Армейская быль
Моим сослуживцам по РВСН посвящаю...
С капитаном Женей Фартуковым я познакомился на славном военном космодроме «Капустин Яр». Это там, где задолго до нашего появления запустили первую советскую баллистическую ракету, наспех сооруженную из ФАУ-2. Впрочем, к той ракете, мы с Женей отношения не имели, так как в далеком 1948 году нас еще не было на свете. В 1984 году меня перевели c Камчатки в Кап Яр - так этот полигон называли в армии. Мы с Женей были начальниками телеметрических станций, которые при пуске ФАУ еще не существовали в природе.
Фартуков был личностью колоритной – великолепно знал технику, был строг, но справедлив и заботлив к подчиненным. На офицерских посиделках в случае дня рождения или присвоения кому-либо очередного воинского звания Женя был весельчаком и душой компании. Но мертвым грузом в послужном списке Фартукова висело тяжкое наказание за сокрушительный удар солдату, в результате которого тот получил травму головы, повлекшую трепанацию черепа и комиссование его по здоровью.
Произошло это так.
Комплектующие части ракет, предназначенные для испытаний, доставлялись к нам на полигон по-разному. Громоздкие и тяжелые – железной дорогой, мелкие и лёгкие – по воздуху, а те, которые могли войти в кузов автомобиля и не боялись тряски, - на грузовиках. Водители не все были гражданскими, большинство, конечно, были солдатами срочной службы, и как раз с ними всегда возникала проблемы.
Самым тяжелым было размещение. Колонна могла придти как светлым днем, так и темной ночью. Солдат, естественно, отправляли спать в казармы, и распределение производилось под руководством дежурного по части. Хотя прибывших, как правило, было немного, но хождения по спальному помещению после отбоя тревожили личный состав, и я всегда использовал все свои ловкаческие навыки, чтобы избежать «ночных» пришельцев.
Утром начиналась вторая часть «пармезанского балета». Прибывшие ночью «чужаки»-водители никак не хотели вставать вместе со всеми по подъёму, вступали в пререкания, грубили не только сержантам, но, иногда, даже офицерам. Это дурно влияло на дисциплину наших солдат, и для ускорения пробуждения прикомандированных приходилось принимать такие экстравагантные меры, как обливание водой из банки или объявление пожарной тревоги. Мне лично было жаль этих молодых, вусмерть сонных пацанов, но разрешить им спать дольше положенного мы не могли, так моментально были бы заложены тем же дежурным по части на планерке у командира.
Фартукову не повезло втройне. Мало того, что на момент происшествия он был молодым лейтенантом, так еще дежурный по части всучил ему далеко за полночь четверых «чужаков»-водителей, и Женя, будучи «ответственным» по нашей инженерно-испытательной группе, принял солдат и расположил на ночлег. Команда «Подъем!» прозвучала для них, конечно, не вовремя, и они на неё поначалу не прореагировали. Попытки сержантов поставить чужаков в строй терпели фиаско. Солдаты в предвкушении интересного зрелища столпились в центре казармы. Подъём начал срываться. Опоздание с выходом на зарядку означало взыскание от командира части. Фартуков приказал старшине выводить личный состав на плац, но прикомандированные, озлобленные подъёмом, стали высмеивать команды сержанта и подтрунивать над лейтенантом. Женя приказал им построиться, но они пропустили его команду мимо ушей и продолжали лежать в кроватях. Фартуков сдёрнул одеяло с одного из них. Прикомандированным оказался здоровенный детина ростом под два метра. Извергая матерщину, он бросился на офицера. Но нарушитель не учел одного – несмотря на небольшой рост, тот был очень крепок физически. Во время учебы в училище Фартуков с отличием сдал зачет по рукопашному бою, а в свободное время увлекался водным поло. Женя встретил бросившегося на него солдата прямым правой в подбородок, и тот бревном рухнул на пол. И тут лейтенанта постигла третья неудача – солдат в конце своего падения бахнулся головой о выступающий угол бетонного плинтуса, опоясывающего одну из колонн, поддерживающих потолок, и потерял сознание. В казарме наступила тишина. Боец не шевелился, а под его головой начала растекаться небольшая лужа крови.
Солдат в Советской Армии бить было нельзя. Это было грубейшее нарушение уставов и воинской дисциплины. С холодом в груди Женя осознал произошедшее. В висках застучало, а в голове, как заевшая пластинка, начала вертеться мысль – «Что же ты наделал? Что же ты наделал?...» Фартуков доложил начальнику группы и дежурному по части. Через несколько минут прибежал дежурный фельдшер, но пользы от него почти не было – «дедушка» срочной службы медицинского опыта имел мало и бестолково суетился, пытаясь остановить кровотечение и оживить лежавшего с помощью ватки, смоченной в нашатыре. Наконец, пострадавший стал подавать признаки жизни, и его перенесли на кровать.
Прибыл мотовоз с офицерами. Командир части, начальник группы и начальник медслужбы сразу пошли в казарму, где случилось происшествие. Осмотрев солдата, военврач сказал, что его необходимо срочно везти в полигонный госпиталь. Даже при беглом осмотре стало ясно, что необходимо делать рентген головы и на основе его анализа предпринимать необходимые меры. Ко входу в казарму подогнали санитарную машину, солдата положили на носилки, перенесли в автомобиль и увезли в госпиталь. Фартукова и начальника группы вызвали в кабинет к командиру части, а после недолгих разбирательств уже вместе с командиром части – «на ковер» к начальнику полигона.
Анализ рентгеновского снимка был ошеломляющим – четко просматривалась внутричерепная гематома, которая в любой момент могла привести к летальному исходу. Избавиться от неё можно было только посредством трепанации, и солдата срочно положили на хирургический стол.
Операция прошла успешно, пострадавший начал выздоравливать. Через некоторое время ему дали инвалидность и стали готовить документы на увольнение. Родственники забирать его не торопились, и он бродил по госпиталю, изображая из себя невинно пострадавшего от беспредела офицеров.
С Фартуковым было сложнее. Голоса жениных защитников утонули в голосах ретивцев, требовавших сурового наказания. Однако начальник полигона и командир части хранили молчание. Они понимали, что при дефиците грамотных офицеров на полигоне потеря Фартукова будет нежелательным событием, тем более что до этого лейтенант взысканий не имел и если упоминался, то только в лучшую сторону. Начальник группы с пеной у рта доказывал его невиновность, это же говорили и сослуживцы по группе. Замполит группы отмалчивался, хотя из-за проступка Фартукова шишки посыпались и на него. Не имея возможности показать своё рвение практическими делами, замполиты и парторг применили излюбленный армейский метод – стали «топтать» допустившего оплошность. Пытаясь уйти от летящих в него молний, замполит группы «замастырил» болезнь и лёг в госпиталь. Начальник политотдела посочувствовал внезапно захворавшему офицеру, и его «шестерки» с полуслова поняли своего шефа – отстать!
Наконец, решилась и Женина судьба. Увольнять его не стали, объявили «несоответствие». Такое взыскание означало конец служебной карьеры - для Фартукова, окончившего училище с золотой медалью, это было обиднее во много раз. Женя задумался об увольнении, но на гражданке лучше не было – маленькая зарплата, отсутствие квартиры и горестные глаза матери неудачника. Женя сцепил зубы и решил остаться.
Мы прослужили с Женей в одном подразделении несколько лет, и меня перевели на командный пункт полигона старшим оперативным дежурным.
Карьера стала поворачиваться ко мне лицом, а вместе с ней стали поворачиваться лицом и материальные блага. Настал момент, когда офицер, ответственный за учет желающих купить машины, позвонил мне и сказал: «Майор Кляус, в военторг пришли автомобили. Можете завтра поехать, забрать свой». Я записался на приобретение авто сразу, как только перешел в главный штаб полигона, и, наконец, подошла моя очередь.
Сейчас купить машину легко – были бы деньги. В советское время купить машину было не просто тяжело, а очень тяжело. Стоила она больших денег, но этого было мало. Нужно было иметь соответствующий статус. Конечно, рядового офицера Советская Армия не осыпала подарками, но приобрести хотя бы один автомобиль мог любой кадровый военнослужащий. Некоторая гражданская сволочь вроде председателей колхозов, директоров заводов, шахт, конечно, могли менять «жиги» и «москвичи» как перчатки, в то время как рядовые сотрудники этих же предприятий могли ожидать свою вожделенную мечту до самой пенсии, либо вообще не получить её. Отдельные командиры частей не отставали от гражданских хапуг, но только редкие офицеры могли рассчитывать на приобретение двух авто за весь свой долгий унылый срок военной службы, подавляющее же большинство довольствовалось одним.
Покупка автомобиля на рынке была военнослужащим не по карману, так как стоимость машины на базаре могла превышать её двукратную магазинную цену.
Второй особенностью приобретения автомобиля было почти полное отсутствие выбора. Конечно, если страждущий записывался на «Москвич-2141», то ему и продавали такую модель, но все остальное – цвет кузова, мощность двигателя, количество ступеней в коробке передач – оставалось за пределами досягаемости. Бери, что дают.
Я подошел к начальнику командного пункта и попросил у него отгул для поездки в военторг. Разрешение было дано, и я стал считать часы до вожделенного мига, когда сяду за руль собственной машины.
Мне повезло. Автомобиль был хорош. Цвет – «мокрый асфальт», пятиступенчатая коробка передач, просторный салон, почти полностью скопированный у франко-американской «Симки», одним словом, мечта советского офицера. Я стал его потихоньку обкатывать, готовя машину к поездкам в Волгоград, и приобретая уверенность в навыках водителя. Буйствовала весна, и поэтому я испытывал двойное наслаждение.
Гараж мой был далеко. Автобус туда не ходил, и я вынужден был добираться к жилищу моего авто пешком, тратя на дорогу в один конец более получаса. Пройдя ворота гаражного кооператива, я шел по «улице», составленной из различных боксов кирпичного, шлакоблочного, бетонного и металлического происхождения. Мой гараж был огромным железным, в котором представители промышленности когда-то держали грузовик. После того, как их программа испытаний была закончена, они не стали демонтировать сооружение, а подарили его одному полковнику – начальнику отдела инженеров-испытателей. Я к тому времени приобрел себе металлический, разборной, изготовленный на каком-то авиазаводе, как ширпотреб. Моё сияющее анодированным алюминием чудо привлекло внимание полковника, собирающегося на дембель, и мы обменялись с ним гаражами к взаимному удовольствию.
Как правило, несколько гаражей были открыты, и в них копошились хозяева. По традиции я здоровался с ними, даже если не был знаком. Однако на этот раз оказалось, что с одним из них – подполковником – я был знаком. Он покупал машину в тот же день и в то же время, что и я, и, ожидая, пока продавцы военторга заполнят необходимые документы, мы успели переброситься парой фраз, что послужило основой для дальнейшего знакомства. Мы встретились с ним взглядом, он выпрямился и попросил меня подойти к его «жиге». Новенькая «шестерка» тихо урчала двигателем, но озабоченное лицо её хозяина выражало какую-то тревогу и беспокойство.
- Сергей! Как двигатель? – он опять склонился над капотом.
- Нормально шуршит, - успокоил я его. – Правда, у меня другой тип, у меня же не «жига», и я не знаток, но у тебя, вроде, всё в порядке.
- Вроде? – его немигающий взгляд как-то злобно остановился на моём лице.
Я понял, что сказал не то.
- Тебе нужно машину специалисту показать, - я назвал ему фамилию прапорщика-умельца, служившего техником в автобате, и оказывавшего ремонтные услуги господам офицерам. – Могу познакомить.
Подполковник продолжал напряженно смотреть мне в глаза. Его такое поведение мне не понравилось, я развернулся и пошел дальше. Подполковник что-то крикнул мне вслед и вроде бы кинулся за мной, но работающий двигатель автомобиля заставил его вернуться, чтобы заглушить машину. Мне же не хотелось вести с ним дальнейшую беседу, и я свернул на узкую тропинку между соседними боксами, чтобы назойливый собеседник потерял меня из виду. Так оно и получилось. Его вопли подсказали мне, что он меня ищет, но я не стал выходить на широкую «улицу», а тропинками ушел к своему гаражу.
Я забыл бы об этом случае, если бы ситуация не повторилась вновь. К тому времени с момента приобретения мною автомобиля прошло уже больше трех месяцев, и я стал уверенно водить машину. Намечалась поездка к родителям в Волгоград, и я пошел в гараж за своим транспортным средством. Настроение было отличное, я потерял бдительность, и нос к носу столкнулся со своим знакомцем, вышедшим мне навстречу из своего бокса.
Сейчас я понимаю, что этот подполковник ожидал кого-нибудь из случайных прохожих, спрятавшись за приоткрытой дверью своего гаража. Он выскочил, как черт из табакерки. Его лицо было напряжено, на скулах играли желваки, остановившийся взгляд вперился мне в глаза. Я почувствовал недоброе.
- Ты? Зайди, послушай! – его безапелляционный тон усилил мои подозрения.
- Конечно, дорогой! – как можно более дружелюбным тоном ответил я, начав затягивать время, чтобы найти выход из создавшейся ситуации. – Запускай свою ласточку.
Но двигатель его «Жиги» уже работал. Я бы мог попросить его сесть за руль и погазовать, а сам же, воспользовавшись его стесненным положением, убежать. Но такой способ ретирады показался мне позорным. Я попросил его распахнуть ворота гаража и предложил прокатиться по «улице», чтобы послушать, как двигатель работает под нагрузкой.
- Зачем? – парировал подполковник. – Хочешь двигатель запороть?
Он снова посмотрел мне в лицо. Я до сих пор помню этот тяжелый немигающий взгляд подозрительно прищуренных глаз.
- На холостых оборотах твой двигатель работает нормально – это слышно по звуку, - я старался говорить как можно спокойнее, чтобы не усиливать его нервозность и не сорваться самому. – Проверить его работу мы сможем либо под нагрузкой на стенде, на станции технического обслуживания, либо немного прокатимся здесь. Потёков на движке нет, масло не «горит» - проедем не спеша, тихо – и послушаем. Не гнать же в Волгоград на станцию, куда 100 километров пути.
Мои доводы показались ему убедительными, и он согласился, но сказал, что за руль сядет сам. Я помог ему открыть и заблокировать ворота. Он выехал из гаража, и мы потихоньку, на первой передаче, стали двигаться по «улице».
Я делал вид, что прислушиваюсь к работе мотора, а сам внимательно смотрел вперёд и по сторонам, пытаясь увидеть кого-либо из знакомых. По выходным в гаражах всегда бывает много народа. Мы проехали до конца «улицы», свернули в «переулок» и поехали назад по параллельной.
- Ну что? – его взгляд снова упёрся мне в лицо.
- Смотри вперед – отпарировал я. – Не хватало в гаражах аварию устроить.
- Какую аварию? – взревел он.
Но в этот момент я увидел знакомого прапора из автобата. Тот стоял возле «жиги» с открытым капотом и что-то оживленно обсуждал с обступившими его мужиками.
- Притормози! – безапеляционно сказал я подполковнику, и едва машина остановилась, выскочил из нее и подошел к разговаривающим.
- Народ, приветствую! – сказал я им, а с прапором поздоровался за руку.
- Что случилось, штаб? – прапор знал, что я служу на командном пункте полигона. Мне приходилось несколько раз брать в автобате уазики для служебных поездок, и я обсуждал с ним особенности движения по жаркой астраханской степи.
- Нужно провести экспресс-диагностику, - я кивком показал на «жигу» подполковника.
- Какие проблемы, товарищ майор? Сейчас сделаем. Да, мужики? – прапор двинулся к «жиге», следом за ним пошли остальные.
Подполковник уже вышел из своего автомобиля, и, рассматривая приближающихся к нему людей, внимательно вглядывался в их лица и прислушивался к их разговорам. Прапор попросил его открыть капот и завести двигатель. Подполковник обвел подошедших к нему людей подозрительным взглядом, но спорить не стал. Машина ожила, мужчины стали обсуждать работу двигателя. Я отошел в сторонку и, встретившись взглядом с прапорщиком, жестами показал ему, что ухожу. Он согласно кивнул головой, и я, укрываясь от взгляда подполковника, незаметно скрылся среди гаражей.
Лето прошло быстро. Львиную часть времени занимала служба, а в редкие выходные мы стремились уехать на речку или к родителям в Волгоград. Незаметно подошла осень. Мы с женой стали делать заготовки на зиму. Рынок находился от жилого городка не далеко, но и не близко. В таких случаях я обычно шел в гараж, брал машину, возвращался за семейством, и мы все вместе ехали на базарчик. Свой маршрут к боксу я изменил. Мне больше не хотелось сталкиваться с этим злобным подполковником, и я заходил через калитку, расположенную с другой стороны. Этот путь был немного длиннее, но зато гарантированно избавлял меня от неприятной встречи.
Узкая тропинка петляла среди сараев и строений, вывела меня к калитке, и я лицом к лицу столкнулся с Фартуковым. Женя заматерел. Он уже был старым капитаном, дослуживал положенный ему срок и готовился к демобилизации. Виделись мы с ним редко, и искренне обрадовались встрече друг с другом. Я спросил его как дела.
- Серёга! – завопил он в ответ. – Ты знаешь, что со мной было???
- Нет! – правдиво ответил я.
- Подполковник, у него новая «шестерка», - Фартуков ткнул пальцем в сторону «улицы», на которой находился гараж «злого». – Вроде с тобой вместе машину брал.
- Ну да, - согласился я. – В одном поступлении.
- Я же с ним подрался, - и Женя засмеялся.
- Как, опять? – я нехотя напомнил ему случай с солдатом.
- Не опять, а снова! – отпарировал Фартуков. - В начале лета купил себе здесь гараж. Иду один раз. Он «стой» кричит, - «послушай двигатель». А что мне слушать, если у него «жига», а у меня «москвич».
Мне стало интересно – ситуация показалась знакомой.
- А ты?
- Да послушал немного, только что скажу? Так и сказал… И ушел… А в августе опять иду – он прямо за рукав хватает, тащит. «Посмотри», «послушай»… Ну я его на фуль и послал. А он на меня драться бросился. Мы и сцепились. Мужики прибежали из соседних боксов, растащили.
Драка в Вооруженных Силах – всегда ЧП. Даже когда дерутся самые молодые рядовые солдаты. А тут – офицеры.
- Вызвали к начальнику полигона, на «ковёр», - продолжил Женя. – Прихожу, зашел.
- Ты, бандит! Раньше солдат бил, а теперь за офицеров взялся? - закричал начальник полигона. – Я тебя в тюрьму посажу.
- Я защищался, товарищ генерал – ответил я ему – сказал мне Женя. – Хотя сердце ёкнуло – кому охота в тюрьму? Объяснил, рассказал всё, как было. Назначили экспертизу. Подполковник душевнобольным оказался. Дембельнули его.
- А ведь точно, - задумался я. – Подполковника уже больше месяца не видел.
Мы попрощались с Женей и разошлись по своим делам.