Если на море штиль, а до земли далеко,
Можно посидеть на палубе, поговорить за жизнь,
Водичка синеет за бортом, в ней глубоко,
И друг другу просится сказать:
"Держись".
Так или иначе, помянешь в итоге смерть:
"Как страшно будет умирать тут,
Над головою волнам непристанно шуметь,
На дне - сводные родственники -
Молчаливые рыбы да липкий спрут.
Товарищ не выпьет стопку, утирая слезу,
Ребенок не спросит:"Папа?", оглядываясь на жену,
Та не сожмет цветы в дрожащей руке,
На дне не холодно только свалившейся с неба звезде.
Тебе же - зябко - и кости ознобом саднит,
Кто меня утешит, кто думою оживит?".
Но море ответит, вслушиваясь в слова:
"Эй, моряк, хандришь ты зазря,
Во-первых, я не статично, статична - земля,
Вода - аморфна, и после смерти ты - это я,
Ты станешь великим, охватишь материки,
Узришь мои тайны, где ни капли тоски,
Твоя могила - огромна, и в ней твои куски:
киты, крабы и косяки трески.
Расстворишь небо, почувствуешь власть,
захочешь, так можешь с землею повоевать.
Все лучше - чем единичкой в деревяшке лежать.
Подумай - до бури время полно,
Суша - пространство, вода - время, вечность - ее дно".
Палубу колыхает, с востока заходит бриз,
Моряк поднимается, горизонт глаз саднит.
Про себя повторяя, как мантру или заклинание:
"Море не говорит, море не говорит".