«...Преданья русского семейства,
Любви пленительные сны».
А.С. Пушкин
Экзистенциал любви
======================
«Станционный смотритель» – фильм Сергея Соловьёва, снят им по одноименному произведению А.С. Пушкина. Точнее, по одной из повестей, входящей в цикл произведений вымышленного самим же Пушкиным автора: «покойного Ивана Петровича Белкина» (написанных и опубликованных лет за 6 -7 лет до трагической дуэли самого поэта).
Надо заметить, что я никогда не разделяла превосходной степени восторгов относительно творчества А.С. Мне, конечно, особенно в детстве, нравились его сказки. Справедливости ради, можно отметить, что некоторые из них не были придуманы самим Пушкиным, а являлись их стихотворным переложением, - что ничуть не умоляет со-авторства национального гения, вытеснившего из памяти потомков, некогда существовавшие первоисточники. Кроме того, Пушкин не столько «редактировал», сколько писал свою личную «вариацию на тему». А это, безусловно, самостоятельный творческий процесс. Признаюсь, я довольно прохладно относилась к юношеским проделкам поэта, не особо вникала в его распри с царём и Бекендорфом (не более, чем об этом сообщалось в школьном учебнике). Даже гимн-воззвание к декабристам – не вызывал во мне положенных диссидентских пылких чувств. Потому что – не устану повторять на разные лады: «Всему своё время». (Ну, это для меня так).
В итоге, как только перестало довлеть официозное «надо», как только я доросла для внятно формулируемых (внутри себя) вопросов, всё «пушкинское», что имелось в домашней библиотеке, было прочитано и не единожды. Но этого мне оказалось мало. Поэтому появилось и желание более пристально присмотреться (но, конечно, по-своему, не как это делают профессиональные и непрофессиональные пушкиноведы-любители) не только к творчеству, но и личности поэта/писателя, к эпохе, в которой он жил и т.д., на что меня также сподвигло нечто, всё-таки, некогда «царапнувшее» душу, и оставив по себе указующий след.
Однако до «Повестей Белкина» (как и прочей, увы, немногочисленной прозы Пушкина), я дорастала (по моим представлениям) довольно долго. Но это-то, как раз, совершенно нормальное положение дел: далеко не все, написанные Поэтом произведения, нужно (и можно!) давать в качестве «программного школьного прочтения». Разумеется, не одна я такая разумница, это прекрасно понимают многие, но… И мои родители, и я с младшими сёстрами, а теперь уже и племянники – все точно также «проходили» и «проходят» классику (т.е. признанные таковыми, в частности, литературные произведения). И вообще-то, требующую специальных, дополнительных к «домашнему заданию» знаний, а главное – понимания жизни, которого, разумеется, нет у ребенка в период прохождения школьного обучения: личного, основанного на своем опыте и возникающих вопросах. Развитие же самостоятельного мышления в большинстве образовательных учреждений (в первую очередь в школах, колледжах, лицеях) и сегодня приветствуются только на конференциях с высоких кафедр, т.е., как и прежде, на словах. Педагоги (или кто там над ними стоит) до сих пор путают творческое (самостоятельное) мышление с дисциплиной (поведением), отождествляя его с «анархией» (своеволием), будучи уверенны в том, что такое мышление может быть вредно и даже «опасно»: и с точки зрения нарушения сроков выполнения «спущенной сверху» программы, и с точки зрения управления вверенного им учебного заведения… (Спорить со мною не стоит, я высказываю здесь СВОЁ мнение, основанное на личном опыте).
А что же – с «Повестями Белкина», точнее, со «Станционным смотрителем»?
Любопытно, но отечественные кинематографисты брались за экранизацию этого произведения всего два раза: в 1918 и в 1925 годах. В 1940-ом и 1955-ом внимание к несчастному смотрителю было привлечено немецким и австрийским режиссерами, соответственно. Вне всякого сомнения, каждый из перечисленных режиссеров, немного потеснив гений Пушкина, снимал кино про что-то своё. Тем более, что здесь режиссёрской фантазии и впрямь, есть где разгуляться: авторский-то текст (само произведение) – чуть больше одной -двух страниц … И к одному такому «прочтению» я вернусь, но чуть позже.
По заведенной мною же давней традиции, – желательно не читать какой-либо критической и прочей «комментирующей» литературы, не сложив о просмотренном (прочитанном) вначале своего собственного мнения. Исключения, только подтверждают озвученное правило. Почему так? Впечатление – личное и комментарии к нему (какими бы неверными и неудобочитаемыми они не показались кому-то ещё), тоже мои, личные. Иными словами, разворачивание «свитка» собственных рассуждений представляет для меня наибольший интерес. «Складки» и «склейки» тоже не возбраняются, но, желательно, не после, а всё в тот же момент рассуждения «здесь и сейчас». Кстати, иногда сразу «поймать» ту самую, нужную мысль, действительно оказывается довольно непросто, поэтому приходится ходить вокруг да около, а то и ругать самую себя за то, что не удалось внятно выразить (запечатлеть) внезапно возникшее в какой-то момент, на бумаге или на чём-то другом, годным для записи (роли не играет).
Повторюсь: мне больше важен сам процесс личного размышления, рефлексии и, желательно, сразу после полученного впечатления. Именно это меня увлекает в подобного рода «толковании». Ибо впечатления с течением времени могут меняться, а, следовательно, и рассуждение о просмотренном. Да, что там! Порой, обычная перемена настроения может повернуть на 180 градусов прежние, казавшиеся непоколебимыми, воззрения)).
Сюжет
========
На отдаленном тракте стоит дом, где проезжающие по казенной или личной надобности могут сменить лошадей, переждать плохую погоду, а то и перекусить с чаем (или с чем покрепче). Всем этим хозяйством и обязанностью угодить буквально каждому приезжему, не забыв аккуратно переписать в специальную тетрадь новую «подорожную», занимается Самсон Вырин – станционный смотритель со своей дочерью. Мать девочки умерла рано, так что научить, как себя вести, живя на станции, было некому. Красоту и расторопность, возможно, она и унаследовала от покойной матери, прочему же обучилась сама. Например, как вести себя с заносчивыми и слишком требовательными «гостями», норовившими нагрубить и, чуть ли, не вытрясти душу из смирного, угодливого, но не могущего удовлетворить враз все потребности очередного проезжего, станционного смотрителя. Бывало, заедет сменить лошадей чиновник, мелкая сошка, которого и не замечают у себя в департаменте, так вот он и начинает бушевать, да куражиться перед бедным смотрителем, воображая себя высокой особой. В такие моменты и выскакивала подсобить отцу из соседней комнаты, отгороженной цветастой зановесочкой, смышленая дочка Дуня: с предложением передохнуть и поставить самовар. Заглядится чиновник на детскую красоту, да непосредственность, глядишь, и подобреет и «растает»: самовар с ужином закажет и Вырина с дочуркой за стол, компанию составить, пригласит…
Смотритель души не чаял в дочери. Всё его бедняцко-холостяцкое счастье, весь смысл никчёмной и унизительной, по сути, жизни, был заключён у него в Дуне.
Шло время. Дочь росла и хорошела. Воспитанием её, надо понимать, никто специально не занимался, но известно, что ходила она в церковь, к службе, да на могилку к матери. На уединенное житьё не жаловалась, с отцом была приветлива и ласкова. Вероятно, наводя уют в доме и помогая отцу вести хозяйство, смышленая девочка была им же обучена грамоте. Общаться на тракте ей было не с кем. Но иногда, после церковной службы, заходила она в гости к своей крёстной матери, жившей не близко (поэтому, вероятно, и гостевала у неё не часто)…
Но вот заехал как-то на станцию из Смоленска молодой красавец-гусар с подорожной до Петербурга. Взглянул на Дуню и тут же «глаз на неё положил». Задерживаться здесь причин у него никаких не было, так он притворился больным. Послали за доктором. Хитрый повеса, заплатив доктору и специально говоря с ним только по-немецки, велел сказать смотрителю, что «гость» его, мол, занемог и должен, хотя бы пару дней отлежаться в покое. Сказано – сделано. Остался. А, что же добрый, доверчивый смотритель? Он лишь радовался, что гусар пошел на поправку и снова стал весел, да только умудрился проглядеть самое главное, что дочь-то его влюбилась в молодого приезжего. И когда гусар собирался уезжать, благородно предложив подвезти Авдотью Самсоновну до церкви, куда она как раз собиралась идти к службе, сам ещё и заверил дочь не отказываться от предложения доброго барина: «….Чай, не зверь, не укусит».
… Не трудно догадаться, что домой Дуня ни в этот, ни в последующие дни больше не вернулась.
О том, что и как было дальше Самсон Вырин и рассказывает одному из заезжих гостей, а тот – нам….
Через несколько лет рассказчик, проникнувшийся судьбой смотрителя, решает проведать своего старого знакомого и без особой иной нужды едет к нему в гости. Но… его встречает печальная весть: тракта на том месте уже нет, а сам смотритель год назад умер.
Маленький человек или лирический герой героического эпоса?
====================================
Как нам известно со школьной скамьи, в литературе 19-го века наступает настоящее открытие: на «сцену» выводится «маленький человек», который раньше существовал как бы в параллельных мирах с героями повестей, романов и даже рассказов. Героям становятся люди в «шинелях», «в футлярах», «платоны коротаевы», «люди из подполья» т.п. типажи (и ранее присутствовавшие в тех или иных произведениях, но, по сути, выполнявшие функции «театральной массовки»). Так Пушкин делает героем совершенно обычного, до которого вообще мало кому есть дело, станционного смотрителя. Более того, рассказывает о нем так, что тому невозможно не сострадать, как если бы он был благородного происхождения граф или князь, потерявший возлюбленную дочь (что было прежде в литературной моде).
Фильм Сергея Соловьёва был снят в 1972 году, когда мне исполнилось всего лишь 6 лет. В этом нежном возрасте я его, вряд ли, смотрела. Но будучи подростком и особенно тогда, когда мы проходили «Повести Белкина» «по школьной программе» – наверняка. И наверняка моё сердце надрывалось над беспомощностью, несправедливостью в отношении этого «маленького», но в месте с тем – Человека! – у которого были свои представления о жизни, свои чувства и привязанности, добросовестное отношение к службе, сердечная доброта и сохраненная до 50-и лет детская доверчивость к людям. И за все за это он оказывался несправедливо наказан и ещё больше унижен! Но самое страшное и невыносимое – бессовестно, безбожно предан дочерью, самым дорогим существом, чего он, оставшись один-одинешенек, так и не смог понять и пережить, смирившись, казалось, со своей жестокой судьбой, уже забравшей жену.
Живя некоторое время, скорее, по инерции, всё больше терял смотритель, смысл собственного пребывания на этом свете. И однажды эта бессмысленная тяжесть существования окончательно свела его в могилу, – к чему он, похоже, и стремился, намеренно губя себя в питейных заведениях.
Кто такой Вырин? Герой плебейского демократического или героического эпоса по имени Самсон? Скорее всего, первое. Если подразумевать под демократией понятные большинству россиян равные права на: вечное унизительное безденежье и, как следствие, частую неустроенность личной жизни; мучительное притеснение со стороны социума и его представителей; душевное страдание от вышеперечисленного, и, наконец, гибель, как добровольно-подневольный уход, прерывание земного неравенства в обмен на равенство небытия. Но у этой монеты с «решкой», существует и обратная сторона: с «орлом». А именно: внезапное, необъяснимое снисхождение судьбоносных мифологических сил. На таких «петлях и кружатся двери»* сказочных и житийно-чудесных историй разного рода, но, увы, в реальной жизни такое встречается крайне редко, а потому вскоре и становятся мифом, народным сказанием или преданием. То есть, потаённым ресурсом, находящимся внутри самого человека, а частично, принадлежащего чему-то, во много раз превосходящему его самого. Измученный борьбой с несправедливостью и неравенством, такой человек какое-то время всё ещё находится в ожидании надежды на перемену невыносимо тяжкой участи и т.п. А когда человеческие силы готовы вот-вот иссякнуть, – невидимое протягивает отчаявшемуся, словно провалившемуся в глубокий и скользкий сруб колодца, – конец хитро перекрученной «верёвки из пеньки». И тут, одно и двух: либо несчастный сумеет ухватиться за него и постепенно выбраться на твёрдую почву, либо… Если физические и душевные силы в человеке и впрямь почти закончились, тот же конец верёвки становится для него символическим концом: последнее усилие человек тратит на то, что, как ему кажется, оборвёт (прервёт) череду несчастий, с которыми он уже не в состоянии справиться, а надежды (веры) на действенную помощь извне у него тоже не осталось.
Самсон Странноприимец
========================
Режиссер мог не обратить внимание, но А.С. Пушкин, рожденный в конкретной культуре, пусть живя в иную эпоху, не мог не знать библейских преданий или мифов, буквально входивших в регулярное образование, которое он получил в Царскосельском лицее. Так, на мой взгляд, интересно, какое имя выбрал Пушкин для своего «маленького человека».
У современного человека (имеющего мало-мальское светское образование) имя Самсон, в первую очередь, ассоциируется с фигурой сильного, обнаженного мужчины, разрывающего пасть льва голыми руками, – таков один из «золотых» фонтанов знаменитого Петергофа. Здесь запечатлен Самсон (или Сампсон, синоним этого имени) о котором хранит память древнееврейская легенда. Полностью она отображена в библейском сюжете «Самсон и Далила». Имя этого героя также имеет древнееврейские корни, а переводится как «солнечный». Описанный в легенде Самсон действительно был прославлен как герой. По легенде, на время утратив свою чудесную силу из-за предательства любимой женщины, он оказался захваченным врагами. Но погибает он как настоящий герой: уничтожив вместе с собою, множество врагов.
Коротко говоря: Самсон Вырин и легендарный герой Самсон – прямая противоположность. Очевидное противопоставление, скорее всего, не могло что-то дать А.С. Пушкину для изображения и без того «маленького» человека.
Однако в святцах** есть память и о другом Самсоне. А поскольку детей в те времена, как известно, старались называть в соответствии со святцами, вполне вероятно, что младенец Вырин был назван именно в честь этого Самсона.
Как повествует краткое житие, Святой Сампсон родился в Риме. Он изучил врачебное искусство и использовал его, чтобы лечить людей безвозмездно, преимущественно убогих и нищих. Раздав после смерти родителей оставшееся по наследству имущество, избрал подвижнический образ жизни. А со временем устроил в Константинополе дом для странников, нищих и больных, где сам с усердием и любовью прислуживал им до глубокой старости, ради Бога и спасения души… По смерти Господь прославил Своего угодника даром чудотворений.
И действительно, некоторые черты Святого Самсона Странноприимца, словно некий отсвет, можно заметить в чертах характера и в манере поведения обычного человека – станционного смотрителя Самсона Вырина.
Приписываемые черты обладателю имени Самсон, Пушкин мог и не знать, но гениально «угадать». Вот некоторые из них (понятно, немного осоверемененные).
«Интроверт, чаще погружен в свои собственные раздумья, поэтому мало увлечен событиями мира. Немного нелюдим. Делиться своими переживаниями не любит, особенно если это касается личной жизни. Он как бы читает про себя свою собственную жизнь... (Тем не менее, у него «наблюдательный глаз и острый язык», он подмечает недостатки и может метко охарактеризовать мельком знакомого человека). Однако если обстоятельства вынуждают его заботиться о ком-то другом, вмешиваться в чужую жизнь, то Самсон принимает чужие беды как свои. Это активный, нацеленный на достижение своей мечты человек, при этом являясь всё же немного отстранённым от окружающих, будучи погружённым в свои мысли. Думает, прежде чем что-то сделать или сказать. Впечатлителен, всё принимает всерьез. В профессиональной сфере надёжный и целеустремлённый. Самостоятельный, не желает ни от кого зависеть. В работе и по жизни всегда честен, принципиален, в меру осторожен. Старается все, что задумал, воплотить в жизнь. В семейных отношениях проявляет себя как заботливый муж и отец… Самсона можно назвать сильным, но миролюбивым: довольно горяч, но до настоящего конфликта, как правило, не дозревает – скорее всего, ограничится по отношению к обидчику несколькими колкими фразами, никогда не выходит из себя.
Здоровье у Самсона крепкое. Во взрослом возрасте ему следует больше внимания уделять своему питанию, иначе могут развиться проблемы с желудочно-кишечным трактом»…
Ничто не мешает сделать вывод, если придерживаться даже этих умозрительных описаний (многие из которых действительно кажутся очень схожими с теми чертами, которыми наделён пушкинский литературный герой): Самсон Вырин не сумел реализовать заложенные в нём возможности в полной мере (по разным причинам, многие из которых нам просто неизвестны). И эту жестокую внутреннюю борьбу, эти непреодолимые противоречия замечательно изобразил (какое-то легковесное слово относительно такой игры, надо бы как-то сказать точнее, но что-то не соображу), сыгравший роль Самсона Вырина – (актер театра и кино, народный артист РСФСР) Николай Исаакович Пастухов.
Возвращаясь к самому фильму. Сергей Соловьёв, как мне кажется, почти буквально пересказал пушкинский текст средствами кинематографа. Расставленные акценты – понятно, на самом станционном смотрителе, на вспыхнувшей между молодыми людьми любви и на «туристического» вида кадрах – картинках Петербурга, пронизанной музыкой Исаака Шварца, – создают настроение, близкое к тексту Пушкина. Все немногочисленные монологи и диалоги режиссер оставил без изменения. Но иронию Пушкина, увы, можно разглядеть только в напечатанном тексте: в фильме её нет. Да и заданный Соловьевым контекст, не предполагает этой авторской усмешки в столь трагичном, по сути, повествовании. Однако у А.С. Пушкина, напомню, она есть…
Кроме великолепной игры соло Николая Пастухова, Сергей Соловьёв буквально несколькими штрихами рисует портрет его бессловесной любимой дочери. А.С. Пушкин, позиционировавший себя любителем и знатоком женской природы, не вложил ни единого слова в уста прекрасной Дуни. И о детстве, и об отрочестве, и даже о том, до чего не успел дожить, не видевший её несколько лет, отец, – про неё всегда говорит кто-то другой: Самсон Вырин или соблазнивший её гусар, или крестьянский мальчишка, провожавший на погост к могиле смотрителя, рассказчика этой истории… «Что за девка то была! Бывало, кто ни проедет, всякий похвалит, никто не осудит», - так, со слезами на глазах, рассказывал расчувствовавшийся перед заезжим незнакомцем «за парой рюмочек чая», - несчастный отец. Больше всего боялся он, что соблазненная гусаром его Дуня пополнит ряды таких же обманутых и брошенных девушек, ставшими в городе «гулящими» или, как он выразился сам: «метущими подолом мостовую». В такие тяжкие для сердца минуты, понимая, что берет на душу тяжкий грех, - признавался Вырин, - желал он ей тогда лучше – могилы, чем такого унижения и позора.
В России времён Пушкина (да и не Пушкина, тоже…) – многие молодые люди, полные самых благих надежд и мечтаний, летели как мотыльки, на свет столицы (и продолжают лететь) в поисках перемены своей жизни в лучшую сторону (тогда столицей и «ступенькой для карьерного роста» был Петербург). Но… перефразируя известную фразу, «Петербург (как и всякий мегаполис) слезам не верит». Так что устроить свою жизнь наилучшим образом или, хотя бы, воплотить часть задуманного, удавалось (и тогда и сейчас) далеко не всем. Однако, многих «затягивает». И несмотря на то, что жить там дорого и хлопотно, многие «беглецы», которым удалось хоть как-то «зацепиться» за столичную жизнь, больше уже не возвращались (не возвращаются и в наши дни) ни к своей прошлой жизни, ни навестить места прежнего жительства. Более того, они начинают стыдиться своего прошлого и жестоко обрывают все свои прежние, даже родственные, связи, лишь бы, как можно лучше вписаться в «эту» жизнь (которую прежняя, «та» жизнь, могла бы скомпрометировать их, теперешних)…
Так вот, о беглянке-Дуне. Соловьёв филигранно, «в несколько кадров» создаёт портрет, противоположный тому, на который смотрит и не видит, – станционный смотритель Самсон Вырин. Я не думаю, чтобы он хотел силой удержать возле себя дочь из каких-то исключительно эгоистических целей (скажем, из-за того, что ведь ему уже шестой десяток, а значит не за горами тот час, когда ему без посторонней помощи уже не обойтись). Напротив, мне почему-то кажется, что старик-Вырин с радостью нянчил бы внучат, обливаясь слезами умиления и жалея лишь об одном: что до такого счастливого часа не дожила его бедная супруга. Вырин – незамысловатый, в чём-то наивный, но добрый и сердечный человек. Для тех, кто не понимает этой его, во многом детской, чистой наивности, А.С. Пушкин развесил по стенам станционной избы лубочные картинки на библейский сюжет о возвращении блудного сына. Это такое немое, но наглядное писание для тех, кто не умеет читать («библия для неграмотных»). Кстати, в первой редакции у Пушкина этого эпизода с картинками (из года в год висевших перед глазами Вырина и его маленькой, а потом взрослой дочери) не было. Он вписал его позже, словно обвёл ярким маркером для недогадливого читателя. Но беда в том, что известный своей назидательностью «библейский рассказ», который остался висеть на том же месте и после покинувшей Вырина Дуни, не буквальное анти-следование (т.е. не следование) мудрому наставлению «вечному (божественному!) сюжету». На мой взгляд, так это даже совсем не та анти- история (если иметь ввиду наивное ожидание Вырина, готового принять и простить свою «заблудшую» дочь), речь здесь совсем о другом.
Евдокия Самсоновна Вырина
===========================
На мой взгляд, всё, что о Дуне оставил «между строк» Пушкин, прекрасно показал зрителю в своём фильме Сергей Соловьёв (можно только сказать большое спасибо тогдашним цензорам, «проморгавшим» кадры, наполненные настоящей эротикой. Их совсем немного и все они, как в немом кино, беззвучны. Но, как раз поэтому, и очень выразительны. Т.е. я имею в виду, что секундные эпизоды несут в себе двойную энергетику, обычно разделяемую между речью и действием, нередко усиливаемые за счет специально написанной музыки или подобранного «звукоряда», ещё одного, очень много говорящего психике зрителя, языка.
Немного отступлю от темы. А.С. Пушкин уже писал своего знаменитого «Евгения Онегина», где однозначно высказал мнение о том, в каком возрасте девушек перестают забавлять детские игры и забавы и наступает мучительная пора, когда «…. душа ждала кого-нибудь». Иначе говоря, барышня уже выросла на столько, чтобы учиться общаться с противоположным полом и начинать мечтать о любви. Понятно (про девушек из «благородных»), покуда из известных ей французских романов, поэтому мечты эти «розовы», излишне романтичны (или драматичны), литературны, подражательны и с реальной жизнью имеют мало общего. Но это барышни. Девушки низшего сословия, несмотря на этот их непреодолимый социальный недостаток, и до Пушкина, и в пору его бурной молодости, ценились (что касалось таинств любви) премного больше, поскольку развивались естественным образом. С ними было гораздо легче и «приятнее» общаться на «эту тему», поскольку в таких отношениях не существовало длительного, утомительного периода соблюдения ненавистных многими молодыми людьми «ритуальных условностей» («правил приличия», конвенций). Зачастую, не столько украшавших период знакомства-ухаживаний, внося смыслы в «игру инстинктов», сколько превращавших реальные отношения в какой-то вычурный театр, где роли и реплики героев (и даже реакции на них) были строго прописаны. Если рассуждать с этой точки зрения, то Дуня, кроме того, что не была «испорчена» светским воспитанием, вообще оказалось девочкой смышлёной. Судя по всему, «свои университеты» она проходила, помогая отцу, а заодно (скорее, невольно), «тренируясь» в общении с противоположным полом на проезжих гостях (разного возраста и характера). Ведь ездили-то «по казённой» и прочей надобности, в основном, не женщины…
Ещё одно положительное качество смышлёной девочки: несмотря на то, что засматривались на неё, надо понимать, весьма солидные (по сравнению с отцовским-то положением) господа, вела она себя скромно, так что ничего лишнего позволить с ней никто даже и не решался. Любовались, размягчались душой, вместо заготовленной на смотрителя брани… и всё. Разве, не умница-девочка-девушка? Но вот о чём она, взрослея, мечтала, чего хотела – Самсон Вырин, вероятно, воспринимая её всё так же, как свою маленькую дочь, расспросить не догадывался. Или не знал, как такие беседы с девушками надо вести. А зря. Потому что его Дуня, вряд ли мечтала всю жизнь прожить в избушке-развалюшке на отдаленном ото всех приличных населенных пунктов, тракте, оставаясь дочкой старого станционного смотрителя и, может быть, когда-нибудь выйдя замуж за примерно такого же, т.е. ровню (и это при том, что она же с детства видела, что жить-то можно и по-другому).
Более того, соблазнивший Дуню гусар, похоже, и сам был… искусно соблазнён. Те самые «эротические» кадры Соловьева намекают (или напрямую говорят, это уж как кому видится), что девушка-то… добровольно сделала свой выбор: пойти за гусаром (наверняка отдавая себе отчёт, что законными эти отношения, вряд ли будут). Но зато – это, действительно были отношения, пробудившие в ней настоящие чувства.
А вот далее… В незавершенной повести А.С. Пушкина «Египетские ночи» есть такой момент. Известный в Петербурге поэт и светский лев, прежде чем помочь организовать выступление итальянскому импровизатору, решает испытать его и задаёт тему: «Поэт и толпа». И тот тут же отвечает ему в стихах, в которых есть такие сроки:
«…— Зачем крутится ветр в овраге,
Подъемлет лист и пыль несет,
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханья жадно ждет?
Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен,
На чахлый пень? Спроси его.
Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу?
Затем, что ветру и орлу
И сердцу девы нет закона.
Таков поэт: как Аквилон,
Что хочет, то и носит он —
Орлу подобно, он летает
И, не спросясь ни у кого,
Как Дездемона, избирает
Кумир для сердца своего».
Практически, Пушкин отвечает на вопрос, на который не может, да и не хочет, наверное, ответить отчаявшийся отец. А ответ таков, повторюсь (ибо, лучше Пушкина не скажешь))):
«…Затем, что ветру и орлу
и СЕРДЦУ ДЕВЫ НЕТ ЗАКОНА.
Что хочет, то и носит он —
Орлу подобно, он летает
и, НЕ СПРОСЯСЬ НИ У КОГО
Как ДЕЗДЕМОНА, избирает
КУМИР ДЛЯ СЕРДЦА СВОЕГО».
Но у меня (ох…), с той самой школьной поры, неизменным остался вопрос к любящей дочери: почему же она столько времени держала отца в полной неизвестности, прекрасно зная, что является для него единственным родным, более того, самым дорогим и близким человеком на этой земле?
…Он и сам, бедный, не помнит: как шёл, что ел и как добрался Петербурга (т.к. помнил, что гусар из Смоленска ехал именно туда). Да, теперь она, по крайней мере, внешне, одетая как городская барышня, нежно поглаживая по голове своего любимого, - была совсем не той Дуней, которую отец в последний раз видел у себя на «станции». При неожиданном визите отца в номера, снятые гусаром для свиданий, не говоря ни слова, дочь – в самом деле или притворно – (уже и, впрямь, как НАСОТЯЩАЯ (благородная) БАРЫШНЯ (!) падает в обморок. (Так, по крайней мере, она не обязана ничего говорить отцу: не оправдываться, не лить слёзы раскаяния, не просить прощения). Но она не «приходит в себя» и не вмешивается, когда гусар, унизительно треплет отца, повышая на него голос и угрожая несчастному. Почему? Боится потерять расположение своего любимого? Несколько лет она даже не пишет отцу, который, предполагая самое худшее, постепенно спивается и умирает. А Дуня, неизвестно как (но, по всей видимости, не с гусаром) устраивает свою судьбу и только тогда (сколько уж с тех пор времени-то прошло!) приезжает в отчий дом: в крытой коляске, хорошо прибранная, с тремя светлоглазыми «барчуками» (лет шести, четырех, двух). Но обрадовать ей некого: отец похоронен неподалеку от могилы матери...
Текст и «живые картины»
========================
Режиссер всегда интерпретатор чужого текста, послужившего сценарием (основой, идеей) для создания фильма, даже при самом деликатном обращении С. Соловьёва с текстом Пушкина (возможно, нарочито написанного так, чтобы создавалась иллюзия некоего Рассказчика Белкина). Но как «шила в мешке не утаишь», так не утаишь в тексте, упоминаемую мною ранее, иронию А.С. Пушкина, которая никоим образом не могла быть отображена или закадрово озвучена, поскольку это моментально задавало бы иной контекст картине. Не буду делиться вариантами, которые по этому поводу возникают в моём воображении, скажу только, совершенно точно – это было бы другое кино. И, здесь мы вплотную подходим к границам, отделяющим один вид искусства от другого. Оказывается, они, всё-таки, есть))). И наглядный тому пример – текст «Станционного смотрителя», написанный Пушкиным и «Живые картины» Соловьева.
О чем я пытаюсь здесь сказать? О том, что фильм Сергея Соловьёва под названием «Станционный смотритель» мог быть снят им и по Лескову, и по Одоевскому… Ну и что, что название фильма совпадает с названием, фигурирующем в Пушкинском сборнике «Повести Белкина»? По печальной киноистории, скорее можно угадать «фирменные приёмы» режиссера, нежели с полной уверенностью сказать (тем, кто как-то умудрился не прочитать заранее текста в школьном учебнике и не знаком с его автором),– кто же истинный писатель, по мотивам которого снята эта художественная кинолента.
Увы, не такой уж я специалист, чтобы безапелляционно заявить: любая экранизация –неизбежное раздвоение (удвоение) написанного, ибо, как заметил Морис Бланшо: «Говорить (/от автора/: в нашем случае, читать) – совсем не то, что видеть». ***
ПС: Впрочем, смотрите сами, быть может, вы увидите всё по-другому. А чтоб увидеть по-другому, нужно, как минимум, посмотреть, не так ли? Смотрите и делайте собственные выводы. Это интересно. Причем, не только вам, но и на случай, если вы захотите с кем-то обсудить просмотренное.
Приятного просмотра!
*) Фердинанд де Соссюр, швейцарский лингвист
**) Святцы – православный церковный календарь, с указанием дней памяти святых круга годовых праздников. На его основе оформился народный месяцеслов, в который, в частности, были внесены свои ритуалы и поверья. Например, считалось, что если дать имя новорожденному по святцам, почитаемый святой становится его невидимым пожизненным покровителем. И в дальнейшем, если возникнет какая-то особая необходимость, человек сможет обратиться к нему за помощью (как мы обращаемся к близким людям).
***) Морис Бланшо – французский философ, писатель-эссеист, литературный критик
«Станционный смотритель»
==========================
Худож. фильм по одноименному произведению А.С Пушкина
Жанр – драма
Режиссёр – Сергей Соловьев
Автор сценария – Сергей Соловьев
Художник – Александр Борисов
Монтаж – А. Абрамова
Оператор – Леонид Калашников
Композитор – Исаак Шварц
Кинокомпания – Киностудия «Мосфильм».
Творческое объединение «Телефильм»
Длительность – 68 мин.
Страна – СССР
Год – 1972
В ролях:
-------------------------------------------
• Николай Пастухов – Самсон Вырин
• Марианна Кушнерова – Дуня
• Никита Михалков – Минский, гусар
• Геннадий Шумский –рассказчик, Иван Петрович Белкин
• Валентина Ананьина – жена пивовара
И др.
«...Преданья русского семейства,
Любви пленительные сны».
А.С. Пушкин
Экзистенциал любви
======================
«Станционный смотритель» – фильм Сергея Соловьёва, снят им по одноименному произведению А.С. Пушкина. Точнее, по одной из повестей, входящей в цикл произведений вымышленного самим же Пушкиным автора: «покойного Ивана Петровича Белкина» (написанных и опубликованных лет за 6 -7 лет до трагической дуэли самого поэта).
Надо заметить, что я никогда не разделяла превосходной степени восторгов относительно творчества А.С. Мне, конечно, особенно в детстве, нравились его сказки. Справедливости ради, можно отметить, что некоторые из них не были придуманы самим Пушкиным, а являлись их стихотворным переложением, - что ничуть не умоляет со-авторства национального гения, вытеснившего из памяти потомков, некогда существовавшие первоисточники. Кроме того, Пушкин не столько «редактировал», сколько писал свою личную «вариацию на тему». А это, безусловно, самостоятельный творческий процесс. Признаюсь, я довольно прохладно относилась к юношеским проделкам поэта, не особо вникала в его распри с царём и Бекендорфом (не более, чем от этом сообщалось в школьном учебнике). Даже гимн-воззвание к декабристам – не вызывал во мне положенных диссидентских пылких чувств. Потому что – не устану повторять на разные лады: «Всему своё время». (Ну, это для меня так).
В итоге, как только перестало довлеть официозное «надо», как только я доросла для внятно формулируемых (внутри себя) вопросов, всё, «пушкинское», что имелось в домашней библиотеке, было прочитано и не единожды. Но этого мне оказалось мало. Поэтому появилось и желание более пристально присмотреться (но, конечно, по-своему, не как это делают профессиональные и непрофессиональные пушкиноведы-любители) не только к творчеству, но и личности писателя, к эпохи, в которой он жил и т.д., на что меня также сподвигло нечто, всё-таки, некогда «царапнувшее» душу, и оставив по себе указующий след.
Однако до «Повестей Белкина» (как и прочей, увы, немногочисленной прозы Пушкина), я дорастала (по моим представлениям) довольно долго. Но это-то, как раз, совершенно нормальное положение дел: далеко не все, написанные Поэтом произведения, нужно (и можно!) давать в качестве «программного школьного прочтения». Разумеется, не одна я такая разумница, - увы, это прекрасно понимают многие, но… И мои родители, и я с младшими сёстрами, а теперь уже – племянники – все «проходили» и «проходят» классику (т.е. признанные таковыми, в частности, литературные произведения), требующую, вообще-то, как специальных, дополнительных к «домашнему заданию», знаний, а главное – понимания жизни, (которое, вряд ли, имеется у ребенка в период прохождения школьного обучения) – личного, основанного на своем опыте и возникающих вопросах. Развитие же самостоятельного мышления в большинстве образовательных учреждений (в первую очередь в школах, колледжах, лицеях) и сегодня приветствуются только на конференциях с высоких кафедр, т.е., как и прежде, на словах. Педагоги (или кто там над ними стоит) до сих пор путают творческое (самостоятельное) мышление с дисциплиной (поведением), в данном случае, с «анархией». Будучи уверенны в том, что такое мышление может быть вредно и даже «опасно»: и с точки зрения нарушения сроков «спущенной сверху» программы, и с точки зрения управления вверенного им учебного заведения… (Спорить со мною не стоит, я высказываю здесь СВОЁ мнение, основанное на личном опыте).
А что же с «Повестями Белкина», точнее, – со «Станционным смотрителем»?
Любопытно, но отечественные кинематографисты брались за экранизацию этого произведения всего два раза: в 1918 и в 1925 годах. В 1940-ом и 1955-ом внимание к несчастному смотрителю было привлечено немецким и австрийским режиссерами, соответственно. Вне всякого сомнения, каждый из перечисленных режиссеров, немного потеснив гений Пушкина, снимал кино про что-то своё. Тем более, что здесь режиссёрской фантазии и впрямь, есть где разгуляться: авторский-то текст (само произведение) – чуть больше одной -двух страниц … И к одному такому «прочтению» я вернусь, но чуть позже.
По заведенной мною же давней традиции, – желательно не читать какой-либо критической и прочей «комментирующей» литературы, не сложив о просмотренном (прочитанном) вначале своего собственного мнения. Исключения, только подтверждают озвученное правило. Почему так? Впечатление – личное и комментарии к нему (какими бы неверными и неудобочитаемыми они не показались кому-то ещё), тоже мои, личные. Иными словами, разворачивание «свитка» собственных рассуждений представляет для меня наибольший интерес. «Складки» и «склейки» тоже не возбраняются, но, желательно, не после, а всё в тот же момент рассуждения «здесь и сейчас». Кстати, иногда сразу «поймать» ту самую, нужную мысль, действительно оказывается довольно непросто, поэтому приходится ходить вокруг да около, а то и ругать самую себя за то, что не удалось внятно выразить (запечатлеть) внезапно возникшее в какой-то момент, на бумаге или на чём-то другом, годным для записи (роли не играет).
Повторюсь: мне больше важен сам процесс личного размышления, рефлексии и, желательно, сразу после полученного впечатления. Именно это меня увлекает в подобного рода «толковании». Ибо впечатления с течением времени нередко могут меняться, а, следовательно, и рассмотрение/рассуждение просмотренного. Да, что там! Порой, обычная перемена настроения может повернуть на 180 градусов прежние, казавшиеся непоколебимыми, воззрения (и т.п.).
Сюжет
========
На отдаленном тракте стоит дом, где проезжающие по казенной или личной надобности, могут сменить лошадей, переждать плохую погоду, а то и перекусить с чаем (или с чем покрепче). Всем эти хозяйством и обязанностью угодить буквально каждому приезжему, не забыв аккуратно переписать в специальную тетрадь новую «подорожную», занимается Самсон Вырин – станционный смотритель со своей дочерью. Мать девочки умерла рано, так что научить, как себя вести, живя на станции, было некому. Красоту и расторопность, возможно, она и унаследовала от покойной матери, прочему же обучилась она сама. Например, как вести себя с заносчивыми и слишком требовательными «гостями», норовившими нагрубить и, чуть ли, не вытрясти душу из смирного, угодливого, но не могущего удовлетворить враз все потребности очередного проезжего, станционного смотрителя. Бывало, заедет сменить лошадей, какой-нибудь чиновник, мелкая сошка, которого и не замечают у себя в департаменте, так вот он и начинает бушевать, да куражиться перед бедным смотрителем, воображая себя высокой особой. В такие моменты и выскакивала подсобить отцу из соседней комнаты, отгороженной цветастой зановесочкой, смышленая дочка Дуня: с предложением передохнуть и поставить самовар. Заглядится чиновник на детскую красоту, да непосредственность, глядишь, и подобреет и «растает»: самовар с ужином закажет и Вырина с дочуркой за стол, компанию составить, пригласит…
Смотритель души не чаял в дочери. Всё его бедняцко-холостяцкое счастье, весь смысл никчёмной и унизительной, по сути, жизни, был заключён у него в Дуне.
Шло время. Дочь росла и хорошела. Воспитанием её, надо понимать, никто специально не занимался, но известно, что ходила она в церковь, к службе, да на могилку к матери. На уединенное житьё не жаловалась, с отцом была приветлива и ласкова. Вероятно, наводя уют в доме и помогая отцу вести хозяйство, смышленая девочка была им же обучена грамоте. Общаться на тракте ей было не с кем. Но иногда, после церковной службы, заходила она в гости к своей крёстной матери, жившей не близко (поэтому, вероятно, и гостевала у неё не часто)…
Но вот заехал как-то на станцию из Смоленска молодой красавец-гусар с подорожной до Петербурга. Взглянул на Дуню и тут же «глаз на неё положил». Задерживаться здесь причин у него никаких не было, так он притворился больным. Послали за доктором. Хитрый повеса, заплатив доктору и специально говоря с ним только по-немецки, велел тому сказать смотрителю, что «гость» его, мол, занемог и должен, хотя бы пару дней отлежаться в покое. Сказано – сделано. Остался. А, что же добрый, доверчивый смотритель? Он лишь радовался, что гусар пошел на поправку и снова стал весел, да только умудрился проглядеть самое главное, что дочь-то его влюбилась в молодого приезжего. И когда гусар собирался уезжать, благородно предложив подвезти Авдотью Самсоновну до церкви, куда она как раз собиралась идти к службе, сам ещё и заверил дочь не отказываться от предложения доброго барина: «….Чай, не зверь, не укусит».
… Не трудно догадаться, что домой Дуня ни в этот, ни в последующие дни больше не вернулась.
О том, что и как было дальше Самсон Вырин и рассказывает одному из заезжих гостей, а тот – нам….
Через несколько лет рассказчик, проникнувшийся судьбой смотрителя, решает проведать своего старого знакомого и без особой иной нужды, едет нему в гости. Но… его встречает печальная весть: тракта на том месте уже нет, а сам смотритель год назад умер.
Через несколько лет рассказчик, проникнувшийся судьбой смотрителя, решает проведать своего старого знакомого и без особой иной нужды, едет нему в гости. Но… его встречает печальная весть: тракта на том месте уже нет, а сам смотритель год назад умер.
Маленький человек или лирический герой героического эпоса?
Как нам известно со школьной скамьи, в литературе 19-го века наступает настоящее открытие: на «сцену» выводится «маленький человек», который раньше существовал как бы в параллельных мирах с героями повестей, романов и даже рассказов. Появляются «люди в футлярах», «шинелях», «платоны коротаевы», «люди из подполья» т.п. типажи (и ранее присутствовавшие в тех или иных произведениях, но, по сути, выполнявшие функции «театральной массовки»). И вот Пушкин делает героем совершенно обычного, до которого вообще мало кому есть дело. станционного смотрителя. Более того, рассказывает о нем так, что тому невозможно не сострадать, как если бы он был благородного происхождения граф или князь, потерявший возлюбленную дочь (что было прежде в литературной моде).
Фильм Сергея Соловьёва был снят в 1972 году, когда мне исполнилось всего лишь 6 лет. В этом нежном возрасте я его, вряд ли, смотрела. Но будучи подростком и особенно тогда, когда мы проходили «Повести Белкина» «по школьной программе» – наверняка. И наверняка моё сердце надрывалось над беспомощностью, несправедливостью в отношении этого «маленького», но в месте с тем – Человека! – у которого были свои представления о жизни, свои чувства и привязанности, добросовестное отношение к службе, сердечная доброта и сохраненная до 50-и лет детская доверчивость к людям. И за все за это он оказывался несправедливо наказан и ещё больше унижен! Но самое страшное и невыносимое – бессовестно, безбожно предан самым дорогим существом, чего, в итоге, он так и не смог понять и пережить, смирившись, казалось, со своей жестокой судьбой, уже забравшей жену. А теперь, выходит, ещё и дочь, оставив его одного-одинешенького на этом свете...
Живя некоторое время, скорее, по инерции, человек всё больше терял смысл собственного пребывания на этом свете. И однажды эта бессмысленная тяжесть существования окончательно свела его в могилу, – к чему он, похоже и стремился, намеренно губя себя в питейных заведениях.
Кто такой Вырин? Герой плебейского демократического или героического эпоса по имени Самсон? Скорее всего, первое. Если подразумевать под демократией понятные большинству россиян равные права на: вечное унизительное безденежье и, как следствие, частую неустроенность личной жизни; мучительное притеснение со стороны социума и его представителей; душевное страдание от вышеперечисленного, и, наконец, гибель, как добровольно-подневольный уход, прерывание земного неравенства в обмен на равенство небытия. Но у этой монеты с «решкой», существует и обратная сторона: с «орлом». А именно: внезапное, необъяснимое снисхождение судьбоносных мифологических сил. На таких «петлях и кружатся двери»* сказочных и житийно-чудесных историй разного рода, но, увы, в реальной жизни такое встречается крайне редко, а потому вскоре и становятся мифом, народным сказанием или преданием. То есть, потаённым ресурсом: частично находящимся внутри самого человека, а частично принадлежащего чему-то, во много раз превосходящего его самого. Измученный борьбой с несправедливостью и неравенством человек, какое-то время всё ещё находится в ожидании надежды на перемену невыносимо тяжкой участи и т.п. А когда человеческие силы готовы вот-вот иссякнуть, – невидимое протягивает отчаявшемуся, словно провалившемуся в глубокий и скользкий сруб колодца, – конец хитро перекрученной верёвки из пеньки. И тут, одно и двух: либо несчастный сумеет ухватиться за него и постепенно выбраться на твёрдую почву, либо… Либо (если физических и душевных сил в человеке и впрямь почти не осталось) тот же конец верёвки становится для него символическим концом: последнее усилие человек тратит на то, что, как ему кажется, оборвёт (прервёт) череду несчастий, с которыми он уже не в состоянии справиться, поскольку надежды (веры) на действенную помощь извне у него тоже не осталось.
Самсон Странноприимец
========================
Режиссера это могло и не интересовать, но А.С. Пушкин, живя в иную эпоху, не мог не знать библейских сказаний или мифов, буквально входивших в регулярное образование, которое он получил в Царскосельском лицее. Например, интересен тот факт, какое имя выбрал Пушкин для своего «маленького человека».
Современный человек (имеющий мало-мальское светское образование) имя Самсон буквально видит: фигуру сильного обнаженного мужчины, разрывающего пасть льва голыми руками, – таков один из «золотых» фонтанов знаменитого Петергофа. Здесь запечатлен Самсон (или Сампсон, синоним этого имени) о котором хранит память древнееврейская легенда. Полностью она отображена в библейском сюжете «Самсон и Далила». Иными словами, имя Самсон имеет древнееврейские корни, а переводится как «солнечный». Описанный в легенде Самсон действительно был прославлен как герой, обладавший чудесной силой. На время утратив свою чудесную силу из-за предательства любимой женщины, он оказался захваченным врагами, но погибает он как настоящий герой: со временем чудесная сила возвращается к нему, и хотя он и погибает, но уничтожив вместе с собою, множество своих врагов…
Коротко говоря: Самсон Вырин и легендарный герой Самсон – прямая противоположность. Очевидное противопоставление, скорее всего, не могло что-то дать А.С. Пушкину для изображения и без того «маленького» человека.
Однако в святцах** есть память и о другом Самсоне. А поскольку детей в те времена, как известно, старались называть в соответствии со святцами, вполне вероятно, что младенец Вырин был назван именно в честь этого Самсона.
Как повествует краткое житие, Святой Сампсон родился в Риме. Он изучил врачебное искусство и использовал его, чтобы лечить людей безвозмездно, преимущественно убогих и нищих. Раздав после смерти родителей оставшееся по наследству имущество, избрал подвижнический образ жизни. А со временем устроил в Константинополе дом для странников, нищих и больных, где сам с усердием и любовью прислуживал им до глубокой старости, ради Бога и спасения души… По смерти Господь прославил Своего угодника даром чудотворений.
И действительно, некоторые черты Святого Самсона Странноприимца, словно некий отсвет, можно заметить в чертах характера и в манере поведения обычного человека – станционного смотрителя Самсона Вырина.
Приписываемые черты обладателю имени Самсон, Пушкин мог и не знать, но гениально «угадать». Вот некоторые из них (понятно, немного осовеременненные), на мой взгляд, вполне подходящих герою пушкинского произведения.
«Интроверт, чаще погружен в свои собственные раздумья, поэтому мало увлечен событиями мира. Немного нелюдим. Делиться своими переживаниями не любит, особенно если это касается личной жизни. Он как бы читает про себя свою собственную жизнь... (Тем не менее, у него «наблюдательный глаз и острый язык», он подмечает недостатки и может метко охарактеризовать мельком знакомого человека). Однако если обстоятельства вынуждают его заботиться о ком-то другом, вмешиваться в чужую жизнь, то Самсон принимает чужие беды как свои. Это активный, нацеленный на достижение своей мечты человек, при этом являясь всё же немного отстранённым от окружающих, будучи погружённым в свои мысли. Думает, прежде чем что-то сделать или сказать. Впечатлителен, всё принимает всерьез. В профессиональной сфере надёжный и целеустремлённый. Самостоятельный, не желает ни от кого зависеть. В работе и по жизни всегда честен, принципиален, в меру осторожен. Старается все, что задумал, воплотить в жизнь. В семейных отношениях проявляет себя как заботливый муж и отец… Самсона можно назвать сильным, но миролюбивым: довольно горяч, но до настоящего конфликта, как правило, не дозревает – скорее всего, ограничится по отношению к обидчику несколькими колкими фразами, никогда не выходит из себя.
Здоровье у Самсона крепкое. Во взрослом возрасте ему следует больше внимания уделять своему питанию, иначе могут развиться проблемы с желудочно-кишечным трактом»…
Ничто не мешает сделать вывод: если придерживаться даже этих умозрительных описаний (многие из которых действительно кажутся очень схожими с теми чертами, которыми наделён пушкинский литературный герой): Самсон Вырин не сумел реализовать заложенные в нём возможности в полной мере (по разным причинам, многие из которых нам просто неизвестны). И эту жестокую внутреннюю борьбу, эти непреодолимые противоречия замечательно изобразил (какое-то легковесное слово относительно такой игры, надо бы как-то сказать точнее, но что-то не соображу), сыгравший роль Самсона Вырина – (актер театра и кино, народный артист РСФСР) Николай Исаакович Пастухов.
Возвращаясь к самому фильму. Сергей Соловьёв, как мне кажется, почти буквально пересказал пушкинский текст средствами кинематографа. Расставленные акценты – понятно, на самом станционном смотрителе, на вспыхнувшей между молодыми людьми любви и на «туристического» вида кадрах – картинках Петербурга, пронизанной музыкой Исаака Шварца, – создают настроение, близкое к тексту Пушкина. Все немногочисленные монологи и диалоги режиссер оставил без изменения. Но иронию Пушкина, увы, можно разглядеть только в напечатанном тексте: в фильме её нет. Да и заданный Соловьевым контекст, не предполагает этой авторской усмешки в столь трагичном, по сути, повествовании. Однако у А.С. Пушкина, напомню, она есть…
Кроме великолепной игры соло Николая Пастухова, Сергей Соловьёв, буквально несколькими штрихами, рисует нам и портрет его бессловесной любимой дочери. А.С. Пушкин, позиционировавший себя любителем и знатоком женской природы, не вложил ни единого слова в уста прекрасной Дуни. И о детстве, и об отрочестве, и даже о том, до чего не успел дожить, не видевший её несколько лет, отец, – про неё всегда говорит кто-то другой: или Самсон Вырин, или, соблазнивший её гусар, или крестьянский мальчишка, провожавший на погост к могиле смотрителя рассказчика этой истории… «Что за девка то была! Бывало, кто ни проедет, всякий похвалит, никто не осудит», - так, со слезами на глазах, рассказывал расчувствовавшийся перед заезжим незнакомцем «за парой рюмочек чая», - несчастный отец. Больше всего он боялся, что соблазненная гусаром, его Дуня пополнит ряды таких же обманутых и брошенных девушек, ставшими в городе «гулящими» или, как он выразился сам: «метущими подолом мостовую»… В такие тяжкие для сердца минуты, понимая, что берет на душу тяжкий грех, признавался Вырин, что желал ей тогда лучше – могилы, чем такого унижения и позора.
…С точки зрения жизни в России времён Пушкина (да и не Пушкина, тоже…) – многие молодые люди летели и продолжают лететь, в поисках перемены своей жизни в лучшую сторону, полные самых благих надежд и мечтаний, как мотыльки, на свет столицы (тогда столицей и «ступенькой для карьерного роста» был Петербург). Но…. перефразируя известную фразу, «Петербург (как и всякий мегаполис) слезам не верит». Так что устроить свою жизнь наилучшим образом, или, хотя бы, воплотить часть задуманного… удавалось и тогда (и сейчас) далеко не всем. Но столичная жизнь «затягивает». И несмотря на то, что жить там дорого и хлопотно, многие «беглецы», которым удалось хоть как-то «зацепиться» за столичную жизнь, больше уже не возвращались (не возвращаются и в наши дни) ни к своей прошлой жизни, ни навестить места прежнего жительства. Более того, они начинают стыдиться своего прошлого и жестоко обрывают все свои прежние, даже родственные, связи, – лишь бы, как можно лучше вписаться в «эту» жизнь (которую прежняя, «та» жизнь, могла бы скомпрометировать их, теперешних)…
Так вот, о беглянке-Дуне. Соловьёв филигранно, в несколько кадров создаёт портрет, противоположный тому, на что смотрит и не видит – станционный смотритель Самсон Вырин. Я не думаю, чтобы он хотел силой удержать возле себя дочь из каких-то исключительно эгоистических целей. (Ведь ему уже шестой десяток, а значит, не за горами тот час, когда ему без посторонней помощи уже не обойтись…). Напротив, мне почему-то кажется, что старик-Вырин с радостью нянчил бы внучат, обливаясь слезами умиления и жалея лишь об одном: что до такого счастливого часа не дожила его бедная супруга. Вырин – незамысловатый, в чём-то наивный, но добрый и сердечный человек. Для тех, кто не понимает этой его, во многом детской, чистой наивности, А.С. Пушкин развесил по стенам станционной избы лубочные картинки на библейский сюжет о возвращении блудного сына. Это такое немое, но наглядное писание для тех, кто не умеет читать («библия для неграмотных»). Кстати, в первой редакции у Пушкина этого эпизода с картинками (из года в год висевших перед глазами Вырина и его маленькой, а потом и вполне взрослой, дочери) не было. Он вписал его позже, словно обвёл ярким маркером для недогадливого читателя. Но беда в том, что известный своей назидательностью библейский рассказ, который остался висеть на том же месте и после покинувшей Вырина Дуни, не буквальное анти –следовние (т.е. не следование) мудрому наставлению «вечному (божественному!) сюжету». На мой взгляд, так это даже совсем не та анти- история (если иметь ввиду наивное ожидание Вырина, готового принять и простить свою «заблудшую» дочь), речь здесь совсем о другом.
Евдокия Самсоновна Вырина
===========================
На мой взгляд, всё, что о Дуне оставил «между строк» Пушкин, прекрасно показал зрителю в своём фильме Сергей Соловьёв (можно только сказать большое спасибо тогдашним цензорам, «проглядевшим» кадры, наполненные настоящей эротикой. Их совсем немного и все они, как в немом кино, беззвучны. Но, как раз поэтому, и очень выразительны. Т.е. я имею в виду, что секундные эпизоды несут в себе двойную энергетику, обычно разделяемую между речью и действием, нередко усиливаемые за счет специально написанной музыки или подобранного «звукоряда». По сути ещё одного очень много говорящего психике зрителя, языка.
Немного отступлю от темы. А.С. Пушкин уже писал своего знаменитого «Евгения Онегина», где однозначно высказал мнение о том, в каком возрасте девушек перестают забавлять детские игры и забавы, и наступает мучительная пора, когда «…. душа ждала кого-нибудь». Иначе говоря, барышня выросла на столько, чтобы учиться общаться с противоположным полом и начинать мечтать о любви. Понятно (про девушек из «благородных»), покуда из известных ей французских романов, поэтому мечты эти «розовы», излишне романтичны (или драматичны), литературны, подражательны и с реальной жизнью имеют мало общего. Но это барышни. Девушки низшего сословия, несмотря на этот их непреодолимый социальный недостаток, и до Пушкина, и в пору его бурной молодости, ценились (что касалось таинств любви) премного больше, поскольку развивались естественным образом. С ними было гораздо легче и «приятнее» общаться на «эту тему», поскольку в таких отношениях не существовало длительного, утомительного периода соблюдения ненавистных – многими молодыми людьми – «ритуальных условностей» (конвенций). Зачастую, не столько украшавших период знакомства-ухаживаний, внося смыслы в «игру инстинктов», сколько превращавших реальные отношения в какой-то вычурный театр, где роли и реплики героев (и даже реакции на них) были строго прописаны. Если рассуждать с этой точки зрения, то Дуня, кроме того, что не была «испорчена» светским воспитанием, вообще оказалось девочкой смышлёной. Судя по всему, «свои университеты» она проходила, помогая отцу, а заодно (скорее, невольно), «тренируясь» в общении с противоположным полом на проезжих гостях (разного возраста и характера). Ведь ездили-то «по казённой» и прочей надобности, в основном, не женщины…
Ещё одно положительное качество смышлёной девочки: несмотря на то, что засматривались на неё, надо понимать, весьма солидные (по сравнению с отцовским-то положением) господа, вела она себя скромно, так что ничего лишнего позволить с ней никто даже и не решался. Любовались, размягчались душой, вместо заготовленной на смотрителя брани… и всё. Разве, не умница-девочка-девушка? Но вот о чём она, взрослея, мечтала, чего хотела – Самсон Вырин, вероятно, воспринимая её всё так же, как свою маленькую дочь, расспросить не догадывался. Или не знал, как такие беседы с девушками надо вести. А зря… Потому что его Дуня, вряд ли мечтала всю жизнь прожить в избушке-развалюшке на отдаленном ото всех приличных населенных пунктов, тракте, оставаясь дочкой старого станционного смотрителя и, может быть, когда-нибудь выйдя замуж за примерно такого же, т.е. ровню (и это при том, что она же с детства видела, что жить-то можно и по-другому…).
Более того, соблазнивший Дуню гусар, похоже, и сам был… искусно соблазнён. Те самые «эротические» кадры Соловьева намекают (или напрямую говорят, это уж как кому видится), что девушка-то… добровольно сделала свой выбор: пойти за гусаром (наверняка отдавая себе отчёт, что законными эти отношения, вряд ли будут). Но зато – это, действительно были отношения, пробудившие в ней настоящие чувства.
А вот далее… В незавершенной повести А.С. Пушкина «Египетские ночи» есть такие сроки, вложенные в уста импровизатора (когда известный в Петербурге поэт и светский лев, решает испытать итальянского импровизатора, прежде чем помочь организовать ему выступление, и задаёт ему тему: «Поэт и толпа») и тот тут же отвечает ему в стихах:
«…— Зачем крутится ветр в овраге,
Подъемлет лист и пыль несет,
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханья жадно ждет?
Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен,
На чахлый пень? Спроси его.
Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу?
Затем, что ветру и орлу
И сердцу девы нет закона.
Таков поэт: как Аквилон,
Что хочет, то и носит он —
Орлу подобно, он летает
И, не спросясь ни у кого,
Как Дездемона, избирает
Кумир для сердца своего».
Практически, Пушкин отвечает на вопрос, на который не может, да и не хочет, наверное, ответить отчаявшийся отец. А ответ таков, повторюсь (ибо, лучше Пушкина не скажешь))):
«…Затем, что ветру и орлу
и СЕРДЦУ ДЕВЫ НЕТ ЗАКОНА.
Что хочет, то и носит он —
Орлу подобно, он летает
и, НЕ СПРОСЯСЬ НИ У КОГО
Как ДЕЗДЕМОНА, избирает
КУМИР ДЛЯ СЕРДЦА СВОЕГО».
Но у меня (с той самой школьной поры) неизменным остался вопрос к любящей дочери: почему же она столько времени держала отца в полной неизвестности, прекрасно зная, что является для него единственным родным, более того, самым дорогим и близким человеком на этой земле?
Он и сам, бедный, не помнит: как шёл, что ел и как добрался Петербурга (т.к. помнил, что гусар из Смоленска ехал именно туда). Да, теперь она, по крайней мере, внешне, одетая как городская барышня, нежно поглаживая по голове своего любимого, - была совсем не той Дуней, которую отец в последний раз видел у себя на «станции». При неожиданном визите отца в номера, снятые гусаром для свиданий, не говоря ни слова, дочь – в самом деле или притворно – (уже и, впрямь, как НАСОТЯЩАЯ (благородная) БАРЫШНЯ (!) падает в обморок. (Так, по крайней мере, она не обязана ничего говорить отцу: не оправдываться, не лить слёзы раскаяния, не просить прощения…). Но она не «приходит в себя» и не вмешивается, когда гусар, унизительно треплет отца, повышая на него голос и угрожая несчастному. Почему? Боится потерять расположение своего любимого? Несколько лет она даже не пишет отцу, который, предполагая самое худшее, постепенно спивается и умирает. А Дуня, неизвестно как (но, по всей видимости, не с гусаром) устраивает свою судьбу и только тогда (сколько уж с тех пор времени-то!) приезжает в отчий дом: в крытой коляске, хорошо прибранная, с тремя светлоглазыми «барчуками» (лет шести, четырех, двух…). Но обрадовать ей некого: отец похоронен неподалеку от могилы матери...
Текст и «живые картины»
========================
Режиссер всегда интерпретатор чужого текста, послужившего сценарием (основой, идеей) для создания фильма. При самом деликатном обращении С.Соловьёва с текстом Пушкина (возможно, нарочито написанного так, чтобы создавалась иллюзия некоего Рассказчика Белкина). Но как «шила в мешке не утаишь», так не утаишь в тексте, упоминаемую мною ранее, в иронию А.С. Пушкина, которая, никоим образом не могла быть отображена или закадрово озвучена, – поскольку это моментально задавало бы иной контекст картине. Не буду делиться вариантами, которые по этому поводу возникают в моём воображении, скажу только, что совершенно точно – это было бы другое кино. И, здесь мы вплотную подходим к границам, отделяющим один вид искусства от другого. Оказывается, они, всё-таки, есть))). И наглядный тому пример – текст «Станционного смотрителя», написанный Пушкиным и «Живые картины» Соловьева.
О чем я пытаюсь здесь сказать? О том, что фильм Сергея Соловьёва под названием «Станционный смотритель» мог быть снят им и по Лескову и по Одоевскому… Ну и что, что название фильма совпадает с названием, фигурирующем в Пушкинском сборнике «Повести Белкина»? По печальной киноистории, скорее можно угадать «фирменные приёмы» режиссера, нежели с полной уверенностью сказать (тем, кто как-то умудрился не прочитать заранее текста в школьном учебнике и не знаком с его автором),– кто же истинный писатель, по мотивам которого снята эта художественная кинолента.
Увы, не такой уж я специалист, чтобы безапелляционно заявить: любая экранизация – это неизбежное раздвоение (удвоение) написанного, ибо, как заметил Морис Бланшо: «Говорить (/от автора/: в нашем случае, читать) – совсем не то, что видеть». ***
ПС: Впрочем, смотрите сами, быть может, вы увидите всё по-другому. А чтоб увидеть по-другому, нужно, как минимум, посмотреть, не так ли? Смотрите и делайте собственные выводы. Это интересно. Причем, не только вам, но и на случай, если вы захотите с кем-то обсудить просмотренное.
Приятного просмотра!
*) Фердинанд де Соссюр, швейцарский лингвист
**) Святцы – православный церковный календарь, с указанием дней памяти святых круга годовых праздников. На его основе оформился народный месяцеслов, в который, в частности, были внесены свои ритуалы и поверья. Например, считалось, что если дать имя новорожденному по святцам, почитаемый святой становится его невидимым пожизненным покровителем. И в дальнейшем, если возникнет какая-то особая необходимость, человек сможет обратиться к нему за помощью (как мы обращаемся к близким людям).
***) Морис Бланшо – французский философ, писатель-эссеист, литературный критик
«Станционный смотритель»
==========================
Худож. фильм по одноименному произведению А.С Пушкина
Жанр – драма
Режиссёр – Сергей Соловьев
Автор сценария – Сергей Соловьев
Художник – Александр Борисов
Монтаж – А. Абрамова
Оператор – Леонид Калашников
Композитор – Исаак Шварц
Кинокомпания – Киностудия «Мосфильм».
Творческое объединение «Телефильм»
Длительность – 68 мин.
Страна – СССР
Год – 1972
В ролях:
-------------------------------------------
• Николай Пастухов – Самсон Вырин
• Марианна Кушнерова – Дуня
• Никита Михалков – Минский, гусар
• Геннадий Шумский –рассказчик, Иван Петрович Белкин
• Валентина Ананьина – жена пивовара
И др.