась течению. Из раскола пошел пар. Вода лилась в глубь земли. Трещины прошли и по зданиям. Ужас наполнил сердца людей. Но все закрылось. Оголившееся дно вновь заполнило водой. Человек в белом исчез.