Татьяна Самуиловна преподавала историю. Кроме настоящей истории преподавала, по её выражению, и лжеисторию, то есть всё то, что «налипло на настоящей истории в виде большого-пребольшого паразита, засоряющего ученикам мозги и мешающего познавать истинную науку». Она никогда не расшифровывала суть того, чему давала такое уничижительное определение. Тайна «большого-пребольшого паразита» была отдана ею на откуп индивидуальному интеллекту, иными словами – на личное усмотрение каждого человека. Мол, кто неглуп, тот сам поймёт, а кто глуп, тому и расшифровывать не надо – дураком был, дураком и останется.
Мы тоже не станем расшифровывать...
При всеобщем уважении к Татьяне Самуиловне находились, тем не менее, личности («шумные патриоты»), которые, заподозрив в «большом-пребольшом паразите» нечто замешанное на антисоветчине, цеплялись за эту «гениальную» догадку как вошь за кожух, раздували кадило и стряпали дело, дабы «раз и навсегда заткнуть рот языкатой училке».
Здесь «заткнуть рот» – понятие образное. Своего рода фигура речи. Оно не означает заткнуть рот в прямом смысле – скажем, какой-нибудь затычкой. Или кляпом. Здесь оно имеет не прямое значение, а переносное. А именно: испортить карьеру, оборвать «полёт шмеля», затаскать по инстанциям до суицида (или хотя бы до сумасшествия, как минимум), пришить ярлык врага народа, после которого – прямая дорога отнюдь не в рай, причём на долгие годы. Чтоб не только ей, а и другим не повадно было языком ляскать.
Короче, угробить человека – вот что они имели в виду. Предвкушая победу, «шумные патриоты» потирали руки и радовались: «Всё, пи*дец котёнку, больше ср*ть не будет. – При этом издевательски припевали: – Дан приказ ему на запад, ей – в другую сторонУ...»
Но ничего у них не получалось – за недостатком улик. Все попытки оказывались тщетны. Дальше страстных желаний чтоб «котёнок больше не испражнялся» дело не шло. Задумки и хотелки в жизнь не воплощались. Татьяна Самуиловна была чертовски умна, умела выкрутиться из любой ситуации, более того (и это очень важно), легко могла обратить злой умысел своих гробокопателей против самих гробокопателей. То есть нанести по ним упреждающий удар, дабы не забывали старую истину: не рой яму другому – сам в неё угодишь. Те даже не подозревали, что автор возмездия есть ни кто иной, как она, их жертва, – так филигранно приводились в исполнение эти упреждающие удары.
Именно путём перевода стрЕлок в нужном направлении Татьяна Самуиловна упекла нескольких человек в места не столь отдалённые. «Раз могли подумать об антисоветчине, значит сами таковы, значит сами антисоветчики, ибо крамольная мысль – как, собственно, и любая другая мысль – на пустом месте не возникает, имейте это в виду. Первична всегда материя, сознание всегда вторично. Оно (сознание) – продукт материи. Гнилая человеческая материя порождает гнилые мысли, коль скоро они продукт... Партия, кажется, так учит? Или кто-то считает иначе, нежели партия?» – вот тот вербальный набор, которым она пользовалась, отстаивая свои позиции в лубянкообразных организациях местного пошиба.
Ну, и уже в самом конце проповеди добавляла: «Древние были не дураки, когда говорили, что mens sana in corpore sano». Иногда эту латинскую фразу она тут же переводила (в здоровом теле здоровый дух), иногда – нет. С чем это связано, сказать трудно. Но совсем нетрудно было заметить, что не переведенная фраза действовала на слушателей гораздо сильнее, прямо-таки магически, судя по их открытым ртам.
Таким образом, существовало как бы две Татьяны Самуиловны: одна Татьяна Самуиловна – та самая «рубаха-парень», своя в доску, лапочка-очаровашка, о которой речь шла в предыдущей главе, вторая – просто женщина, которая не даёт гадить себе на голову, то есть которая умеет защищаться, – путём нанесения превентивных ударов потенциальным обидчикам. Добрых людей она не трогала, даже если и замечала, что они правильно расшифровывают её «большого-пребольшого паразита», налипшего на древе истинного познания. Потому что не сомневалась: добрый человек думает с нею в унисон и гадить не станет, более того – мысленно поаплодирует ей.
Вот такая была наша Татьяна Самуиловна.
Помимо сугубо преподавательской работы, проводимой непосредственно в классе – «сорокапятиминутного сотрясания воздуха» – учителям вменялась в обязанность и так называемая внеклассная работа. Она считалась даже важнее, нежели классная. Это – и вечера с танцульками, и кружкИ, и походы на лоно природы – желательно со встречей солнечных восходов, и посещения музеев (которых было на весь город раз, два и обчёлся), и поездки к памятникам природы, по историческим местам, на стройки коммунизма (тогда ещё говорили социализма). Каменная Могила, Аскания-Нова, остров Хортица, Днепрогэс, Запорожсталь – названия, до сих пор ассоциирующиеся cо школой и милые сердцу каждого человека, кто попал в разгул того патриотического времени. На экскурсии ездили часто и, главное, охотно, так что сказать, что они совершались для галочки, никак не можно. В Крым, однако, не ездили. Хоть он и рядом, а не ездили. По крайней мере организованно. Странно.
О, как всё это было недавно! И как давно!
Но особенно важными и ценными во внеклассной работе учителя считались две акции: посещение учеников на дому и приглашение их домой к себе.
В один прекрасный день ученики пришли и к Татьяне Самуиловне, пять человек, по заранее намеченному графику. Остальные должны были прийти в какой-то другой день. Понятно, что принять весь класс сразу невозможно, вот и разбились на пятёрки. Татьяна Самуиловна ждала и явно старалась показать свою – и без того роскошную – квартиру в лучшем виде. Разложила стол для чаепития, расставила красивые чашки из сервиза, с блюдечками, а по центру стола – декоративный кувшин, хрустальный, с алмазной нарезкой в виде редких цветочков. Похоже, кувшин до этого стоял (а скорее всего, лежал) где-то в другом, укромном месте, чтоб не разбили, и только сейчас был выставлен на всеобщее обозрение – для понта, как символ семейного достатка. Причём выставлен, видать, впопыхах, перед самым приходом гостей – в нём даже сохранились какие-то соринки и обрывок обёрточной бумаги, незамеченные хозяйкой.
Ученики пришли – две девочки и три мальчика. Девочки уже барышни, нетривиально одетые. Мальчики тоже не сказать чтоб дети: у каждого – «политика» (причёска такая была), шкары (широкие брюки наподобие матросских), бобочка (короткая, до пояса, кустарная куртка из плотной ткани, чаще комбинированная; позже её стали называть ковбойка, а вначале – бобочка). Всё по моде – как-никак 9-й класс…
Совершили экскурс по квартире, полистали кое-какие книги, Татьяна Самуиловна рассказала про Сталинградскую битву – её отец был участник. Потом сели за стол. Чай был впереди, а пока, до чая, разговаривали просто так, что называется, непринуждённо общались.
И тут гости заметили, что в кувшине что-то шевелится. Все вперили взгляд туда, на кувшин. Какое-то довольно крупное насекомое старалось выбраться из кувшинного плена, поднималось по стенке сосуда, но где-то на середине своего мучительного пути срывалось и падало на дно. Отлежавшись, начинало по новой. И опять падало.
Ученики всё видели, но молчали, никак это не комментировали. Потому что думали, а вдруг это какой-то большой чёрный таракан, и Татьяне Самуиловне будет неприятно, что они знают, что в её доме живут тараканы, да ещё большие и чёрные. Ведь тараканы заводятся там, где грязь и сплошной бардак. А хозяек этих бардачных жилищ называют засранками, у которых всё – пополам с говном.
Заметила свою оплошность и Татьяна Самуиловна. И тоже молчала. Вернее, не молчала, а наоборот, нарочито оживлённо стала вдруг рассказывать, как она купила заграничное (тогда ещё не говорили импортное) пальто, а оно оказалось совсем не заграничное. Этим рассказом учительница намеревалась отвлечь внимание гостей от злополучного кувшина.
Да куда там! Гости как будто и внимали ей, где надо поддакивали, где надо удивлялись, где надо сокрушались, но взглядами всё равно стреляли по кувшину. Слушали, что называется, вполуха. Всё внимание было там – в кувшине, отвлечь его от кувшина не представлялось возможным.
Тогда Татьяна Самуиловна перестала делать вид, что ничего не замечает, и решила поставить точку. Она схватила чёртов кувшин, перевернула вверх дном, вытряхнула насекомое, сопроводив процесс вытряхивания словами «козявка какая-то», и занесла ногу, чтобы эту козявку раздавить. Но вскочил со стула Коля Гаврилюк и каким-то истерическим фальцетом завопил:
– Стойте! Не надо! Не давите! Зачем!
Он подошёл к насекомому, которое упало на спинку и беспомощно перебирало лапками, бережно взял его, положил на ладонь, рассмотрел, перевернул на пузико и промолвил:
– Ничего себе козявка! Да это целый слоник, а не козявка. Жужелица… Молоденькая… Подросток ещё… Потому что взрослые жужелицы чуть покрупнее будут.
У всех вырвался вздох облегчения, что не таракан, а жужелица. Жужелицы в домах не водятся, грязи не приемлют и, следовательно, критерием нечистоплотности быть не могут по определению.
Репутация Татьяны Самуиловны была спасена.
– Ступай, Коля, на балкон и выброси своего слоника, если давить не хочешь. Скоренько, пока он не выскочил у тебя из рук и не убежал, – велела Татьяна Самуиловна, тоже обрадовавшаяся что «слоник» оказался не таракан.
– Нет, что вы, Татьяна Самуиловна! С балкона нельзя – высоко, разобьётся, третий этаж всё-таки, а внизу асфальт… Или наступит кто-нибудь… Крылышек-то у него нету. Вернее есть, только они созданы не для летания, а для защиты тельца, потому и жёсткие такие, как панцирь. Вот потрогайте, – Коля протянул ладонь с жучком прямо под нос Татьяне Самуиловне, но та отпрянула от неё как от скверны, чем вызвала гомерический хохот и всеобщее ликование. (Вот уж действительно: покажи дураку палец – помрёт со смеху).
Когда телячий восторг иссяк, Коля продолжил: – Да если б даже он и умел летать, всё равно рискованно сбрасывать с высоты. Видно же, что жучок ослаб, у него силёнок не хватило бы расправить крылышки. Неизвестно, сколько он пробыл в заточении. Не ел, не пил. И вообще… непонятно как он сюда попал, бедный. Ясно одно: ещё бы день-два – и ему бы каюк.
Жужелицы живут в садах и огородах, – продолжал разглагольствовать Коля, – днём под опавшими листьями отсиживаются, под сухими прошлогодними бодылками. Под мусорными кучами обожают скрываться. А ночью вылезают на охоту. У нас дома их тьма-тьмущая – чуть гребанёшь граблями, обязательно на жужелицу наскочишь. Я и эту заберу с собой. Такая хорошенькая, жалко... Выпущу на волю, пусть бегает и наслаждается жизнью. Одной меньше, одной больше... Кстати, жужелицы очень полезны: кормятся насекомыми, в том числе и теми, что вредят культурным растениям. Червяков любят. Истреблять их нельзя. Татьяна Самуиловна, – обратился Коля к учительнице, – у вас пустая спичечная коробочка найдётся? Дайте мне, пожалуйста, посажу её туда, пусть покудова посидит. Положу в карман, чтоб не забыть когда уходить будем.
– Да ты чё, Гаврилюк, совсем уже чокнулся? Или только наполовину? Всякую заразу в дом тащишь. Тебе надо психиатру показаться, мозги полечить. Добровольно пойдёшь в психушку или тебя сопроводить? Я могу… Так что выкинь ты эту гадость, пока не поздно! Или – ещё лучше – раздави! – почти приказным тоном протрубил Андрей Скиба, в котором уже проступали черты будущего альфа-самца, а альфа-самцы, как известно, всегда ищут повод, чтобы унизить другого самца, который не альфа. Диктаторские замашки у них появляются смолоду.
Может быть, именно под воздействием альфасамцовских черт Андрея его сторону безоговорочно приняли девочки – Пуйда и Райда, две подружки, обе – Светы. Они зафыркали на Колю:
– Фу-фу, не садись рядом с нами. И вообще, пойди, помой руки… с мылом. А эту заразу выбрось.
– Спешу и спотыкаюсь, – парировал тот. – Вам-то какое дело?
– А я тебе объясню, какое нам дело. Втолкую… когда выйдем отсюда, – с затаённой злобой ответил Скиба. Ему вторили всё те же Светки – Пуйда и Райда:
– Может быть, это вовсе никакая не жужелица, а обыкновенная вонючка.
– Сами вы вонючки... обыкновенные, – оскорбился Коля. При этих словах потенциальный альфа-самец напрягся и аж позеленел, демонстрируя готовность ринуться на защиту девушек. Коля игнорировал его выпад – промолчал. Но, как известно, молчание вопит, и альфа-самец угрожающе заёрзал на стуле. Пятый гость, Лёня Чарненко, самый покладистый из всех, не остался в стороне и тоже подключился:
– Чё ты, Андрей, на самом-то деле... чуть что не так, сразу из штанов выпрыгиваешь. Кончай эти штучки, никому они не нужны.
Видя, что назревает скандал на ровном месте, Татьяна Самуиловна заволновалась:
– Ладно! Этого ещё не хватало! Прекращайте! Будет с вас! Петухи! Ишь, расходились, – по-матерински пожурила она парней и призвала: – Давайте-ка лучше чай пить. Я тут вкусненькое печеньице испекла. Сама. Специально чтоб не покупное... – Она пошла на кухню, принесла чайник и вазу с печеньем. Потом вновь отлучилась. Вернулась с пустой спичечной коробкой и вручила её Коле, проронив одно слово – молодец.
Чаепитие протекало как-то не так, как хотелось бы. Натянуто. Надо было разрядить обстановку, наэлектризованную жужелицей. И Татьяна Самуиловна стала рассказывать про руководящую роль партии в строительстве социализма. Но все сделали такую кислую мину, что она побоялась, как бы дети дружно не встали и не покинули её квартиру. Учительница, конечно же, ни за что бы не говорила ни про какую руководящую роль, если бы назавтра в "Журнале внеклассной работы" не надо было указывать, о чём конкретно велась беседа на дому. Написать же от фонаря, то есть наврать, нельзя, так как сами же ученики могут проговориться и тогда обман выплывет наружу со всеми вытекающими... А партию обманывать нельзя.
Но сейчас, чтоб завлечь учеников и сгладить напряжение надо было преподнести что-то необычное, как говорится, жареное.
И она отступила от общего правила и во второй раз принялась излагать историю как её «надули» (обдурили) с пальто. На этот раз подробно – как рассказывала коллегам в учительской. Она поняла, что иначе будет не интересно. Да и что тут говорить полунамёками, ребята почти взрослые, поймут правильно. Тем более что никакой крамолы тут нет.
– Прихожу домой, – начала Татьяна Самуиловна, – разворачиваю пакет с пальто, меряю. Пальто – закачаешься, тютелька в тютельку, сидит – как влитое, как будто специально на меня шитое. И такое красивое! такое красивое! прямо глаз не оторвать – что ткань, что цвет, что фасон... Ну, думаю, наконец-то! Приобрела вещь, о которой так давно мечтала. Пальто – не придерёшься, сказано заграничное! Молодцы итальянцы, умеют шить, хоть и капиталисты, – говорю сама себе, – не то, что некоторые... А потом, когда стала рассматривать подкладку, вижу: в складке бирочка торчит, такая, знаете ли, маленькая-маленькая, едва заметная. (Забыли срезать, идиоты… Или не заметили…) На бирочке надпись: Швейная фабрика имени Н. К. Крупской, г. Симферополь. Я чуть было сознание не потеряла: брала-то вещь как заграничную, итальянскую, и платила как за заграничную – втридорога, а оказалось… Где были тогда мои глаза, не понимаю! – сокрушалась обманутая женщина. – И возвратить не возвратишь – нельзя! Ещё не так поймут, скажут, гоняюсь, мол, за иностранщиной... – Тут Татьяна Самуиловна приложила руку к сердцу и сказала: – Да только вы же знаете, что я не такая…
Расчёт учительницы был правильный: история с пальто захватила внимание учеников, и разговор переключился в другое русло. Девочки пошушукались насчёт того чтобы попросить показать пальто, но сочли это нескромным. «Нет, это уж слишком, – шепнула Пуйда Райде, – раз сама не предлагает, значит, не хочет». Вместо просьбы показать пальто девчата почти в один голос спросили:
– Кто же вас так сильно обманул, Татьяна Самуиловна?
Татьяна Самуиловна горестно вздохнула, многозначительно помолчала и ответила:
– Да кто кто… Есть тут одна … фарцовщица… Ангелина Ломан-Дрысова… Да вы наверняка видели её, на такую особу нельзя не обратить внимания – ходит… вся из себя, с осиной талией, пальто у неё василькового цвета, расклешённое, с чернобуркой. И муж при ней. Был когда-то красавчик, а сейчас в сморчка превратился, пьёт наверно.
– А-а-а… знаю! У неё ещё причёска такая… чёрные локоны, крупно закрученные, – обрадовано воскликнул Скиба (сказано будущий альфа-самец!)
– А что это такое – фарцовщица? – спросили девочки.
– Да, что это, в самом деле? – спросили и мальчики.
Тогда это понятие было ново и только-только начинало входить в умы казиярского обывателя, и то наиболее продвинутого. Не продвинутые же обыватели, которых было подавляющее большинство, слыхом не слыхивали, что это такое и под каким соусом естся. Они ещё долго пребывали в приятном неведении. Для них слово спекулянт было привычнее и роднее, нежели какой-то там фарцовщик (или фарцовщица).
На вопросы учеников Татьяна Самуиловна вначале ответила так:
– Да вам лучше об этом и не знать. – А потом подумала-подумала и изменила мнение на диаметрально противоположное: – Хотя нет, лучше всё же знать, чем не знать. Чтоб не попались на удочку, как я попалась. Кто предупреждён, тот вооружён. – И дала пояснение, что означает слово фарцовщица. И фарца вообще.
----------------------------------------
Продолжение http://www.proza.ru/2017/02/11/670