Жители Плутона

                Название:


                «Жители Плутона»


                Автор: Евгения Савина

                Редактор: KosharikWildCat



Жанр:      романс

От автора:      
      Есть еще, конечно, Плутон – планета спорная и по последнему решению астрономов не может называться таковой, а причислена к карликовым планетам, каких еще очень много в Солнечной системе.


Кратко:
   Молодой и полный надежд парень по имени Саша после театрального училища идет работать в бродячий цирк со странным названием «Жители Плутона».
Главный герой прожил там почти шесть лет и нашел больше, чем карликовую планету. Он нашел там любовь. А чем все закончится – читайте и окунайтесь в прекрасный мир из красок и иллюзий жителей Плутона!





                Жители Плутона





    Вы все, наверное, думаете, что цирк – это коктейль из смеха, волшебства, тонкого юмора, артистизма, клоунады, забавных животных и, конечно, безграничной романтики.
Но на самом деле любому человеку стало бы скучно, попади он в этот мир.
Здесь в одинаковых вагончиках все словно штампованное на фабрике еще в советские времена, а простые люди в спортивных штанах и домашних халатах говорят друг с другом о совершенно обыденных вещах: о технике, о фильмах, о рыбалке…
Никакого волшебства и никаких разговоров о цирке!
    Я сюда попал сразу после театрального училища. Зеленый еще, но полон уверенности в себе и амбиций. Весь мир казался мне несправедливым, а максимализм так и бил фонтаном.
   С отцом я уже не общался несколько лет. Вот как только поступил на театральное, так больше и не разговаривал. Мать поплакала и смирилась.
Естественно, тогда никто не считал, что этим можно зарабатывать себе даже на кусок хлеба. Брат-то мой вырос и стал адвокатом уважаемым человеком в нашем маленьком провинциальном городке. Хотя, как говорят, может, лучше быть кем-то в маленьком городе, чем никем в большом? В общем, в нем-то и находили отдушину мои родители. Холили, лелеяли и любили, естественно, куда больше, чем меня.
Изначально, конечно, я хотел идти в театр. Но пойти туда и остаться никем было для меня большой потерей и слишком большим расточительством своего времени и сил. Тогда я не понимал, что надо начинать с чего-то маленького и незначительного…
Но, может, я бы и пришел к этому, если бы не желание поиска романтики и смысла своего существования. Хотя кто в молодости не болел таким «недугом»?
Искусство и эмоции управляли моим разумом, поэтому, поссорившись в очередной раз со старшим братом, я собрал вещи и пошел куда глаза глядят. А глядели они в сторону бродячего цирка…
    Я помню, как увидел это огромный, невероятного размера шатер… Как сидел там, внутри, на вечернем представлении, и от изумления моя челюсть не поднималась с пола.
    Я, кажется, обрел мечту! Все казалось таким непревзойденно ярким. Это будоражило мою кровь!
После представления я, зайдя на задний двор, где полукругом размещались вагончики, натолкнулся на крепкого мужика. Помню, одет он был, да и выглядел, довольно неопрятно.
Потом оказалось, это здешний силач.
Я говорил долго и без остановок, и, выслушав меня, мужик просто попросил пройти за ним. Я-то думал, он вообще пошлет меня, ан нет: подошел к одному из вагончиков и постучал в дверь.
   – Что такое? – крайне разраженно произнес какой-то парень, выглянув из-за двери.
   – Тут пацан… Поговори, что ли. Думаю, тебе понравится.
Парень, осмотрев меня с ног до головы, махнул рукой мужику, выйдя на импровизированные крыльцо из старых досок, закрыл за собой дверь и сложил руки на груди, выжидающе на меня уставившись.
Неопрятный мужик, который привел меня сюда, уже ушел, произнеся откуда-то из темноты:
   – Ты полегче с ним. Молодой совсем!
Я, полный желания и настойчивости, уставился на юношу, который от силы лет на пять был меня старше.
   – Я владелец цирка – Игорь, – представился он.
   – Саша, – представился я. – Только закончил театральный и хочу у вас работать! Кем угодно… Буду за животными убирать, готовить, мыть… что угодно – только возьмите.
   – Какой самоуверенный молодой человек, – улыбнулся он.
   – Правда! Я хочу здесь работать… – произнес я громко.
   – А кто тебе сказал, что мы хотим, чтобы ты здесь работал? – еще шире улыбнулся владелец.
   – Но я так хочу чему-то научиться, – сник я от его тона.
   – Тебе сколько? – тяжело вздохнув, спросил владелец, перестав улыбаться.
   – Восемнадцать, – ответил я.
   – А родители искать не будут? – уточнил он, словно читая и видя меня насквозь.   – В цирк по доброй воле только-только из-под маминого крыла…
   – Не будут! Я уже довольно самостоятельный, – перебил его я.
   – Давай договоримся так, – начал молодой владелец, опустив руки и засунув их в карманы спортивок. – Попробуешь месяц-другой здесь помочь по хозяйству. А там, гляди, сам передумаешь. А нет – посмотрим, куда девать тебя дальше.


   Вот так-то я и попал в то место, которое казалось для меня храмом.
Сначала, переполненный мыслями и желанием себя показать, старательно помогал с тем, что поручили.
   Понемногу втянулся в коллектив, открывая для себя новые подробности этого мира.
Игорь оказался сыном владельца Григория и в цирке был дрессировщиком собак. И он на самом деле любил своих подопечных и отлично с ними справлялся. Мало того, помимо собак, которые выступали в программе, в лагере цирка было еще с десяток. У каждого своя, но все вроде как и общие. Помимо собак, в цирке из животных были только пара лошадей, десяток голубей и один кролик, принадлежавший фокуснику Роме.
   Мужик-силач, тоже Григорий, оказался довольно замкнутым персонажем и долгое время даже не говорил со мной. Это потом он признался, что взял меня потому, что узнал во мне себя много лет назад.
Так всегда рано или поздно происходит.
И мало кто думает, что задержится здесь навсегда. Но каждый в каком-то смысле обретает здесь семью.
    Со временем меня приняли в эту семью. Правда, посиделок у костра, веселых компанейских разговоров и гостеваний здесь не было. Я не сразу привык к этому. Для меня цирк был чем-то сродни луна-парку, где вечно крутится колесо обозрения, кружатся карусели, хохочут клоуны и везде воздушная сладкая вата. На манеже и днем, и ночью воздушные акробаты, летают под куполом, словно окрыленные. По кругу носятся собаки, одетые в забавные костюмы, и медведь на велосипеде наматывает круги, прося сахарок.
    Мое представление было настолько наивно и ошибочно, что потом, через многое время, я искренне удивился тому, что остался.
Всего того, что я представлял, никогда не было. А артисты, выполнив свой номер, накидывали обычную, сношенную одежду и шли к себе.
Все волшебство пропадало, как только они скрывались за кулисами.
Улыбки исчезали, звери злобно рычали, а грим уже не казался таким потрясающе ярким.
    Здесь обычно никто не репетировал. Только новички, которые оттачивали свое мастерство, которое потом совсем нельзя будет назвать таковым. Чаще всего упражнялись дрессировщики, чтобы животные не забыли.
А со временем все то, что я называл искусством, превратилось в рутину. То, что они делали на манеже и под куполом, было так же обыденно, как вскипятить чайник.
Искусства здесь не было. Волшебства – тоже. Романтикой даже не пахло…
И все это время я жил словно в маленькой деревушке, которая переезжает с места на место и просто делает свою работу: монотонную, скучную и неинтересную.
    Но почему-то я не ушел. Понемногу научился, приловчился и благодаря лицу, своим качествам, неплохому чувству юмора и хорошему голосу стал ведущим представлений.
И как-то со временем уже воспринимал все как должное. Мой луна-парк давно смотал удочки и растворился в тумане долгих дорог.
Прожил я тут спокойной и размеренной жизнью пять лет, пока в цирк не взяли нового парня.
   Он был сыном нашей воздушной принцессы Ритки и ее мужа Димы – тоже воздушного гимнаста – и, естественно, пошел по стопам родителей. Нового жителя цирка по имени Никита сразу окрестили хрустальным мальчиком манежа; тонкий, худой, как спичка, он вытворял такое, что у меня непроизвольно открывался рот от изумления. Даже учитывая то, что за последние несколько лет я вообще перестал чему-либо удивляться.
Никита оказался очень способным и сразу захотел принимать участие в отрабатываемой программе.
И, пока он репетировал свой номер «Маленького принца арены», я не мог оторвать глаз.
    Он творил искусство… То самое, которое я давно потерял и скатился до одинаковых шуток и натянутой улыбкой красавца манежа, вокруг которого крутится весь цирк с акробатами над головой, бегающими по кругу собаками, глотателями шпаг, силачами, подкидывающими вверх немыслимые гири, и клоунами, корчащими рожи там и тут. И от красок и восторга зрителей распирает изнутри. А для тебя это всего-навсего обычное дело.
Сначала Рита, его мать, предлагала сына одеть в куклу и говорила, что никто, по сути, и не догадается что это мальчик…
А Никита не стал перчить. Он подчинялся законам цирка так же беспрекословно, как и все остальные. Единственным его условием был отдельный номер.
Потом, насколько я понял, даже учитывая его желание тут практиковаться, он не совсем ладил с родителями и стремился к самостоятельности. Именно поэтому он и хотел выступать один: доказать, что он что-то может без их помощи.
Как-то мы сидели на ступеньках с Гришей, который силач, и молча курили. Последнее представление уже закончилось, и народ давно разошелся.
   – Смотрю на нового пацана и думаю: неужто и я таким был, – пробормотал я, тяжело вздохнув.
   – Когда только пришел – да, был таким, – ответил он.
   – А ты? Как ты попал сюда? – отчего-то спросил я, хотя такие разговоры обычно здесь не заводились.
Поначалу мне было интересно, но потом я понял, что никто не хочет об этом говорить, а со временем и сам понял, почему.
Дело было не в том, что это была у каждого по-своему грустная история, а потому, что это место стало для всех единственным домом.
Всех, кого я здесь знал, все время так и прожили по своим вагончикам.
Если кому-то и хотелось уйти, то вряд ли было куда.
   – Я когда был мелким, помню, случайно в антракте забрел в цирк. Я помню клоуна, которого пару минут назад видел на манеже, который там весело хохотал и улыбался людям. Он тогда посмотрел на меня и так злобно спросил, дескать, что я тут делаю. Вот столько лет прошло, вроде уже взрослый дядька, а их шутки никак воспринять не могу.
   – Веселая история, – отшутился я. – А чего в цирк пошел тогда?
   – Вышло так, – отмахнулся он и, поднявшись на ноги, махнул мне рукой и ушел.
Я же, посидев еще немного, тоже поднялся и почему-то направился к манежу.
И, зайдя туда, не был удивлен, увидев там Никиту.
   – Учишь номер? – поинтересовался я, садясь на бордюр, ограждавший манеж.
   – Ага, – улыбнулся парень и, взяв бутылку с водой, подошел и уселся рядом. – Пытаюсь, по крайней мере…
   – А что, что-то не получается? – поинтересовался я, пристально на него посмотрев.
   – Мама сама мне номер поставила и сказала разучить его, – опустив голову, пробормотал он.
   – А ты не хочешь, да? – несложно было догадаться мне.
   – Это даже и наполовину не то, что я могу.
   – А почему не скажешь об этом? – спросил я.
   – Говорил, и это бесполезно, – покачал он головой и, поставив бутылку, поднялся на ноги.
   – Покажи мне свой номер. Тот, что ты придумал, – вздохнув, произнес я, захотев, наверное, подбодрить немного мальчишку.
   – Ну-у-у, – замялся он, – номер еще не готов. Отец забраковал, и я…
   – Ничего, – по-доброму произнес я, перебивая Никиту, – покажи то, что есть. Я пойду за пульт и включу тебе музыку.
Поднявшись на ноги, я снова посмотрел на застывшего отчего-то в оцепенении парня.
   – Какой номер твоего трека? – спокойно поинтересовался я.
   – Семнадцать, – ответил Никита.
   – Когда поднять тебя? – уточнил я.
   – На тридцатой секунде. Где-то на второй минуте выключишь.
   – Хорошо, – пробормотал я.
Поднявшись за пульт, я, найдя нужную музыку, включил ее и стал наблюдать.
Двигался он бесподобно… Музыка, казалось, была создана для его движений. И никто на этом манеже так не двигался, как делал это этот пацан. Медленно и непристойно красиво. Отчего-то, то ли от зависти, то ли еще от чего, сжалось все внутри. Я чувствовал боль. Мне было больно смотреть на него и понимать, что эта красота превратится здесь в такую же обыденность, как и все здесь, что со временем желание любоваться этими движениями бесследно пропадет. Безупречное лицо, идеальные движения и потрясающая гибкость. Я, конечно, видел это не один и не два раза, но этот парень, пугающе хрупкий, под куполом на такой высоте, и даже несмотря на страховку мне за него было страшно.
Когда я досмотрел номер и, выключив музыку, снова спустился к Никите, который, тяжело дыша, стоял и ждал, что скажет какой-то парень, который не совсем в этом смыслит.
   – Неплохо, но не доработано. Может, правда, пока стоит послушаться мать. А в следующем сезоне сделаешь свой собственный номер.
   – Ты так думаешь? – посмотрел на меня Никита, явно расстроившись.
   – Иногда нужно слушать родителей. Я хоть и ненамного старше тебя, но понял одну вещь – начинать надо с маленького. Я когда сюда пришел, вообще за собаками убирал.
   – Спасибо, – опустив голову, произнес парень.
Я, чуть улыбнувшись, подошел к пацану и, потрепав его волосы, добавил:
   – Ты талантлив, и у тебя точно все получится.


   Серое утро нагоняло депрессию и усталость. Моральную усталость. В постели было холодно и неуютно, а в моем тесном жилье, казалось, не хватало воздуха и света.
Откинув простынь, я прямо в спортивках, с голым торсом и босой вышел на улицу и, усевшись на ступеньках, закурил.
   Странное ощущение было этим утром; словно я затерялся где-то и не мог выбраться, застряв еще где-то в своем нехорошем сне и не успев от него очнуться.
   – Привет, – услышал я где-то в стороне и, повернувшись, увидел Никиту, одетого в синие джинсы и черную толстовку с накинутым на голову капюшоном.
  – А ты чего так рано не спишь? – посмотрел на него я.
   – Не знаю, – пожал он плечами, – не могу уснуть.
   – Так ты вообще не спал? – спросил я, выбросив сигарету в сторону.
   – Нет…
   – Иди лучше поспи, – посоветовал я, – вечером собираться будем и отчаливать.
   – Я молодой, и меня это не пугает, – улыбнулся он.
   – А я, значит, старый? – хмыкнул я.
   – Я не это хотел сказать, – покачал головой Никита. – Здесь даже бабушка Марина не старая. В цирке никто никогда не стареет.
   – Хорошая мысль, – похвалил его я, чуть призадумавшись, – но не очень-то верная. Я так тоже думал в твои годы.
   – Говоришь, как препод в цирковом, – погрустнел пацан. – А о них я всегда думал, что им не хватает света. Мне не хочется думать, что и тебе его здесь не хватает.
   – Что в твоем понимании этот свет? – поинтересовался я.
   – Это чувство прекрасного.
   – Если ты видишь красивую картину один или два раза, то ты можешь ею любоваться. Но когда она висит у тебя в гостиной и ты смотришь на ее каждый день, это перестает тебя завораживать. Может, раз или два за все время, пока она будет прибита к стене, ты еще посмотришь на нее с восторгом. Но я даю руку на отсечение за то, что это перестанет быть прекрасным, – попытался я обьяснить.
   – Значит, я тоже когда-то стану таким же черствым? – серьезно посмотрел на меня юноша, спрятав руки в карманы.
Меня отчего-то задели эти слова. Его глаза горели ярким пламенем! Они все еще горели восторгом и желанием подниматься вверх, к мечте. Этот пацан был полон красок и смотрелся куда ярче кого-либо из здесь живущих. И этот мелких парень заставляет меня на самом деле ощущать себя рано постаревшим мужиком.
   – Не станешь, – улыбнулся я, выудив из пачки вторую сигарету, – если не потеряешь чувство прекрасного.


    Время летело неимоверно быстро, и, не успев оглянуться, мы уже праздновали неофициальное, но такое значительное событие – день рождения цирка «Жители Плутона», которое всегда происходило через неделю после Купала.
Обычно в цирке вообще пить нельзя было. Это было что-то наподобие «сухого закона» среди своих. На самом деле, если бы можно было, тут, наверное, большинство бы спились. Я не сказал бы, что мы время от времени не собирались и не опрокидывали бутылку-вторую, но это было редкостью.
А вот именины цирка отмечали бурно. С фейерверками и плясками до утра.
Пол-лета и весна выдались на удивление удачными, что не могло не сказаться на настроении цирка.
   Народ веселился! А через пару дней мы еще хотели запустить новую программу, поэтому веселились вдвойне.
Я, кажется, напился больше всех! Улизнув потихоньку, я, опираясь о вагончики, еле шел, чувствуя, как голова совсем шла кругом.
  Добравшись до своего ночлега, я, присев на ступеньки и оперевшись о дверь, закурил, ощущая, как небо кружится, а веселые разговоры моих товарищей и музыка доносятся и сюда.
Я, кажется, задремал и очнулся из-за того, что сигарета жжет пальцы. Выбросив ее в сторону, я огляделся по сторонам, чувствуя, что на меня кто-то пристально смотрит.
   – Я только думал будить тебя, – хмыкнул Никита, который словно появился из ниоткуда. – Игорь попросил сгонять и посмотреть, не упал ли ты и не спишь ли где  с собаками.
  – Добрался, – с гордостью произнес я, улыбнувшись. – А ты что, мелкий засранец, тоже пил? – указав на него пальцем, поинтересовался я. – У тебя же через пару дней дебют! Тебе вообще нельзя.
   – Не будет у меня дебюта, – вздохнул парень, – поэтому и можно.
   – А почему не будет? – искренне удивился я. – Ты же так упорно учил свой номер. Разве нет?
Никита, задумавшись, подошел ближе и уселся ступеней ниже.
   – Я вчера сорвался с трапеции, – выдохнул парень, опустив голову. – Если бы не страховка…
   – Подожди, – перебил его я. – Как сорвался?
   – Я репетировал с матерью и отцом, и я сорвался…
   – М-м-м, это первый раз было? Рита, наверное, вне себя, – пробормотал я.
   – Мама и отец сказали, что мне рано еще выступать и надо еще много тренироваться. Отец вообще разозлился. Говорил, мол, чего я вообще делал в цирковом, и все такое, – еще больше поник парень.
   – Ты должен понимать, что они волнуются за тебя, – произнес я, положив руку ему на голову и потрепав волосы. – Ты мог себе что-то сломать… А то и хуже!
   – Я понимаю, – сказал парень и, повернувшись ко мне, продолжил, – что они волнуются, но можно же со страховкой, и…
   – Нет, – перебил я Никиту, – это очень опасно. Даже я против!
   – Ты тоже не веришь в меня, – отвернулся парень.
Я, пересев на ступеньку ниже, осторожно по-дружески обнял Никиту за плечо, легонько прижав пацана к себе:
   – Я в тебя верю! Но есть вещи, с которыми опасно шутить. Да и одной веры порой недостаточно. Понимаешь?
   – Но я так хочу выступать, – полушепотом произнес он, тоже ко мне прижимаясь.
   – Наберись терпения, – пробормотал я и, отстранившись, поднялся. – Я спать пойду.
  – Я еще посижу тут, – поднял на меня глаза Никита и остался там на ступеньках.


      Мне снился странный сон. И в моем сне я стоял посреди манежа и смотрел, как сиреневая кукла медленно шагала по натянутому канату. Ей не надо было держать равновесие, как человеку. Это создание настолько идеально отточило и довело до идеала свой номер, что ей это просто не нужно было. Да и я откуда-то знал, что это механическая кукла и ей это дается легко.
Раскинув свои тонкие руки, фиолетовое создание пошатнулась и… словно в замедленной съемке, начало падать с безразличным лицом, не понимая, что сейчас разобьется.
   Я словно знал, куда она упадет, и с легкостью ее подхватил, поймав и заключив в объятия механическое чудо.
Кукла осторожно выскользнула из моих рук; все такая же безразличная, она смотрела на меня своими фиолетовыми пустыми глазищами.
А я, кажется, увидев ее так близко, до беспамятства влюбился в нее. Я задыхался от безысходности, потому что она никогда бы не смогла ответить мне взаимностью на те чувства, о которых она ничего не знала и знать никак не могла. Она просто смотрела, и весь поток моих признаний пропускала. Кукла меня не слышала. И я проснулся из-за того, что задыхался от слез у ее ног…
  Поднявшись, я оглядел темный трейлер. Горел ночник, и в лагере, кажется, все уже давно стихло.
Голова болела, и хотелось курить.
Осторожно поднявшись с постели, я по привычке вышел на улицу полуголый и босой с пачкой сигарет и зажигалкой в руке.
  Утро было серым, значит – день будет жарким.
Приятная прохлада раннего утра ласкала оголенную кожу. На траве блестела росса, а весь цирк, кажется, спал.
Присев, я закурил и почему-то вспомнил фарфоровую куклу. Я задумался, вспоминая яркий и красивый сон.
  Отчего-то стало грустно. Мое сердце, казалось, еще помнило, как можно любить. Но даже в техникуме я никогда никого, наверное, не любил. Как оно может знать о том, чего никогда так и не испытывало? От девушек, когда я учился, отбоя не было… Их было много! Даже здесь в цирке здешние называли меня привлекательным, и время от времени ко мне в трейлер приходила Инна – помощница иллюзиониста Кости (на деле – его родная сестра). А потом на ее безответную любовь ответил, наконец, Игорь, и… она перестала приходить.
Конечно, наши отношения нельзя было назвать романтикой. Мы, по большому счету, делали друг другу одолжение.
  Сейчас я время от времени уходил по ночам в случайно-незнакомый город. Гриша знал, где в том или ином городишке можно было найти шлюх или подцепить кого-то.
Я же шел в местный клуб, и обычно мне там всегда везло. Внешностью меня, к счастью, не обделили. Отчасти поэтому и в театральное пошел, и поэтому меня и поставили ведущим вместо Григория – владельца цирка, которому здоровье уже не позволяло колесить по стране.
Но сейчас дело было не в сексе или его нехватке. Дело было в другом. Грустно стало от того, что любви-то не было. И искать ее было негде. В цирк чужих не брали. Я был редким исключением. А те, кто и жил тут, уже давно жили вместе или давно уже стали волками-одиночками.
Я был одним из таких волков. Еще молодым. Еще бегающим по своей клетке. И мне не хотелось искать того, с кем бы мне было хорошо засыпать. Казалось, мне и так хорошо.


     Маленькая тесная столовая в одном из многочисленных вагончиках на колесах никогда не пустовала.  В это раз за столом сидели Рита и Игорь с Инной. У ног Игоря валялась Лайка – самая обычная псина, которая от старости уже плохо видела и слышала. За другим столиком сидела семейная пара – Марина, дрессировщица лошадей, и Андрей – дрессировщик голубей и "глотатель шпаг".
   – Садись к нам! – махнула рукой Инна, улыбаясь.
Я послушно уселся рядом с ними, помахав рукой соседнему столику.
   – Может, правда сделать страховку? Сетку натянуть, что ли… – продолжал говорить Игорь.
   – Нет, ни за что! – наотрез отказалась Рита.
   – Это что вы обсуждаете? – ради приличия поинтересовался я, хотя, кажется, знал, о чем они говорят.
   – Никита сорвался на тренировке, – произнесла она явно на нервах, – а Игорь говорит, мол, пусть выступает!
   – Если Никиту снимут, то ему еще сезон надо ждать. А нам надо будет переделать весь сценарий, – равнодушно ответил на это я.
   – У парня красивый номер. Это то, что нам надо! – не унывал Игорь.
   – Ты видел, кстати говоря? – обратилась ко мне Инна.
   – Не-а, – отмахнулся я, жуя, – мы на прогоне всегда пропускали его номер.
   – Давайте проголосуем? – предложил Игорь. – По-честному, Рита.
Женщина недовольно зыркнула на него.
   – Кто «за»? – не замолкал он, поднимая руку. Инна тоже подняла и покосилась на меня, стукнув меня локтем.
   – Я против, – ответил я.
   – Вот видишь, – обрадовалась Рита, указав на меня.
   – Можно переделать программу и перепечатать листовки. Здоровье пацана куда важнее, чем вся эта херня. Пусть тренируется. Желания у него хоть отбавляй, так что к зиме можно будет переписать немного сценарий и выпустить Никиту, – рассуждал я.
   – Ты так думаешь? – покосился на меня Игорь.
Я знал, что Игорь решает здесь многое, и что если бы ему приспичило, чтобы Никита выступал – парень бы выступил. Поэтому главным было переубедить его. Конечно, если пацан узнает, он не будет в восторге и, наверное, разозлится.
   – Будет плохо, если парень правда сорвется. Даже если натянуть страховку… Это очень опасно, – вел я свое.
   – Ладно, – согласился Игорь, откинувшись на стуле, – убедил, черт возьми.
   – Спасибо, Саш, – облегченно вздохнула Рита.
Я, чуть наклонившись, прошептал ей на ухо:
   – Только не говори Никите, что это я уговорил Игоря. Хорошо?

      Никита грустно смотрел на манеж, пока мы прогоняли все представление перед первым показом. Я знал, что после он обязательно снова поругается с матерью.
Он был в корне не согласен с тем, что Игорь все-таки запретил ему выступать и предложил подождать до зимы. Никита был неглупым парнем и понимал, что это заслуга матери. Знал, что это она с ним поговорила, но, кажется, не знал, что я тоже постарался, чтобы парень не появился на манеже. Но у меня, кажется, были те же соображения, что и у родителей Никиты. Опасно было выпускать его сейчас, когда руки еще не окрепли. Прогнав все, мы пошли одеваться и готовиться к выступлению, и я потерял парня из виду.


      Вечером Гришка, Игорь с Инной и один из клоунов – Стас – сидели у меня в вагончике, обсуждая все подряд. Какие-то телепередачи по ящику и перевоспитание детей, которых ни у кого из присутствующих не было. Стас притащил гитару, и мы нашей тесной компанией приговорили пару чекушек водки за хорошее начало.
Около двух ночи откуда-то взялся Никита. Игорь, пьяный в стельку, что-то ему втирал про будущее и прочую хрень. А мы на пару со Стасом пели песню Попова, пытаясь то ли перекричать друг друга, то ли попасть в тональность.
Инна бросала на меня томные взгляды, и это мне отнюдь не нравилось. Их браку с Игорем было всего полтора года, а она уже готова ходить налево?
   Странная она все-таки, была женщина и, наверное, даже любя Игоря, больше любила свободу действий, чем своего мужчину.
Разошлись только поздно ночью и как-то все сразу, словно договорившись. Я же, ощущая, что явно нетрезв, стащил толстовку и завалился в постель. Укрываться ничем не хотелось и было отчего-то душно. Чуть повертевшись, я, приоткрыв дверь на улицу, снова завалился в постель и практически сразу уснул.
   Пьяное солнце окрашивало пустой двор цирка. А мне снова снилась кукла, которая в этот раз казалась теплой и живой. Потянувшись к ней, я, словно наяву, поцеловал жаркие губы.
   Не решаясь обнять хрупкую фигурку, я просто целовал ее, чувствуя, как солнце гаснет, а меня окутывает холод. Кукла отстранилась, смотря на меня по-прежнему равнодушно. Ее поглощал тягучий туман. Такой густой, что уже через секунду я испуганно оглянулся. Исчез купол цирка, пропали вагончики, и вокруг была только серая мгла: холодная, мокрая и пугающая.
Я открыл глаза и, увидев тень у двери, испуганно подскочил. Поднявшись с постели, я направился к двери, толкнул ее и увидел перед собой на самом деле густой туман. Холодное ранее утро уже вступило в свои права.
   Я оглянулся по сторонам, пытаясь понять, кого же я видел в дверях. А может, показалось…
Покачав головой, я вернулся в вагончик и, сев на постель, коснулся губ. Слишком реальный сон мне приснился, отчего-то я словно чувствовал прикосновение ее губ, от чего внутри так болезненно-приятно тянуло.



                *   *  *



   Проснувшись по будильнику, я сразу направился к манежу, но, увидев толпу у вольера с собаками, направился туда.
Все молчали, потупив взгляд. Инна плакала, уткнувшись в грудь Гриши.
Плакала не только она… Здесь собралась большая часть цирка, и, пройдя через толпу, я уставился на Игоря, что стоял на коленях.
К нему ластилась толпа из его пуделей. Андрей, Стас и Коля пытались оттянуть собак от него, и, чуть обойдя его, я увидел, что он прижимает к себе двух его цирковых любимиц.
   – Игорь, – испуганно пробормотал я, наклонившись к нему, и застыл, не зная, что будет правильным сказать дальше.
Я беспомощно оглянулся на Риту, что стояла у меня за спиной, но та, закрыв ладонью рот, покачала головой.
Белые комки шерсти не дышали… Это были две любимые собаки Игоря. Я еще никогда не видел такой душераздирающей картины с молчавшим обступившим Игоря кругом и тихим плачем.
   – Я просто пришел, а они не проснулись, – выдохнул сквозь слезы Игорь, крепче прижимая к себе собак.
В голове повисла пауза… Как?
Поднявшись на ноги, я подошел к Косте, который тоже, словно немой, наблюдал за этой картиной.
   – Надо вызвонить местного ветеринара. Пусть проверит всех собак! – скомандовал я.
   – Да, – словно очнулся он, а за ним, как будто по цепочке, все остальные.
   – И Марининых лошадей проверить надо… – добавил я.
Тем временем мужики оттаскивали назад собак и загоняли их в вольер. Игорь, наконец отпустив собак, уселся радом, уткнув голову в колени. Инна притащила ему флягу с коньяком, а Рита побежала на кухню варить кофе.
   – А что с выступлением теперь? – пробормотал Дима, закуривая вместе со мной в стороне от всего происходящего.
   – Надо выступать, – отмахнулся я. – Сегодня у нас только вечернее приставление. Игорь придет в себя и возьмет себя в руки. Он, как-никак, владелец. Он руки не опустит…
   – Да на него смотреть больно. Правда, сейчас на всех смотреть больно, – тяжело вздохнул он.
   – Это правда больно… – пробормотал я и добавил: – присмотри тут за всем. Я пойду в порядок себя приведу.
   – Не волнуйся, – отмахнулся Дима.
Направляясь к своему вагону, я натолкнулся на Никиту, что, притаившись, сидел и, закрыв глаза, слушал, по всей видимости, плеер.
Подойдя вплотную, я дернул один наушник, от чего парень дернулся от испуга. Вытащив второй наушник, он поднял на меня глаза, но почему-то молчал. Под глазами    – синие круги, да и выглядел он уставшим и измотанным.
   – Ты снова не спал, что ли? – поинтересовался я.
   – Не спится, – отмахнулся парень, опустив глаза.
   – У Игоря пропали две собаки…
   – Что?! – удивился парень, поднявшись от удивления на ноги. – Как?!
   – Еще не знаю. Но было бы неплохо, если бы ты помог маме на кухне. Игорь пока временно вне строя.
   – Ладно, – согласился парень.
   – Умница, – похвалил я Никиту, снова потрепав его по волосам, от чего он, кажется, покраснел и, развернувшись, пошел молча в сторону кухни.
Тяжело вздохнув, я пошел дальше, продумывая план действий. Сейчас надо было много сделать, и главное – чтобы не сорвалось вечернее представление.

      На самом деле все оказалось банальным. Собаки сьели что-то не то… Мало ли что это могло быть и как это случилось. Мог кто-то и из зрителей что-то скормить.
Недели две Игорь ходил сам не свой, а атмосфера в цирке была пугающе мрачной. Да и, как назло, ударили дожди.
В общем, трудно дались нам эти две недели… А когда все очнулись, Никите стало плохо, и его забрали в больницу с воспалением легких.
Но мы не могли задержаться в городе и уехали, оставив Никиту с Мишей (одним из наших помощников).
   Ни я, ни Рита, конечно, не были в восторге от этой идеи. Да и вообще, многие были против, но никто не мог поспорить с тем, что нас ждал другой город и задерживаться права мы не имели.
   Я, привыкнув к постоянному вниманию мальчишки, даже почувствовал себя как-то одиноко. Мы то гуляли вечером по окрестностях, то рубились вечерами со Стасом, Андреем и Инной в карты или выгуливали собак по утрам от бессонницы. Лето казалось для меня таким прекрасным. А этот мальчишка сделал его еще ярче. Он был всего-то на пару лет младше меня, у нас была разница примерно как у меня с Игорем. Как и Игорь в свое время, я стал для Никиты лучшим другом и наставником. И это не могло меня не радовать.
   Август уже вовсю вступил в свои права. И оттого было печально, так как лето заканчивалось и впереди цирк ждал нелегкий период. Зимой всегда бывает труднее…
Никиты уже не было полторы недели и, со слов Ритки, его должны были выписать со дня на день. Игорь отшучивался, что ему Никиты тоже не хватает, ибо я один с кучей его собак не справлялся и выгуливать их перестал. А вечерами на общей кухне нам не хватало собеседника. Да и музыки его номера, звучащей с купола, где он репетировал, тоже не хватало…
В конце августа цирк собирался ехать к морю. Там обычно мы проводили дней десять, из которых пять было свободными, и мы просто отдыхали, наслаждаясь палящим солнцем и походами на море.
Безумно красиво, и ничто, кажется, не сравнится с закатами, которые там были. Цвели растения дикого цвета, экзотика…
Мелкая галька… Песочные пляжи в семи километрах к северу, безлюдные и прекрасные. Обычно я ходил туда с Игорем, Гришей, Ромкой и Андреем на рыбалку на пару дней. В этом году я надеялся туда потянуть и Никиту.
   Я курил, наслаждаясь утренней тишиной. Две собаки носились по кругу, кусаясь и рыча в шутку друг на друга.
Повернув голову, я увидел Никиту и Мишку. Собаки, увидев их, погнали к ним и, кинувшись на Никиту, начали гавкать.
Поднявшись на ноги, я спустился со ступенек. Собаки, поняв, что свои, начали снова играться.
Кинув сумку на землю, Никита рванул мне навстречу и, кинувшись обниматься, чуть не снес меня с ног.
   – Эй, полегче, – улыбнулся я, все же крепко его обнимая.
Отстранившись, Никита, улыбаясь, посмотрел на меня и, отчего-то смутившись, отвернулся. Выглядел он, на удивление, очень хорошо. Посвежевший на вид. Совсем не скажешь, что болел и лежал в больнице.
   – Поправился? – поинтересовался я.
   – Да! – сразу ответил парень, не колеблясь.
   – Рад видеть, – произнес я, как обычно потрепав его по голове.
   – Я тоже, – выдохнул Никита, смотря на меня, не отрываясь.
   – Привет, – произнес Миша, подавая мне руку.
   – Рад и тебя видеть, – произнес я, оторвав взгляд от пацана и пожимая руку Мишке. – Ну что, потрепал тебе мелкий нервы?
   – Потрепал, – согласился он. – Прямо соскучился по этой суматохе!
   – Ну что? На кухню по кофейку? – предложил я, похлопав его по плечу.
   – Сейчас вещи закину и приду…
Мишка направился к своему вагону, а Никита гладил собак, которые лащились к нему, облизывая ему руки.
   Я, вздохнув, подобрал его сумку.
   – Пошли?
   – Да, – ответил парень, вцепившись мне в локоть.


                *   *   *


   Я медленно шел вдоль берега. Как только мы приехали, Никита вытащил меня к морю.
Игорь, махнув на нас рукой, отпустил меня на пару часов. Все равно толку от Никиты было мало.
Парень, весело хохоча, разгоняя в стороны испуганных чаек, бежал впереди меня, размахивая, как ненормальный, руками. Остановившись, он стащил футболку и снял шорты, оставшись в одних плавках.
   – Смотри не заболей! – крикнул ему я. – Меня Рита убьет потом!
Проигнорировав мои слова, Никита с разбегу залетел в воду и нырнул, на пару секунд теряясь из виду.
– Здорово! – крикнул парень на весь пляж. Благо, что он был дикий и никого здесь не было. – Саш, давай сюда!
Я покачал головой и остановился, наблюдая за бултыхающимся парнем. Выбравшись из воды, парень побежал на меня, размахивая руками.
Понял, что он хочет сделать, я очень поздно и, оказавшись мокрым с головы до ног, в шоке стоял, разведя руки в стороны.
   – Догони! – словно с вызовом, крикнул парень, заливаясь хохотом.
   – Ну, держись, – хмыкнул я и кинулся на парня. Никита сорвался с места. Мы носились по пляжу и бесились в воде, словно малышня. Наплававшись досыта и наглотавшись воды, чувствуя, как щиплет в носу из-за соли, я, полностью изможденный, выбрался на берег и завалился на песчанный пляж, чувствуя, как пятки ласкают теплые волны.
Заходящее солнце, вода, долгая дорога и все остальное разморили меня до такой степени, что, казалось, еще немного, и я усну прямо здесь, полностью истощенный и счастливый.
Весело хохоча, рядом завалился Никита. Я не видел его, но слышал громкое дыхание и дурацкое хихиканье.
   – Я практически счастлив, – пробормотал парень.
Я только усмехнулся. Желания говорить не было. Повернув голову, я, открыв глаза, столкнулся с взглядом Никиты. Глаза его из прозрачно-серых стали словно голубыми. С мокрыми волосами и счастливой улыбкой он выглядел потрясающим. Словно русал из сказки. Только без хвоста.
   Я не мог оторвать от него глаз. Правильные черты лица, ровный маленький нос… Мокрые ресницы. Мокрая кожа…
С лица сползла улыбка, и отчего-то где-то внутри защемило. Заболело так, что я сбился с дыхания и отвернулся, закрывая глаза и неосознанно проверяя, на месте ли сердце, которое так резко дало о себе знать.
   Вздохнув, я поднялся, уселся и посмотрел на горизонт. Безмолвно прекрасное море спокойно шумело, готовое вот-вот поглотить пьяное солнце. Оно растворится в нем, остужаясь после жаркого дня. Вот поэтому, кажется, ночью вода казалась кипятком.
Здесь звезды кажутся невероятно яркими и невообразимо далекими. Но от этого, от осознания, какой ты на самом деле ничтожный в этом мире, маленькая карликовая планета под названием Плутон казалась такой значимой, пусть даже и было это чувство иллюзорным и ничего не стоящим.
На моем Плутоне здорово. Это моя прекрасная планета, и в такие моменты я почему-то понимал это особенно четко.
   – Хорошо здесь, – нарушил тишину Никита и, тоже поднявшись, прислонился ко мне, опираясь головой о мое плечо.
   Я повернул голову. Никита, совсем уже не улыбаясь, закрыв глаза, спокойно сидел.
   Если бы это была девушка, я, наверное, был бы самым счастливым в галактике. Закат, шум моря и… не она.
Я все еще смотрел на Никиту. Красивый, и он точно быстро найдет себе избранницу. И как-то будет сидеть, смотря на горизонт, представляя, что их любовь еще больше, чем дорога к горизонту, так же, как и мое бескрайнее одиночество, шумящее, как море, где-то внутри меня…



                *   *  *



   – Море – это просто невероятно! – делился впечатлениями Никита у костра.
   – Это самое прекрасное время, – улыбнулась Инна. – Я думаю, когда-то я приеду сюда и останусь. Каждый раз так думаю. Но потом понимаю, что не могу сойти со своей планеты.
   – Ты про наш Плутон? – поинтересовался Игорь, прижимая ее к себе.
   – Конечно, про него, – хмыкнула Марина.
   – Мы завтра утром пойдем к морю, – произнес Андрей и обратился к Никите: – Так что можешь пойти с нами, если так море понравилось.
   – Мы утром с Сашей пойдем. Хотим с собаками туда пойти, – с восторгом тоже поделился планами парень, зыркнув на меня.
   – Вижу, вы сдружились, – произнес Игорь. – Малой не отходит от тебя. Прям как ты от меня, когда только пришел сюда, – начал вспоминать он.
   – Еще бы про тренировки не забывал, – пробурчала Рита.
   – Между прочим, да. А то и в зимнюю программу пролетишь, – произнес Игорь. – Хорошо, что тогда Сашка мне мозги вправил. Вот сейчас я только понимаю, что тогда тебе, правда рано было выступать на манеже.
   – В смысле? – не понял Никита, удивленно уставившись на Игоря, а потом перевел взгляд на меня.
По резкой перемене настроения Игорь, кажется, понял, что сболтнул что-то лишнее.
   – Ничего особенного, – отмахнулся он, пытаясь перевести все в шутку.
Никита поднялся на ноги и молча ушел.
   – Молодец, – пробормотал я Игорю. – Теперь я враг номер один.
Тяжело вздохнув, я хотел было подняться и найти Никиту, но за плечо меня схватил Гриша:
   – Пусть один побудет…
   – Ладно, – согласился я, оставшись на месте, но решил, что потом должен обязательно с ним поговорить.
Стас, потянувшись, за гитарой, запел песню Трубецкого:
                Шут повесил старенький колпак.
                Лысая башка трещит от глупых песен.
                Тяжкое призвание – дурак.
                Врут, кто говорит, что смех полезен.
                Грим скрывает тысячи морщин.
                Сизый нос опух от табака и пьянства.
                Маленький беззубый Арлекин.
                Дуралей устал от хулиганства.
Я прошатался по лагерю, зная, что Никиту вряд ли найду. И, покурив у своего дома, зашел внутрь и лег спать.


   Рано утром я столкнулся с Игорем и решил помочь ему выгулять собак.
   – Я вчера лишнее ляпнул, – произнес он, наблюдая за собаками, что бесились точно так же, как вчера бесился Никита.
   – Ничего, – отмахнулся я, подбирая камушки и бросая их в море.
   – Он в самом деле давно не тренировался, – тяжело вздохнул Игорь. – Боюсь, он воспринимает это как какое-то приключение.
   – Пусть воспринимает, пока молодой, – ответил на это я.
   – Просто я видел таких. Обычно они в цирке долго не задерживаются.
   – Я думаю, ему тут нечего делать, – сказал я правду, со всей силы бросив камень как можно дольше.
   – А ты жалеешь, что теперь здесь? – посмотрел на меня он, отчего-то погрустнев.
   – Я не видел свою семью почти шесть лет, – тяжело вздохнул я. – Тогда мне казалось, что мои проблемы неразрешимы, сейчас самому смешно от этого.
   – Значит, бежать не было выходом? – уточнил Игорь, почесывая за ухом одну из своих собак, что принесла ему какую-то деревяшку.
   – Я не знаю, который выход был бы правильным, – пожал я плечами. – Если бы я знал…
   – Надо было не брать тебя тогда, – расхохотался парень.
   – Я не могу тебе сказать спасибо или сказать, что ты поступил неправильно, – пробормотал я, снова уставившись на горизонт.
   – Ты сам выбрал себе судьбу, а мелкому ее определили Ритка и Димон. Я помню его мелким совсем… И почему-то я был уверен, что он обязательно будет жить манежем.
   – Сейчас он думает, что так вот жить – весело и беззаботно. Вечная романтика больших дорог и оваций.
   – Прям как ты, – хмыкнул он.
   – Вот именно, – тяжело вздохнул я, – и я за него волнуюсь, кажется, как о младшем брате. И мне не хочется ему такой же судьбы, как моя. Мне неплохо на твоем Плутоне, но есть планеты больше нашей. Понимаешь?
   – Понимаю… – тоже вздохнул Игорь.

      Солнце неимоверно пекло, и среди вагончиков находиться в такую жару казалось адской пыткой. Я прошатался полдня в поисках Никиты и только после обеда узнал, что он ходил на море с Андреем и Мариной.
Но в данный момент мне было не до этого. На носу было вечернее представление, и люди уже приходили, занимая места внутри разноцветного купола цирка.
   Поймав Никиту за руку, я хотел было попросить парня вечером поговорить, но он, злобно на меня зыркнув, дернул свою руку и ушел.
Я в недоумении посмотрел ему вслед, но решил не трогать его сейчас.
   Уже когда все ряды опустели и все, наконец, затихло, Никита снова куда-то запропастился. Я, медленно шагая с кухни, передумав идти к себе в кемпинг, пошел на прогулку по лагерю.
Половина народу уже давно ушла к пляжу и до сих пор не вернулась, часть сидела на кухне, лениво потягивая охладительные напитки и смотря телик, часть забилась по своим углам или занималась полезным для всего лагеря делом.
Прошатавшись без дела битый час, я все-таки вернулся в вагончик и завалился спать.

      Утро здесь, у моря, казалось практически прозрачным. Я, уже когда шел к морю понимал и помнил, каков вид откроется передо мной, потому что рассветы здесь были невероятные. Солнце, словно из кратера вулкана, медленно поднималось, разливая по небу огненно-красную лаву.
Спустившись к пляжу, я увидел знакомую тонкую фигуру в черной кофте с капюшоном, что стояла без движения, пялясь куда-то вдаль.
Я направился к нему, надеясь, что он меня выслушает.
   – Привет, – пробормотал я, остановившись около парня.
Никита, никак не отреагировав, по-прежнему молча пялился в небо.
   – Ты думаешь, что я должен извиниться, но я не считаю, что должен делать это, потому что волнуюсь за тебя, – продолжил я.
   – Я только тебе сказал о том, как мне хочется этого, – пробормотал Никита. – Это было так подло с твоей стороны…
   – Никит, я тебе и тогда сказал, мол, согласен с твоей мамой, – раздраженно ответил я. – Ничего нового ты не узнал.
   – Нет, – опустил он голову. – Теперь я знаю, что не могу тебе доверять. Ты меня не понимаешь. Ты совсем меня не понимаешь. И все, что я хотел бы тебе сказать, уже не имеет значения. Кто знает, может, ты в следующий раз поддержишь идею посадить меня в психушку или вообще выгнать отсюда.
   – Ты говоришь ерунду, – покачал я головой.
   – Не могу на тебя злиться, – тяжело вздохнул парень, повернувшись ко мне.
   – Я верю в тебя и знаю, что ты можешь. И больше всего мне не хочется, чтобы ты опускал руки.
Парень, чуть улыбнувшись, крепко меня обнял, на что я ответил тем же, понимая, что он на самом деле уже не злится.
Его волосы пахли морем, а сам он был теплым, словно солнце, медленно поднимающееся над нами.

   – Когда я сюда пришел, – рассказывал я, медленно шагая с Никитой обратно к Плутону, – меня на манеж выпустили только на второй год моего пребывания здесь.
   – А до того что ты делал? – поинтересовался парень.
   – Помогал просто со всем здесь. У меня же не было такого таланта, как у тебя, – улыбнулся я.
   – Это все от родителей, – смутился он.
   – Но ты же тоже над этим работал?
   – С пяти лет, – ответил парень. – А ты, кажется, театральное закончил…
   – Да.
   – А что потом? Как ты оказался здесь?
   – Я просто не нашел общего языка со своими родителями и подумал, что сбежать – единственный выход, – вздохнул я.
   – Ты сбежал из дому?! – изумился Никита. – Да ладно?!
   – Я был совершеннолетним и по закону мог идти куда угодно, – пожал я плечами.    – Но я не скажу, что это было разумно.
   – Скучаешь по родителям? – грустно спросил парень.
   – Очень, – выдохнул я, закрыв на секунду глаза и представив лицо матери и ее заботливые руки. Грозного отца, который просто хотел для меня всего наилучшего. И брата, который никогда в детстве не оставлял меня и носил на руках, когда я сбивал колени во дворе.
   – А почему ты не хочешь их проведать? – спросил Никита.
   – Это не так просто, – покачал головой, – боюсь, они даже не захотят видеть меня…
   – Думаю, ты ошибаешься.
   – Знаешь, почему я тебе это говорю? – решил я перевести тему.
   – Зачем? – пристально посмотрел на меня Никита.
   – Затем, чтобы ты никогда не убегал от своих проблем. Что бы ни случилось, бегство – это не выход.
   – Я запомню, – улыбнулся Никита. – Знаешь, ты когда-то приводил мне пример с картиной, – резко перевел тему Никита.
   – С какой картиной? – поинтересовался я.
   – Когда мы говорили о чувстве прекрасного…
   – Да, помню, – вспомнил я.
   – Так вот, я долго думал над этим и пришел вот к чему. Можно ли любовь приравнивать к искусству? Ведь когда нам нравится человек или когда мы его любим, обычно он нам не надоедает даже спустя долгие годы. В чем тогда дело?
   – Ты слишком романтичен… – усмехнулся я. – Я не говорил тогда, что картина когда-то тебе перестанет нравиться. А вот любить по-особенному ты ее перестанешь.
   – Значит, тогда я не понимаю, в каком мире я живу, – грустно ответил Никита.
   – Просто со временем я стал воспринимать цирк как старую возлюбленную, к которой я привязался. И у нас общее детище, общая жизнь, и уйти от нее будет весьма трудно.
   – Так, как и в любви? – покосился на меня парень, улыбнувшись.
   – Да, как в любви, – согласился я.
   – Беру свои слова о том, что ты сухарь, обратно, – расхохотался Никита.
   – Лады, – тоже улыбнулся я, посмотрев на смеющегося парня.




                *   *   *




      Как и планировалось, после всего мы отправились с ночевкой на рыбалку. Никита был в восторге от такой идеи и тоже пошел с нами. День пролетел быстро и незаметно. Мы наелись рыбы, приготовленной сразу на огне, и, греясь у костра, слушали море, попивая домашнее вино, купленное у бабушек. Я, конечно, планировал спать на свежем воздухе, но, увы, из-за погоды это было проблематично, поскольку к вечеру значительно похолодало. Забравшись в палатку, я, укутавшись в спальный мешок, прислушался.
Шумело море, а ветер трепал палатку. Но этот шум убаюкивал, словно самая сладкая колыбель.
   – Саш, – услышал я голос Никиты у палатки. – Саш, проснись…
Я, выбравшись из мешка, расстегнул палатку и увидел Никиту, что, стоя на корточках и держа в руках спальный мешок, дрожал от холода.
   – Можно я к тебе? Одному в палатке очень холодно…
Я посмотрел на него и, тяжело вздохнув, поинтересовался:
   – Сильно замерз?
   – Я же в одних шортах, – произнес парень полушепотом, – и тоненькой толстовке. Недавно только в больнице лежал, и мне туда обратно не хочется.
   – Ладно, полезай, – согласился я.
Парень, улыбнувшись, забрался внутрь и, закрыв палатку, бросил свою ношу. Умостившись, он, наконец, залез в спальник и, свернувшись, облегченно вздохнул.
   – Теплее? – спросил я, тоже обратно кутаясь в свой спальник.
   – Пока нет, – прошептал парень.
   – Если будет совсем холодно, ты говори. Я костер тогда пойду разведу.
   – Нет, не надо, – так же тихо прошептал он.
Я замолчал и уставился в потолок палатки, слыша, как бешено завывает ветер.
Никита дышал тяжело и слишком громко, кажется, пытаясь согреться.
   – Ты там в порядке? – взволновано прошептал я и, чуть выбравшись из спальника, наклонился над парнем и коснулся его лба. – У тебя, кажется, температура, – нахмурил я лоб, видя в полумраке его горящие глаза.
   – Ерунда, – отмахнулся он.
   – Говори честно – трясет?
   – Есть немного, – ответил парень, усевшись.
Я тяжело вздохнул. Потянувшись за портфелем, я вытащил термос и, открутив крышку, налил ему горячего вина, которое я грел для такого случая. Правда, делал я его для себя.
   – Пей, – сунул я ему чашку.
   – Вино? – удивился Никита, принюхавшись.
   – Это горячее вино. Согреет. Пей, – скомандовал я. – Залпом!
   – А можно я к тебе залезу? – уставился на меня в полумраке парень.
   – Куда? – удивился я.
   – В спальный мешок. Чтобы согреться.
   – Ладно, – согласился я, одобряя его идею. На самом деле главное было, чтоб он завтра не заболел. – Пей и залазь. Только бегом!
Никита, залпом выпив все, что было в чашке, кое-как в своем спальном мешке залез в мой, тесно ко мне прижимаясь. С трудом я застегнул молнию, а Никита уже прижался ко мне в тот момент, когда я не знал, куда мне деть вторую руку.
   – Мда-а, – пробормотал я.
   – Неудобно? – прошептал парень, чуть подняв голову. – Просто положи руку на меня.
Я, просунув руку, положил ее ему на плечо и, перевернувшись на бок, понял, что так мне будет удобнее всего.
   – Не холодно? – спросил я, хотя сам чувствовал, что он уже не дрожит и, мирно умостившись, полностью расслабился, размеренно дыша мне в ключицу.
   – Нет, – прошептал Никита, по всей видимости, довольно улыбаясь, – мне хорошо.
   – Вот и славно, – ответил я на это. – Спи.

      Уснул я практически сразу. Наверное, как и Никита.
Проснувшись утром, я, открыв глаза, увидел в своих объятиях Никиту, что мирно спал на моей руке.
А еще его спальник был, наверное, расстегнут до половины, потому что я чувствовал горячие ладони у меня на груди, а моя вторая рука отчего-то лежала у него на талии.
   Так непозволительно близко и так стеснительно приятно и тепло, что от чувства неловкости у меня, наверное, и щеки загорелись.
Осторожно оторвав руку, я вытащил ее и потянулся к молнии и этим, кажется, разбудил парня.
Открыв спальный мешок, я поднялся, так же осторожно вытягивая свою вторую руку из-под его головы.
   – М-м-м, – сонно пробормотал он, завертевшись. – Саша, – прошептал он, расплываясь в улыбке.
От непроизвольного возникнувшего ниоткуда желания его коснуться я на секунду от изумления забыл все слова и отвел взгляд, теряя такую пугающую меня мысль.
   – Пойду поплаваю. А ты спи, – полушепотом произнес я и наконец полностью выполз из спальника и, выбравшись из палатки, выпрямился, чувствуя покалывание в затекшей руке и ногах.
   Сняв кофту, я направился к морю, по дороге стаскивая футболку и спортивки.
А в голове все еще был ясный образ Никиты – сонного и шептавшего мое имя…



   Вечером мы снова вернулись на свою планету, которая встретила нас как героев с наловленной рыбой.
От плаванья приятно ныло тело, и я знал, что ночью снова буду спать как убитый, и сниться мне будет синее море.
Но снилось мне отнюдь не оно.
Мне снился родной дом, где я не был практически шесть лет, и мама, стоящая спиной ко мне.
   Я так и не рискнул коснуться ее плеча и, выйдя из квартиры, оказался у своего кемпинга.
Навстречу мне, сбегая по ступенькам, бросился Никита, что-то говоря без остановки.
   Но от его слов камень на душе словно тяжелел, хотя я не уловил ни слова.
Махнув на меня рукой, парень ткнул мне в руки страшно испачканную вещь, всю в каких-то подтеках, земле и крови.
Я испуганно отстранился от него, но он настойчиво совал мне эту тряпку, улыбаясь своей светлой улыбкой.
Я, сдавшись под его напором, взял вещь, и тут до меня с ужасом дошло: это платье той самой фарфоровой небесно-прекрасной куклы.
   – Где ты взял это? – поинтересовался я, схватив его за плече.
   – Оно мое, – ответил он, уставившись на меня испуганно и непонимающе.
И тут до меня дошло, что платье испортил я…
Очнувшись в холодном поту от неприятного сна, я, поднявшись с постели, вышел на улицу, где еще была ночь.
   – Что творится у меня в башке? – пробормотал я сам себе, схватившись за голову.


                *   *   *



   Я стоял на берегу моря, мысленно благодаря его за прекрасные дни, проведенные здесь. Вчерашний вечер был заключительным, и планете Плутон надо было отправляться дальше.
   – Саш! – услышал я свое имя и, повернувшись, увидел Никиту, который бежал ко мне со всех ног.
Ветер трепал его волосы, а брызги воды летели во все стороны, словно миллионы драгоценных камней.
Парень врезался в меня, обнимая за шею. От неожиданности я почувствовал, что теряю равновесие, и, под весом хохочущего парня шлепнулся в воду.
Никита упал на меня, приложившись лбом о мою голову. Смешная, наверное, была картина, но от удара из глаз посыпались искры.
   – Никита, твою мать, – огрызнулся я и, открыв глаза, увидел парня совсем близко, который одной рукой упирался мне в плечо, а второй потирал свой лоб, сощурившись от боли.
Никита, встретившись со мной на секунду взглядом, медленно поднялся и, улыбнувшись, подал мне руку.
   – Не рассчитал, – хмыкнул парень.
   – Ну да, – пробубнил я и, взяв его за руку, второй рукой оттолкнулся, поднимаясь на ноги. – Теперь я весь мокрый из-за тебя…
   – Я тоже, – развел он руками. – Но надо же было напоследок искупнуться.
   – Дите, – тоже улыбнулся я, потрепав парня по голове.
Чуть подумав, я, резко закинув его на плечо, потащил в воду и отпустил, окуная Никиту с головой.
   – Ах ты! – зарычал он, вынырнув и отплевываясь, и набросился, тоже заваливая меня в воду.
Набесившись, мокрые с головы до ног, мы стояли на берегу и смотрели, как медленно всходит солнце в нашей солнечной системе.
   – Хочу вернуться сюда, – произнес Никита, тяжело дыша от наших водных забав.
   – В будущем году вернемся, – улыбнулся я и по-дружески чуть притянул его к себе. – Точно вернешься…
Никита, посмотрев на меня, шумно выдохнул и обнял, уткнувшись носом в мое плечо.
От неожиданности я было растерялся, но потом спокойно усмехнулся и тоже обнял парня, сжимая его в ответных объятиях.
   – Хочу вернуться с тобой, – пробормотал он.
Я, отстранившись, похлопал его по плечу.
   – Значит, вернешься со мной.



                *    *      *



   Осень полностью вступила в свои законные права, окрасив все вокруг во все оттенки красного и желтого. Даже несмотря на это, вовсю разгулялось бабье лето.
По утрам, конечно, уже было прохладно, и день не был таким бесконечным. Мгновение ночи растягивалось на часы…
Ловя в воздухе запахи костров, я курил, наблюдая, как Никита бегает за собаками, или, может, это они за ним носились, высунув свои языки, гавкая и набрасываясь, лизали в щеки.
Где-то неподалеку на гитаре играл Стас.
От солнечных лучей становилось хорошо и приятно на душе. Словно они забирались куда-то внутрь тебя и оставляли там частички своего света. Медленно просыпалась, потирая глаза, тоска по лету.

      Игорь, Стас, Гриша, Андрей и Никита толпились у моего вагончика. Вообще-то, мы сегодня смотрели бокс. Сначала собрались на тесной кухоньке, но Инна с Ритой и Аней нас оттуда погнали, и мы пришли ко мне.
Сам бой, конечно, еще не начался, и в лагере Плутона отчего-то было слишком шумно. Гавкали собаки, весело хохотали на кухне бабы, где-то, у противоположного края, у костра кто-то пел на гитаре и оттуда тоже доносился шум.
      Сегодня у цирка было последнее представление, и поутру планировалось собираться и отправляться в путь, поэтому некоторые решили позволить себе расслабиться. Игоря долго уговаривали взять к боксу что-то с градусом, и, в конечном счете, он сдался.
   До боя оставалось что-то около часа, а часть народа уже была довольно пьяная.
Отчего-то все решили что в вагончике всем будет тесно, и мы соорудили небольшой кинозал прямо перед входом в мой кемпинг.
Где-то во втором часу Никита что-то пробормотал мне на ухо, на что я утвердительно качнул головой и дальше прилип к телику. А парень, поднявшись, скрылся в моем вагончике и больше не появился.
Я потом так и понял, что он, по всей видимости, выпил лишнего и уснул.
Это нам пара бутылок пива были нипочем, а вот Никите двух было вполне достаточно.
   – Тебе помочь затащить телик? – поинтересовался Гришка, когда все планировали расходиться по своим кемпингам.
   – Пусть тут стоит, – отмахнулся я. – И там Никита спит. Разбудим еще.
   – Малой к тебе привязался, – усмехнулся Игорь, похлопав меня по плечу. – Пусть спит. Я сейчас Ритку на кухне встречу, скажу, что он уснул в твоем кемпинге, чтобы не искала.
   – Ага, – пробормотал я.
   – Ну, давай, – пожал мне руку он. – А то вставать рано.
Все медленно разбрелись, и, вдохнув пропитанный кострами воздух, я, выудив сигарету из пачки, закурил.
Плутон практически затих. Слышались только разговоры на кухне. Похоже, там еще спать не собирались.
   Зайдя внутрь, я тяжело вздохнул, увидев, что на краю постели спит Никита.
Вытащив тихонько из шкафа дополнительный плед, я укрыл парня и, переодевшись, надел футболку, хотя обычно спал без нее. Как-то мне было неловко спать с ним полуголым.
   Забравшись в постель, я пару секунд полежал на одном боку спиной к спине с Никитой, но так я спать не привык и, в конечном счете, повернулся на другую сторону, закрыв глаза.
Открыв их, я увидел перед собой спину спящего парня, спокойно сопевшего и видевшего, наверное, десятый сон.
   От него веяло таким теплом, что даже лежа с ним рядом, я ощущал это. А сердце отчего-то слишком громко стучало.
Отчего может быть такое трепетное волнение, когда рядом с тобой спит мальчика, к которому ты относишься практически как к родному младшему брату? Отчего сердце так стучит, не переставая?
   Парень, завертевшись во сне, повернулся и, чуть поерзав, снова размеренно засопел, но уже лицом ко мне, сжимая в руках край пледа, которым я его накрыл пару минут назад.
   Я, естественно, видел, что он еще тот красавчик. Но взрывной характер, глупые шутки и выходки часто портили впечатление о нем. Но сейчас, когда он спал, мне казалось, что передо мной просто фарфоровое творение. Неживая кукла, хотя его ресницы подрагивали, а рот был чуть приоткрыт. И я не мог понять, почему не могу оторвать от него глаз. Оттого, что он так прекрасен, когда вот так спит?
   Я закрыл глаза, пытаясь прогнать навязчивое ведение фарфоровой куклы из сна.
Но перед глазами возник образ Никиты, который медленно двигался, повторяя свои движения для сольного номера под куполом цирка.
Изящно. Красиво. Но я же не раз видел Риту, делающую то же самое, или Диму, который умел исполнять и не такие трюки. Тогда почему мою память будоражила только эта картина?
   А что, если коснуться его только раз? Потрогать кожу, чтобы просто убедиться, что это не кукла спит передо мной? Или коснуться его губ, чтобы ощутить тепло живого тела?
   Я сглотнул и, широко открыв глаза, перевернулся на спину, устремив взгляд в потолок.
И что за мысли у меня в голове? Наверное, я совсем схожу с ума…

      Я долго не мог уснуть и вообще отвратительно спал. Ворочался и боялся во сне случайно зацепить Никиту. Крепко я, кажется, уснул, только когда начало светать…
   Кто-то теплый и пахнущий морем прижимался ко мне. Размеренное дыхание убаюкивало, а одной ладонью я чувствовал мягкую и приятную на ощупь кожу и теплоту внутри груди. Чья-то маленькая ладонь касалась, кажется, глубоко спрятанного сердца. Я словно погружался в приятную, окутывающую меня с головы до ног бездну теплого моря. На языке – солоноватый привкус воды и тело медленно тянет вниз.
   Открыв глаза, я увидел Никиту, что спал на мне, положив свою ладонь мне на грудь. Моя левая рука была у него на плече, а на правой он лежал. Замысловатая картина.
Оторвав руку от плеча парня, я, слушаясь секундного непреодолимого желания, осторожно коснулся его щеки и испуганно одернул руку, осознав, что разбудил.
Никита, завертевшись, перевернулся, высвобождая меня от своих оков.
Не теряя возможности, я встал с постели.
   – Доброе утро, – пробормотал Никита, потянувшись к моей подушке и обнимая ее. Он словно сладко мурлычет от удовольствия, снова закрывая глаза.
   – Доброе, – произнес я. – Я ночью решил тебя не будить, – словно оправдывался я.
   – У тебя так хорошо здесь спится. И тихо здесь так по ночам, – ответил он, снова открыв глаза и покосившись на меня. – А чего ты встал уже?
   – Я курить, – ответил я. – И кофе пойду сварю, а то надо начинать собираться.
   – А можно я с тобой поеду? – спросил парень, усевшись на постели.
   – Я за рулем, если ты помнишь, – произнес я.
   – Значит, будет тебе не скучно, – улыбнулся Никита.



                *   *   *



   Осень прошла, оставив после себя странный и необъяснимый осадок внутри. Я на самом деле не понимал, откуда в моей душе появилось столько старой опавшей листвы, которая начинала медленно разлагаться внутри, не давая по ночам спокойно спать. Это груз внутри становился тяжелее день ото дня. Словно лето, уходя, забрало что-то очень важное или, наоборот, подарило, лишив меня покоя.
   Я иногда ловил себя на мысли, как жадно я глотаю слова этого паренька, что постоянно был рядом. Как необъяснимо и откровенно нехорошо мне порой становилось рядом с ним. Мимолетные касания, веселый хохот, отточенные движения… Я старался вообще не ходить на его тренировки, чтобы часом не уставиться на него, не отрывая глаз, словно на звезды в безоблачном небе, на которые можно смотреть вечность.
Декабрь встретил холодными проливными дождями. Нам от этого было не совсем хорошо    – приходилось тщательнее выбирать место для купола. Сложнее было во всем. Плюс ко всему планету Плутон накрыла запоздала осенняя депрессия.
Никита после выматывающей тренировки отчего-то пришел снова ко мне, стащив кофту, завалился в постель и, пробормотав что-то невразумительное, уже через пару минут равномерно сопел. Выключив телевизор, я накрыл паренька пледом и, накинув куртку, вышел под мелкий и страшно раздражающий дождь, что лил уже несколько часов подряд.
На кухне пахло едой и малиновым чаем. За столиком, втыкая в телевизор и кутаясь в одеяло, сидела только Марина. На столе остывал ее чай, а чуть дальше, кажется, кто-то копошился, готовя ужин.
   – Привет, – поздоровался я.
   – Привет, – махнула мне рукой она. – Что, тебе тоже не сидится в кемпинге?
   – Нет, – ответил я, и зайдя на кухню, увидел там Аню и Ритку, что шаманили, что-то готовя. Рома сидел на стуле и чистил огромную гору картошки, слушая в наушниках плеер.
   – Привет всем! – поздоровался я. – Чаю не сделаете?
   – Сейчас, Сашенька, – произнесла Аня, замешкавшись.
   – Я могу и сам сделать, – предложил я, но Рита, злобно на меня зыркнув, указала мне на дверь, держа в руках разделочный нож.
   – Понял-понял, – улыбнулся я, покидая их территорию.
   – Мерзкая погода, – пробормотала Марина, взяв в руки чашку.
   – Да, неприятная, – согласился я. – Половина народу вообще попряталась.
   – Да сейчас ужин готов будет, стянутся все на кухню, – хмыкнула девушка.
На кухоньку зашел Дима и, поздоровавшись, уселся рядом.
   – Мелкий у тебя снова уснул, что ли? – спросил Димка, обратившись ко мне.
   – Пришел, что-то пробубнил и уснул, – отмахнулся я.
   – У него на следующей неделе первое выступление, а он ворон ловит, – тяжело вздохнул он.
   – Почему ловит? – поинтересовался я.
   – Я его на прогон палкой загоняю, – раздраженно пробубнил Дима.
   – Зато из моего кемпинга палкой не выгонишь, – отшутился я.
   – Да он зеленый еще, – отозвалась Марина. – В смысле, дикий еще. По гостям ходит, все ему круто да весело…
   – Это да, – согласился я. – Пройдет.
   – Все равно я за него волнуюсь. И Ритка тоже… – тяжело вздохнул он, покосившись на дверь кухни.
   – Это естественно, – улыбнулась Марина, – он же ваш сын.
   – Сашка, ты присмотри за ним, если он чаще тебе на глаза попадается, что ли, – попросил Дима.
   – Сашка! – крикнула с раздачи Аня. – Чай просил?
   – Да-да, – спохватился я, поднявшись, забрал свой чай и снова уселся за стол.
   – Я присмотрю, – ответил я Диме на его вопрос.


                *   *   *


   – Итак, – начал я торжественно, вырвав у толпы восторженные овации своим появлением, – на планете Плутон у одного из кратеров заблудился наш маленький лунный принц, над которым даже сила притяжения не имеет власти. Встречайте, лунный принц планеты Плутон!!!
   Зрители бурно захлопали, а свет погас. Быстро спрятавшись, я увидел Никиту, который вот-вот должен был выйти на манеж, осторожно на секунду прижал его к себе и шепнул на ухо:
   – Удачи!
Никита, схватив меня за руку, испуганно на меня уставился.
   – Пора, – пробормотал я, сжав его пальцы.
Никита, утвердительно качнув головой, отпустил мою ладонь и шагнул вперед…

   – Это так волнительно, – произнес Никита, когда после общего празднования дебюта мы сидели на ступеньках, пока я травился никотином.
   – Я так понял, ты хотел это в первую очередь мне рассказать, а тебя обступила толпа, – усмехнулся я, вспоминая, что весь вечер Никита то и дело косился в мою сторону.
   – Есть немного, – улыбнулся парень.
   – Рассказывай, – пихнув его в плечо, произнес я.
   – Сначала я так испугался. Руки и ноги дрожали… А потом, знаешь, словно отпустило. И когда я опустился обратно в середину манежа… Боже, Саша, это невероятные ощущения!
   – Ты когда за руку схватился я, на секунду было подумал, что струсишь, – отшутился я.
   – Если бы не ты, наверное, струсил бы, – произнес Никита и, положив голову мне на плечо, обхватил мою руку, крепче прижимаясь. – Спасибо тебе.
   – Да не за что, – пробормотал я и, сделав глубокую затяжку, уставился куда-то в сторону, чувствуя себя неловко. – Ты бы так близко не сидел, – еще тише произнес я, – я же курю.
   – Все в порядке, – тоже тихо произнес он, – мне нравится.
   – Запах сигарет? – удивился я.
   – И сигарет, и ты тоже пахнешь хорошо.
Я повернул голову и уставился на Никиту, который, с закрытыми глазами и довольно улыбаясь, прижимался к плечу щекой, крепко стискивая мою руку чуть выше локтя.
   – И чем я пахну? – поинтересовался я.
   – Не знаю, – чуть пожал он плечами.
Выбросив сигарету в сторону, я потрепал его по голове и, чуть наклонившись, принюхался, снова проверяя, не кажется ли мне.
   – А ты пахнешь морем, – серьезно пробормотал я, снова отстраняясь от него.
И от этого мне было невыносимо больно и грустно…

      Зима прошла на удивление спокойно, что не могло не радовать всех жителей Плутона.
Первый день весны встречали с радостью. Конечно, еще целый март впереди, да и апрель бывал тяжелым, но уже было проще. Даже в моральном плане. Дня понемногу становилось больше, и коротать ночи было все проще.
      После небольших посиделок на кухне мы с Никитой вернулся в мой кемпинг. Последние два месяца он вообще зачастил, и Игорь шутил, что мне пора ставить ему кровать, чтобы ему потом не надо было возвращаться в свой кемпинг к Диме и Ритой.
Покурив, я зашел внутрь. Никита молча стоял, опираясь на шкаф, и странная и необъяснимая аура царила около него.
   – Саш, ты когда-нибудь в чем-то разочаровывался? – поинтересовался парень, уставившись куда-то в сторону.
   – Ого, какие вопросы, – улыбнулся я, усаживаясь на край постели.
   – Нет, правда, – пробормотал он.
   – Смотря что считать разочарованием… Вот мои родители, наверное, разочаровались бы, если бы знали, где я сейчас. Но это разочарование из-за того, что они слишком меня любили и сильно опекали. А есть то, когда ты чего-то ждешь и это себя не оправдывает. Разочарование от любви и больших надежд – разное, – начал я.
   – Мне казалось, это только во втором случае работает, – тяжело вздохнул юноша, – впрочем, это неважно. Я не знаю, как обозначить свои чувства.
Повернув голову, я посмотрел на Никиту, что так же стоял не двигаясь.
   – Что у тебя случилось? – спросил я.
   – Я раньше думал, что арена цирка – это то, чего мне на самом деле больше всего хочется. А сейчас такое чувство, что это все – пыль на моей обуви, и что есть то, что гораздо важнее, то, чего мне хотелось бы куда больше, чем оваций публики, – ответил Никита и посмотрел на меня отчего-то настолько печально, что мне захотелось его обнять и, как обычно, потрепать по волосам.
Я ощущал к нему свою дикую привязанность, и, несмотря на это, я знал, что ему здесь делать нечего. Плутон слишком маленький для такого человека, как Никита.
   – Тебе надо линять отсюда, – вздохнул я, отвернувшись от пацана, – тут тебе делать нечего.
   – Думаешь, – хмыкнул он, – дело именно в этом?
   – Да, – ответил я, – тут тесно для тебя. Тебе, Никит, надо искать чего-то другого. Остаться где-то, осесть там, найти работу и жить нормально, а не в кемпинге от города к городу. Тебе нужно путешествовать, но не так. Надо жить ярко и красочно, но не цирковой ареной. Плутон – не твоя планета. Она маленькая для тебя, – попытался я объяснить ему. – Я не говорю, что цирк – не твое. Тебе просто, может, надо найти цирк больше нашего, с хорошей рекламой, и там сиять.
   – Я когда-то говорил тебе у моря, что ты меня не понимаешь, – совсем погрустнел парень. – Саш, если я так сказал, значит, так и есть. Ты делаешь это из рук вон плохо, а мне от этого больно.
   – О чем ты? – не понял я, нахмурившись.
   – Значит, мне надо просто уехать? – спросил Никита, опустив руки. – Вот как ты думаешь?
   – Не отходи от темы, – попросил его я, внимательно вглядываясь ему в лицо.
Никита опустил глаза, подойдя ко мне, наклонился и, прикоснувшись к моим губам, отстранился, молча стоя передо мной с пылающим лицом.
   – Т-ты че-его, – офигев, заикаясь, произнес я, от удивления чуть ли не роняя челюсть и на автомате закрыв ладонью рот.
   – Никита, – громче позвал его я, встав на ноги и отойдя от него, – что это было?
Парень грустно на меня посмотрел, и мне показалось, что вот-вот, и он заплачет от обиды.
   – Как это понимать? – еще громче поинтересовался я.
   – Буквально, – выдохнул он, – понимай это буквально.
   – Ты, – начал я и замолчал, не зная, как правильно сформировать вопрос. – То есть тебе, – опять замолчал, чувствуя, как от изумления отвисает челюсть, а щеки тоже начинают гореть от неловкости сложившейся ситуации.
   У нас в театральном была парочка таких. Одни прятались, другие, наоборот, яро выставляли свои отношения напоказ, плюясь ядом и огрызаясь на всех, кто даже посмотрит на них косо.
   А я смотрел на них всегда удивленно и с опаской. На самом деле, в моей голове не совсем помещался тот факт, что два парня могу быть в каких-то отношениях. А вопрос о том, как же они занимались сексом, вообще вводил меня в ступор. Я, наверное, и понимал, что к чему у них, но отказывался принимать, и отрицания во мне было куда больше, чем интереса.
Я сглотнул, не решаясь сказать это вслух и, наверное, откровенно не желая слышать ответ.
   – Давай закончим этот разговор? – предложил я, пытаясь выбраться из неловкой ситуации.
   – Ты в этом не виноват, – произнес Никита, отвернувшись от меня. – Раньше я думал, что цирк – это мое все. Старался карабкаться вверх, лететь и чувствовать адреналин. Бояться сорваться. Чувствовать страх. Я строил иллюзии, в которых я любил только высоту. Вот поэтому мне так важно было тогда попасть в программу.
Я слушал, ощущая, как все внутри сжимается от его слов. Он говорил грустно, но в тот же момент как-то равнодушно. От этого тона мне становилось не по себе.
   – В цирковом я ни к кому никогда ничего не чувствовал и никого не любил. Они все носились за мной толпами. Но я знал, что не такой. Знал, что мне неинтересно, что под юбкой у очередной якобы влюбленной. Я был влюблен только в манеж Плутона, – вздохнул парень. Помолчав пару секунд, поднял на меня глаза и продолжил:
    – Когда я попал сюда, то со временем понял, что я не буду счастлив одной планетой. Эта мысль вгоняет меня в тоску, и я несказанно разочарован, что это не сделает меня счастливым. Зато я понял, что в мире есть вещи важнее, почувствовал, что могу любить по-другому. Теперь я знаю, чего хочу на самом деле, но не имею понятия, как объяснить тебе. Кроме тебя, я ничего не вижу. Все теряет свой смысл. Воздух. Все эти люди, и гребаный Плутон вместе с ними. У меня в голове только одно на уме… Только ты в моей голове, даже когда я летаю там под куполом, не могу не думать…
   – Хватит, – оборвал его я. – Я сделаю вид, что ничего не слышал.
   – Ты когда-то хотел чего-то настолько сильно, что у тебя срывало крышу от этого? – поинтересовался он, повернувшись ко мне. – Это так больно, – выдохнул Никита, а из его глаз сорвалась слеза и побежала по щеке, теряясь где-то внизу, – так больно, что я хочу умереть от этого. Хочу просто отпустить трамплин.
Шагнув мне навстречу, парень схватил меня за одежду, не позволяя отстраниться.
   – Прошу, Саш, – прошептал он мне это в губы, – дай мне это. Или заставь себе ненавидеть. Растопчи, ударь или просто исчезни к чертям собачим. Это элементарно – просто исчезнуть и оставить меня здесь, как ты советуешь сделать это мне. Я повою, побешусь, разнесу и сожгу все твои манатки, и меня, может, попустит.
Я отодрал его от себя, отталкивая.
Полные слез глаза смотрели на меня умоляюще. Не найдя, что ему сказать, я развернулся и пошел прочь.
   – Ты как-то говорил мне, – крикнул мне вслед парень, – что убегать от проблем бесполезно.
Я остановился и, медленно повернувшись к нему, досчитал до трех и поинтересовался:
   – Как мне не убегать от тебя, если ты меня вынуждаешь?
   – Скажи просто, что я тебе противен, и я уйду, – произнес парень. – Только не жди, что я буду с тобой разговаривать после этого. Мне больно. Больно даже от того, что ты стоишь сейчас и тебе просто жаль меня, – по правой щеке снова покатилась слеза, от чего сердце внутри снова сжалось. – Мне себя тоже жаль.
Теперь он всерьез расплакался, вытирая рукавом слезы, и мне на самом деле было жаль его.
      Я ощущал, что чувства мои к нему где-то внутри пылают незнакомым мне доныне пламенем. Такие теплые и приятные. Мне от них порой становилось жарко. От своих мыслей становилось не по себе, и им было тесно в моей голове. Что это было? Мои мимолетные мысли о поцелуях. Сладостно-болезненные сны. Ощущение ноющей боли внутри, когда я смотрел, как он двигается, и улыбается, и сопит, и сонно бормочет, и ждет, пока я докурю, и вот сейчас, когда так горько плачет.
   Сколько я ощущал ту разламывающую истому внутри желудка, когда украдкой наблюдал за ним? Что я чувствовал на самом деле?
До меня медленно стал доходить тот факт, что я давно уже не привязан к нему как к другу или, может, брату.
Эти чувства будили во мне фонтаны. Эйфория от осознания того, что этот парень, этот невероятно красивый и умный мальчик поцеловал меня и чуть было не признался в любви? Или признался?
   – Ты любишь меня? – вдруг вырвалось у меня, от чего я сам, кажется, ошатнулся.
Слова звучали слишком громко. Им было тесно в этом крошечном вагончике.
Никита, утирая слезы, поднял голову и, кажется, перестав реветь, уставился на меня. Повисла секундная пауза, и я ощутил, как она переполнила меня решимостью.
Все внутри болезненно сжалось в комок, ожидая очевидный ответ. А что потом? А потом что?!
Никита сглотнул и, выдохнул болезненное «Да» и добавил:
   – Я тебя люблю.

Поцелуй был соленым и горьким от его слез. Но слезы и горечь были ничем по сравнению с безграничным желанием, которое я ощущал.
Я не помнил, как я оказался рядом с ним. Я преодолел расстояние между нами в три шага или в два? Он вцепился в меня, целуя, неумело, но жадно, или я?
Я отстранился от него, держа паренька за плечи. Никита тяжело дышал, и его чуть шатало. У меня кружилась голова, и я словно еще ощущал горячий язык у себя во рту.
   – Это из жалости? – спросил Никита, посмотрев на меня, словно побитая собака.
   – Нет, – честно ответил я.

      Тяжелый длинный взгляд из-под нахмуренного лба заставил меня почувствовать себя виноватым. До этого мы сидели за столом вдвоем, обсуждая погоду, и парень прозрачно намекнул, что потом пойдет ко мне в кемпинг. Но это было до того, как к нам подсел Игорь. Никита, молча встав из-за стола, развернувшись, ушел с общей кухни, оставив меня и Игоря вдвоем за столом.
   – Что-то он в последнее время не в настроении, – хмыкнул Игорь, ковыряясь в своей тарелке.
   – Есть такое, – согласился я, не собираясь отрицать очевидное.
После того, когда мы поцеловались и после молча просто уснули в моей постели, наши отношения стали довольно натянутыми и неопределенными. Помимо всего, это очень сильно отобразилось на всех остальных жителях Плутона. Никита ходил мрачнее тучи, день ото дня становясь все агрессивнее по отношению ко мне и все молчаливее по отношению ко всем остальным.
Прошло уже две недели с нашего разговора, и Плутон поменяет третий город, но с Никитой, не считая того раза, мы поцеловались еще раз пять от силы. Правда, то, как мы поцеловались, наталкивало меня на мысль, из-за чего же психует Никита. Во-первых, первым всегда проявлял инициативу он, а отстранялся – я, ставя жирную точку.
   – Ритка вроде говорила, что они перестали ссориться. Может, с тобой чего не поделил, – зыркнул на меня Игорь.
   – Да нет вроде,– пожал я плечами посмотрел на полную тарелку с едой Никиты.
   – Пойду, – пробормотал я, поднимаясь, – отнесу ему похавать да поговорю.
   – Правильно, – поддержал меня Игорь, показав большой палец, – а то из-за его кислой мины над Плутоном скоро пойдет дождь.
Взяв тарелку, я махнул ему рукой и направился в кемпинг Риты и Димы. В моем его точно не было, потому что я закрыл там дверь, собственно говоря, именно из-за него и начал закрывать. А когда у меня было заперто, он шел к себе.
Постучав в дверь, я стал ждать. Но ждать долго не пришлось, и недовольный и угрюмый Никита, каким я видел его последние две недели, открыл мне дверь.
   – Ты не поел, – произнес я, показав в руках тарелку.
   – Я не хочу, – пробормотал парень, но в вагончик меня пустил.
В кемпинге Риты, Димы и Никиты было куда просторнее, чем в моем. У меня вообще был прицеп на колесах, тесный даже для собак Игоря, но зато я был там один. Здесь же было намного больше места, намного больше вещей и, кажется, даже уютнее.
Поставив тарелку на столик, я, сложив руки на груди, развернулся к Никите, что, закрыв дверь, оперся о нее спиной, не сводя с меня глаз.
   – Поешь, пожалуйста, – попросил я. – Ты за две недели сильно исхудал. И так кожа да кости.
   – Я же сказал, что не хочу, – снова повторил парень.
Тяжело вздохнув, я спросил напрямую:
   – Это из-за меня?
   – Нет, – ответил Никита.
   – Я не понимаю, чего ты хочешь, – ответил я, понимая, что Никита врет. – Ведешь себя как избалованный ребенок. Вот как с тобой можно серьезно разговаривать?
   – Я не ребенок, – огрызнулся Никита.
   – Серьезно? – с сарказмом переспросил я. – И ты считаешь нормальным, что я хожу за тобой с тарелками?
   – Тебя никто не просил, – пробормотал Никита.
   – Ладно, – выдохнул я, окончательно разозлившись.
Опустив руки, я направился к двери:
   – Отойди, я выйду, – велел ему.
Никита медленно поднял на меня глаза, виновато на меня посмотрев.
   – Прости…
Секунду поколебавшись, парень взял меня за руку и подступил ближе. Как зачарованный, я смотрел на него, чувствуя, как раздражение исчезает.
   – Я волнуюсь, – полушепотом произнес я, касаясь ладонью его щеки.
Медленно и неторопясь, прикоснулся к губам, целуя осторожно и еле касаясь. От невесомости поцелуя и ответной нежности по телу побежали мурашки. С ним было невероятно приятно вот так целоваться.
Он крепче сжал мою руку, а второй рукой коснулся моей щеки.
Сжав  руку в ответ, я скользнул рукой по его шее и, перебирая пальцами волосы на затылке, углубил поцелуй.
      Оторвавшись от губ, я коснулся руки, которая была все еще на моей щеке и, чуть сжав, невесомо поцеловал его пальцы… Один раз, второй, третий…
Сглотнув подступивший комок, я посмотрел ему в глаза, чувствуя внутри уже знакомую тягучую, словно резина, приятную боль.
   – Не думай ничего лишнего, – прошептал ему я. – Просто мне нужно время, – серьезно и честно ответил я на его немой вопрос.
   – Хорошо, – кивнул Никита, – я понял…

      Я впервые за все время смотрел его номер. То, что я держал за плотно закрытой дверью где-то внутри себя, кажется, по какому-то щелчку было открыто мной самим, когда он мне признался.
То, что рисовало мое воображение, вгоняло меня в краску. Мне становилось неловко от своих видений.
Кто-то говорил, что после признания можно влюбиться. Но с каждым днем мне казалось, будто бы я и раньше его любил. Просто прятал, прятал за дверью, как секрет, как неисполнимую мечту. Как желание летать, летать так, как это делает он.
   Этот лунный принц подарил мне ключи от моих же дверей.
И эти двери отворились, а наружу вместе с моими чувствами выползло еще одно какое-то существо. Оно билось в агонии внутри меня. Это существо хотело поглотить принца. Проглотить и не оставить никому и крошки.
«Оно» было одержимо желанием обладать, исцарапывая изнутри мне грудную клетку и вгрызаясь в шею, требуя свою долю.
Я чувствовал переполняющие меня счастье и страх от этих ощущений.
Овации на секунду заглушили меня. Мне захотелось его поцеловать! Хотя бы поцеловать…
      А потом стащить с него этот костюм, медленно и скрупулезно изучить его гибкое тело и… Сглотнув, я покачал головой, выбрасывая жаркое видение из головы. Если так пойдет дальше, моя одержимость им не будет знать границ.

      Середина апреля не радовала. И второй по счету город встречал нас проливными дождями, отчего всем на Плутоне хотелось спать.
Мы с Никитой за закрытой дверью в моем кемпинге полуголые до пояса, целовались, крепко прижимаясь друг к другу.
   – Можно? – прошептал Никита, потянувшись к моему поясу.
   – А мне? – тоже спросил я, тяжело дыша и чувствуя его член, упирающийся мне в бедро.
   – Да, – выдохнул парень, снова целуя меня.

      Я слышал, как по крыше стучит дождь, нарушая тишину. Никита лежал на моем плече, приводя в порядок дыхание.
   – Хочу больше, – произнес парень, крепче прижимаясь.
   – Прям так чешется? – улыбнулся я, поцеловав парня в висок.
   – Это будет звучать пошло, – тоже улыбнулся Никита, – но мне правда кажется, что внутри все зудит, так хочется.
   – Глисты, что ли? – отшутился я, хихикнув.
   – Дурак, – покраснел парень. – Мог бы промолчать.
   – Знаешь, что я хочу спросить у тебя, – произнес я, чуть сжав его пальцы у в ладони, – ты, ну, был когда-то с мужчиной?
   – Нет, – тихо пробормотал он, – ты первый, – закончил Никита, закрыв глаза.
Я замолчал, чувствуя, как сердце застучало громче. Первый. Это звучало даже волнительнее, чем его признание в любви.
   – Ты же знаешь, – начал я осторожно, – в первый раз могут возникнуть некие трудности…
   – Я знаю, – перебил меня Никита.– А тем более, если партнер в этом тоже профан, – нервно хихикнул он.
   – Прости, я правда… – я замолчал, недоговорив. И, чуть поразмыслив, начал по-другому, крепче прижав его к себе:
   – Не хочу сделать тебе больно.
   – Я тебя расстрою. Первый раз и тебе будет не совсем приятно, – посмотрел на меня Никита.
   – В смысле? – спросил я, но сразу пожалел, потому что ответ и так знал.
   – Тебе будет тесно, – на ухо прошептал мне Никита, от чего меня кинуло в жар.
   – Мне плохо от одной мысли, – пробормотал я.
   – Неприятно? – чуть отстранился от меня Никита. – Не хочу, чтобы ты делал это только потому, что я хочу.
   – Я хочу, – сознался я, – просто от одной мысли кидает в жар…
Никита серьезно на меня посмотрел и, потянувшись за поцелуем, пробормотал:
   – Я тебя люблю.

      В свои законные права вступил май, порадовав нас жаркими днями, отчего у всех поднялось настроение.
Я сидел на раскладном стуле, наслаждаясь теплом. Рита рядом кормила одну из лошадей Марины, отрезая по кусочку яблоко и отдавая животному. А неподалеку Игорь выполнял каждодневную тренировку своих любимых собак.
  - Странно, что Никитка не с тобой, – улыбнулась Рита, отрезая лошадке по имени Мэри очередной кусочек лакомства.
   – По-моему, он Мишке с Ромкой помогает в чем-то, – отмахнулся я от вопроса.
   – Хорошо, что помогает. Я им нарадоваться не могу в последнее время. Как же здорово, что ты есть, Саша.
Подойдя ко мне она положила ладонь мне на плечо, улыбаясь:
   – Ты на него хорошо влияешь.
   – А он на меня – нет, – отшутился я.
Хотя чего шутить? Если учитывать, как я стал распускать руки, то он действительно влиял на меня плохо. От этой мысли мне стало стыдно перед этой женщиной. Зная Риту, был уверен на все сто процентов, что если бы я ей сказал, она бы проткнула бы мне шею тем самым ножом, которым резала яблоко. Эта женщина славилась взрывным характером, несмотря на свою воздушность и красоту.
   А мы с Никитой ни разу не говорили на эту тему. Хотя она, кажется, была немаловажной! В будущем это может вылиться в скандал. Или, может, я когда-то удеру отсюда вместе с Никитой, как удрал когда-то из дома. Но! Побег не выход… И я четко это понимал и никогда бы не смог предать свою вторую семью, как сделал это с первой.
   – Смотри за ним, – попросила Рита. – Я тебе доверяю…

      Мы сидели с Игорем у его с Инной кемпинга, обсуждая всякую ерунду. Уже давным-давно стемнело, и Плутон понемногу погружался в сон.
   – Слушай, – обратился я к Игорю, выбрасывая в сторону окурок, – что бы ты сказал, если бы мне захотелось уйти?
   – Ого, – нервно хихикнул он, – что за вопрос?
   – Просто, – пожал я плечами, – вдруг я захочу вернуться домой…
   – Куда тебе возвращаться? – оборвал меня Игорь. – В дом, которого у тебя нет? Запомни, Саш, Плутон – это твоя семья, и я тебя вряд ли куда-то отпущу.
   – Да тут и так все как семья, – отчего-то грустно пробормотал я.
   – Почему так много тоски в твоей фразе? – заметил Игорь.
   – Боюсь, я слишком ее люблю, – тяжело вздохнул я.
   – Не бойся, – хлопнул меня по плечу Игорь, – это взаимно!

      Ночь казалась душной, жаркой и приторно сладкой. Я не мог оторваться от своего принца, целуя губы, плечи, шею… Пылко, но осторожно и не оставляя следов.
Никита, сжимая меня своими тонкими ногами, пошло ерзал подо мной, провоцируя и испытывая мое терпение на прочность.
Откинув голову назад, он выгнулся, касаясь постели только своей макушкой и локтями, крепче сжимая меня своими ногами, в голос застонал, теряя над собой контроль и изливаясь себе на живот и пачкая мои руки. Я, последовав его примеру, завалился прямо на парня.
Никита, шумно сглотнув, обнял меня, все еще дыша через раз.
   – Я, конечно, с ума схожу, когда ты так стонешь, но если нас кто-то услышит… – прошептал я.
Я слез с Никиты, потянувшись за полотенцем и вытерев парня, осторожно обнял его, притягивая ближе.
   – Ты так быстро кончил, – пробормотал я ему на ухо, – я даже не успел подразнить тебя.
   – Саш, – выдохнул он, – хочу почувствовать тебя внутри… Пожалуйста.
   – Завтра у тебя выступление днем и вечером. Я не могу быть так беспечен, – произнес я, невесомо целуя его.
   – Я люблю твой член, – тихонько захихикал Никита.
   – Пошляк, – пробормотал я.
   – Брось, – заныл парень.
   – Нет, – твердо ответил я.
   – А когда? – поинтересовался Никита, посмотрев на меня в упор. – Давай в понедельник? Там у нас один выходной и потом день дороги. Я за два дня, думаю, приду в себя, – уговаривал меня он.
   – Хорошо, – согласился я.

      Никогда у меня не было девушки, с которой я так долго оттягивал секс. Может, все было от того, что Никита был вовсе не девушкой и по физиологии секс с мужчиной предусмотрен природой не был. Зато таким онанизмом, как с этим мальчишкой, я точно никогда и ни с кем не занимался. А про минет я, пожалуй, умолчу. Сначала было отчего-то неприятно… Но только первый раз. Все было в порядке, ведь это был Никита, и, кажется, мне нравилась каждая частичка его тела.
Похоже, мне очень даже нравилось, что Никита – парень.
И, кажется, я был влюблен в него по уши!

И на самом деле все было не совсем так, как мы думали в наш понедельник. Все было куда сложнее…
Но это нас не остановило. В общем, после того раза Никита, кажется, если бы у него была возможность, вообще бы не слезал с меня.
Между жителями Плутона и мной росла огромная пропасть. Эту пропасть ощущал только я. И она была напрямую связана с Никитой, с которым мне было так сказочно хорошо.
Медленно у меня ехала крыша от того, что я не могу его обнять, где придется, не могу поцеловать, когда так хочется, сесть ближе или банально обнять чуть крепче.
Я проваливался в болото, из которого нельзя было вырваться. Оно снилось мне по ночам, черное, тягучее. А вокруг стояли жители Плутона, и они смотрели, как я медленно тону, как начинаю глотать эту вонючую грязь, захлебываясь. Они стояли, смотрели, и я читал в их взглядах отвращение и презрение.
   И в середине лета, сидя на ступеньках своего кемпинга, я понял, что у меня один выход: я должен был бежать отсюда. Разница была в одном – с Никитой или без него.
   И бежать должен был только потому, что до одури любил родного сына Плутона. Это я был здесь приемным. Это я был неродным.
Я настолько сильно его любил, что не знал, куда себя деть. Мой эгозим переходил все границы. Мне казалось, я когда-то задушу его своей любовью.
Мое сердце никогда не было таким горячим и одновременно не болело так сильно. Я сгорал в этом пламени. До бешеной дрожи и необъяснимых нападений неконтролированого страха быть счастливым.

      Лето пролетело незаметно, словно одно мгновение… И впереди был только наш долгожданный отпуск. Плутон в который раз приехал к морю.
Мы с Никитой выгуливали собак, медленно шагая вдоль пляжа. Вчера вечером у жителей Плутона было последнее представление, и впереди были целых пять дней долгожданного отпуска.
На радостях практически весь Плутон шумел и веселился на пляже, а мы с Никитой, ошалевшие от выпитого, удрали на соседний пляж, занялись любовью прямо в море и вернулись, как ни в чем не бывало. Но после этого решили сходить ночью на пляж, устроить маленький пикник со свечами и всю ночь заниматься любовью. Я был в предвкушении. Потом, если уйти достаточно далеко, мы ничем не рисковали.
   – В прошлом году именно когда мы приехали к морю, я понял, насколько сильно тебя люблю, – улыбнулся Никита, взяв меня за руку.
   – Здесь? – удивился я.
   – Я, конечно, и раньше это понимал. Но здесь…
Парень отпустил мою руку и побежал вперед.
   – Это словно осознать, что ты утонул, – счастливо крикнул он мне. – Словно ты умер от счастья и горя одновременно. Захлебнулся, словно в море!
Я улыбнулся, наблюдая, как собаки, приняв его бешенство и крики за какую-то игру, скачут вокруг него, пытаясь лизнуть ему щеку.
Собаки, наскочив, повалили парня в воду, и тот, весело хохоча, вывалялся весь в воде и песке. Подойдя ближе, я уставился на Никиту, который счастливо подставлял щеки собакам, что ластились к нему все сразу, топчась по ногам.
Парень, подняв голову, посмотрел на меня и так, чтобы это слышал только я и собаки, пробормотал:
   – Саш, я тебя безумно люблю.

      Никита шел, держав в руках свернутое одеяло. Я нес портфель со всем нам нужным. Шли мы долго и, придя на место, обсуждая дела на своей карликовой планете, разложив все, долго с диким хохотом расставляли свечи, обсуждая, как это выглядит. Потом накупались в теплом, словно молоко, море и, нацеловавшись, разместились на пледе, по очереди глотая из горла черный ром.
   – Мне кажется, есть моменты, ради которых стоить жить вечность, – произнес Никита, отдавая мне бутылку. – Как этот, к примеру… Потом и умирать не жалко.
   – Я согласен, – ответил я, потянувшись к Никите, поцеловал его невесомо и пылко, и, отстранившись, сделал глоток.
   – Мной иногда овладевает паника, потому что кажется, что таким счастливым нельзя быть… Ты словно моя планета, как Плутон. Только моя личная.
   – Я об этом тоже думаю, – вздохнул я.
   – Ты тоже это чувствуешь? – спросил парень.
   – Чувствую, – пробормотал я и протянул ему бутылку.
Никита взяв ее в руки, покрутил и, сделав глоток, придвинулся ближе, опираясь о мое плечо.
   – Что мы с тобой будем делать? – поинтересовался я у него, обнимая парня и заглядывая ему в лицо.
   – Ты о чем сейчас? – явно не понял Никита.
   – Я про Плутон. На такой маленькой планете сложно что-то долго скрывать. Мы и так много времени проводим вместе.
   – А мне мало, – хмыкнул он.
   – Понимаю, – пробормотал я. – Но давай серьезно… Нам надо что-то придумать.
   – Мой папаня тебя убьет, если узнает. А мама… Она, наверное, и знать меня не захочет, – тяжко вздохнул Никита. – А про жителей Плутона я молчу. Думаю, нам перестанет быть уютно там.
   – Почему ты так думаешь о своих родителях? – поинтересовался я.
   – Помнишь, ты рассказывал, что твой отец был настолько принципиален, что не говорил с тобой три года из-за того, что ты в театральный пошел?
   – Ну да, – согласился я, а воспоминание о родителях болезненно отдалось где-то внутри.
   – Вот мой отец на самом деле тоже до одури принципиальный. Он знать меня не захочет…
   – Я не хочу стоять между твоими родителями и цирком, – серьезно произнес я.
   – Но они мне не дадут того, что можешь мне дать ты, – нахмурился он.
   – На самом деле, – произнес я, взяв у него бутылку, – я тебе и половину не смогу дать. Плутон и твои родители дадут тебе гораздо больше.
   – Если мне нужно будет выбрать, я без колебаний предпочту тебя, – грустно ответил Никита.
   – Я тоже когда-то сделал выбор не в пользу своих родителей, – погладив парня по голове, произнес я.
   – И что, – раздраженно пробормотал парень, – хочешь сказать, что ты жалеешь теперь?
   – Как тебе сказать, – задумался я и, сделав глоток, снова передал бутылку Никите. – Наверное, да…
   – Скажи еще что жалеешь, что сидишь вот так со мной сейчас, – обижено ответил Никита, чуть отстранившись.
   – Честно? – повернувшись к нему лицом, поинтересовался я.
   – Да, Саш, скажи мне честно!
   – Жалею, – выдохнул я, потупив взгляд в море. – Жалею, потому что полюбил тебя так сильно, что мне страшно представить, что с нами будет. Я словно во второй раз предаю свою семью. Но мне так хорошо с тобой, что даже неудобно как-то. И если бы это было возможно, то я бы связал бы с тобой свою жизнь до конца.
   – Саша, – позвал меня Никита.
Я, повернув голову, встретился с ним глазами. Он смотрел на меня, и я читал в его взгляде все тоже самое, что сам чувствовал.
   – Давай сбежим с Плутона? – предложил парень, взяв меня за руку. – У нас просто нет другого выхода!
   – Мы не можем, – покачал я головой.
   – Но ты же лучше меня понимаешь, что нам нужно будет или расстаться, или сбежать.
   – Понимаю, – тяжело вздохнул я.
   – Я не хочу с тобой расставаться, – прошептал Никита и, подсев ближе, осторожно поцеловал. – Я так сильно тебя люблю, что не представляю, как буду жить без тебя.
   – Ты утрируешь, – улыбнулся я, прикоснувшись ладонью к его щеке.
   – А ты без меня сможешь? – спросил Никита, обнимая за шею и притягивая еще ближе.
   – Смогу, – честно сознался я, целуя его губы. – Но это будет сложно.

      Мы занимались сексом так, как не делали до этого. Его горячие, переполненные страстью стоны отдавались в ушах. Податливый и послушный. Такой любимый и мой.
Мы уснули, только когда солнце медленно стало подыматься вверх, окрашивая небо в кроваво-красный, пьяные от секса и любви.

Мне снова приснился тот сон, и я проснулся от пристальных взглядов, прожигающих во мне дыры.
Укрытые пледом, мы лежали, крепко прижимаясь друг к другу, полностью обнаженные.
   – Проснулся, – услышал я и, испугано дернувшись, повернулся в ту сторону, откуда доносился голос.
На песке, держа в руках нашу недопитую бутылку рома, сидел Димка.
От шока все словно оборвалось и упало куда-то в пятки, а в голове мысли, одна ужасней другой, устроили бешеные гонки.
Поднявшись на ноги, Дима поднял мои плавки и, сделав глоток из бутылки, кинул их мне:
   – Одевайся, – холодно велел он.
Я вышел из состояния оцепенения и, взяв плавки, начал их надевать, не сводя глаз с Димы, на котором не было лица.
   – Саш? – сонно пробормотал Никита, переворачиваясь ко мне и протягивая свои руки.
У Димы от этого, кажется, задергался нервно глаз, а мне стало плохо.
   – Никит, – пробормотал я, – одевайся.
Никита, услышав, мой сдавленный голос, резко подорвался и, увидев своего отца, замер.
   Я же, натянув футболку, поднялся на ноги и отступил от Никиты, что в оцепенении смотрел на отца.
Дима, допив содержимое бутылки, бросив ее на песок и, подойдя ко мне, без объяснений, резко и с силой врезал мне по лицу.
   Я не успел ничего и сообразить, когда второй тяжелый удар пришелся снова по лицу, и от него меня словно развернуло на сто восемьдесят градусов.
Испуганный крик Никиты эхом разнесся по пляжу, а глаза и рот залило кровью. Дима не стал бы мне давать времени оклематься, да и я бы все равно не стал отвечать. Получал я по заслугам.
   – Папа, нет, – закричал Никита, когда третий удар пришелся ногой по лицу.
Четвертый по ребрам, пятый по почкам, шестой в живот…
   – Папа, нет, не надо, пожалуйста, не надо, – услышал я словно из колодца крики Никиты и, открыв глаза через пелену из крови, увидел Никиту, который, вцепившись в Диму, пытался его оттащить от меня.
   – Это не он! Это все я! Это я все! Не надо…
   – Ты сейчас же идешь в лагерь, иначе я его тут же убью и зарою, – полным ненависти голосом произнес Дима, откинув руку Никиты.
   – Хорошо, – шумно сглотнул парень, – что угодно, только не бей его…
   – Одевайся, – скомандовал он, – быстро!
Никита, посмотрев на меня глазами, полными слез, бросился к своей одежде, быстро натягивая ее на себя.
   – Гребаный мудак, – прошипел сквозь зубы Дима, пока я, встав на колени, пытался отплеваться кровью. – Мразь! Ублюдок! Я же верил тебе, кусок дерьма…
   – Пап, пожалуйста, прошу, не надо, – выдохнул Никита, кажется, уже одевшись.
Дима, плюнув в мою сторону, снова ударил, да с такой дури, что, кажется, внутри все превратилось в фарш.
   – Хватит!! Хватит!!! Не надо…
По ребрам пришлось еще пару ударов, прежде чем я понял, что, кажется, отключаюсь.
Из тумана меня вырвали горячие слезы, и, открыв глаза, я видел красное небо и Никиту, что, наклонившись надо мной, в панике не знал, где коснуться, что бы мне не было больно.
   – Саша, – заливаясь слезами, произнес парень.
Дима, схватив его за локоть, резко дернул, подымая на ноги и оттолкнул в сторону.
   – Пошли, – велел он.
   – Но ведь, – всхлипнул Никита, заикаясь от слез, – мы не можем его оставить тут. Ты же избил его! Как ты мог так избить его?!
Звук звонкой пощечины, и все резко затихло. Даже рыдания Никиты.
   – Марш в лагерь, иначе у нас будет разговор по-другому, – злобно зарычал Дима.
Я понял, что они ушли, потому что все затихло, и, перестав бороться, от боли и обиды провалился в болезненную невесомость.
Но спасительная чернота держала в своем плену меня лишь пару секунд, поскольку, когда я очнулся и с трудом поднялся на ноги, увидел две удаляющиеся фигуры не очень далеко от меня.
Я побрел к мору – смывать свой окровавленный грим. Соленая вода щипала лицо. Бровь была, кажется, разбита, из носа тоже шла кровь. Никогда не мог подумать, что у Димы такой удар. Хотя этого и можно было ожидать: у него, как и у Никиты, были крепкие руки.
      Я сидел на пляже до тех пор, пока солнце высоко в небе не нагрело здорово голову, да и чертовски захотелось пить. Резко поднявшись на ноги, я, схватившись за болевшие ребра, плюхнулся обратно на песок.
   Уже медленнее встав и собрав все вещи, я потихоньку направился обратно в цирк. Я, конечно, в данный момент не совсем понимал, как поступить правильно, но был уверен, что Игорь мне подскажет. Наверняка ему-то Димка уже все рассказал, и теперь от его прожигающего взгляда точно не спрятаться. Страшнее всего было осознавать, что об инциденте знает уже весь Плутон. Тогда вряд ли мне дадут спокойно жить дальше на полюбившейся планете. Или я Никиту все-таки любил больше, чем всю планету с ее жителями? Иначе рисковал бы я? И знал ли, что такое рано или поздно произойдет? Знал, конечно! Но я рассчитывал придумать решение этой проблемы до того, как она свалится на наши с Никитой головы.
      А сейчас я откровенно не понимал, как поступить правильно. Собрать вещи и убежать вместе с Никитой? Но Дима, вероятнее всего, сейчас и близко меня к нему не подпустит. Да и в будущем тоже. Но Никита-то тоже не из робкого десятка, и то, что это в любом случае закончится скандалом, было предрешено судьбой.
На Плутоне было удивительно тихо и спокойно. Даже собаки не гавкали!
Я сразу побрел к кемпингу Игоря и, постучав, затих, слушая, что творится за дверью. Открыла мне дверь испуганная Инна, увидев меня, ахнула и затащила меня внутрь, закрыв дверь.
   – Ты хоть видел себя в зеркало, – бубнила женщина, таща меня к стулу.
Здесь был и Игорь. Он стоял в стороне, сложив руки на груди. Мне без объяснений был ясно, что Инна и Игорь уже все знают.
Усадив меня на стул, она выудила откуда-то из шкафа аптечку, поставив ее на стол, открыла и, порывшись в ней, вернулась ко мне.
Все болело, но я молчал, смотря в упор на Игоря, что молча наблюдал за процессом.
   – Тебе же с таким лицом на манеж выходить вообще нельзя, – злобно бубнила Инна.
   – А ему больше и не надо, – мрачно отозвался Игорь.
Его слова отдались болезненно, колко и метко раня изнутри. Игорь, в отличие от меня, принял решение.
   – Я, конечно, понимаю, что Дима вне себя от ярости, ну он хотя бы про Плутон бы подумал, – еще больше разозлилась женщина.
   – Как хозяин цирка, – начал Игорь тем же тоном, – шоу пока что буду вести я.
   – И ты спустишь Диме это с рук? – не поверила Инна. – Виноваты оба! Пусть отвечают теперь…
   – Помолчи, – перебил ее Игорь.
   – Я с тобой не согласна, Игорь! – покачала головой она, поубавив свой пыл.
   – Инна, пойди, прогуляйся, – тяжело вздохнул он. – Нам надо поговорить с Саней наедине.
   – Ну и как знаешь! – огрызнулась женщина и, грустно на меня посмотрев, отвернулась и ушла, громко хлопнув.
Я молчал, слушая тишину. Игорь, снова тяжело вздохнув, начал:
   – И как ты мог не сказать хотя бы мне?
Я удивленно на него уставился.
   – Что-то бы придумали, в конце концов, – продолжал Игорь, не дождавшись моего ответа. – А так ко мне вваливается Колесников со своим сыном, орет, как бешеный, и ставит мне.... Саша, ставит мне ультиматум!
   – Извини, – пробормотал я.
   – Да что ты извиняешься, – разозлился Игорь, срываясь на крик, – теперь можешь в жопу засунуть свои извинения! Просто мы тут все одна семья, и ты должен был сказать мне, – покачал он головой.
   На самом деле я даже не задумывался об Игоре и перспективу для начала уведомить его не рассматривал.
Сейчас мне на самом деле было стыдно перед ним. Ведь на самом деле, если бы не он, меня бы здесь не было, и кто-кто, а он имел право знать. Даже если бы его реакция была неадекватной, Игорь бы покрыл матом, но отошел бы и что-то обязательно бы придумал.
   – Я об этом даже не думал, – сознался я.
   – Конечно, ты об этом не думал, – снова начинал злиться Игорь, – ведь у тебя с Никитой были проблемы поважнее!
   – Правда, Игорь, я не знаю, что со мной случилось, – пробормотал я.
   – Серьезно? – с сарказмом поинтересовался Игорь, злобно на меня уставившись. – Тебе потрахаться было не с кем, что ли?
   – Дело не в этом! – повысил я голос.
   – А в чем? – заорал Игорь, и, сжав кулак, тише добавил: – Только не трави мне сейчас про любовь, иначе я тоже тебя ударю…
Я покачал головой, потому что ничего сказать ему больше не мог. Какие могут быть теперь оправдания, кроме любви? И можно ли вообще назвать любовью мою слепую одержимость этим мальчишкой?
   – Дима поставил условие: или они, или ты, – произнес Игорь. – Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу позволить себе отпустить просто так всех Колесниковых. Потом, если даже ты останешься, Дима не промолчит, и весь Плутон будет на ушах. Тебе такого ни за что не простят. Моя задача как хозяина моей семьи – выйти из этого конфликта с наименьшими потерями. А твой уход – дело времени. Надеюсь, ты это понимаешь?
   – Понимаю, – тяжело вздохнул я, поднявшись. – Можешь не объяснять мне. Я уйду…
   – Никиту накачали успокоительным, и будет хорошо, если ты уйдешь, пока он не придет в себя, – пробормотал Игорь.
   – Нет! – выдохнул я, чувствуя, как внутри от этих слов все переворачивается. Я не мог уйти, не увидев его еще раз!
   – Прости, Саш, – с сожалением посмотрел на меня он, – я не могу тебе позволить увидеться с ним.
По телу побежали мурашки, а внутри все сжалось в комок.
      – Я пойду соберу твои вещи, а ты, будь добр, – произнес Игорь и, взяв откуда-то чистый листок и ручку, вручил мне, – напиши Никите.
Я снова удивленно на него посмотрел.
   – Это не потому, что мне жаль тебя или Никиту, – отвернулся он.
Я молча забрал листок и ручку и все-таки поинтересовался:
   – Тогда зачем?
   – Ты напишешь что угодно, чтобы Никита не удрал. Зная его взрывной характер, я уверен: он обвинит во всем старшего Колесникова и сбежит. В твоих интересах, чтобы этого не случилось, – объяснил Игорь. – Это последнее, что ты можешь сделать стоящего для Плутона.
   – Это будет жестоко, – пробормотал я, чувствуя, как к горлу подступил горький комок.
   – Мне плевать, – огрызнулся Игорь, снова зверея. – По-твоему, то, что вы устроили, не жестоко по отношению ко мне?
   – Я думал, что мы что-то придумаем, – тоже огрызнулся я.
   – Мы? – переспросил Игорь. – Ты, взятый сюда по блату, и малой безмозглый пацан, которым управляют эмоции?! Вот скажи, сколько это продолжается?
   – Тебе не понравится ответ, – отвернулся от него я, чувствуя, что слова Игоря снова задели за живое.
   – Да уже плевать! Говори.
   – Полгода, – пробормотал я.
   – И? – тыкнул в меня пальцем Игорь. – Придумали?
   – Придумали, – сознался я.
   – Сбежать хотели? – догадался он.
Я промолчал, и в следующую секунду Игорь, схватив меня за футболку, гневно посмотрел мне в глаза. Я был уверен, что он ударит, но парень с силой оттолкнул меня от себя, повернувшись ко мне спиной.
   – Видеть тебя не хочу! Ты хуже собаки! Собаку хоть пригреешь, накормишь, и она никогда тебя не предаст… А люди… Терпеть не могу людей!
Выдохнув, Игорь, открыл дверь и произнес:
   – Пиши. Я пойду, соберу твои вещи.
Закрыв дверь, он оставил меня одного со страшными мыслями-паразитами. Он был, по сути, прав. Мы хотели удрать и предать всю свою семью! А после того, как он приютил меня, взяв на свою планету, это было несправедливо.
Тяжело вздохнув, я сел, притянув к себе пустой листок, на секунду задумался и как на духу написал Никите пару строк.
      Это должно было помочь, хоть и было жестоко и несправедливо. Все, о чем мы мечтали и чего хотели, шло к чертям собачим. Но, может, оно было и к лучшему. У нас других вариантов не было. Или расстаться, или сбежать. Наверное, со временем я бы тоже пришел к тому, что не могу оставить свою вторую семью и предать Игоря.    Мы бы расстались, и нам бы было больно. Было бы досадно, и, может даже, я бы позволил себе еще дать слабину несколько раз, но рано или поздно это все бы прекратилось.
      Я бы смотрел на него украдкой, мечтая прикоснуться, пусть даже невзначай. И, может, у меня сдали бы нервы, и я бы ушел на какое-то время, или ушел бы он.
Но несколько лет спустя мы бы сидели как-то на кухне или у костра и, встретившись взглядом, вспомнили бы наши жаркие ночи с грустью и тоской. Сердце бы сжалось в тиски, но каждый бы подумал, что это то прошлое, к которому нельзя вернуться…
Мы стали бы слепыми заложниками ситуации. Было бы больно, но не так, как сейчас.
Сейчас сердце разрывалось на куски. Я чувствовал, как оно разрывалось. Каждой клеточкой я предчувствовал, как будет потом еще больнее. Я словно видел, как его тонкие красивые пальцы разворачивают это лживое обещание, и как он плачет, чувствуя, как внутри него рождается болезненная надежда.
Со временем он поймет, что ненавидеть легче, чем любить. Со временем он ощутит, как болят неоправданные надежды, и что легче заглушить их ненавистью.
И это было лучшее, что я мог для него сделать!
А для меня – для меня оставалась любовь.
Игорь вернулся через минут сорок и, бросив у порога сумку, порылся где-то у себя в вещах и молча вручил мне конверт.
   – А это то, что я могу сделать для тебя. Тут хватит на первое время и на билеты домой. И не смей отказываться!
   – Спасибо, – ответил я и, забрав конверт, протянул ему свернутый листок.
Игорь, не секунды не колеблясь, развернул листок и прочитал написанное.
   – Люблю? – удивленно переспросил с отвращением Игорь, зыркнув на меня.
   – Ты просил написать что-то, чтобы он остался, – произнес я, оправдываясь перед ним.
   – Ладно, – пробормотал парень, свернув обратно листок и спрятав его в карман. – Ну, пока…
   – Пока, – чуть улыбнулся я.
Игорь тоже улыбнулся и подойдя ко мне, крепко обнял.
   – Береги себя! – прошептал он.
   – А ты – Плутон, – тоже прошептал я и, отстранившись, взяв сумку и вышел из вагончика.
К счастью, мне никто на пути не попался, и я без свидетелей покинул планету под названием Плутон.

   «Я обязательно за тобой вернусь! Так что пока оставайся в Плутоне, чтобы я смог тебя найти. Я очень сильно люблю тебя! До скончания веков твой Саша…»




                «Жители Земли»




      Я провожал Плутон издалека. Они, как обычно, бесшумно собирались и шумно уезжали. Вместе с этим цирком уезжала добрая часть моей молодости. Вместе с ним уехали моя семья, моя любовь и мое сердце.
Как только я молча проводил свою планету, я поехал на вокзал и купил билет домой. Впереди меня ждали нелегкие времена. Надо было встретиться с родной семьей, и я на самом деле не знал, как они отреагируют на меня.
Потом нужно было найти нормальную работу, мне, человеку, который проработал шесть лет в цирке и ничего, по сути, кроме этого, не умеет.
Но это, казалось, были самые незначительные проблемы. Значительнее было научиться справиться с дикой и необузданной виной и чувством безграничной любви и привязанности как к Никите, так и к потерянной семье.
По ночам я видел старый сон, с куклой. Только теперь она, хрупкая и невесомая, срывалась с каната и падала у моих ног, а из трещин на ее лице шла кровь. Но глаза, по-прежнему неизменно отрешенные, смотрели на меня и роняли слезы. Слезы, которых не должно было быть у пустой и безликой куклы. И когда я, наклонившись к ней, пытался ее поднять, она словно рассыпалась на куски…
   От этих снов мне было не по себе. От них мне было еще хуже!
Я стоял на родном вокзале, смутно все помня, и вдыхал чужой мне запах. Мне здесь было не по себе. Вокруг слонялись чужие мне люди, и мне, привыкшему к одним и тем же лицам в цирке, было немного страшно среди них.
На манеже я редко когда обращал внимание на толпу. Их было всегда настолько много, что все превращались в одно огромное пятно.
Здесь все было по-другому. Лица, злые и напряженные, пугали меня.
      Я находился на неизвестной мне планете, и она казалась мне совсем неприветливой и чуждой.
   В собственном дворе, где я вырос и прогонял все дошкольное время с ребятами, отчего-то стало совсем не по себе. Такое сложилось впечатление, словно я вернулся в старое место заключения, где меня держали насильно. А ведь действительно. Я всегда мечтал удрать из родного дома и без сожаления подался в студенческую общагу и в цирк. Я не скучал за этим местом. Я скучал за мамой и отцом и жалел, что ушел так по-свински. За братом я не скучал. Отчего-то его похабное и наглое лицо вызывало отнюдь неприятные ощущения. Кем он стал теперь?

      Поднявшись на нужный этаж, я, посчитав до трех, позвонил в дверь и затаил дыхание в ожидании.
Дверь открыли, и передо мной появилась неизвестная мне крашеная в черный девушка примерно от силы года на два меня младше.
   – Здравствуйте, – произнес я.
   – Добрый день, – удивленно посмотрел на меня она. – А вы к кому?
   – А Давыдовы здесь больше не живут? – поинтересовался я.
Девушка недоверчиво на меня посмотрела и, повернув голову в сторону квартиры, крикнула:
   – Ромка, это к тебе или к маме.
В груди болезненно кольнуло. Рома был моим старшим братом. И через пару секунд я увидел в дверях именно его. Он изумленно на меня смотрел, открыв рот от удивления. За несколько лет он поменялся и постарел. Казалось, что разница в возрасте у нас не пять лет, а все десять!
   – Сашка, – пробормотал он и, шагнув мне навстречу, крепко обнял.
   – Сашка! – громче закричал он, отстраняясь и смотря на меня в упор.
   – Ромка, – пробормотал я, обнимая его во второй раз.
   – Мы думали… ой, да что же у порога? Заходи! – взволновано произнес он, затягивая меня в квартиру. – Мам, мам, – крикнул он, – Сашка вернулся!
   – Да что же ты кричишь, – заругалась мать, чей голос я сразу узнал, и, зайдя в прихожую, она тоже замолчала и закрыла ладонью рот, а из глаз ее побежали слезы.
   – Мама, – выдохнул я и, подойдя, крепко ее обнял, чувствуя родное тепло.
   – Наташ, – сказал девушке Рома, – доставай коньяк и накрывай на стол – брат вернулся.
   – Сын… Сашенька! Мой Сашенька, – бормотала мать, не отпуская меня из объятий.
   – А папа где? – поинтересовался я, чуть отстранившись, но все еще держа мать за руку.
   – Папа умер полтора года назад от рака, – ответил Рома.
В прихожей повисла пауза, от которой по телу побежали мурашки.
   – Мне так жаль, – выдохнул я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
   – Тебя не было шесть лет, – произнес Рома, – могло что угодно произойти.
   – Давайте не будем сейчас ссориться, – произнесла мать, крепко сжав мою руку. – Ромчик, это же твой братик младший вернулся!

      Чуть погодя мы все-таки сели за стол, и я узнал, что брат женился на девушке Наташе, которая открыла дверь, и у матери сегодня они оказались случайно. Обычно приходили один раз в выходной, а так жили в отдельной квартире, которую Рома купил им с Наташей.
   Работал, несмотря на свой возраст, судьей, и неплохо, по всей видимости, справлялся со своей работой.
Я вкратце рассказал, что работал в цирке и шесть лет катался по всей стране. О причине своего возврата я умолчал.
За разговорами за окном уже стемнело, и Рома, похлопав меня по плечу, позвал меня на балкон, пока мать рассказывала Наташе, какими мы были детьми.
   – Куришь? – поинтересовался он, протягивая мне пачку «Парламента».
   – Да, спасибо, – пробормотал я и, выудив сигарету, закурил.
   – Значит, ты шесть лет циркачом работал?
Меня от его тона и слов передернуло. Покосившись на брата, я понял, что разговор будет не из приятных и за столько лет мало что в нем поменялось.
   – За циркача можно и по морде получить, – пробормотал я, не собираясь давать себя в обиду. Не один год прошел, и мы уже были далеко не детьми.
   – Да, видно, кто-то уже тебе дал по морде, – хмыкнул Ромка, и, затянувшись, продолжил:
   – Ты чего вернулся-то? Или цирк уехал, а клоуны остались?
   – Ты полегче на поворотах, – произнес я, чувствуя, как кулаки сжимаются. – Я за матерью соскучился, вот и вернулся.
   – Значит, оттуда тебя погнали, как собаку паршивую? – зыркнул на меня брат.
   – Сам ушел, – соврал я.
   – Ушел? – переспросил он. – За тобой тут особо никто не скучал. Мама только плакала. А отец сказал, что теперь у них один сын, как и должно быть. Только когда умирал, попросил извиниться, если ты вернешься когда… – вздохнул Ромка. – А ты, сука, вернулся! Кто ж знал!
   – А я вижу, ты как был уродом моральным, так им и остался, – покачал я головой. – Все яд из тебя так и прет!
   – Урод не урод, но я хоть чего-то в жизни добился. Вон, работа хорошая, квартиру, машину купил. Жена у меня, маму содержу. А ты? Приехал на шее у нее сидеть?
   – Я работу себе найду, ты не волнуйся так за младшего братца-то, – хмыкнул я и, потушив сигарету, выбросил ее и, достав свою пачку сигарет, выудил еще одну и закурил вторую.
   – Я бы и помог тебе, да у меня для циркачей должности нет, – продолжал издеваться Рома. – Я думал, ты с какой-то шавкой с театрального сбежал, а он в цирк подался. Какой позор! Папа там, наверное, в могиле перевернулся.
Я, честно говоря, не хотел с ним сейчас выяснять отношения и, только придя в родной дом, затевать драку. Как бы мне неприятно было выслушивать его пьяный бред, я слушал. Потому что его слова казались мелкой молью по сравнению с чудовищем, что стонало внутри меня, истекая кровью.
   – Вроде высокую должность занимаешь, а разговариваешь, как мартышка, – тяжело вздохнул я.
   – Это кто еще с мартышками шесть лет разговаривал? И не стыдно сюда было тебе явиться? – начинал злиться брат. – Мать столько слез пролила. Думали все, случилось что с тобой! А я говорил, что ты неблагодарный и удрал просто.
   – Это хорошо, что ты хоть как-то обнадеживал родителей, – с сарказмом произнес я. – Поди, хорошо теперь тебе живется. Я рад за тебя! Мне тоже неплохо жилось, и спасибо, что спросил, – пробормотал я, выбросив сигарету и, не став его слушать, зашел обратно в квартиру.
Мы еще посидели несколько часов, обсуждая все, что произошло за эти годы. Наташа оказалась потрясающей девушкой, и я удивлялся, как такая, как она, вышла замуж за моего брата.
   Уже когда совсем стемнело, Рома и Наташа ушли, пригласив меня к себе завтра в гости, а я остался с мамой. Наконец я смог побыть с ней наедине поговорить по душам.
   – Отец скучал за тобой, – тяжело вздохнула она. – Говорил, что это он виноват, что ты ушел, потому что требовал от тебя много.
   – Я сам виноват, – произнес я.
   – Ты вернулся другим человеком, Саш, – улыбнулась она. – Это уже не тот ветреный мальчишка, которым ты был, когда учился в театральном. Повзрослел, окреп, похорошел-то как!
   – Спасибо, мама, – тоже улыбнулся я, крепко сжав ее руку.
   – Ты в самом деле очень стал похож на отца! Я его таким помню в молодости. Красивый такой! Но только смотрю на тебя, и мне так грустно. Хоть я тебя не видела столько лет, но сейчас мое сердце болит.
Я удивленно на нее посмотрел, не понимая, шутит ли она или, может, говорит о чем-то своем. Но слова эти были сказаны так, что я было на секунду подумал, что она видит всю ту боль, что была у меня внутри.
Мне казалось, что я только-только был в родной любимой семье с дорогим и горячо любим человеком, который робко целовал мои губы, а сейчас я в совершенно незнакомом месте, где все пропитано многолетней тоской и одиночеством, и только женщина напротив была знакома моему сердцу. Только с ней я чувствовал себя немного лучше.
   – Не смотри на меня так, сынок, – покачала головой мать. – Вижу, что ты пришел в этот дом не просто так. Вижу, как тебе на самом деле плохо сейчас. Что случилось? А? Расскажи маме… Может, легче станет, – погладив меня по щеке, пробормотала она.
От переизбытка чувств и алкоголя я, убрав ее руку, впервые за всю свою жизнь горько заплакал, чувствуя, как слезы бегут по лицу и как от них задыхаюсь. Мне казалось, что так худо не бывает. Что так болеть не может, и что от обиды и тоски люди не воют в голос.
      Но болит. И воют, уткнувшись в колени матери. И воют так, что, кажется, и стены дрожат…
Я успокоился не сразу, а когда все-таки затих, то мать уже не стала спрашивать ничего, и за это я был ей благодарен. Она заварила мне чаю и постелила в гостиной на диване.
   – Чувствуй себя как дома. Хотя ты и так дома, – произнесла она, стоя у порога. – Доброй ночи, Саша.
   – Доброй ночи, мама, – улыбнулся я, проводя ее взглядом, выключил свет и, выйдя на балкон, закурил.
От нервов дрожали пальцы, а от слез щипало в глазах. Я не представлял себе, как дальше мне справляться с этим чувством.
Ощущение, что я попал на чужую мне планету, крепло, и от этого мне становилось тоскливо.
      Я почему-то представил свою уютную тесноватую конуру на Плутоне. И Никиту внутри, который у меня в постели, крепко сжав в ладонях мою записку, глотает горькие слезы. И отчего я оставил парня там? Но даже если и так, то куда бы я его забрал? Сюда?!
      Воспоминания о пляже, шуме моря и Никите снова болезненно отдались внутри.
Тонкие запястья и сильные руки, сжимающие мои плечи. Он обнимал меня так, как обнимают волны, и я тонул в этих объятиях, как в море, видя в нем свое отражение. Какого черта я вернулся? Как я мог так сильно потеряться?
Безупречное тело, так пошло ерзающее на мне, как он стонал, ощущая в себе мою горячую плоть. И, черт возьми, нам обоим это нравилось!
И последнее, что я увидел – это испуганное лицо Никиты, что смотрел на меня, не зная, как помочь.
   А если бы он остался со мной на пляже? Наверное, мы бы уехали вдвоем…
Сегодня был пятый день без Никиты, и я чувствовал, что мне становится изо дня в день все хуже.
Тут, среди этих стен и в этом городе, я рисковал оказаться в петле. Отчего-то эта мысль меня напугала. Напугала до такой степени, что я пошатнулся и, прижавшись к балконной двери, сполз по ней вниз, роняя сигарету на пол.
Моя жизнь на Плутоне была слишком прекрасной, что бы так вот с ней попрощаться в один день. Я тогда это понимал, но сейчас я еще это и чувствовал.
Просидев так несколько часов я, наконец, пошел спать и вырубился, наконец, без каких либо сновидений.



                *   *  *




   Дни медленно тянулись, словно резина. Это был не Плутон, где, как оказалось, часы сменялись днями и дни – неделями. А особенно последние полгода. Так, кажется, могла пролететь, как мгновение, вся жизнь, и потом я, взяв за руку Никиту, понял бы, насколько коротка моя жизнь, и как мне ее мало рядом с ним.
   Но эта сказка целиком и полностью принадлежала только Плутону. Здесь, в сером и безликом мире, места для сказок не оставалось, и жестокая реальность била по больным точкам, не жалея.
Мое общение с братом прекратилось на четвертый месяц после моего приезда. А вот Наташа оказалась хорошей и приветливой девушкой. Помогла мне устроиться на нормальную работу, и вообще, она, в отличие от брата, маме помогала намного больше. Толку было с его денег, если он не наведывался в гости под предлогом, что здесь я. Но на самом деле, как сказала Наташа, он и раньше не радовал частыми визитами родную мать, ссылаясь на работу.
   – Хороший ты, Сашка, – улыбнулась Наташа, куря на кухне и попивая кофе, который я ей сделал.
Она, как обычно, пришла в субботу в гости, пока ее муж копался на работе. А мать как раз вышла за чем-то в магазин и планировала с невесткой что-то колдовать на кухне. К моему удивлению, они отлично ладили. Да и я с ней хорошо общался.
   – Странно, что Ромка только гадости про тебя говорил, – продолжала девушка. – А дядя Гриша про тебя вообще ни разу не вспоминал…
   – Я – его сплошное разочарование, – отшутился я. – И для брата – тоже.
   – Может, – пожала плечами она, – где-то в глубине души он завидует тебе.
   – Это вряд ли, – улыбнулся я. – У него карьера, семья, квартира. А у меня? У меня ничего, – развел я руками.
   – Это как посмотреть, – зыркнула на меня она. – Вот так, чисто визуально: ты вообще видный мужчина. За тобой, сам, наверное, замечал, толпами бабы ходят. Потому что ты красавчик! Так что семья – это только дело времени, – усмехнулась Наташа и, потушив сигарету в пепельнице, внимательно на меня посмотрела.
А за мной в самом деле женщины ходили толпами, если посудить. В офисе, куда устроила меня работать Наташа, женская часть коллектива прохода мне не давала.
   – Таким, как ты, только в фильмах сниматься, – произнесла она. – Тебе, поди, скучно в офисе?
   – Скучно, – признался я, проигнорировав ее слова про то, где мне надо сниматься. – Но выхода другого нет…
   – Может, в театр или на телевидение пойдешь? – предложила Наташа.
   – Мне хватило моего цирка, – расхохотался я, но тут же улыбка сползла с лица, сменившись грустной гримасой.
   – Ты, наверное, скучаешь по нему? – грустно вздохнула Наташа.
В сердце екнуло, и тягучая знакомая боль внутри желудка напомнила о себе. Ее слова я мог понять неоднозначно, и для себя перековеркать, и мысленно себе признаться, как же я сильно, как дико я по нему соскучился. Но Наташа имела в виду цирк. И хотя я по нему скучал не меньше, по Никите, что приходил ко мне во снах фарфоровой куклой, я скучал гораздо больше.
   – Конечно, скучаю, – пробормотал я.
   – А почему не вернешься? – поинтересовалась девушка.
   – Я не могу туда вернуться, – тяжело вздохнул я. – И это личное. Слишком личное, – добавил я, предвещая ее следующий вопрос.
   – Хорошо. Прости…

      Мне снилось соленое от слез море и медленно тонущий в нем алый диск солнца. Мне почему-то казалось, что море теплое, но, коснувшись его ногой, я понял что оно ледяное. Оглядев пустой пляж, отчего-то кажущийся одиноким и неживым, я медленно побрел вдоль него, что-то ища.
Споткнувшись обо что-то я, обернувшись, увидел торчавшую из серого песка синеватую худую руку. Подойдя вплотную, я, наклонившись, рассмотрел ее внимательнее и, чуть погодя, начал раскапывать руками песок, выкапывая заледеневший труп.
Рука, грудь, шея, и, откопав пол-лица, я, с ужас узнав в нем Никиту, закричал не своим голосом, чувствуя, как от ужаса леденеет все внутри, а холодное море с головой накрывает меня волнами, смывая с его лица оставшийся песок…
   – Саша!!!
Открыв глаза, я дернулся и увидел перед собой испуганное лицо матери. Она стояла надо мной в одной ночнушке со стаканом воды в руках, напуганная до такой степени, словно увидела мертвого.
   – Что… что случилось? – спросил я, протирая глаза и словно видя перед собой синее лицо возлюбленного.
   – Кошмар, – выдохнула мать, – Саша, это просто кошмар.
И, облегченно выдохнув, она села на край дивана, все еще держа в руках стакан.
   – Что случилось? – повторил я вопрос, и тут до меня дошло, что я мокрый. Волосы, футболка, подушка…
   – Я пыталась разбудить тебя, – повернув ко мне голову, пробормотала она не своим голосом.
   – Я ничего не помню, – соврал я, проглотив неприятный ком, подступивший к горлу.
Это был тот самый наш пляж… Только теперь я это понимал!
   – Ты так плохо спишь. Все это время! Но в этот раз… Сашенька, я, честно, так сильно испугалась.
   – Я себя накручиваю, вот и снится всякая гадость, – пробормотал я, поднимаясь и снимая футболку.
   – Что же там случилось, что ты из дня в день все прозрачнее и прозрачнее? – подняла на меня глаза моя постаревшая мать.
Я, надев сухую футболку, присел с ней рядом и обнял, целуя в щеку:
   – Все нормально, мама. Я в порядке…
Напоив мать успокоительным, я уложил ее спать, а сам, накинув куртку, вышел на балкон. На улице в декабре бушевала настоящая зима. За все время жизни в цирке я не видел таких зим. Но Плутон обычно зимой путешествовал там, где было гораздо теплее, чем у меня на родине. Там температура ниже минут пятнадцати никогда не падала.
      Я закурил и выудил телефон, которым пользовался крайне редко. На Плутоне он обычно вообще не нужен был. А когда я уезжал, то сменил номер и сообщил его только Игорю. И то – сообщением. Я не стал ему звонить и травить себе душу.
Повертев в руках телефон, я, докурив, все-таки решился и набрал Игоря.
К моему удивлению, трубку практически сразу взяли.
   – Да? – услышал я знакомый голос хозяина Плутона. – Это кто?
   – Это Саша. Привет, – произнес я, закусив губу.
   – Ого, – услышал я в трубке. – Привет…
   – Прости, что так поздно, – пробормотал я.
   – Да вообще звонить не стоило, – произнес Игорь, отчего внутри открылась старая рана. Ну, она уже кровоточила так долго, что мне было удивительно, как я не захлебнулся в своей тоске по Плутону. – Чего тебе?
   – Я хочу, ну, – замялся я.
   – Как Никита? – опередил меня Игорь и, не дав мне ответить, произнес: – Нормально. Жив и здоров. Правда, пока не выступает. Ненавидит всех вокруг и не выходит из кемпинга. Доволен?
   – Игорь, – прижал я трубку к уху, желая хоть на миллиметр приблизиться к Плутону. – Игорь…
      Я хотел попроситься назад. Хотел навзрыд проситься назад и обещать что угодно, только бы вернуться на Плутон и увидеть Никиту! Я так хотел его увидеть, что меня уже не держало притяжение Земли и меня тянуло обратно к моей карликовой планете. Но я понимал, что просить бесполезно. Что Игорь никогда не даст добро, и, собрав волю в кулак, попросил совсем о другом:
   – Игорь, прошу, присмотри за ним!
   – Он со мной не разговаривает, – холодно произнес он. – И не слушает…
– Тогда пообещай, что если все будет совсем плохо, ты мне позвонишь, – попросил я.
   – Нет, Саша.
   – Дай мне с ним поговорить тогда, – настоял я.
   – Ты не понимаешь! – зарычал Игорь в трубку. – Так должно быть!
   – Должно быть? – озверел я. – Должно?!
   – Ты обещал мне, что исчезнешь…
   – Я не могу исполнить свое обещание, – выдохнул я. – Не могу…
   – Тебе придется, – произнес Игорь. – Будешь наяривать сюда, я сменю номер.
Я услышал гудки и, очнувшись, понял, что не понимаю, что творю. Игорь ведь прав! Так должно быть… Эта рана поболит и перестанет.
Нужно было перетерпеть и идти дальше.


                *     *      *



   – Эй, Земля, прием! – помахала у меня перед лицом документами сотрудница.
   – Да, прости, – очнулся я, взяв у нее бумаги.
   – Ты где летаешь, красавчик? – улыбнулась она, пристально на меня посмотрев.
   – На Плутоне, – серьезно ответил я, открывая бумаги и игнорируя женщину.
   – Нехватка витаминов или недотрах? – хмыкнула она, покосившись на меня.
   – Ни то, ни другое, – ответил я. – не угадала! А еще говорят, женщины проницательны…
   – Если что, я могу со вторым помочь, – наклонившись, прошептала она.
   – Буду знать, – мрачно ответил я. – А теперь дай поработать.
   – Грубиян, – фыркнула она и, развернувшись, пошла прочь.
Я же, отложив документы, облегченно вздохнул и уставился в окно. На календаре были последние деньки февраля, и погода отнюдь не радовала.
Хандра, кажется, уже поселилась во мне и укромно там себе жила.
Последние недели я чувствовал себя каким-то овощем. Я уже скопил достаточно денег, чтобы оставить мать в покое и найти себе квартирку где-то, где не так холодно. Там же можно было бы найти работу и пожить одному. Мое внутреннее «я» уже давно желало уединения и тишины.
Мне казалось, что мне должно стать немного легче.
Телефон зазвонил, вырвав меня из раздумий о том, куда же все-таки держать свой путь.
Выудив телефон из кармана, я удивленно уставился на дисплей.
Поднявшись, я быстро вышел в коридор и, затаив дыхание, поднял трубку.
   – Игорь? – спросил я, прижав трубку к уху.
   – Саша, это ты? – услышал я знакомый голос, отчего внутри все оборвалось.
Я закрыл ладонью рот, от удивления не в силах сказать и слова.
   – Саш, прошу, не молчи! Не молчи! Саша…
На другом конце провода мой собеседник глухо заплакал… Внутри все заледенело.
   – Саша, пожалуйста. Скажи хоть слово!
Оторвав ладонь я осел на пол и, схватившись за голову, слушал его голос.
   – Сколько мне ждать? Саш?! Сколько мне ждать тебя? Саш! Не могу больше… Не могу! Или ты, может, вообще решил не возвращаться? Скажи!
   – Никита, – пробормотал я.
Парень, на секунду замолчав, уже намного тише произнес:
   – Саш, забери меня… Или скажи, что совсем не собираешься приезжать за мной. Я же люблю тебя…
   – Скажи мне, где ты сейчас и куда едете потом, – произнес я, уже четко выстроив план действий.
Парень быстро протараторил, где они, и куда едут, и на сколько.
Запомнив нужную информацию, я, ни секунды уже не колеблясь, начал давать парню наставления:
   – Сиди пока спокойно, как ни в чем не бывало. Нам на поезде ехать нельзя, и как только я найду машину, я за тобой приеду! Много вещей с собой не бери и не привлекай внимания. Запиши этот номер, чтобы я смог с тобой связаться, понял?
   – Да, – ответил Никита.
   – Клади трубку и удали информацию о вызове, чтобы Игорь ничего не нашел. Ясно?
   – Хорошо, – снова согласился парень.
   - Поговорим потом, – произнес я. – Жду звонка!
Не дождавшись ответа, я положил трубку и, кажется, почувствовал, что где-то внутри меня наступила весна.
Его голос будоражил мою кровь. Воспоминания о нем не давали мне спокойно спать по ночам. Я скучал по нему. Скучал и не мог ничего с собой поделать!

   Когда мать уснула и я по привычке вышел на балкон покурить, на телефон, который после звонка Никиты я не выпускал из рук, пришло сообщение:
«Плутон по тебе скучает».
Я улыбнулся и, вздохнув, ответил:
«По тебе скучает всего лишь человек».
Ответное сообщение пришло практически через секунду:
«Я не могу слышать твой голос».
«Так сильно на меня злишься?»
Докурив, я выбросил сигарету, все еще дожидаясь сообщения. И, вернувшись в комнату, залез обратно в постель. Воспоминания о сегодняшнем звонке словно грели душу, от них становилось тепло и уютно.
Закрыв глаза, я видел перед собой улыбчивого Никиту в ярких красках заката где-то на берегу моря.
   От этой неимоверно прекрасной картины по телу побежали мурашки.
На телефон снова пришло сообщение, и, посмотрев на дисплей, я замер, всматриваясь в те слова, которые слышал от него не раз.
«Я люблю тебя. Приезжай быстрее».

   Я приехал к Роме специально. Хотя наши отношения были на самом деле отвратительными, я надеялся, что в этом он мне поможет.
В квартире я застал не только его, но и Наташу, что встала у порога на кухню, слушая наш разговор.
   – Рома, я, конечно, знаю, какое у тебя ко мне отношение, но мне надо, чтобы ты одолжил мне на несколько дней машину и денег.
   – Зачем? – поинтересовался он, нехорошо зыркнув на меня.
   – Я тебе обьяснять не стану, – отвернулся я. – Если ты мне поможешь, то говори да, если нет, тогда не трать, пожалуйста, мое время.
   – Я тебе ничего не дам, – ответил Рома.
   – Я дам тебе машину, – отозвалась Наташа.
   – Что? – оторопел Рома, злобно посмотрев на жену.
Я же, повернувшись, удивленно посмотрел на нее, не веря в услышанное.
   – Ты хоть знаешь, кто он такой? Снова удерет к своим циркачам! – заорал брат, стукнув кулаком по столу от негодования.
   – Я знаю, кто он такой, – спокойно произнесла женщина и, равнодушно посмотрев на    озверевшего мужа, добавила: – А вот кто ты такой, я, кажется, перестала узнавать, Рома…
Рома от удивления уронил челюсть, а Наташа, посмотрев на меня, обратилась уже ко мне:
   – Пошли, там тебе ключи…
Мы молча одевались в прихожей.
   – Наташ, может, не надо? – тяжело вздохнул я.
   – Надо! – оборвала меня она и, обувшись и взяв сумочку, вышла на лестничную площадку.
Мы молча спустились вниз, и, остановившись у машины, она протянула мне ключи.
   – Я могу поехать с тобой? – спросила на полном серьезе девушка.
   – Думаю, это плохая идея, – чуть улыбнулся я. – Но я тебе настолько благодарен, что не могу отказать, если ты захочешь. Но ехать далеко… И тебе может не понравится то, что ты увидишь.
Наташа улыбнулась, покачав головой:
   – Я рискну!
   – Ты уверена? – покосился на нее я.
   – Да. Потом, у меня есть карточка, а на ней есть деньги. Если Рома узнает, что я отдала ее тебе, то заблочит ее, а так он не посмеет. И я правда хочу поехать…
   – Как хочешь, – пожал я плечами и залез в машину. – Ты не против, что я    поведу?
   – Мужчины все равно водят лучше, – улыбнулась Наташа, захлопнув за собой дверь.


      Я решил не таить ничего от Наташи. Потом, если она ехала со мной, то я обязан был ей рассказать. Я не мог снова повторить ту самую ошибку и не сказать ничего тому человеку, который так много для меня сделал.
Она, дослушав мой рассказ, на пару минут замолчала и, тяжело вздохнув, наконец, подала голос:
   – Вот всегда так!
   – О чем ты? – поинтересовался.
   – Все красивые мужики – голубые. Надо себе намотать на ус, что ли, – хмыкнула она, покосившись на меня.
   – Я не такой, – пробормотал я, покраснев. – Я, скорее, наверное…
   – Оправдывайся, – расхохоталась она. – Мне все равно, на самом деле. Честно, Саш. Главное, чтобы человек хороший был.
   – Говоришь прямо как моя мать, – нахмурился я.
   – Женщины просто мудрее, – подмигнула мне она.
   – Чувствую себя последним уродом из-за того, что так поступаю, – вздохнул я.
   – Ты решил, что будешь делать потом? – серьезно спросила Наташа. – Эта проблема поважнее, чем твое самобичевание и мысли о том, правильно это или нет.
   – Я еще не знаю, – честно ответил я. – В дом матери я его не повезу. Но я скопил немного денег, и пока мне хватит снять где-то квартиру. А потом будем решать проблемы по мере их поступления.
   – Мда-а-а, – пробормотала Наташа, – не очень радужно. На самом деле, ты теперь знаешь, как трудно адаптироваться после работы в цирке, и понимаешь, что твой бойфренд не совсем пока понимает, с какими проблемами вам придется столкнуться.
   – Он совсем недавно закончил универ и параллельно, кажется, работал где-то. Потом, рядом буду я. Ему будет гораздо легче!
   – Может, и так… – пожала плечами она. – Знаешь, я бы тебе предложила один вариант, но я не знаю, согласен ли ты.
   – Какой? – поинтересовался я.
   – Я просто раньше жила довольно далеко, и сейчас там у меня осталась квартира. Меня воспитывала бабушка, и она умерла пару лет назад. Тогда у меня была трехкомнатная, но мы ее разменяли на однушку с доплатой, и деньги, которые нам дали за разницу, я вложила в эту, в которой живу с Ромой, – объясняла она, открыв окно, подкурила сигарету и, затянувшись, продолжила:
   – Сейчас там никто не живет. Вы можете жить пока там. Но вот проблема в том, что это далеко от матери и от нас, и работа… Ты вроде на этой уже прижился…
   – Мне как-то даже неудобно, – произнес я.
   – В смысле? – повернула ко мне голову девушка.
   – Ты так много делаешь для меня… Это на самом деле был бы идеальный вариант. Я не планирую там оставаться. Если брат что-то пронюхает, он мне жизни не даст…
   – Тогда живи там. А деньги, которые скопил, пусть будут. Ты же работу не сразу найдешь, – улыбнулась она. – И мне спокойнее.
   – Надо будет что-то матери сказать, – пробормотал я.
   – Скажи, что предложили работу получше, ты ездил на собеседование и говорить не хотел, чтобы не сглазить, – выдала Наташа. – Это просто потрясающая идея!
   – Кстати, правда, неплохая идея, – согласился я. – Спасибо тебе, Наташ. Ты сделала для меня слишком много.
   – Да не за что, – отмахнулась девушка, выбросив окурок и закрыв окно.

      Приехали мы очень поздно и после двенадцати часов в дороге решили поспать, отдохнуть и поесть в отеле, а уже на следующий день действовать и ехать назад.
   – Лучше будет, если мы заберем его после всех представлений, – произнес я, когда мы сидели в какой-то кафешке.
   – Тебе виднее, – пожала она плечами.
   – Значит, так и сделаем, – пробормотал я. – Ты смотрела, в котором часу завтра заканчивается их представление?
   – Вечером. Почти в девять, – произнесла девушка.
   – Хорошо. Я ему примерно в это время напишу тогда.
   – Ты еще ему не сказал? – удивилась Наташа.
   – Не стоит его беспокоить раньше времени, – покачал я головой. – Он довольно импульсивный мальчик.
   – Ты не против, если я схожу на их представление? – осторожно поинтересовалась Наташа.
   – Сходи, – улыбнулся я, – только билеты там трудно достать, и обычно перед представлением ты их не купишь.
   – Даже так? – удивилась она.
   – Как-то да, – сдержано произнес я.
   – А твой бойфренд, прости, не могу назвать его твоим парнем, – наигранно развела руками девушка, улыбаясь, – кем там приходится?
   – У него, – начал я, но замолчал и, чуть погодя, тоже улыбнулся, – ты его узнаешь… Он особенный.

   Я страшно волновался, сидя днем в номере, пока Наташа была на их представлении. Утром я прогулялся по городу и издалека увидел свою маленькую планету, которая только просыпалась. В груди болело от того, что я не мог назвать это место домом и пройтись по двору, который скрывали от лишних взглядов кемпинги, машины и вольеры с собаками и лошадями…
   Я после представления подобрал Наташу на машине около входа и, как только она закрыла дверь, поехал прочь.
   – И как? – поинтересовался я, покосившись на нее в ожидании ее комментариев.
   – Может, я давно в цирке просто не была… Но честно, Саш, это нереально! – полушепотом произнесла Наташа. – Я понимаю, почему ты скучаешь по этому месту…
      Я промолчал, тяжело вздыхая. Мне не хотелось сейчас вспоминать о том, как же там было здорово.
   – А кто ведет представление? – спросил я.
   – Молодой красавчик, – улыбнулась Наташа. – У него еще номер с десятком одинаковых собак. Все смешные такие… – искренне улыбнулась она. – А клоуны! Это просто нечто…Я даже не знаю, что мне понравилось больше!
Я никогда не замечал людей, которые приходили к нам на представление. Все зачастую сливались в одно пятно. Но сейчас, смотря на восторженную Наташу, я понимал, что мы на самом деле дарям людям, и насколько прекрасно то, что для нас казалось монотонным и уже давно неинтересным.
   – Хотя нет, – все еще рассказывала девушка, – там был один номер…
Наташа, замолчав, посмотрела на меня отчего-то тоскливо.
   – Это был последний номер… Сначала парень с собаками сказал, что жизнь на Плутоне прекрасна и полна ярких красок, как их цирк. Но даже на их планете есть существа, которые всегда грустят и тоскуют…
Я посмотрел на нее, поняв, о ком она сейчас говорит.
   – И этот парень, что там выступал… Саш, он особенный! Ты был прав, наконец улыбнулась она. – Хочу посмотреть на него вблизи.
   – Совсем скоро, – пробормотал я, но скорее себе, чем Наташе.

Я сидел в машине вместе с Наташей, считая в тишине секунды.
   – Я пишу, – посмотрел на нее я.
   – Давай, – кивнула она. – Я пошла.
   – Наташа, – схватив ее за руку, произнес я, останавливая ее.
   – Что? – испуганно произнесла девушка.
   – Удачи, – выдохнул я и отпустил ее руку.

      Как только Наташа вышла из машины, я написал ему сообщение и стал ждать, напряженно оглядываясь по сторонам.
Казалось, время словно остановилось. Я знал, что поступаю неправильно! Но поступал ли правильно Игорь, когда просто не дал мне другого выхода? Когда Дима одним своим решением заставил страдать стольких человек? Правильно ли поступали они?
      Тяжело вздохнув, я уткнулся лбов в руль, считая минуты.
Дверь машины открылась, и, оторвав голову от руля, на котором я пролежал, наверное, минут сорок, я посмотрел сначала на Наташу, а потом, повернувшись, увидел на заднем сидении испуганного Никиту, что, прижимая к себе портфель, смотрел на меня, словно маленький совенок. Все, что я думал до этого: о том, как я скучаю по нему и какой же он красивый, померкли перед суровой реальностью. Этот мальчишка был просто ослепительно красив! А я соскучился по нему так, что, кажется, уже был готов умереть с ним сейчас, лишь бы никогда больше его не потерять.
      Отросшие немного волосы и уставший вид с синяками под глазами, конечно, портили его идеальное лицо, но даже это не могло спрятать красоты этого мальчика. Моего мальчика!
   – Поехали! – прикрикнула Наташа, выводя меня из ступора. – Потом все!
Я отвернулся и, выдохнув, выехал и нажал на газ, направляясь прочь из города, оставляя позади Плутон.

      Мы ехали молча, не издавая ни одного звука, пока я, не выехав за город, не затормозил, выезжая на обочину и глуша мотор.
Двери я, кажется, открыл одновременно с Никитой и, хлопнув ею, я оказался в его крепких объятиях…
Как же от него пахло морем!!!
Крепко, до боли, сжимая меня своими сильными руками, стиснув мою кожанку на спине и уткнувшись своим носом мне в плечо.
Молча и без слов, мы стояли так, не в состоянии надышаться друг другом. Внизу живота знакомо полоснуло, а от ощущений, кажется, подкосились ноги.
Чуть отстранившись, Никита нашел мои губы, жадно впиваясь в них поцелуем. Пару секунд в забытье, в крепких объятиях, целуя любимые губы. Нереальные ощущения!
   – Саша, – выдохнул Никита, улыбнувшись мне.
Я коснулся его лица ладонью, смотря на него и не веря, что это не сон.
   – Ты такой красивый, – пробормотал я, покраснев от неловкости.
В окно с другой стороны постучала Наташа, наигранно пародируя обморок.
   – Кто это? – поинтересовался Никита, все еще не выпуская меня из объятий.
   – Жена моего брата, – объяснил я, нехотя выпуская парня из объятий. – Нам надо ехать…
   – Надо, – улыбнулся парень, прикусив губу.
Наконец мы отлипли друг от друга, и, усевшись в машину, я почувствовал что теперь здесь обстановка куда лучше, чем пока мы молча ехали.
   – А ты красавчик, – улыбнулась Инна, повернувшись к нему лицом. – Я, кстати говоря, Наташа. Приятно познакомиться, – тепло произнесла девушка, протягивая ладонь.
   – Я Никита, – произнес парень, тоже протягивая руку.
– Если будет звонить Игорь, скажи, что ты со мной, – начал я давать дальнейшие наставления. – И Рите и Диме можешь говорить то же самое. Ты совершеннолетний. Не пропал, а просто уехал со мной. Понял?
   – Да, – ответил Никита и, наклонившись, оказался совсем близко. – Я маме сказал уже давно…
   – Что? – оторопел я. – И как она отреагировала?
   – Сказала, что папа дурак. И что она меня все равно любит.
   – Тебя невозможно не любить, – улыбнулся я, покачав головой.
   – А теперь дайте скажу я, – перебила меня Наташа. – Мы едем домой. Там я дам тебе ключи и постараюсь сейчас через И-нет забронировать вам два билета на завтра. Я расскажу, как добраться до квартиры, и, Саш, прошу, ты к маме все-таки наведайся. Скажешь, что Никита – твой друг с работы, и объясни, что едешь по работе. Короче, все, как мы с тобой договаривались!
   – Я знаю, – отмахнулся я. – Спасибо тебе. Правда, Наташ, если бы не ты…
   – Все, хватит, – перебила меня Наташа. – Я Роме тоже сказала, что ты по работе ездил. А я решила к родителям смотаться за компанию. Понял?
   – Да, – ответил я ей.

      Мы стояли на вокзале, и для меня словно прошли не сутки, а вечность. От усталости и нехватки сна качало в стороны. Плюс ко всему, эти несколько дней были невероятно перенасыщены событиями.
Провожала нас Наташа, и, вручив мне билеты, она произнесла:
   – Это мой последний вам подарок.
   – Спасибо, – пробормотал я и, шагнув ей навстречу, крепко обнял. – Моему брату несказанно повезло с такой женой.
Отстранившись, я чуть отступил, потому что теперь ее обнимал Никита.
   – Спасибо, – тоже произнес парень.
   – Все, идите, – подтолкнула она нас к вагону, улыбаясь.
   – Молодые люди! – крикнул нам проводник. – Поторопитесь…
Никита, взяв у меня из рук билеты и паспорта, пошел все предъявлять проводнику, а я, оставшись наедине с Наташей, еще раз ее обнял.
   – Приезжай. Хорошо? – прошептал ей я.
   – А ты береги его, – крепче обняла меня девушка. – Он хоть и кажется взрослым, но совсем ребенок еще.
   – Саша! – крикнул теперь уже Никита.
   – Пока, – отстранился от нее я и запрыгнул в вагон.
Сразу за мной зашел проводник, что-то бубнящий себе под нос, и начал закрывать дверь.
      Пройдя чуть внутри, я, выглянув из окна, помахал Наташе рукой. Никита тоже замахал руками, хихикая у меня над ухом.
Поезд тронулся, оставив Наташу на перроне, а нас он повез к новой планете, которую нам предстояло обживать…

      Оказалось, что Наташа взяла нам билеты в двухместное купе. Тут-то до меня и дошло, что она имела в виду, когда вручала мне эти билеты.
   – Вот это сюрприз, – произнес Никита, заходя в купе, и, закрыв за собой дверь, потянул меня на себя.
Я был не против, пылко целуя его губы.
   – Давай для начала разложим вещи, – отстранившись от него, предложил я, – выпьем кофе крепкого, и мне надо хотя бы умыться и стащить половину шмоток…
   – Я терпел полгода и потреплю еще, – пошло улыбнулся Никита, впервые за сутки намекая на это.
   – Надолго меня не хватит, – честно сознался я.
   – Я понимаю, – произнес Никита и, поцеловал меня в щеку, начал рыться в сумке.
Я удивленно коснулся места, где он только что поцеловал. На самом деле, уже и забыл, какой этот парень на самом деле порой ласковый. Словно собака, он может ластиться и целовать щеки.
   – Твоя мама – такая приятная женщина. Еды нам в поезд дала столько, словно мы неделю ехать собрались, – хмыкнул парень.
   – Я бы, может, что-то и поел, – пробормотал я.
   – Сейчас придумаем что-нибудь, – улыбнулся Никита.

      Мы валялись на тесной койке, слушая, как размеренно стучат колеса поезда.
Двигаться не хотелось, и даже после кофе все равно клонило в сон. Никита, кажется, тоже устал или просто решил пока меня не трогать.
От теплоты тела и размеренного дыхания мне было легко и спокойно. Я чувствовал себя абсолютно счастливым.
   – Игорь злится, – тяжело вздохнул Никита, а я невольно вспомнил, сколько раз он мне сегодня звонил.
   – Это понятно, – тяжело вздохнул я. – Я забрал такое сокровище.
   – А папа сказал, что если он тебя найдет, то убьет, – хмыкнул парень. – Так что Игорь – это еще не страшно.
   – Надеюсь, нас не найдут, – улыбнулся я, поцеловав Никиту в висок. – А когда все успокоится, мы наведаемся в гости.
   – Думаешь, время все исправит? – спросил он, подняв голову и посмотрев на меня.
   – А может, и нет, – ответил я на это, вспомнив своего брата.
   – Главное, – произнес Никита, приблизившись к моим губам, – что мы вместе.
   – Я люблю тебя, – произнес я, невесомо поцеловав парня.
   – Я тоже тебя люблю, – улыбнулся Никита.



                Эпилог



   Придется долго рассказывать, как долго мы притирались на новой незнакомой нам планете. Придется соврать и сказать, что мы не ссорились и не кричали друг на друга.
      Хотя зачем врать?
Даже те трудности, с которыми мы столкнулись, оказались преодолимыми. Потому что мы, даже поругавшись и наговорив друг другу гадостей, потом обязательно мирились и говорили друг другу о том, что у нас все получится.
Сложно было первые девять месяцев. Новая жизнь казалась трудной. А быт так и вовсе иногда в водил нас в ступор, и как мы только не ругались из-за пустяков по дому…
      Теперь я вспоминаю это с улыбкой. Потому что это все осталось в прошлом!
Мы с Никитой третий год жили под одной крышей. За это время многое успело поменяться и измениться.
Наташа родила Роме сына, а я, несмотря на свое довольно туманное прошлое и образование в театральном училище, нашел приличную работу и сейчас зарабатывал не хуже моего брата.
      Никита, к моему большому удивлению, устроился в спортивный магазин и неплохо справлялся там. И ему эта работа была по душе, и сейчас он отвечал сразу за несколько магазинов по городу. За пару лет он в самом деле стал в этом хорошо разбираться, да и сам стал намного крепче. Иногда я смотрел на него полуголого, и мне казалось, что теперь трамплин его не выдержит.
Вместе с этим он и мне не давал расслабляться, и за это время даже я стал выглядеть куда лучше, чем когда работал в Плутоне.
В конце августа в этом году мы, наконец, смогли себе позволить оторваться от всех дел и поехать к морю.
      Мы недолго думали и решили поехать туда, где каждый год останавливался Плутон. Помимо этого, Никита сказал, что хочет увидеться с мамой и отцом и вообще повидать всех жителей Плутона.
Никита созванивался время от времени и с Ритой, и с Димой. Даже несколько раз звонил Игорю. Я же предпочитал молчать, пока он рассказывал, как у нас дела, и передавал от меня приветы.
   – Я снова получу по морде от твоего отца, – мрачно произнес я, собирая    чемодан.
   – Ты вон каким стал. Да и я посильнее! Мы себя в обиду не дадим, – хмыкнул Никита, тоже пакуя свои вещи: – Было бы здорово остаться там на дня два. Погостить, так сказать.
   – Ты этого хочешь, по тебе видно, – произнес я.
   – Я люблю своих родителей, – пробормотал парень. – И папа обещал тебя не бить, между прочим!
   – Если даже не бить, но пару ласковых он мне точно скажет, – тяжело вздохнул я. – Просто если ты захочешь, то сможешь там остаться. А я…
   – А ты побудешь сам? – перебил меня он, недовольно на меня посмотрев. – Саша, я еду с тобой на море и хочу, конечно, повидать родителей, но я еду с тобой.
   – Досадно будет, если из-за меня ты мало времени с ними проведешь, – все-таки решил я настоять на своем.
   – Почему ты настроен так негативно? Я думаю, Игорь захочет с тобой поговорить…
   – Да уж, – хмыкнул я, – он сразу за твоим отцом в очереди.
Никита, протянув руки, обнял меня, повисая у меня на шее:
   – Не бурчи!
   – Я не бурчу, – улыбнулся я, обнимая парня, – просто я не знаю, как себя вести.
   – Расслабься, у нас отпуск, – произнес он, поцеловав меня в губы. – А на обратной дороге надо будет заехать к Наташе с Ромой и повидать малого.
   – Ты вообще в курсе, – нахмурился я, – что у моего брата начинается нервный тик, когда ты малого берешь на руки?
   – Выглядит это забавно, – расхохотался Никита. – Твой брат – просто нечто! Он нас откровенно не любит, но ему приходится терпеть.
   – Я и не знаю, как вел бы себя на его месте, – задумался я, – пара голубят тискают его маленького мальчика.
   – Фу, как звучит, – отвернулся от меня парень.
   – Я пообещал брату, что его малой никогда ничего не узнает, – тяжело вздохнул я. – Иначе еще одного такого он не переживет.
   – Его малой сам все допрет. Потом, было бы хорошо, если бы из него вырос нормальный мужик, а не такие, как мы с тобой, – отчего-то грустно произнес Никита, отстранившись и усевшись на край постели.
Я присел, положив руки ему на колени и заглянул ему в лицо:
   – Ты чего?
   – Мне кажется, что из меня бы получился хороший отец, – поднял он на меня глаза, – если бы только нам можно было бы взять приемного как-нибудь потом, в будущем…
   – В нашей стране легче найти себе жену и с ней завести детей, – произнес я, помрачнев.
   – Дурак! – пробормотал Никита. – Я люблю тебя и хотел бы воспитывать ребенка с тобой.
   – Из меня получится плохая мама, – отшутился я, взяв его за руки.
   – Ладно, – протянул парень, – мамой буду я.
   – Мда, – рассмеялся я, – представляю, как наша дочь или сын бежит по школьному двору и с криками «мама» бросается тебе на шею.
   – Не так буквально, – улыбнулся Никита, высвободив руку из моей ладони и стукнув меня в плечо.
   – Может, – прошептал, потянувшись к его губам, – сделаем перерыв и попробуем сделать тебя беременным, будущая мама, – отшутился я, забираясь ему под футболку.
   – Давай, – тоже прошептал мне в ответ Никита и, соскользнув с постели, прильнул к моем губам, пылко целуя и крепко ко мне прижимаясь.

      Менялись люди… Менялось отношение к миру и наше отношение друг к другу. Менялось место жительства, обстановка вокруг нас, планета менялась, а море, кажется, оставалось таким же, каким было, когда я впервые его увидел…
   Такое же глубокое, синее и одинокое. Но оно словно всегда было со мной. Рядом со мной был человек, который всегда был для меня моим синим глубоким морем. Я в нем тонул…
Он крепко держал меня за руку, молча наслаждаясь здешними ландшафтами.
   – Не могу поверить, – восторженно произнес Никита.
   – Что ты снова тут? – улыбнулся я, посмотрев на него.
   – Что я рядом с тобой, – ответил парень, повернув ко мне голову.
   – Даже так?
Парень прикоснулся к моей груди, поворачиваясь к морю спиной, он медленно провел ладонью, поднимаясь выше. И вот он прикасается к моей шеке и смотри на меня, не отрывая глаз.
   Менялись люди… Менялось отношение к миру и наше отношение друг к другу. Менялось место жительства, обстановка вокруг нас, планета менялась, а море, кажется, оставалось таким же, каким было, когда я впервые его увидел…
   – Когда ты здесь говорил мне, что извиняться не станешь, потому что волнуешься, я тогда понимал, что это уже неважно. Что манеж и желание там выступать уже померкли. Я уже тогда хотел обнять тебя, поцеловать и никогда не отпускать. А сейчас, столько лет спустя, я держу тебя за руку, и это так волнительно.
   – Ты читаешь мои мысли, – улыбнулся ему я.

Мы стояли неподалеку от Плутона, и нашему взору открывался знакомый до боли купол цирка. Те же строения, и даже собаки, кажется, бегали во круги те же самые.
   – Три года прошло, – напряженно пробормотал Никита.
   – Так вроде много, – произнес я. – Ну что? Пошли?
Сначала нас встретили собаки, что гавкали на нас злобно и неприветливо. По всей видимости, совсем не узнали…
На лай собак вышел Мишка, наш бессменный охранник.
Но он, в отличии от собак, узнал нас сразу.
   – Сашка! – заорал он что есть мочи на весь лагерь, распугивая собак. – Санек!!! Сколько лет, сколько зим!
Я крепко пожал ему ладонь, похлопав по плечу.
   – Да вроде Ритка говорила, что сын приедет, да не говорила, что с тобой!
   – Наверное, меня не ждали, – робко произнес я, понимая, что мне, похоже, все-таки придется несладко.
   Но когда на крики и лай собак начали выходить все жители Плутона и восторженно орать и обниматься, я понял, что все совсем не так.
Я на самом деле тоже скучал по этим всем людям!
Никита на заднем плане обнимался с Ритой, а ко мне навстречу шагал Игорь. Он тоже поменялся за это время и окреп. Хотя, может, мы все менялись, да только, живя плечо к плечу, не замечали этого…
Игорь остановился и осмотрел меня с ног до головы, словно в первую нашу встречу. Только наглости в его глазах тогда было куда больше. А сейчас весь из себя серьезный! Настоящий хозяин целой планеты с названием Плутон.
   – Ты прости меня за все, – произнес ему я. – Надо было, наверное, не брать меня тогда…
Игорь улыбнулся и от всей души расхохотался, отчего на душе потеплело.
   – Иди сюда, гад, обниму, что ли! – сквозь смех сказал Игорь и, сделав шаг навстречу, крепко обнял.
Тем временем ко мне подошел Никита, и, отпустив Игоря, я отошел на пару шагов.
   – Вижу, – изрек Игорь, – вам вдали от Плутона неплохо. Похорошели-то как!
   – Без Плутона плохо, – честно сознался Никита, – но это уже другая история.
Я же, повернувшись, наткнулся на Риту и молча смотрел на нее, пока она так же, как и Игорь, не рассмеялась и не полезла обниматься, в шутку говоря мне гадости.
   – Хочу тебе сказать спасибо, что Никита жив и здоров, да язык не поворачивается, – отшутилась она, треснув меня по плечу.
   – А у меня все-таки чешутся кулаки, – пробормотал Дима, который стоял за Ритой.
   – Извиняться мне бесполезно, – произнес я, обращаясь к Диме, – но и ссориться – тоже.
   – Ради сына я потерплю, – отвернулся он. – Но не более…

      Я сидел в кругу людей, которые за шесть лет словно стали моей семьей. С ними я чувствовал некую духовную связь. Ведь именно они воспитали во мне того человека, который сейчас сидел здесь и сейчас и думал именно так, а не иначе.
Никита сидел рядом со мной, без умолку что-то рассказывая.
Я смотрел на это все словно через некую призму. Сейчас это было для меня не так, как было тогда, когда я здесь жил. Теперь мой дом был далеко отсюда, с рутиной, хлопотами по дому и любимым под боком, который терпеливо ждал, если я опаздывал, и неоценимо помогал мне во всем.
   – Может, вы останетесь здесь на пару дней? – спросила Рита, обращаясь к Никите.
   – На ночь мы не останемся. У нас были кое-какие планы. А завтра мы придем, – без тени смущения ответил Никита.
   – Кое-какие планы? – помрачнела Рита.
Я покачал головой и, зыркнув на парня, добавил:
   – Просто утром у нас есть одна работенка, а из отеля добираться проще, – соврал я.
   – Вот как, – пробормотала Рита, но, кажется, не совсем поверила мне.

Ночью мы с Никитой сидели, словно ничего и не бывало, на берегу моря, расстелив плед.
Как когда-то давно, мы из горла пили ром, говоря, по сути, ни о чем. И, как и тогда, ночь была прекрасна, а море – завораживающе спокойным.
   – Думаю, нам надо сюда каждый год выбираться, – произнес Никита.
   – Надо бы, – согласился я. – Еще бы отпуск одновременно давали. А то в прошлом году сначала ты валялся на диване без дела, а потом я.
   – Это точно, – рассмеялся Никита и, крепче ко мне прижавшись, поднял голову, чтобы посмотреть на меня:
   – Я помню, прихожу с работы, а в квартире вкусно пахнет. Работает кондиционер, и ты под ним, полуголый такой, спишь себе спокойно.
   – Мы еще собирались идти куда-то, но ты меня не разбудил и мы не пошли, – вспомнил я.
   – Этот отпуск куда лучше прошлогоднего, – хмыкнул он, поцеловав меня в губы.
   – Сейчас сделаем его еще лучше, – пробормотал я, отвечая на поцелуй и забираясь ладонями под его футболку.

      Я очнулся рано утром, когда солнце только начало подниматься, окрашивая море в красный цвет. Рядом, укутанный в одеяло, которое мы сюда притащили, тесно прижимаясь ко мне, спал Никита.
Осторожно высвободившись из его объятий, я надел плавки и направился к берегу. Море было на удивление спокойным.
Я не заметил, как ко мне подкрался сонный Никита и, взяв меня за руку, тоже посмотрел куда-то вдаль.
Мы, наверное, стояли так минут двадцать, а то и больше, наблюдая, как солнце медленно поднимается из воды.
   – Саш, – окликнул меня парень, чуть сжав мою ладонь.
   – Да, – посмотрел на него я.
   – Я хочу, чтобы это никогда не закончилось, – посмотрел мне в глаза он.
Я осторожно коснулся его шеи, попутно проверяя, не оставил ли случайно где засос. На море, где везде нужно было раздеваться и где Никита был под пристальным взглядом жителей Плутона, это было бы крайне неуместно.
   – Я умница, – похвалил себя я. – На таком соблазнительном парне не оставил и следа… – улыбнулся, погладив по щеке парня, от чего тот довольно улыбнулся и накрыл своей ладонью мою руку, крепче прижимая ее к своей щеке.
   – Порой ты оставляешь их слишком много, – хмыкнул он, – но я не против.
   – А сам-то, – шутя упрекнул его я, свободной рукой обнимая его за талию.
   – Помнишь, я как-то говорил, что иногда мне становится страшно, – серьезно начал парень, а улыбка сползла с его лица.
   – Из-за нас? – поинтересовался я, убирая ладонь с его щеки, но не отпуская руку Никиты.
   – Да. Я так счастлив с тобой! Я смотрю на тебя и не верю… Не верю, что все может быть так прекрасно.
   – Я тоже иногда так думаю, – успокоил его я. – Если бы ты в нашей стране разрешалось, я бы сделал тебе предложение еще тогда, когда мы сидели здесь.
   – Я и так весь твой, – снова улыбнулся Никита.
   – Знаю…
   – Я люблю тебя, Саш, – прошептал он, целуя меня.
   – Я люблю тебя… Никита…

      Медленно поднималось солнце над огромным синим морем, растворяясь в другом море, что тоже было синим, словно отражение в воде.
   Жители Плутона медленно просыпались, радуясь новому прекрасному дню и солнцу, что освещало и грело их горячо любимую планету. Здесь нет никакого волшебства и никаких разговоров о цирке. И, на самом деле, каждому человеку стало бы скучно, попади он в этот мир.
Но я прожил на Плутоне шесть незабываемых лет и нашел там больше, чем планету… Я нашел свою любовь.