ГЛАВА 23
ГРАФИНЯ
Следуя по широкой мраморной лестнице за накаченными белыми икрами лакея, я бросала восхищённые взгляды по сторонам. Высокие зеркала, позолоченная вязь орнамента, портьеры с драконами, вероятно, китайские или японские, толстые ковры с пышным ворсом, изящная мебель, обтянутая неизвестной, похожей на парчу, тканью – всё поражало воображение. Такую обстановку я видела в сериале «Анжелика - маркиза ангелов».
«Чьё это жилище, - недоумевала я. – Наверное, какого-нибудь высокородного французского вельможи»
Слава Богу, лакей говорил по-русски, и после того, как показал мне мою комнату, охотно доложил, что хозяин этого дома Его Сиятельство Григорий Михайлович.
«Его Сиятельство»? – ахнула я. В титулах я не разбиралась и слова «боярин» для меня было достаточно, сам же Оболенский не афишировал родовых заслуг. И вообще эта фамилия в нашем веке ассоциировалась с попсой.
- Четвертые сутки пылают станицы,
Горит под ногами родная земля,
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
О Боже, как же давно это было! И кто же исполнял песню? Ах, да, Малинин.
Лакей вышел, я обвела глазами комнату. Кровать под шёлковым балдахином, небольшой круглый столик, двустворчатый шкаф, секретер, кресло, кушетка, – белые с позолотой, сверкающие большие зеркала, светлые обои с узорами, лепные потолки, - всё создавало иллюзию большого пространства. На паркетном полу стояли вазы с белыми и розовыми розами, на окне красовалась кремовая ажурная штора.
- Извольте мыться, мадемуазель, - зашла ко мне в комнату темноволосая девушка в униформе горничной. Такие униформы я видела в том же сериале.
Я кивнула и попросила подождать. Девушка вышла, я разделась и вдруг вспомнила, что переоблачиться мне не во что – вся одежда была грязной и осталась на первом этаже.
- Халат, мадемуазель, - вновь появилась горничная и положила на кровать ворох белья. Я вздохнула с облегчением. Жизнь налаживалась.
Ванна в особняке находилась на первом этаже и была небольшой, тяжёлой, наверняка, чугунной. Стены моечного заведения ласкали взор розовым мрамором, воздух благоухал лавандой. Я втянула в лёгкие этот запах и погрузилась в тёплую воду. Служанка намылила меня несколько раз, смыла и подала полотенце.
Раньше, в двадцать первом веке, я каждый вечер принимала душ, и это было естественно. Но и здесь, видимо, без водных процедур в постель не лягу. Это же просвещённая Франция, не то, что Россия. Как там у Лермонтова?
- Прощай, немытая Россия,
Страна господ, страна рабов!
«И дороги здесь замечательные, - ликовал внутренний голос, - и дома каменные, и цветов много, и»…
Открылась дверь, мне принесли новое платье, а я ещё раз удивилась тому, что Оболенский разбирается в женских фигурах и размерах.
- Где туалет? – одевшись, поинтересовалась я и вспомнила, что в дороге приходилось посещать кустики.
- В вашей в комнате, мадемуазель, - недоумённо протянула служанка.
«Туалет во Франции – всего лишь одёжные тряпки или столик для наведения глянца, - напомнило прописную истину эго. – Что-то совсем ты, мать, того»….
- А уборная, нужник, отхожее место или как там это заведение у вас называется? – согласившись с внутренним голосом, устало произнесла я.
- Рядом, мадемуазель.
Сортир состоял из кафельных стен, деревянного пола, одного очка и холщовой сумки с нарезанной вместо туалетной бумаги мягкой тканью.
- Все удобства, - улыбнулась я. – Жить можно. А кто этот нужник чистит?
- Золотарника вызываем, мадемуазель, - девушка искренне дивилась моей бестолковости.
***
Через час я уже сидела в гостиной, обставленной мебелью из красного дерева, и уплетала за обе щёки блюда, названия коих не знала, то были: подслащённая мёдом твёрдая пшеничная каша на молоке, густой суп с зеленью и грибным порошком, сдобренный имбирём, мускатом, корицей и кардамоном, размолотое в сливках мясо, рыба, в коже которой оказался рыбный фарш, красное вино, разбавленное водой.
Хозяина в особняке не было, он испарился в неизвестном направлении. Я не видела его уже несколько часов и начинала скучать.
«А что ты будешь делать без красавчика в своём веке»? – с грустью поинтересовалась эго. – Поедешь в Петербург искать его могилку»?
Я вздрогнула, ибо об этом не думала. Страшная правда заставила сильнее забиться сердце. Наверное, подскочило давление.
- Его Сиятельство сейчас прибудут, - почувствовав моё замешательство, решила подбодрить меня служанка.
- Как звать-то тебя? – чтобы отвлечься от нового стресса, мягко осведомилась я. – И откуда ты?
- Из Москвы я, из крепостных, - улыбнулась девушка. – Камеристкой теперича служу ужо четыре года, прозывают Василисой Ивановой. Мы все здесь русские.
- Все крепостные, – подытожила я.
- Его Сиятельство дали нам вольную, - с гордостью доложила камеристка.
- А французский язык знаешь? – с надеждой спросила я.
- Ведаю, - кивнула Василиса.
«Это хорошо, - решила я, - служанка кажется смышлёной, она может помочь мне акклиматизироваться во Франции, только надо её приодеть. Надеюсь, Гриша не будет против моей затеи»?
Есть расхотелось, я снова углубилась в свои мысли. Наверное, прошло более получаса, как прозвенел невидимый колокольчик, распахнулась двустворчатая дверь, и в столовую вбежал запыхавшийся Оболенский.
- Вина, - холодно бросил он служанке, и уселся рядом со мной.
- Что случилось? – обмирая от нехорошего предчувствия, осведомилась я.
- Заместо сна нам приведется поехать в гости, - спустя минуту, отозвался он. – Нонеча в восемь вечера тебе надлежит одеться в новое платье.
-«Но это же здорово»! – восхитилось эго. Я промолчала. Долгая дорога вымотала, хотелось быстрее лечь в постель.
- Марципаны, - поставила передо мной красивое блюдо с невзрачными серыми кружочками Василиса. Затем появились изящные расписные чашки и маленький чайничек тонкого фарфора. Вкупе с серебряными вилками, ножами и ложками стол выглядел шикарным, а я еще раз подумала, что Франция на целый век ушла вперёд от России.
Пожелав мне приятного отдыха, Оболенский встал и ушёл, я же поднялась в свою комнату.
Около семи я нанесла на лицо макияж, Василиса тщательно уложила мне волосы на затылке. Нежно-розовое платье из муслина с гипюровыми и атласными вставками выглядело дорогим и великолепным. Крупные топазы и рубины обнимали мою шею, в тон золотому колье в ушах весело переливались серьги в форме удлинённых, чуть ли не до плеч, капель, а на руках мерцали массивные перстни. Я повертелась перед зеркалом и осознала, что похожа на сказочную фею.
«Тяжело тебе будет общаться с туземцами», – шепнуло эго, но я самонадеянно улыбнулась. В школе я учила французский и была лучшей ученицей в классе. Родители даже хотели отдать меня на иняз, да финансы не позволили. А ещё я зубрила французский в долгом путешествии из Петербурга в Париж, так как Григорий предусмотрительно взял с собой книги и словари.
- Его Сиятельство вас ожидает, - зашла Василиса и с восхищением уставилась на меня. - Аки вы красивы, мадемуазель!
То же восхищение я увидела в глазах Оболенского. Он галантно предложил мне локоть и вывел из дома во двор. Я искоса посмотрела на своего кавалера: карикатурный белый парик украшал его красивую голову, чёрный бархатный костюм подчеркивал статность фигуры, белые чулки облегали стройные ноги в кожаных туфлях с золотыми пряжками.
За воротами пахнуло чем-то тяжёлым, я порылась в новой маленькой сумочке и вынула батистовый платочек, чтобы прикрыть нос. А потом оглянулась по сторонам в поисках источника запаха. В отдалении на брусчатке кучками лежали неизвестные отходы.
Ярко светило знойное летнее солнце, стоял август. Неожиданно на небе появились легкие тучки, они шустро сгруппировались, о чём-то посовещались, налились свинцовой влагой и опрокинули на нас мощные потоки слёз. Грянул гром, сверкнула молния.
Боярин подхватил меня на руки и забросил в золочёную карету. Опасаясь за свой макияж, я вынула из сумочки зеркальце, но Оболенский отнял его у меня и, прижав к себе, крепко поцеловал в губы. Сладкая нега разлилась по телу, и я неожиданно для самой себя обвила руками его шею. Испугавшись стихии, кони рванули вперёд, и нас отбросило друг от друга. Несколько минут мы сидели, потупив глаза, но Григорий взял себя в руки и проговорил:
- Машенька, слушай, што я скажу.
Оказывается, он представил меня в обществе как свою невесту, графиню Марию Борисовну Шереметьеву, а потому просит вести себя, как подобает дворянке и во избежание недоразумений больше молчать. А затем подробно описал Шереметьевых и их усадьбу, находящуюся на восток от Москвы в Кусково.
- Почему вы не женитесь на настоящей аристократке-француженке? – внимательно выслушав рассказ, который необходимо было запомнить, поинтересовалась я.
- Изведаешь, - усмехнулся Его Сиятельство. – Токо ничему не дивись. Тебе нужён толмач?
- Попробую без переводчика, - улыбнулась я. – А к кому мы едем?
- К маркизе Шарлотте де Буйе,
Внезапно карета дёрнулась и остановилась перед большим серым особняком. Дождь прекратился, засияло солнце. Выглянув из кареты, я залюбовалась множеством разнообразных цветов на клумбах и попыталась вдохнуть целительный озон, но вместо него тошнотворный резкий запах ударил в нос. Я оглянулась на дорогу, по брусчатке рекой текла грязная вода с человеческими испражнениями. Вдалеке на ходулях переходил улицу мужчина, из окна особняка высунулась женщина и с размаху что-то вылила из горшка.
Приступ тошноты подкатил к горлу. Заметив его, князь подал мне руку и тихо проговорил:
- Я же просил тебя ничему не дивиться.
Продолжение:http://www.proza.ru/2016/12/19/459