Александр Георгиевич

 
Солнечный свет из окна с трудом пробивался сквозь грязное стекло. За окном кипела жизнь - это было самое начало питерской весны, когда деревья не торопясь впитывали соки земли и набухали липкими почками. Если выйти на улицу, то весенние запахи моментально проникали внутрь, пропитывая все насквозь. И надышаться ими, разогретыми и плотными,  после зимней сырости, казалось, было невозможно. Но что бы выйти, нужно было встать со скрипучей сетчатой кровати, пройти по длинному коридору, открыть тяжелую дверь и спуститься со второго этажа по старой широкой лестнице, держась за стены, покрытые болотно-зеленой облупленной краской. Операция была только вчера, рука болела, кружилась голова, вставать с кровати и проделывать такой долгий путь пока не хотелось. В старой, еще дореволюционной постройки, палате, было три больших окна, но они были накрепко законопачены, форточки никто не открывал, пахло старостью, грязным бельем, лекарствами и табачным дымом. Некоторые из больных не могли вставать, курили прямо в кровати и с непривычки, будучи выброшенными из комфортной домашней обстановки, не особо следили за собой. Громко работал маленький телевизор, принесенный кем-то из родственников.

- Весь фильм одна баба с другой разговаривает - сказал Виктор Петрович, полный неопрятный мужчина неопределенного возраста, хозяин телевизора. Он смотрел случайную серию из какого-то сериала и безуспешно пытался уловить сюжет.
- Ладно, хоть не сама с собой! - ответил Сергей. Он казался помладше, лежал в углу и курил, стряхивая пепел в стеклянную баночку. Ему недавно заменили один сустав на ноге, он не мог вставать, но бросать курить не собирался.

Виктор Петрович взял пульт и начал переключать каналы.
- О, смотри, Ротару выступает! Хорошо выглядит, да? Только вот ноги не показывает.. А эти! Двигаются как попало под самую ***вую музыку! Ну очень интересно смотреть...

  Он еще пощелкал пультом, выключил телевизор и перевернулся на другой бок. Пружины кровати жалобно проскрипели и повисла такая неудобная тишина, когда в одной комнате находится несколько малознакомых людей, а говорить особо не о чем.. Было слышно, как за пыльным окном гомонят птицы, радуясь солнцу и теплу. Кто-то из пациентов храпел, отвернувшись к стене, кто-то просто лежал и смотрел перед собой. Это был еще один обычный день в нашей послеоперационной палате.

 Справа от меня на расстоянии вытянутой руки лежал старик, сухой, жилистый и какой-то несгибаемый. Он походил на забытую кем-то арматуру, упрямо торчащую из стены разрушенного дома. Седая борода и прямой, открытый взгляд делали его похожим на первооткрывателя или покорителя целины. Его звали Александр Георгиевич Литвинов. Я познакомился с ним вчера, когда отошел после наркоза. Как оказалось, он был инженером, и проектировал целые города, просто с пустого места до финальной сдачи. Он обладал феноменальными знаниями в физике, математике, геометрии и других точных науках, и все эти знания твердо опирались на практику, как у героев Жюля Верна. Врачи запретили ему вставать, поэтому, найдя во мне благодарного слушателя, он просто лежал, смотрел перед собой и рассказывал. Его манера говорить смешила всех в палате. Рассказывал он медленно, долго подбирая слова, как будто разыскивал их среди обломков своей памяти. Он мог сказать пару слов и замолчать на пять минут, потом, как будто ничего не произошло, медленно продолжить рассказ. Соседи смеялись и сочувствовали мне, как новенькому.

- Он тебе сейчас на уши присядет и не слезет, - хихикал Сергей, - будет свои байки три часа травить...Смотри, как бы не уснул, а то самое интересное пропустит!

 А интересного Александр Георгиевич действительно знал много. Он рассказывал, как реформировал проект «хрущевок», как ездил по стройкам по всей стране, как защищал в министерствах свои проекты. Все это было глобально, как в старых советских художественных фильмах про инженеров и геологов. Только по-настоящему. Родственники к нему приходили не часто, но он не жаловался и старался со всем справляться самостоятельно. Было видно, что ощущение собственного бессилия и старости для него невыносимы.

Александр Георгиевич лежал на спине и смотрел в потолок. Я читал книгу, часто меняя положение тела, пытаясь устроиться поудобнее. Рука постоянно ныла и и не давала сосредоточиться на сюжете.

- Как-то я, когда только начал работать, с девушкой одной гулял - вдруг неожиданно, как будто продолжая только что законченную беседу,  заговорил Александр Георгиевич. - Пришел на танцы, смотрю - не наша девушка, лицо такое симпатичное, фигурка хорошая. Я подхожу, говорю: «Девушка, позвольте вашу ручку?» Она позволяет. Мы танцуем несколько танцев. Я потом говорю: «Может прогуляемся?» Наглый я тогда был...

- Ну, опять завел свою шарманку, сейчас целый час будет рассказывать.. - Виктор Петрович, вздыхая и скрипя пружинами, перевернулся на другой бок.

 Старик молчал. Его глаза смотрели в потолок, но взгляд был не здесь. Еле заметная улыбка играла кончиками его синеватых темнеющих губ. Он был там, где была его молодость и эта девушка. Я ждал. Время шло медленно, давая простор мыслям и фантазии.

- На второй день я уже ворвался к ней и мы вместе ночевали - неожиданно продолжил он. А Валера, сельский парень, сказал мне: «Ты мне, - говорит,- сердце разбил. Я же на ней жениться хотел..» А я ему: «А что ты мне сразу не сказал, мы же с ней не один танец танцевали?»

 Он немного помолчал и продолжил:
- Долго к ней ходил. А потом я ее бросил нахер. Когда встречались - кивал, но не подходил. Она тоже делала вид, что ничего не было... Она потом женилась, а потом развелась. Я спросил ее мужа: «Чего бросил-то?» «Нечестная она!» - говорит... Конечно нечестная, - посмеиваясь, сказал Александр Георгиевич, и повернулся ко мне. Его глаза, подернутые старческой мутной поволокой, смотрели прямо на меня и тоже как-будто смеялись. А где-то там, в глубине этого взгляда, молодой уверенный в себе парень шел по жизни, полной солнца, приключений и тяжелой, но интересной работы. Шел и не оглядывался.


Александр Макеев
2016