«Русская литература всегда вела своего читателя к познанию высших духовно-нравственных ценностей, к познанию высшего смысла жизни и Бога».
Это из речи Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла на первом пленарном заседании Съезда Общества русской словесности в мае 2016г. И там же он цитирует Лихачева: «Понимание текста есть понимание всей стоящей за текстом жизни своей эпохи».
Кроме того, последнее время Владыка на разных форумах постоянно высказывается о том, что деятели культуры и искусства должны не только просвещать, но и готовить нашу молодежь к постижению высших христианских ценностей и к встрече с Богом.
Золотые слова, и в пору засучить рукава нашим высокоумным гуру от искусства, литературы и филологии и выдать достойные образцы анализа русских авторов, чтобы просветить тех, кто блуждает во тьме неведения, и подготовить их к восприятию животворных ценностей.
Остановим взор на телепрограмме «Игра в бисер» (телеканал Культура). Это единственная программа, которая подает себя как интеллектуальное ток-шоу. Давайте и мы зачерпнем мудрости в этом роднике ума и мудрости. Одна из последних передач была посвящена рассказу Чехова «Дама с собачкой».
Просто приведу стенограмму – нет, не затронутых тем, но реплик нескольких просвещенных мужей и одной литературной дамы.
– Гуров человек женственный, ибо его тяготило мужское общество.
– Он не охотник, он унисекс.
– В нем много женственного. Он не мачо да и не претендует на оного.
– Он равнодушно циничен к своей жене, и потому ходит на сторону, но без донжуановского фанатизма.
– За что ценят его женщины, хотя он не Онегин, не Печорин и не Базаров?
– Он обыкновенный человек, он просто человек, русский интеллигент среднего пошиба, каких среди русской интеллигенции большинство.
– Это произведение про каждого из нас.
– Он эротоман, но без масштаба; женщины из породы хищных вызывают у него отвращение.
– Гурова женщины любят за то, что он обещает и дает «интимную теплоту связи», он против истерики ложной страсти, под которой нет правды.
– Гуров незапыленный, незамызганный человек, за что и любим женщинами.
– Анна Сергеевна не была счастлива в браке и потому сознательно искала «брызг ялтинского шампанского».
– Гуров соблазнил Анну Сергеевну или она его?
– Анна Сергеевна поехала в Ялту, чтобы пасть.
– Какого притяжения в рассказе больше – эротического или эстетического?
– Современным рассудочным (говорливым) «эмансипе» противостоит образ средневековой грешницы, простой и безыскусной.
– Роль арбуза после обоюдного «падения» и реплика о том, что в падении Гуров энергетически больше потратился, нежели его визави.
– Почему Гуров полюбил внешне обыденную серенькую и невзрачную женщину с вульгарной лорнеткой? Тайна.
– Попытка преображения обыденности. Это не адюльтер, это любовь.
– Анна Сергеевна любит, плачет и переживает. Якобы Чехов не дает разгадки ее прелести.
– Куда бежать от серости жизни (серого забора)?
– Героиня не считает себя жертвой, она – образец смирения.
– Чехов говорит: «не будьте идиотами, не старайтесь убежать от серого забора. Он везде".
– Эта внезапная любовь позволила им осмыслить свою жизнь.
– В тексте существует мощный эротический подтекст без очевидных деталей.
– Эта история о сексуальном туризме.
– Русская литература от Чехова заразилась туберкулезом.
– Дама с собачкой – последний вскрик счастливого человека.
– Дама с собачкой – это Ницше. Герои не имеют ясного созерцания, разделяющего добро от зла и потому остались по сю сторону, животную (Л.Толстой).
– Поступки героев – эта факт их личной жизни, не более. То есть он не подлежит нравственной оценке.
– Их любовь ушла в космос.
И так далее в том же духе – сплетни, вранье, домыслы и клевета на Чехова, но с наукообразным флером и изяществом. (Увы, мы готовы верить в любую ересь, если она высказана языком изящной словесности). Такое вот оно интеллектуальное пиршество умов, мозговые почеркушки и светский трёп. Да, еще воскресший труп деизма – это когда созданный равнодушным Творцом люд оставляется на произвол судьбы. От такого «разбора» персонажи выглядят убогими, не симпатичными и скомпрометированными, зато в строгом согласии с царем Давидом – «Всяк человек ложь». Можно умыть руки, согласившись, что рассказ написан исключительно для развлечения пресыщенной «блаародной» публики. Этакое ненавязчивое эротическое бисероплетение.
Увы, данный глубокий текстологический анализ – наихудший образец учительного анализа, имеющие явные синкопы вокруг клубничных полян. Даже лестный отзыв недружественного к русской литературе Набокова не спасает произведение.
В сухом остатке – сорок минут пустой болтовни, альковного парфюма и самолюбования.
А вот имена участников: Фарид Нагимов, прозаик, драматург; Валерия Пустовая, литературный критик, кандидат филологических наук, заведующая отделом критики журнала "Октябрь"; Дмитрий Бак, филолог, директор Государственного литературного музея; Владимир Катаев, филолог, доктор филологических наук, заведующий кафедрой истории русской литературы филологического факультета МГУ. И, конечно же, сам рулевой И. Волгин – доктор, кандидат, профессор и человек.
Увы, их коллективный препарат рассказа «Дама с собачкой» не придал программе интеллектуального блеска, и потому вряд ли он засеет души молодежи интересом к отечественной литературе и высшим христианским ценностям.
А между тем, общеизвестный факт, что произведения зрелого Чехов (в частности «Дама с собачкой» 1899 г.) – не легкое и приятное чтиво. Уже написана «Драма на охоте», написаны пьесы, позади Сахалин (1890г.) Это уже не Чехонте, его произведения конца века уже насыщены не просто гражданскими добродетелями, но глубокими размышлениями о смысле жизни.
«Мне кажется, человек должен быть верующим, или должен искать веры, иначе жизнь его пуста, пуста... Жить и не знать, для чего журавли летят, для чего дети родятся, для чего звезды на небе». («Три сестры»)
«Еще года нет, как я был здоров и силен, был бодр, неутомим, горяч, работал этими самыми руками, говорил так, что трогал до слез даже невежд, умел плакать, когда видел горе, возмущался, когда встречал зло. Я знал, что такое вдохновение, знал прелесть и поэзию тихих ночей, когда от зари до зари сидишь за рабочим столом или тешишь свой ум мечтами. Я веровал, я в будущее глядел как в глаза родной матери... А теперь, о Боже мой! утомился, не верю, в бездельи провожу дни и ночи. Не слушаются ни мозг, ни руки, ни ноги... Ничего я не жду, ничего не жаль, душа дрожит от страха перед завтрашним днем» («Иванов»)...
«Люди… только едят, пьют, спят, потом умирают... родятся другие и тоже едят, пьют, спят и, чтобы не отупеть от скуки, разнообразят жизнь свою гадкой сплетней, водкой, картами, сутяжничеством, и... неотразимо пошлое влияние гнетет детей, и искра Божия гаснет в них, и они становятся такими же жалкими, похожими друг на друга мертвецами, как их отцы и матери». (Дядя Ваня)
«Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье... Между тем во всех домах и на улицах спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благополучно тащат на кладбище своих покойников, но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Все тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания... И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливые чувствуют себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз». («Крыжовник»).
«Призвание всего человечества, - в духовной деятельности, в постоянном искании правды и смысла жизни... («Дом с мезонином»)
«Итак, общечеловеческий, а по тому самому и философский вопрос, дающий главное содержание творчеству Чехова, есть вопрос о нравственной слабости, бессилии добра в душе среднего человека, благодаря которому он сваливается без борьбы, повергаемый не большой горой, а соломинкой, благодаря которому душевная лень и едкая пошлость одолевают лучшие порывы и заветные мечты; благодаря которому идеальные стремления не поднимают, а только заставляют бессильно страдать человека и создают этих хмурых, нудных людей, Ивановых, Трех сестер, Тузенбахов, Астровых, Ионычей, Лаевских». (С.Булгаков)
В этом ряду Дама с собачкой ни как не смотрится изящной душистой шкатулкой (как выглядит у Волгина и Ко), чтобы нянчить эрогенные зоны так называемого просвещенного класса. На самом деле, при внимательном взгляде, безделица – суть зеркало, являющее историю духовного банкротства все того же просвещенного и благородного общества. А ведь иначе и быть не могло в той атмосфере, в какой творил Антон Павлович.
1881 г. март – убийство народовольцами Александра II
1888 г. – покушение на поезд, в котором ехал Александр III с семьей и последовавшая через 6 лет его болезнь и смерть в самом расцвете лет.
1891 г. – покушение на жизнь цесаревича Николая Александровича в японском городе Оцу.
Май 1896 г. – Коронация Николая II, закончившаяся Ходынской катастрофой,
унесшей жизни около полутора тысяч человек.
1898 г. – первый съезд РСДРП.
1899 г. – начало экономического кризиса, который нанес серьезный удар по экономике России.
Интеллигенция зачитывается Флобером (Мадам Бовари), упиваясь кружевами супружеской измены, Львом Толстым, но не «Анной Карениной» и не «Войной и миром», и даже не «Воскресением», но евангелием его новой религии – без Христа, объявляющей веру отцов, дедов и прадедов безнадежно архаичной.
Среди верующей интеллигенции стало обычаем причащаться раз в год, а место якобы обветшалых вековых религиозных и моральных норм уверенно занимает гедонизм, и радиация греха уже разлила свое масло.
«Таковые и должны быть плоды неверия, – писал Иоанн Кронштадский. – Нынешние крамольники готовы разрушить весь строй церковной, гражданской и семейной жизни и привести общество людей в состояние безначалия и дикости». Вот еще:
«Россия забыла Бога спасающего, утратила веру в Него, оставила закон Божий, поработила себя всяким страстям, обоготворила слепой разум человеческий; вместо воли Божией – премудрой, святой, праведной – поставила призрак свободы греховной, широко распахнула двери всякому произволу и оттого неизмеримо бедствует».
И еще философ утверждал, что по силе религиозного искания Чехов «оставляет позади себя даже Толстого, приближаясь к Достоевскому, не имеющему здесь себе равных».
Все это свидетельства беременности России грядущим бунтом, «бессмысленным и беспощадным». И в этой атмосфере Чехов никак не мог тратить свой талант на психоанализ с эротическими виньетками и арабесками. В рассказе Дама с собачкой он с помощью художественных образов сказал то же, что и кронштадский пророк.
Из-за своей камерности произведение обманчиво, но сравнение его с Анной Карениной и мадам Бовари вполне допустимо в известных, правда, пределах. У Чехова нет ни заламывания рук, ни шекспировских страстей, ни морфина и тягостных монологов, ни сумеречных состояний и членовредительства. Анна Сергеевна и Гуров в согласии каждый со своим темпераментом восстают против пошлости жизни. Но драма в том, что карту пошлости они бьют картой другой пошлости – адюльтера. Потому и не понимают, что их протест против серого забора мнимый. Они в порочном круге греха, и глаза их откроются, только если их любовь станет обыденщиной.
Пока же они спасают свой плотик обретенной отрады в заливе молвы и пересудов, не ведая, что надвигается ураган и гибельный цунами, к встрече с которым они гребут изо всех сил. И судьба их трагична – пусть вокруг и безвестность, и вроде бы штиль, и можно очередную победу заесть арбузом в надежде, что двойную жизнь – внешне вполне благочестивую – можно вести годами, как большинство, трудясь на два фронта.
Чехов не судит их – рассказ не обличение, не фельетон и не юмореска. Вместе с Соней он твердит: "надо быть милосердным, дядя Ваня». Чехов скорбит о бескрылости человека, о его неспособности подняться даже на ту высоту, которая ему вполне доступна, о слабости горения его сердца к добру, которое бессильно сжечь наседающую пену и мусор обыденщины.
Беда в том, что нельзя бросить этим людям спасательный круг, когда они отворачиваются от спасительной благодати и находят приятности в своем падении, так похожим на взлет. (Это к разговору о мнимой малоцерковности Чехова).
«Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю, даже когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр».
Ведь даже если герои «Дамы с собачкой» заполнят свою пустоту сладострастием с человеческим лицом, чем они заполнят пустоту каждый в своей семье? Ведь там воцарится не пустота, но пепелище. Или после нас хоть потоп?
«Загадка о человеке в чеховской постановке, — утверждал Булгаков, — может получить или религиозное разрешение или – никакого. В первом случае она прямо приводит к самому центральному догмату христианской религии, во втором — к самому ужасающему и безнадежному пессимизму».
Духовное мещанство и душевная дряблость Гурова и Анны Сергеевны не снаружи – эти язвы внутри. Они счастливо полагают, что оказались пассажирами спасительного ветхозаветного Ковчега (как следует из рассуждений господина Волгина и Ко), на котором можно спастись с помощью плотской любви. Нет, они пассажиры Титаника, беззаботно танцующие на его палубе, и судьба их предрешена. А харизматичный мужчина И.Волгин их баюкает, мол, их любовь уйдет в века.
Но это самообман. Большая любовь – это лживая мантра, ибо эта любовь не спасет мир, она не жертвенна, она не может быть несовместимой с жизнью в случае гибели одного из персонажей, как Ромео и Джульетта. Такая любовь не преображает, на что и указывает Чехов.
И потому автор вправе сказать, что «Дама с собачкой» – одно из самых трагических произведений Чехова на рубеже веков. Чехов наряду с Байроном является поэтом мировой скорби. По словам С.Булгакова, он скорбит о бессилии человека воплотить в своей жизни смутно или ясно сознаваемый идеал. Он не знал грядущих кровавых событий, выросших из цветов невинных адюльтеров русской дворянской интеллигенции. Но мы эти события знаем и уже не имеем права забывать.
Рассказ заканчивается ожиданием и предчувствием краха – закономерного, венчающего пренебрежение нормами семьи, религии, веры, личности и государства. Чехов предчувствовал, а мы стали свидетелями, и потому с полным правом относим этот рассказ к лучшим чеховским иеремиадам. Возможно, герои спасутся, но вряд ли судьба их будет отраднее судьбы Серафимы Корзухиной и приват-доцента Голубкова (М. Булгаков, «Бег»).
Гедонизм – религия не новая, хоть господин Волгин и Ко старательно и вылущивают ее из русской классики не только для обозрения, но выдавая его за любовь, которая якобы преображает. Это пасквиль на любовь, воспетую апостолом Павлом в послании к коринфянам. Любовь Волгина – контрабанда из Европы XVII века, когда монашеский орден иезуитов, озабоченный жизненной необходимостью поднять свои доходы, изобрел способ, как тесный и узкий путь к Богу сделать широким и бархатным.
Текстология – коварная вещь, если пользоваться ею неосмотрительно. Как бы не стать апостолами победивших в России бытового безбожия, неоязычества и оккультизма. Такое водительство в состоянии все перевернуть с ног на голову и, превратить новозаветное вино в ветхозаветную воду, и свет замарать тьмой, и увести свою паству туда, откуда возвратить бессилен даже Бог.
Никей