спецшкола 2
Каждый день помимо основных уроков нам полагалась самоподготовка.
Увильнуть от неё было нельзя. Но зато во время самоподготовки можно было
писать письма на родину, обмениваться фотографиями дорогих людей.
У нас в класе был армянин по имени Пантес. Армяне бывают удивительно
некрасивы, но Пантес был фантастически безобразен. Квадратное лицо с огро
мным свисающим до губ носом.Однажды он во время сомоподготовки показал
фото своей невесты. она была подстать жениху. Пантес был из какой-то глу
бинки Армени.
И вот однажды после перерыва в клас входят наши пацаны. Они не видят,
что за столом сидит наш класный руководитель, преподаватель хими Елена Вик
торовна Сиандарян. Она вошла туда во время перерыва.
Один из вошедших, держась за живот, говорит, дурачась:"Ну у Пантеса и
баба, .... твою мать, не дай бог ночью встретить". Химичку как ветром сдуло.
Потом на своих уроках она долго не могла поднять глаза.
Мы представляли из себя нечто однородное. У всех было одно воспитание -
уличное. Все были выходцами из простых, бедных семей. У многих не было отцов -
они не вернулись с войны.
Но зато среди нас не было сынков номенклатурных товарищей, которые
держались обособлено, подчеркивая своё превосходство над плебеями. Эти в лётчики
не рвались.
Уже через два-три месяца после начала занятий на самоподготовке, если
не было дежурного учителя, мы, не таясь и не стесняясь, рассказывали друг другу
о своих семьях, близких.
Вскоре в нашем классе, который стал именоваться взводом, воцарилась атмосфера
настоящей дружбы. Мы стали коллективом, который никакая сила не могла раз
единить на отдельных членов.
Пожалуй такого чувства солидарности мне не пришлось испытать больше
никогда.
Несмотря на то, что что спецшкола находилась в Ереване, основу её состав
ляли русские. Было немного армян из российских городов, из глубинки Армении, но
ни одного из Еревана. Столица неохотно отдавала своих мальчиков, из которых дол
жны были вырасти боевые летчики. Хотя в только что закончившейся войне принима
ли участие многие лётчики армяне, некоторые из них даже стали героями.
А лётно-конструкторское семейство Микоянов - так это же легенда авиа
ции. Самолёты с маркой МИГ летают по всему миру более 70 лет, и мало кто из
иностранных авиаконструкторов создал что-либо подобное.
Русские были, в основном, из городов северного Кавказа, но основной костяк
был из Сочи и Армавира. Выпадал адыгеец Юра Хаконов - он был из Майкопа.
Вскоре образовались мощные земляческие группы, которые пронизывали весь
личный состав сверху до низу, поэтому об обиде младших не могло быть и речи -
старшие земляки тут же бы заступились. Дедовщина отпала сама собой. Да и
пора была нам, будущим покорителям неба, прощаться с хулиганским детством.
***
Я не зря подчеркнул, что все пацаны , в основном, были из малообеспеченных семей.
Наступали летние каникулы, и можно было почти на три месяца уехать домой. Домой
хотелось невероятно.Однако, пацаны получали письма:"Ждём, сынок, но денег на дорогу
выслать не могу. Мама."
Бесплатный проезд нам не полагался. Надо было решать проблему, как добраться до
родной хаты.
В эти дни ереванский вокзал, с которого каждый день в Москву отправлялся поезд,
представлял из себя нечто странное. Вдоль всего состава слонялись спецы (наше прозвище)
в зелёной летней форме, пытаясь любым способом прорваться в вагоны. Мы предлагали
пассажирам с билетами помочь занести багаж, умоляли их объявить нас своими провожа
ющими,отвлекали внимание проводников, чтобы незаметно нырнуть в вагон.
В вагоне прятались, где только можно: на третьей багажной полке за чемоданами,
в багажном отделе под первой полкой, в туалете. Главеое было продержаться до отправле
ния поезда, дальше было легче. Правда, ссадить нас могли на какой угодно станции, но мы про
никали в другие поезда и всё-таки двигались на родину. Двигаться приходилось почти двое суток
и за это время помимо страха, что тебя высадят было ещё одно сильное чувство - голод:
денег не было не толькона дорогу, но и на еду. Обратно добирались таким же способом.
Сейчас я думаю, что проводники поезда Ереван - Москва прекрасно знали все наши уловки,
но делали вид, что они этого не замечают. Проводник, ахпер джан, мы это помним
От Сочи, где мы останавливались на пару деньков у своих друзей, чтобы искупаться в море
добраться до Армавира уже не составляло труда. От Адлера до Кавказской ходил "пятьсот
весёлый" поезд, который двигался медленно, останавливаясь около каждого столба,
но зато он был забит пассажирами с огромными узлами под завязку, среди которых зате
ряться было без проблем.
***
Шефом нашей спецшколы был ереванский оперный театр имени Спендиарова. Мы часто
коллективно посещали спектакли, а иногда и просто выручали театр. В те дни, когда уже
было ясно перед началом спектакля, что в зале не будет и половины зрителей, администратор
звонил нашему начальству, и три роты (300-400 человек) по тревоге прибывали на спектакль.
Зал заполнялся.
Сначала было скучно смотреть и слушать поющих на армянском языке артистов, но посте
пенно мы втянулись.
А тут наступила пора возвращения на родину репатриированных армян ( я до сих пор не
знаю, что это значит, которые внесли свежую струю в искусство и спорт. В театре появи
лась несравненная Гоар Гаспарян, которая стала петь почти все первые партии. Особенно
хроша она была в "Севильском цирюльнике". Необходимость в наших марш-бросках в театр сра
зу отпала.
В городе появились люди чем-то неуловимым отличающиеся от местных. Те страны, где
им пришлось пожить некоторое время, успели наложить на них свой отпечаток. В спорте
заблистали боксер Енгибарян и баскетболист Алачачян. Половина спецшколы тут же поже
лала заняться боксом или баскетболом.
***
В спецшколе был свой духовой оркестр, куда я был принят на партию первой трубы.
Оркестр состоял из таких же пацанов, как я. Но неожиданно оказалось, что ребятки
подобрались талантливые - оркестр звучал вполне профессионально.
В основном мы играли марши, когда спецшкола в полном составе по какому-либо случаю
перемещалась по улицам Еревана. Мощные звуки оркестра, отражаясь от зданий,
взмывали вверх. На усыпаных балконах люди махали нам руками. Особой популярностью
пользовался марш, который наш маэстро переделал из армянской народной песни, при
способив её под духовой оркестр.
Было что-то торжественное в нашем шествии. А нас распирала гордость, мы уже
ощущали себя лихими пилотами.
***
Русский драматический театр находился в самом центре Еревана на улице Абовяна.
Напротив был знаменитый кинотеатр "Москва". По своему внешнему обличию это
был шедевр архитектуры. Все новые фильмы шли в первую очередь здесь.
Оживлённая улица была полна народа, особенно по вечерам, когда спадала жара. На
улице стояли каменные тумбы высотой около метра, увенчанные чашами, откуда бил
фонтанчик холодной необыкновенно вкусной воды. Вода по специальному вдоводу поступала
в город из ледников близлежащих гор.
Театр был маленький, но очень уютный. Там ставили в основном русскую и зарубежную классику.
Мы не часто посещали театр по двум причинам: во-первых, мы ещё не доросли до классики,
а во-вторых там пчти всегда был аншлаг.
Но однажды наш маэстро объявил, что оркестр в полном составе приглашён в театр и не
смотреть пьесу, а участвовать в ней. Кстати, я ещё ничего не сказал о маэстро.
Руководил оркестром маленький, толстый армянин по фамилии Гукасян. Он был необык
новенно добр, какими бывают только армяне. К нам он относился как к детям, часто приносил
фрукты из своего сада или только что испечённый его женой лаваш.
В театре надо было изобразить, что город под оркестр покидают войска. Пьеса была то ли
Островского, то ли Чехова. Нас посадили в какой-то комнате, мы играли "Прощанье славянки",
а стоящий у дверей актер постепенно закрывал дверь, сздавая в зале впечатление, что оркестр
уходит. Со своей задачей мы справились успешно и "работали" в театре около месяца.
Эти два театра (оперы и драмы) заложили первые кирпичики в моё духовное развитие.
А ещё был эстрадный оркестр Армении под руководством Константина Орбеляна. Попасть
на концерты оркестра было невозможно, но мы всё-таки пару раз прорвались.
Оркестр звучал превосходно - это я мог оценить как уже достаточно зрелый музыкант, а
музыка, которую он исполнял, казалась из другого, неведомого мира. Оркестр назывался эстрадным только
потому,что так требовало время. На самом деле это был джаз-оркестр. его репертуар состоял, в основном,
из классических джазовых компазиций, таких как , например, "Караван" Дюка Элингтона.
Дирекция театра, чтобы как-то отблагодарить нас,устроила в фойэ небольшой фуршет, а мы
теперь играли вальсы, фостроты и танго. Было весело. Среди артистов присутствовал какой-то
парень, которого мы раньше не видели. Оказалось, что в театр после окончания театрального вуза
пришёл новый актер Армен Джигарханян.
Однажды на улице Абовяна прямо напротив театра произошла сцена, достойная Шекспира.
Прямо на меня шла и улыбалась девушка небывалой красоты. Глаза и волосы у неё были чёрные,
и я подумал,что она армянка. Но, подойдя ко мне, она на чистейшем русском языке (местные
армяне все-таки говорили с акцентом) спросила, где находится русский театр. Во мне что-то разор
валось внутри, язык словно онемел, и я молча указал на дверь театра, куда она и вошла.
Подождав немного, я решил уходить, но какая-то сила удерживала меня.
Когда она вышла, я всё ещё стоял как столб у входа.
-Товарищ курсант, вы что здесь часовым поставлены? - она снова улыбнулась.
Не помню, что было дальше, но всю ночь мы бродили по уснувшим улицам Еревана
Вероятно , мы были на пороге влюблённости. До закаханья еден крок ( до любви один шаг)-
как поётся в одной польской песне. Но чтобы этот шаг сделать, нужно время , его не было -
уже на следующий день я уезжал в Харьков для поступления в военное училище. Лана (так звали
мою новую знакомую) провожала меня на вокзале. Её всю трясло, она плакала.
Ночью она рассказала мне о себе. Оказалось, что много лет назад её далбний родственник,
возвращаясь с русско-турецкой войны, привез с собой млодую турчанку необыкновенной красоты.
Он объявил её своей женой и стали они жить-поживать вместе. Турчнка нарожала предку кучу
детей. А потом родилась Лана. Турецких кровей у неё было уже мало, но красота далёкой
бабульки перешла к ней полностью. Так случилось, что еден крок до закоханья мы так и не сделали.
***
В городе был русский педагогический институт и общежитие взрослых детей пошраничников,
которых уже нельзя было держать на отдалённых заставах из-за необходимости учиться.
Именно отсюда к нам на балы (так именовались вечера, которые про водились в спецшколе)
к нам прибывали дамы. Русских в городе практически не было, именно это нас и объединяло.
Но я то сидел в оркестре, поэтому выбрать себе даму для танцев просто не мог. Может быть
поэтому я ещё в течении длительного времени не знал, как подойти к незнакмой девушке.
Я был очень стеснительным. Мне казалось, что из меня так и прёт моё происхождение,
а постоянное отсутствие денег просто угнетало.
Казалось бы моё происхождение давало мне право гордиться - ведь я происходил из семьи настоящего
пролетария, который после революции стал гегемоном.
Правда, мой прлетарий отец не имел никакого отношения ни к революции, ни к партии большевиков.
Думаю, ни о том , ни о другом он просто не слышал, а если и слышал, то не понимал, о чём речь -
он был дремучим, безграмотным мужиком, не умеющим ни писать, ни читать.
Из таких, как я , поверив в свою особую роль, вырстали преданные чекисты, которые, не задумываясь
ставили к стенке тех, кто просто не принадлежал к их сословию.
А я вот подался в лётчики.
***
Спецшкола жила своей обособленной жизнью. В городе , где многие с трудом говорили по русски,
мы чувствовали себя неуютно. Особой вражды не ощущалось, но была какая-то стена.
В прекрасном парке им. 26 бакинских комиссаров была тацплощадка с оркестром. Танцы там
почему-то объявляли вот на таком русском:"Бели танго, абыкнавени валс".
Но стоило кому-нибудь направиться к стайке одиноко стоящих девушек-армянок, как они
просто разбегались с испуганными лицами. А парни пытались нас выдавить с танцплощадки.
Пару раз мелкие стычки переросли в серьёзные столкновения. Помню истошный крик:"Наших
бьют около стадиона!". Лавина человек двести, на ходу наматывая на руки ремни с увесистой бляхой
на конце, двинулась на стадион. Стадион был рядом. Там наши, человек двадцать, были прижа
ты к стене стадиона, а армяне забрасывали их кусками строительных остатков, повсюду
валявшихся на земле после тоько что завершившегося строительства стадиона
Увидев бегущую огромную толпу, армяне поспешили укрыться натрибунах переполненного стадиона.
Разгоряченные пацаны стали швырять камни через не очень высокую стену стадиона, которые
наверняка не пролетали мимо плотно сидящих людей.
Мы угомонились только когда появилась имлиция.
Говорили. что этот случай рассматривался в ЦК компартии Армении. Из спецшколы отчислили
пару человек, но больше в городе нас не трогали. Может , потому,что справиться с такой органи
зованной силой было непросто, а может, восторжествовали идеалы интернациональной жружбы.
***
5 мата 1953 года едва прозвучал сигнал "Подъём", в расположение нашей роты вошёл командир учеб ного батальона майор Никифоров. Он повернул до отказа регулятор громкости, и из динамика, висевшего
рядом со входной дверью, раздался торжественно-трагический голос Левитана, который сообщил, что умер
Сталин.
Боевой лётчик, прошедший всю войну, плакал навзрыд, уткнувшись лбом в дверной косяк.
Мы замерли. Время остановилось. Для нас, воспитанных в безграничной преданности и любви к вождю,
его смерть означала крах всех наших надежд.
Преподаватели заперлись в уительской, а мы слонялись по школе, не зная, куда себя деть. Занятия
отменили. У всех в голове был только один вопрос - как жить дальше?
***
Учёба давалась мне легко. Точные науки я воспринимал как игру, а остальные как забаву. Един
ственное, что ставило меня в тупик, были науки, связанные с политикой. Сталинские соколы дол
жны были знать историю партии и мы. конечно, изучали "Историю ВКП(б)".
Тут я сразу тупел. Я не понимал, почему ученье Маркса-Ленина всесильно, потому что оно единственно
верно? почему нухно строить общество, придуманное кем-то на основе собственных умозаключений?
Почему должна быть диктатура пролетариата?.
Впрочем, так ясно моя позиция вто время ещё не определилась. Но корни, несомненно идут оттуда.
Такие понятия,как классовая борьба и диктатура пролетариата должны были стать альфой и омегой
моего политического воспитания. Не стали.
Постепенно с увеличением объёма политических наук. которые пытались втолкнуть в меня в течении
всей службы в армии, росло моё их неприятие. И, наконец, выросло то, что выросло. От политики и от
партии я просто сбежал.
Сейчас я считаю, что политик любого толка должен быть по меньшей мере сослан на Соловки, а
не морочить голову людям с телевизионных экранов и не нагуливать задницу в думских креслах.
В мире существует много хороших законов и правил, и всё это неплохо работает, если не вмешивается
политика.
***
В 10 классе выяснилось, что я могу потянуть на золотую медаль. Так бы оно и случилось, но по сочинению
мне поставили только "хорошо". Уже потом, когда мы прощались со спецшколой, наш любимый Левон
(преподаватель русского языка и литературы), который за меня очень переживал, рассказал мне,
что его просто заставили поставить мне "четыре".
Когда начались выпускные экзамены, в школу позвонили из ЦК Армении и сказали, что на всю республику
выделено только десять золотых медалей. Т. к. все наши выпускники должны были пойти в военные
училища, где нас принимали без вступительных экзаменов, в ЦК решили, что "золото" нам просто ник
чему. Лучше дать медаль тому, кто потом сможет поступить в престижный гражданский ВУЗ.
Может, тут сыграл роль национальный вопрос - ведь все выпускники спецшколы , претендовавшие на
были русскими. Мы жили тогда при социализме. а там,-вы помните? -были свои законы и свои понятия.
Впрочем в позиции ЦК была своя логика и он был прав, но только частично. Нас действительно принима
ли в летные и средние авиационно-тенические училища без экзаменов, ведь для этих училищ нас и готови
ли. Но в ЦК не знали или сделали вид, что не знают, что в высшие инженерные училища и Академии без
экзаменов принимали только "золотых" медалистов.
Так я оказался в Харькове, где должен был сдавать всупительные экзамены в Харьковское высшее авиа
ционное инженерное училище. Я чувствовал себя подготовленным и экзаменов не боялся, особенно по
математике, ведь за три года обучения в спецшколе я не получил даже ни одной четвёрки. Но судьба
во ворой раз заложила крутой вираж, хотя я ещё не успел опомниться от первого - когда мдицина
признала меня негодным для лётной работы по зрению.
***
Из Еревана в Харьков вту пору на поезде можно было проехать только через мой Амавир. Мама и
сестра пришли к поезду и принесли с собой большй кулёк вишни из нашего сада. Вишня была, конечно,
не мыта, что и сыграло со мной злую шутку. Чере несклько дней я почувствовал себя плохо, меня несло.
Старшина, который командовал поступающими, быстро определил,что это дизентерия. Он вызвал
меня в свою маленькую коморку и сказал:
-Если я сообщу, что среди поступающих есть больной дизентерией, тебя немедленно уложат в госпиталь
в инфекционное отделение, где тебя продержат месяц. За это время приёмная комиссия закончит свою
работу. Давай сделаем так. У меня жена работает здесь в санчасти, она достанет нужные лекарства,
глотай их и держись. И никому ни слова.
Держаться было нелегко, очень нелегко.
Начались экзамены и первым была письменная математика. Состояние моё ухудшилось, я почти ни
чего не сображал. В результате сделал ошибку в формуле, которую знал наизусть. Оценка - неуд.
Через несколько дней, когда я уже чувствовал себя гораздо лучше. на устной математике преподаватель
гонял меня около часа, в результате чего сказал:"Не понимаю, как ты умудрился получить двойку. Я
не нашёл у тебя вообще слабых мест, но общую оценку по математике больше тройки тебе не поставят".
Председатель приемной комиссии тоже отнесся к моему случаю сочувственно
-Изменить оценку по письменной математике я не могу. Но вот сейчас начинает сдавать второй
поток. Это офицеры. Возможно, несколько человек отсеятся и образуется недобор. В этом случае мы
тебя зачислим. Не получилось.
***
Но вернёмся в спецшколу.
Никто из нас не представлял себя в будущем пилотом дальней авиации или, не дай бог, транспортной.
Мы все, как один, были истребителями. Летали мы (в мыслях, конечно) лихо, закладывая такие фигуры,
что командование на земле хваталось за голову.
Почти все сделали себе на пра вом предплечье наколку в виде истребителей, кто винтовых, а кто уже
и реактивных. Наколки делали друг другу обыкновенными швейными иглами, окуная их в обыкновенную
черную тушь. Получлось аляповато но престижно.
Среди нас царил какой-то особый дух. Мы уже ощущали себя небожителями, которым просто положено
смотреть на всех свысока. И это было не так уж плохо. Наоборот, я думаю, что основная заслуга
спецшколы заключалась в том, что она морально подготовила нас к трудной и опасной профессии
военного летчика, сумела помочь нам разглядеть в ней романтику.
Сильны были и патриотические настроения. Недавно закончилась война, которую многие из нас знали
только по фильмам, но ведь именно там в этих фильмах были такие летчики! Они были сильные,
смлые, добрые, красивые. На них хотелось быть похожими. Одним словом, мы рвались в небо. Ну, а
девушки потом.
***
Откуда появилась эта потрёпанная книжица, сейчас уже не установишь. В её предисловии ь,
что однажды пьяные иностранные моряки напали на японца, который уступая им в силе и числе
уложил их всех на землю, т.к. владел приёмами джиу-джитсу. А далее следовало подробное описание приёмов,
сопровождаемое детальными рисунками.
Мы все, конечно, этим увлеклись. Повсюду можно было видеть тренирующуюся пару, которая разучивала
тот или иной приём. Пару приёмов я помню до сих пор.
***
Кормили нас,конечно, неважно. И дело не в качестве пищи. К этому параметру мы не были приучены
с детства. Дело в количестве. Мы бурно росли, организм требовал определенного объёма пищи, а её не
хватало.
Правда, иногда и на нашем столе бывал праздник.
Из озера Севан, расположенного недалеко от столицы, в Москву на кремлёвский стол поставлялась
знаменитая севанская форель. Иногда партия форели, приготовленная для отправки в Москву, по
каким-то признакам браковалась. Республиканские вожди также не могли осквернить ею свои желудки.
И в продажу нельзя было её отправить, т.к. она туда не поступала никогда. Для обыкновенного тру
женика форель просто не существовала.
И вот эта в общем-то нормальная рыба попадала к нам на кухню. Повар жарил её каким-то армянским
способом со сспециями и травами. Запах стоял на всю округу. В такие дни мы с особым нетерпением
ждали, когда же прозвучит сигнал "Обед". Школа жила по сигналам. Утром звучал "Подъём", вечером
"Отбой", в течении учебного времени "Приступить к занятиям" и "Перерыв". Иногда звучал сигнал
"Тревога". Сигнал исполняли дежурные сигнальщики, назначаемые каждый день из нашего оркестра.
Иногда к нам каким-то образом попадали консервы различных рыб в томатном соусе с просроченными
сроками хранения. Размешав это с отварными макаронами, мы уплетали так, что за ушами трещало.
Какие там сроки хранения!
Летом наши повара готовили знаменитый аджоп-сандал, который представлял из себя овощное рагу
с преобладанием баклажанов. Говорили, что это турецкое блюдо. Нам было всё равно. Это было вкусно,
постоянное чувство голода никогда нас не покидало.
***
Однажды мы поехали в Тбилиси, где тоже была сецшкола, в порядке дружеского визита. Путешествие
оставило неизгладимый след в наших головах, т.к. организовано оно было необычно. Вместо того , чтобы
спокойно добраться до Тбилиси поездом, мы отправились в путь на двух автобусах по горной дороге.
Первой достопримечательностью на нашем пути было озеро Севан. Мы долго гуляли по берегу, не
решаясь войти в прозрачно-чистые, но холодные воды озера.
Потом был Семёновский перевал, который мы преодолели с большим трудом, т.к. несмотря на лето,
он был покрыт толстым слоем снега. А на самом перевале мы вдруг очутились в старой Руси - древние
избы, бородатые мужики, зактанные по глаза женщины. Это была деревня староверов, которые называли
себя молокане. Когда-то, гонимые за свои религиозные убеждения, они бежали из центральной Росии и
поселились здесь, в малодоступном месте, сохранив свои обычаи. Нам это казалось странным, а ведь
люди производили впечатление счстливых. Вот и пойми, вчем оно счастье.
Затем в районе Дилижана нам показали место, окаймленное огромными дубами, где Пушкин, сосланный
на Кавказ, встретил гроб с телом Грибоедова.
Путешествие было прекрасным.
Визитом мы тоже были довольны. Было весело, радостно. Да и как может быть, когда встречаются
почти летчики, которым, возможно, придется служить в одном полку.
***
Футбольный матч Торпедо-ЦСКА должен был состояться на ереванском республиканском садионе,
т.к. в Москве в эту пору лежал ещё снег.
В Ереване было тепло, стадион заполнился до отказа, но мы всё-таки проникнуть на матч сумели.
Разумеется, без билетов.
Я не был в ту пору квалифицированным болельщиком, как говорят теперь, по определению должен
был болеть за ЦСКА. Я так и старался делать, но то и дело мои симпатии обращались к команде
соперника, а вернее к одному из футболистов- в Торпедо играл 18-летний Эдуард Стрельцов.
Он произвел на меня неизгладимое впечатление.
Да, конечно. если человек совершил преступление, он должен понести наказание. Но вот было ли
преступление до сих пор не ясно. Нашсамый справедливый в мире суд был в те времена независимо
подкаблучным.
Так случилось, что мне пришлось пройти через два суда - уголовный и гражданский. Я видел живых
судей. народных заседателей и млоденьких хамок, именуемых секретарями судов. Гнетущее впечатление.
Нет ощущения,что правит закон и справедливость. Правят деньги, а большие деньги даже выносят
приговоры.
***
Постепенно город перестал быть для нас чужим. Мы выучили десяток расхожих фраз на армян
ском, пропала отчужденность, а люди, которые по началу казались чуть ли не враждебными, оказа
лись обыкновенными, даже дружелюбными людьми.
Ереван очень красивый город. Почти все здания в центре были облицованы знаменитым армянским
розовым туфом. На улицах стояли колонки, в которых фонтанчиком била хрустальная вода, холод
ная в самое жаркое время. Можно было подойти и уталить жажду.
Вечером улицы наполнялись гуляющими людьми. И вэтой толпе мы уже не чувствовали себя чу
жеродными. Днем, когда не было занятий, мы ездили на какую-то бурную речку, чтобы охладиться
и полежать на травке. Купаться в реке было небезопасно, в её стремительных водах можно было раз
биться об огромные валуны, лежащие посреди реки. Но наиболее отчаянные среди нас на спор пере
плывали реку, пропадая среди бурных волн и заставляя остальных замирать от страха. Слава богу,
никто не пострадал.
Вскоре город совсем перестал быть для нас чужим. Он оказался теплым, уютным южным городом.
А когда пришла пора прощаться с ним, мы поняли, что он был частицей нашей жизни, и просто так
вычеркнуть его из неё мы не сумеем никогда.
***
Однажды мы поехали к сестре Арика Проскурякова, которая окончила пищевой институт и получила
назначение на Ереванский коньячный завод.
Она жила в общежитии при заводе в маленькой комнатке, где стояла кравать да стоял небольшой
столик. Под краватью оказался ящик кньяку. Ей он положен был как работнице завода.
Она решила нас угостить, а мы не сумели отказаться. Не хотелось показывать, что некоторые из нас
кньяку и не нюхали. Да и вообще питоки мы были в ту пору неважные.
Словом, раздавили бутылочку на троих.
Пора было возвращаться, и тут выяснилось, что не все из нас в состоянии двигаться. Пришлось
выйти на улицу и ловить такси. Через некоторое время возле нас остановилась машина, из которой
выглядывало веселое лицо пожилого армянина с большими усами.
-Куда, летчики?- спросил он. Мы назвали район очень не близкий от завода, водитель присвистнул, но дверь
открыл. Когда мы уже сидели в машине кто-то из нас сказал:
-Только денег у нас нет.
Водитель резко затормозил, вимательно оглядел нас, что-то пробурчал по-армянски и продолжил
движение.
Помните, я говорил, что мы уже немного освоили армянский особенно в той части, которая на
русский литературный не переводится. Вот это он и сказал.
А когда мы уже покидали машину и стали его благодарить, он сказал уже по-русски:
-Да ладно,ребята, как-нибудь сочтемся.
Вот видите,многое забылось, а этот эпизод остался в памяти. Потому что именно из таких эпизодов
складываются нормальные отношения между людьми независимо от нциональности.
***
Первую же военно-вачебную комиссию я не прошел по зрению. По моему настаянию была назначена
вторая, но результат оказался тот же. Наступал век реактивной авиации, медицина сама толком не знала
еще, какие требования предъявлять к будущим летчикам и на всякий случай их завышала.
Это был первый крутой вираж судьбы. По существующиму порядку те из нас, кто не проходил в летное
училище, направлялись в средние авиационно-технические. Вы можете представить себе человека,
который считал себя уже асом, и вдруг ему предлагают стать технарем? Это немыслимо!
Правда, здесь судьба надо мною немного сжалилась. Помните, я ведь претендовал на золотую медаль?
Медаль я не получил, но мои высокие оценки позволили руководству школы направить меня в высшее
инженерное училище. По тем временам это был не худший вариант, но вариант не сработал. Отсут
ствие медали все-таки сыграло свою роковую роль.
Итак, распрощавшись с друзьями, учителями, с Ереваном, который за три года стал для меня очень
близким, я отправился в неведомую жизнь. Прощай, небо!
***
Что же дала мне спецшкола, если в летчики она меня не вывела? Она привила мне безграничную
любовь к авиации. Я до сих пор летаю во сне, разумеется на истребителе, правда, винтомоторном,
а ведь прошло 50 лет!
А если мне приходиться бывать на аэродроме и я вижу, как с ревом взлетает истребитель, у меня что-то
замирает внутри. Да и летчики по-прежнему кажутся мне людьми необыкновенными.
АЛЕКСАНДР ЛАЗАРЕВ
Летчиками бывают не только те, кто летает
Москва 2003 г.