Чёрный Храм не изменился бы и за тысячелетний сон своей хранительницы. Киллин смотрела на него с высоты, стягивая остаточные разряды, и задыхалась от гордости. Только в этом месте она чувствовала себя спокойно.
По одну сторону горной гряды тянулась до чёрного бушующего моря снежная степь. По другую — многокрасочная долина. Два государства, рассечённые естественной границей, но ни в одном нет союзников Храму. И нет дураков, набивающихся в его враги.
Колдовство, грызня за иллюзию власти и неубедительная праведность. Л-люди...
Спустившись, Киллин пошла по петляющей тропинке к воротам, волоча крылья и оставляя за собой причудливые узоры в подмёрзшей грязи. В человеческом облике ей хватало одной пары за плечами, а хвост...
Храни в посмертии Всетворец тех, кто пытался заглянуть под юбки ангелам.
Её увидели — и узнали. Кроме Киллин лишь одна вестница порой приходила в этот мир, но сюда, на север, не заглядывала. Теплолюбивая дурочка-провидица замёрзла бы быстрее, чем заладила нескончаемую проповедь о благоразумии и дальновидности.
Здесь обходились без поклонов и титулов. Даже магистру Кадриану лишь кивали, спеша по своим делам. Правда, сегодня в цитадели витало нечто непривычное.
— Праздник? — уточнила Киллин у магистра без особого интереса, оглядываясь по сторонам. Цепкий взгляд запоминал изменения, произошедшие за... сколько уже? Десять? Или двенадцать лет? — Или император решил даровать Храму новые земли?
— День еретички Эдме, — гулко отозвался Кадриан. — Мы рассказываем детям правду, но они не сразу её понимают.
Голос его опустился ниже при взгляде на тёмный провал между двумя постройками. Там, таясь ото всех, обнимались двое: то ли девка в кольчуге, то ли ещё не остриженный мальчишка, и щуплый конюшонок. В суете их вряд ли бы заметили, но...
Рука Киллин ухватила Кадриана поверх рукава куртки, сдавив скрытый под ней металл.
— Грешно... — рыкнул было магистр, но вестница не отпустила, удерживая его на месте.
— Какая разница, если скоро они умрут? — Киллин и сама смотрела, забывая моргать, и дышала через раз. — Магия выжжет их души, а сталь разорвёт тела. Пусть хоть сейчас им будет хорошо.
— Им нужна дисциплина.
— Любовь дисциплинирует не меньше приказов.
Магистр поглядел на неё искоса.
— Ты, верно, много знаешь о любви.
— Конечно, — слабо кивнула вестница. — Я люблю весь этот мир.