Встретить новый, 1991-й год, в квартире Гусмановых - Спартака и его жены Розы, собрались гости: давние друзья – Юрий Борисович и Фирсов с женой Русланой; приятельница Розы – Елена Васильевна и другие. Хозяева – люди гостеприимные и доброжелательные, здесь всегда веет дух искренности, непритворной откровенности.
Наконец, гости расселись за столом. Спартак объявил тост: «За уходящий год!..» Год, который не запомнится историческими событиями и великими свершениями. Никому из присутствующих он не принёс ни больших радостей, ни разрушительных бед, но появилась растерянность. Растерянность пассажира, заметившего, что автобус, в который он сел, на перекрёстке улиц, меняет привычный маршрут. Политические перемены в стране набирали такую скорость, что её граждане не успевали осознавать их сущность и, тем более, оценивать возможные последствия. А людям хотелось лучшей жизни, и они с готовностью верили в благодать митинговых ораторов. Рождалась новая элита политических лидеров, которые не прославились практическими делами на пользу отечеству, но умели изящно преподносить публике теоретические идеи государственного переустройства. Во множестве создавались общественно-политические движения и каждое, соблазняя народ перспективой богатой жизни, торило для себя тропинки к власти. Перестройка, начатая с целью ускорения экономического развития страны, всё больше утрачивала экономические ориентиры и углублялась в политические преобразования. Практическое содержание реформ терялось в словах, как вода в песке. Люди с жадностью слушали эмоциональные речи на Съезде народных депутатов. А выступление академика А.Сахарова и его идея конвергенции – сращивания капитализма и социализма в новую политическую систему небывалой эффективности, захватывала умы людей новизной и перспективой счастливой жизни. Но среди надежд на перемены к лучшему уже зародилось ощущение опасности. Пугали ежедневные известия о кровавых столкновениях в Нагорном Карабахе. В магазинах опустели полки. Дефицитом стало всё, от туалетной бумаги до «Жигулей». Росли цены. Пугающее заграничное слово «инфляция» входило в повседневный бытовой словарь.
Люди почувствовали тревогу. Ту тревогу, какая охватывает человека на неведомой развилке дорог или у незнакомого перекрёстка улиц. Впереди много путей, но лишь один ведёт к желаемой цели. Как его найти? Кто выбирает тот путь, по которому предстоит идти всем? Хватит ли мудрости у лидеров, взявшихся за рычаги управления страной? Думают ли они о благополучии сограждан или ими правят другие, тайные пока замыслы?
- Гусманов, говори короче, - нетерпеливо одёрнула Роза мужа.
На экране телевизора появился энергичный, словоохотливый генеральный секретарь. Пока он оглашал новогоднее обращение к советскому народу, открыли и разлили шампанское. Под бой кремлёвских курантов все встали, зазвенел хрусталь бокалов и, перебивая друг друга, вырвались на волю поздравления и пожелания всех и каждому.
С Новым Годом!
Поздравления и тосты ещё не иссякли, а закуски на столе ещё не нуждались в пополнении, но появилось нетерпеливое желание размяться, подвигаться. Хозяйка объявила танцы. Спартак руководил музыкальным репертуаром - выбирал и ставил на проигрыватель грампластинки. Потом Роза уговорила дочь сыграть что-нибудь для гостей. Нехотя присела Лера к пианино, минуту сосредотачивалась, опустив руки, затем её пальчики побежали по клавишам, извлекая трогательные мотивы. Они следовали один за другим, не утомляя долгим исполнением. Зазвучал очаровательный вальс из серенады Чайковского. Тот самый вальс, который исполнялся для лидеров стран победительниц - СССР и США, на приёме у Черчилля летом 1945 года и с тех пор его мелодия связывается с трепетным словом «Победа!»
Лера играла старательно, не заглядывая в ноты. Гости затихли, в восторженном настрое слушая музыку. Но более всего восторг был заметен на лице Розы. Восторг и гордость за дочку, которая так замечательно исполнила непростое сочинение.
Как только затихли финальные звуки вальса, Роза объявила:
- Все садимся за стол! Выпьем за наших детей!
Гости дружно поддержали тост, многоголосо повторяя: «За детей! За детей!»
Когда расселись по местам и Роза, стоя с бокалом в руке, провозгласила удачно и вовремя придуманный тост, Елена Васильевна тихонько шепнула Фирсову:
- У вас, говорят, детей нет? Как я вам сочувствую! А усыновить или удочерить ребёнка не пробовали? – она ждала ответа, заглядывая ему в глаза.
- Нет, не пробовали, - ответил Фирсов с нескрываемым неудовольствием.
Разговор на эту тему Фирсову неприятен. Он будил в нём душевную боль. Фирсов посмотрел на жену. Она сидела почти напротив. Он не дождался встречного взгляда жены и не нашёл на её лице никаких эмоций, которые выражали бы её отношение к «детскому» тосту. Будто предложенный хозяйкой тост её не касался и ни о чём ей не напоминал! Отстранённость жены подхлестнула в нём злую досаду, которая навещала давно и подтачивала супружеский мир.
Дети, вернее их отсутствие – больная тема Фирсовых. Боль, от которой трещали семейные обручи. Зародилась она на заре их супружества. Фирсов уже тогда хотел ребёнка, но Руслана, по разным причинам, откладывала исполнение мечты мужа. Проходили годы, а отговорки жены повторялись. Фирсов неоднократно предлагал хотя бы усыновить ребёнка, но и от этого Руслана категорически отказывалась. А он не мог отказаться от желания стать отцом. С того времени супруги замкнулись друг для друга. Жизнь продолжалась без видимых перемен, но сердечности, глубины не стало. Их отношения скользили по поверхности, не поднимая пласты взаимного душевного тяготения. К Фирсову всё чаще приходила мысль, что он ошибся, когда в юности, у перекрёстка, выбирал дорогу в семейную жизнь.
А за столом разговор о детях продолжался. Все заинтересованно обсуждали возросшие трудности их воспитания. Внимание гостей опять перехватила Роза.
- Не понять, что у нас сегодня делается, - возмущалась она. – То говорили, что наше школьное образование лучшее в мире. Теперь говорят, что наша школа самая отсталая, а школьные программы перегружены идеологией. Чему верить? Поговаривают уже об отмене школьной формы. Да как же без неё? Единая форма объединяет школьников, воспитывает в них чувство дисциплины и коллективизма.
- Чувство винтика в большой машине, - вставил кто-то из гостей.
- Да, да, чувство полезного винтика в едином коллективе. Так нас всегда учили.
- Видно, плохо учили, если мы начинаем так быстро отказываться от убеждений, в которые искренне верили и которыми жили, - добавил Спартак.
Фирсов рассеянно слушал разговор, но замечание Спартака подтолкнуло его к реплике.
- А несгибаемая верность убеждениям – хорошо или плохо, благо или предрассудок?
- Верность убеждениям – краеугольный камень воспитания советских людей, - решительно объяснил Спартак.
- Как же быть, если узнаёшь о фактах, доказывающих ошибочность убеждений? Убеждения – не клятва на верность. Клятву обязан блюсти до конца, а убеждения – продукт знания. Если бы, например, учёные не меняли своих убеждений, наука бы не развивалась. Утратился бы смысл научных исследований.
- Какие же факты обнаружились, которые опровергали бы справедливость многовекового стремления людей к равенству и братству? – Вопрос Спартака прозвучал излишне резко.
- Равенство осталось на словах, а на деле получилась уравниловка, - возразил Фирсов.
- За равенство лучшие люди на плаху шли, жизнь отдавали, - Спартака возмущало политическое легкомыслие Фирсова.
- За равенство, но не за уравниловку. Это разные понятия, - считая себя правым, Фирсов был резок. – Равенство предполагает равные возможности, а уравниловка уравнивает результаты. Спорт бы не развивался, если бы в нём господствовала уравниловка. Неважно, быстро прошёл спортсмен дистанцию или медленно – результат засчитывают всем одинаковый. Какой смысл бежать и выкладываться? Люди пока не создали условий для полного равенства. Реально существует только рыночное регулирование, и не надо тешить себя умозрительными идеями.
- От ошибок никто не застрахован. Людям свойственно ошибаться. История человечества переполнена ошибками и заблуждениями. Но стремление к равенству – не заблуждение. Конечно, в предыдущие годы сделано немало ошибок в способах достижения равенства. Но это не умаляет саму идею, - примирительно ответил Спартак, а Роза многозначительно добавила:
- Не ошибается один Господь Бог.
Не соглашаться или высказывать вслух сомнения по поводу этого утверждения – не принято, но у Юрия Борисовича родилась, видимо, какая-то идея.
- Известна историческая ошибка великого философа и математика Пифагора. Свои мысли он излагал ученикам только устно, а доказательства теорем объяснял, рисуя формулы и геометрические построения палочкой на песке. Он был убеждён, что смысл и выразительность устной речи невозможно передать в письменном виде. Считал письменность бесполезным занятием, которое не имеет никакой практической перспективы в жизни людей. Он категорически не признавал письменность и сам ничего не писал. История показала, что убеждение Пифагора было его величайшей ошибкой. Письменность сыграла неоценимую роль в развитии человечества, - Юрий Борисович глотнул воды из стакана. По тому, как сосредоточенно и старательно он подбирал слова, можно было догадаться, что излагаемая мысль родилась не сейчас, а живёт в нём давно, но только теперь он выпустил её на волю. - К слову сказать, письменность тогда только зарождалась и была очень примитивной. Она не знала пробелов между словами. Буквы записывались в строку одна к другой без разделения на слова и без знаков препинания, которые к тому времени ещё не придумали. Читать такую запись и понимать её содержательный смысл весьма затруднительно. Скептическое отношение к письменности было тогда подавляющим. Но она существовала, и ею пользовались просвещённые люди.
Чуть позже того времени, когда жил Пифагор, но в ту же переломную историческую эпоху, нёс людям святое слово Сын Божий – Иисус Христос. Учение Христа дошло до нас в евангельских записях его учеников-апостолов. Никаких текстов, написанных рукой Христа не известно. Знал ли грамоту Христос? Известно, что в детстве отец Иосиф учил Христа читать и писать. Не вызывает сомнения, что божественный гений был грамотен. А если грамотен, то почему не записывал для будущих поколений людей своё божественное слово? Или он тоже, как и Пифагор, не считал письменность перспективной и тоже ошибался?
Вопрос Юрия Борисовича повис в молчаливой тишине. Будто затронул он нечто рискованное, не подлежащее обсуждению. За столом не подхватили тему, чувствуя себя на грани любопытства и совершения греха. Только Лера подала голос.
- Дядя Юра, не трогайте, пожалуйста, Христа…
Часы показывали половину третьего. С улицы доносился людской новогодний гам. Роза проявила находчивость и предложила:
- Пойдёмте на улицу. Там смотрите, как весело!
На улице развлекались толпы праздничного народа. Искрились бенгальские огни, слышались обрывки песен. С громкими возгласами и женским визгом взрослые дяди и тёти баловались, спускаясь с высокой детской горки. Около микрорайонной ёлки кружил многолюдный хоровод. Отбросив на время заботы о выборе пути, а также тревоги и опасения наступающих государственных перемен, народ встречал Новый год.