Бионический Глаз. Из цикла Дед

Александр Аве
Дед. (Цикл небольших научно-фантастических рассказов
о Великой Отечественной Войне)

                Рассказ первый. Бионический глаз.

                Всем Героям Великой Отечественной Войны,
                Деду моему, Ефанову Петру Григорьевичу,
                посвящаю этот рассказ.

Прикладная бионика (от др.-греч. — живущее) — наука о применении в технических устройствах и системах принципов организации, свойств, функций и структур живой природы, а также их комбинирование, как на основе совмещения принципов работы, так и слияние живых тканей, органов и элементов с техническими устройствами. Различаются ведомые бионические устройства, где превуалирует биочасть, и ведущие, где доминирует техническая, электронная и волновая части...

Сапёр (от фр. sapeur — вести сапы, подкапываться) — лицо, находящееся на службе в инженерных войсках, основной задачей которых является инженерное обеспечение военных действий оборонительного или наступательного характера. 

Саперный взвод — воинское формирование, в данном случае входит в состав разведроты. В конце ВОВ были в основном не укомплектованы полностью и насчитывали от 3 до 9 человек.

     У этого рассказа была поистине странная судьба. Однажды, уже будучи полностью написанным на одном дыхании за полдня, он был утерян случайным роковым движением руки на карманном компьютере... Потом как-то так не специально получалось, что по горячим следам и по памяти не удалось быстро восполнить эту потерю. Так, прошло почти три года: то одно, то другое, пока не настало время... ведь рукописи не исчезают в пыли звезд... если это настоящие рукописи... и настоящие звезды...



Дед не любил об этом рассказывать... Да, и вообще, мало говорил о войне. Может, так было спокойнее ему самому... А может, не хотел лишний раз "грузить" нас, своих близких родных, переживаниями... И только красные воспаленные глаза после очередной долгой бессонной ночи могли лишь косвенно говорить нам о том, что сегодня ночью дед опять не спал. Снова вспоминал передовую, тысячи тех бессонных ночей, где каждая была за год-два обычной мирной жизни...

И не то, чтобы рассказать ему было вовсе нечего...

Так уж получилось, что всю войну он прошел сапером в войсковой разведке. "Чистил" ходы для наших танков на нейтральной полосе , подготавливал с товарищами своими лазы для внезапных контратак Советской Армии, принимал участие в разминировании больших полевых площадей при подготовке масштабного наступления наших войск то на одном, то на другом флангах...

Потом и поинтереснее дела были: метро в Берлине разминировал, в бункер Гитлера первый со своим взводом саперов пробрался...

Бывало, хочется его порасспросить обо всем, выпытать подробности всякие о его геройских подвигах, о встречах со знаменитыми нашими генералами... которых было, и немало. А он молчком, молчком... оторвет аккуратно от газеты, да не с центру, а так, чтобы ненароком не задеть интересных статей каких о партейной жизни, экономно очень, с краю откуда-то, сыпанет ядреной махорки самый чуток, крепенькой, пройдет языком по краю и скрутит в одно движение цигарку, совсем как покупную папиросу, и не отличишь. Затянется глубоко-глубоко... И все, как отрубило...

А тут, однажды, ни с того, ни с сего, усадил он меня за стол деревянный длинющий,- что у нас на большой терраске стоял еще с войны самой. За столом тем все мы, Ефановы, обычно собирались летом вечерком после работы в домино кто "козла" забить, кто в поддавки в шашки "порубиться"... Много ни мало, а человек семь-восемь точно набиралось.  А когда и больше, если ближе к выходным. Дому то в этом году, к слову сказать, больше семидесяти стукнет. Пленные финны ставили тогда, сразу после войны...

И вот, усадил дед меня. А я еще тот егоза был неспокойный... И начал неспешно так, по-свойски, тихим своим баритоном, почти пришептом с хрипотцой таинственной, да не в поддельной театральной, а в обычной свойственной  ему документальной манере, рассказывать историю ту памятную...

И, если по началу, слушал я его совсем невнимательно,- и так, ради приличия больше... то уже к середине того рассказа рот открыл от удивления... Таким оказалось все это необычным и завораживающим. "Голова профессора Доуля" отдыхает. А я уже тогда, несмотря на возраст свой юный, Беляевым и Казанцевым зачитывался...

Но, чтобы соблюсти точность в рассказе деда и детали все не упустить постараюсь передать рассказ его слово в слово. А там,- сами для себя решайте... из баек это фронтовых или кака правда в том есть... Итак... вот как было дело...

                *****

Стояли мы тогда уже на стороне польской. Ближе даже к немецкой границе. Время от времени приходили разные приказы в полк сверху. То пригород какой проверить на минные поля, скот у местных крестьян почем зря подрывался, то проходы разминировать... то еще что,- мало ли война задач подбрасывает. Без дела саперы не сидели.

Ну, мы и действовали по обстановке: как приказ велит и ум советует. Я тогда уже много чего повидал : пуд соли, как говориться, съел, а уж землю-матушку, всю, буквально, пузом изъерзал, ужом извертелся на ней за эти годы. Масхалат до дыр буквально протер.

От нас командование постоянно требовало интенсивности. А где ее взять то? Интенсивность эту... Измотаны люди были до предела. У каждого боль и горе за спиной... у солдата простого кругом начальники одни были.. ну, да, дисциплина дело первое на войне... поворчишь-поворчишь, потом вещмешок в охапку, лопатку в сапог и айда на передовую носом утюжить поля минные... и под осветительными ракетами загорать...

Наступление наших войск на этом направлении то и дело захлебывалось. Минные поля фрицы ставить стали больно умные. Сразу, сходу и не поймешь, что к чему. И, не правда, что враг дураком был. Хитрый умный коварный наш враг был. И недооценивать его нельзя было. Это влекло за собой ошибки страшные... А опыт набирались только потерями боевыми: славных своих товарищей одного за другим теряли. Я уж взвода три ребят похоронил в земле чужой мерзлой. Некоторые из них, четыре года со мной по полям ползали, в ночи через колючую тройную проволоку продирались, а в последние месяцы, все-таки настигал их бог войны. Злодейка судьба... Что тут еще скажешь...

Ну, да, печалиться тогда время лишнего не было: на место убывших почти сразу новичков присылали... только из училища... пороха не нюхавших совсем...
Вот, насчет спирта у нас строго было. Нет, ну, конечно, бывало, что ребята чуют что: так им никто не указ тогда,- хлебнут спирта, глаза навыкат, а ночью в вылазку идти. Но я то берег силы: с минами немецкими на хмельную голову не сильно "погутаришь"...

И, вот,  может, под самый конец войны, месяцев за шесть-восемь, смотрю, а  мины фашистские то изменились. То ли конструктор какой новый у немцев объявился башковитый, (об этом я потом, может, еще и расскажу поподробнее), то ли еще что, только принципы их работы совсем другими стали... Умные, не по времени, больно. Как будто технология через линейку перепрыгнула и штангенциркуль в рожок скрутила. Там, где раньше отверточкой и молитвой потихоньку-потихоньку... теперь всего себя надо было выкладывать. Да, и поля минные не простыми способами раскладывать стали... а все больше математикой высшей... распределения особые использовать стали...

Так вот, если о минах... а то отвлекся... То "обманки" стали необычные ставить, то еще какую хитрость. Ну, и стали наши ребята рваться, один за другим. Да, и у меня пару раз срывы были, на грани... смерти в лицо смотрел... слав богу, близорука была...

В одну из ходок, помню, ползли втроем. За нами разведчики следом: за языком на ту сторону линии фронта надо было группу "протащить"...

Минут через двадцать уже проползли под колючей проволокой. Дальше тяжелее дело пошло. Сначала мины, как мины попадались, еще из старых запасов, видать. Пацаны тихонько расползлись по бокам, каждый своим делом занялся .

Одна попалась совсем из старых - я их сразу признавал - цилиндрики такие толстые. "Эски" - но мы их между собой "лягушками" прозвали. Дернешь такую, или наступишь случайно, так она подлетит кверху метра на три и шрапнели облако выпустит. Тут спастись практически невозможно. Благо, по принципу работы своей, для разминирования несложные были. Если знаешь, чего и как, легче легкого обезвредить.

Покрутил осторожно головой по сторонам. Нашим пару противотанковых попалось... Тоже, смотрю, ребятки мои справились и вот уже к окопам брошенным немецким подползать стали. Танк подбитый немецкий сгоревший обогнули неспешно... И тут наткнулся я на нее...

Вскидываю крышку тихонько аккуратненько так, клеммы отжимаю. Гляжу, а там рожок какой-то из материала непонятного: то ли пластмасса, то ли нейлон вязкий. Смола не смола, гудрон что ли? а почему не застыл. Химия какая-то... И что это такое,- понять не возможно...

...в тот раз везло мне, как никогда. Такое на войне редко "зеро" выпадает... ребят переправили, дождались их, когда те с пленным  офицером назад на нас вышли и вернулись все благополучно.

Я своим мину ту приволок. Понял, что важная штуковина в руки попала, - дед тяжело задышал. - Командование лично благодарность высказало. В блиндаж вызвали и майор мне лично руку крепко пожал. Ее, мину ту диковинную, тут же в тыл отправили, нашим смотреть, что к чему...

Дед замолчал. Видать, детали вспоминал...

Раза три после попадали мы еще на те мины. Опять к старым  способам вернулись.
В селах тогда много всякой овчарни беспризорной бегало. Ну и, присмотрел я собаку одну породистую. прикормил, помуштровал...Шуструю, тихую и умную. Почем зря не лаяла, когда в ночи ползли цепочкой задание очередное выполнять. Так вот, это немецкий Шарик прям  прирос к нашему взводу. И ползать умел почище людей и мины чуял, аж за десять метров. Много он нам пользы принес тогда. Шарик этот немецкий... и ко мне привязался...

                *****

Тем не менее, наступление наших войск вернулось к своему прежнему темпу. И, вот, мы уже вплотную к рубежам гнезда фашистского подходить стали.

Тут дед замолчал: вспоминал что ли,  и лицо его, и без того серьезное всегда, посуровело как-то сразу.

Ночь ту, как сейчас помню. Холод зверский стоял. Вроде февраль, а иней всюду был: за нами полосы черные были, травы примятой.

Так случилось, нас опять трое было в группе. Остальных вечером еще перебросили правее, километров пять по линии фронта, к реке ближе. Где немцы единственный мост заминировали...

Ползем, как кроты, землю ковыряем, идут дела помаленьку. А нам и спешить не к месту - до утра еще порядком времени. Славик самый молодой из нас был. Но парень башковитый. Год уже с нами бок о бок. Со второго курса МГУ снялся и к нам на передовую...

Идем ровно. Цепью.

И вдруг Славик, а он от меня буквально в метре был слева, наткнулся на что-то. Резко так. У нас это бывает, когда сразу не замечаешь, а потом воде как наползаешь на мину чуть. Короче, знак дал оговоренный, что мина, но, мол, ничего страшного. Я кивнул ему, а сам на гребень воронки вполз ужом и как бы чуть сверху глянул, - чего он там так ковыряет.

И вот, вижу, как на ладони, мину эту он начинает потихоньку "работать". Да, не простую штучку, а больно на прошлую мою, ту особенную похожую. Но в полутемноте и не разглядишь особенно. Та она или не та.

Все дальнейшее в минуту и произошло. Не успел я сообразить, что дело сложное уж больно выходит и к другу на подстраховку выдвинуться, а Славик уже верхнюю крышку приподнял, усы, как антенные крученные отогнул и одним плавным движением в сторону всю ту "мишуру", что сверху была, щупом саперским подцепил и в сторону аккуратно сдвинул. 

Последнее, что я увидел было.... под всем этим, что сверху сковырнулось, вроде как живое что-то было. мелькнуло. Глаз что ли?!  Или почудилось?

И тут шарахнуло так, что меня крутануло в сторону буквально, как фарш в мясорубке и вдавило со всей силой в ту самую воронку. Сверху навалилось с полпуда сырой мерзлой земли. Свет померк. И я потерялся во времени...

Славик погиб тогда. А меня Шарик несколько километров тащил. Вытащил. Верный пес!

                *****

В лазарете я пробыл недолго. Контузия была сравнительно легкой: я еще слабо отделался. Царапины заживали на мне быстро, как на кошке. Сломанные ребра хоть и давали себя знать, было тяжело дышать, но, в целом, было терпимо. Пока был без сознания, Шарик рядом у кровати больничной крутился. Сторожил хозяина своего. Переживал. Пацаны жалели его, кто чем подкармливал. Потом мне стало лучше...

Раза три начинал письмо писать родным Славика... Да, так и не подобрал слов нужных. Не может слово - человечье восполнить. Потерю близкого загладить. А без этого - все формальность выходит. В самый последний момент бросил уже дописанное письмо, сложенное в треугольник в огонь печки... не смог я весть о гибели друга родным его донести...

Так проходили дни...

 А я все места себе не находил. Начальство заходило. Майор сам вечером забежал. Говорит, - ты с рапортом не тяни. Что там у вас было?! Доложи все по форме.
Я кивнул ему . А когда ушел он, я на кровати лег железной и зубами в потолок заскрипел: какой тут рапорт то напишешь,- что глаза причудились там, на поле минном ночью... тут не до смеха...

И, вот,  хожу я вечером по больничке нашей. Вдруг вижу,- машины какие-то крытые во двор въехали: штук пятнадцать, не меньше,  и спецчасть какая-то войсковая развернулась.

 От безделья я совсем сник, а тут что-то новенькое. Накинул быстро шинель и во двор к вновь прибывшим подался.

Пацаны, чтоб согреться костер было разожгли. Но тут прибежал лейтенант молодой и стал орать благим матом, что они нас всех хотят к чертовой матери взорвать. Пришлось срочно костер водой заливать. Закончили дело, встали к воротам дворовым  ближе и гутарить неспешно стали о жизни. Кто довоенное что вспоминал, кто из последнего...

По машинам то крытым я сразу понял в чем речь. Уже приходилось видеть пару раз: Катюши то были наши боевые, видать, действительно наступление нешуточное готовилось.

И, вот, пока мы неспешно о жизни переливали с хлопцами, смотрю, а один из сержантов, что с машиной, крытой камуфляжем, копался, жидкость какую-то выплеснул на землю и там, где травка  зеленая только-только пробивалась на волю из-под снежка вдруг заледенело все моментом.

Тут меня, как осенило.

Подхожу к сержанту и говорю, - пацан, не сложно? отлей ка мне в гильзу из-под снаряда намного фриза этого.

Он помялся  немного, - вроде как не положено у нас это. Ну да ладно, браток.

В общем, через полчаса дело было сделано. У меня было грамм триста драгоценного состава в снарядной гильзе, аккуратно сжатой пассатижами с двух сторон.

Идея полностью сформировалась...

Слава богу, мои еще рядом были. Через два дня я уже опять был в родной роте. Я знал, точно знал на этот раз, что мне надо было делать.

                * *** *

Тут Шарик мой, что полз впереди нас,  учуял что-то. Заскулил как-то жалобно совсем, заерзал весь и даже назад немного с рычанием тихим попятился. Я своим тихонько свистнул, чтоб к земле прижались, а сам вперед выдвинулся, чтобы посмотреть, что там такого диковинного собака учуяла.

Вижу, пласт земли тонкий аккуратно так, со знанием дела вставлен. Свежая ловушка. Недавно поставлена.

  Штыковую вынул и чуть-чуть,  медленно поддел  его, пласт тот с длинной стороны.

Даю сигнал своим свистом. Снимаю маскировку. Осторожно-осторожно, буквально не дыша. Мои то отползли метров на пятнадцать назад в темноту. это у нас так положено было. Я один, получается, как перст остался: только "полярная" светит, да, луна юлит по небосклону, сквозь облака редкие прорывается.

Смотрю, вроде, мина, как мина. Такие мы еще в сорок третьем встречали.

Вроде та же, да не та!

Скручиваю три верхних винта. Опять замираю. Прислушиваюсь внимательно. Ничего не происходит. Крышку так аккуратно поддеваю отверткой, а там, - ну все по-другому. Представьте, что вы купили новенький велосипед в магазине промтоваров с закрытыми глазами: на ощупь то, он как бы велосипедом был, а когда открыли глаза,-  так, там паровоз на всех парах стоит на путях и дымит вовсю. Так и здесь!

Сразу понял, та самая эта мина, которая с собой нашего Славика забрала. Серийная.

Не спеша слоя три прошел:  то фольга какая-то паленная, склизкая, может от инея, а может пропитка какая. То пластины странные  медные и зеленые, как плесневые, хромированные, друг в друга вставленные, как пазлы с зацепом... на кольчужное плетение чем-то похоже.

И вот, под последним пластом,- тут он замер, словно примериваясь поточнее, и видно было, что вспоминает он по-секундно те мгновения.

Скидываю последний слой,- он, помню, еще вязкой какой-то смолой был залит. Совсем как в предыдущей мине, из тех особенных,  о которой уже рассказывал.  Эфирными спиртами сильно в воздухе запахло, маслами  едкими какими-то. Голова немного закружилась... И тут! - Он опять замолк, а потом продолжил.

Ну, верь не верь,- глаз смотрит на меня. Совсем, как человеческий, а может и нет. Но похож был!

Тут еще луна в поле вышла все светло стало и смотрит этот глаз прямо на меня. А вокруг него колбы тоненькие спиральные какие то, но к концам утолщенные. И вижу я боковым каким-то зрением. по колбам тем жидкости разноцветные фосфоресцируюшие разливаются...

Я обомлел даже. А глаз вперился в меня и смотрит, как настоящий живой... в переглядки играет, словно. тут не по себе мне стало.

 Мои то бойцы ждут, понять не могут отчего замер я так. Но порядок есть порядок, велел ждать, так ждите, родные.

А я и понять на могу, чего делать то дальше. Двинешься, тут и махнет вся эта хреновина под небо звездное. А если таких диковин тут еще штук сто? так это поле все сейчас кипятком вскипит. Что делать? Ума не приложу.

Понятно только, что на сокращениях аппарат этот работает. А колбы, значит, раствор питательный подают...и коли дернешься, тут сработает, как пить, дать устройство басурманское.

Смотрю аккуратно сбоку: там провода всякие, ну, это по-привычнее как-то. Правда и проводов,- не белый с красным, а жгутов пять разноцветных в косички плетенные.

Чего тут скажешь?! Ну влип, так влип! - Тут дед дух перевел. Погладил  меня по голове шершавыми своими теплыми руками и откашлялся...

Понимаю, что ребят звать нельзя,- молодые пацаны совсем , а тут шансов - ну, может, один из тысячи живым из этой молчанки вылезти.

Тут еще свистопляска началась: то ли немцы учуяли что, только вдобавок к Луне еще ракет пять осветительных зажгли над нашей лощиной. Благо, мои окопаться успели и Шарик, как кочка в калач свернулся и замер, как не живой...

Можно, конечно, было попробовать собаку к мине подцепить. Да, вот не задача: для нас Шарик уже тогда был бойцом в полной мере, другом. А как такое другу подсунуть,- никак! Лучше уж сам... 

Вот так, лежа, я у той мины уже с мыслью свыкся, что не выползти мне свой шанс в этот раз уже. Мысленно со своими прощаться стал. А глаз вдруг мигать стал и жидкость по всем сосудам убыстрилась как-то...

И тут, как осенило меня. Как из головы выпало то? Придумка та госпитальная.

Передвинул вещмешок вперед себя и гильзу ту с фризом достал. И хотя портянка старая, которой гильзу я заткнул не поддалась сразу. Однако, мне удалось выдернуть ее и, не долго думая, я прямо в этот "глаз" фриз то весь и вылил. 

И, видать, самый раз успел! Екнуло внутри что-то и сразу так тихо стало... Так, наверное, тихо только в раю и бывает...

... разбил финкой трофейной, прям  рукояткой. И выковырял стекляшку ту.

Мину командованию сдал потом.

*****

Стало тихо.  В соседнем дворе лаяла собака. Так вот, внучок!  - дед вздохнул и посмотрел куда-то, в самую синюю даль...

*****

Дед писал воспоминания, старательно писал. По-детально. Что помнил о жизни своей, о войне. Я сам те дневники видел. На зеленных страницах мелким почерком, но красивым.

Потом его не стало.

...однажды бабушка растапливала печь. И под рукой как раз оказался дедов дневник. Вырвав сразу страницы две, она попыталась разжечь печку. Те самые зеленые страницы не горели. Пропитка была особая у дневников дедовых.

...а потом уже в середине 80-х к дому нашему подъехал как-то воронок серый. Два молодых парня вошли на веранду.

Больше я дневников деда не видел. А бабушка на вопросы мои отмалчивалась.