Рассвет. Целую ночь сыпал большой пушистый снег, а с утра выглянуло солнышко, которое заигрывает лучиками и щекочет интернатских детишек, зовя их проснуться в новый день. Сегодня воскресенье; ночной снегопад был заключительным этапом трехдневного снежного марафона. Это событие сделало невозможным движение автобусов, а в некоторых местах и электричек. Именно поэтому, сегодня с Николаем, в обычно пустой комнате на выходные, проснулись еще несколько ребят. День воскресения должен был выдаться веселым.
- Интересно, а Евгений Викторович нам лыжи даст, - разглядывая в окно с восхищением снежную гладь, спросил мечтательно Павел.
- Мне точно не даст, - без особого сожаления, сказал Виктор, - я свои поломал.
- А давайте после завтрака, сразу на горку, - предложил Николай.
На том и порешили.
Николай был в восхищении. В свои четырнадцать, он не слишком избалован подарками судьбы, и потому сегодня как-то по особенному чувствовал благодарность к тем кто управлял миром и погодой. Он не знал кто это, жизнь и школьная программа учили что это случайности, и потому он смирился с несправедливостью по отношению к нему, и в некоторой мере его друзьям. Николай был формальным сиротой, обычным явлением современного мира. На судьбу не роптал, и считал интернат своим полноценным домом, а воспитателей родителями. Маленький ростом, даже для своих тринадцати, кареглазый, в шапке ушанке и военного образца пальто, он был похож на персонаж кинофильма "Республика Шкид". Ребята немного отличались в одежде, ведь полунищенская жизнь времен развала и, как следствие, пустые магазины, не позволяли выбирать. Потому отличались или шапкой, или ботинками, или же курткой, но не всем сразу.
Утопая по колени в снегу, а в переметах и по пояс, они упрямо двигались на горку. Вместо санок, сидения от стульев, или что-то, что могло заменить доску для катания.
Добрались.
Единоличным "хозяевами" радости были недолго.Через полчаса, вся горка заполнилась веселым щебетанием и детским смехом. Накатавшись вдоволь, тройка друзей решили прогуляться на пруд. Идея снова принадлежала Николаю. К ним присоединились еще несколько добровольцев нарушить запрет: "На пруд не ходить". И как всегда, запрет был лишь побуждением к действию.
Идти нужно было не более двух километров, но по заснеженной непроходимой дороге добирались больше часа. В пути, уставшие ребята роптали на Николая:
- И взбрело же тебе в голову, мало что ли горки было, - начал Виталий, он давно уже питал зависть к другу из-за его ума и оптимизма, которые иногда делали Николая негласным лидером.
- И то правда, - подтвердили те кто присоединился к тройке.
- Не надо было идти, - не поддаваясь на чувство толпы, пресек недовольство Павел.
Николай и Павел не были друзьями не разлей вода. Даже наоборот, обычно компании их времяпрепровождения кардинально отличались. Павел спортсмен, сильный, умел драться. Николай же больше гуманитарий. Но во всех спорных вопросах, Павел принимал сторону Николая.
Вот и пруд. Одинокие фигурки рыбаков, над прорубями прорезанными, чтобы дышала рыба, чернели то тут то там.Пару лунок было не занято. Лед к недовольству детей засыпан снегом и не раскатан, потому заняться было практически нечем. Николай был готов принять очередную порцию насмешек, как вдруг его выручил Виктор:
- А давайте прыгать через прорубь!
Эта идея, как и прыжки через костер, в списке запретов была в первых пунктах, а потому имела наибольший приоритет желания нарушить!
Первый Виктор, потом Павел, потом их друзья... Николай не прыгал. Он понимал что перепрыгнуть не сможет.
- А ты что не прыгаешь, слабо?
- Нет, просто не хочу.
- А Кольке слабо перепрыгнуть, - прокричал кто-то из младших пришедших с ними.
- Да ничего мне не слабо!
- Слабо, слабо, - со злой издёвкой произнес Виталий, - видишь за какого ты заступаешься слабака, - поддел Павла, - сам нас сюда привёл, и не прыгает.
- Колян, да прыгни ты чтоб им рты позакрывать, разгон побольше и все...
Чтоб не выглядеть слабаком, и не подставлять друга, Николай решился. Набрал побольше разбег, был уже готов к прыжку и тут снежка прямо в лицо. Остановится уже не смог. Раздался всплеск и смех, который из саркастического переходил в нервный. Николай не всплывал.
Темно и холодно, одежда тянула ко дну. Пруд был не глубоким. Инерцией разбега его унесло от проруби. Помнил, впереди недалеко еще одна. Назад уже повернуть не смог. Отчаяно гребя руками и ногами чувствует как силы покидают и заканчивается воздух. Шапку потерял. Спасительный просвет проруби. Но сил оттолкнуться от дна не было. Как бы сейчас помогла рука друга. Он что-то слышал о Боге. От учителя Истории. От ночного воспитателя.
"Боже помоги... Пожалуйста!"
Резкий сильный рывок за волосы вытащил его на поверхность. Сильные мужские руки вынули из проруби.
- Вы что, совсем с ума посходили, ишь что затеяли сорванцы, а если бы утонул. Ты хоть соображаешь что ты творишь, - кричал еле сдерживая себя от более резких высказываний среднего возраста мужчина.
Немного успокоившись, спросил:
- Ты откуда и чей будешь? я не помню чтоб здесь рядом похожий кто жил.
- Спасибо вам дяденька, я из интерната, отпустите меня пожалуйста, я пойду, а то уже обед скоро, да и ребята ждут наверное.
- Ага, смотри, ждут... Сбежали твои горе-друзья. И не торопись ты так, на выпей!
В руках у него вдруг появился, граненый, до половины наполненный отвратительно пахнущим самогоном стакан.
- Не б-б-буду, - начиная дрожать от холода выразил протест Николай.
- Пей, кому говорю, это согреет...
Мороз взял своё. Брезгливо морщась выпил. Приятное тепло разбилось по телу, и холод как бы отступил.
- А теперь, беги на обед, закусишь там, у меня кроме рыбы ничего нет, - по доброму, с некоторой долей неведомой Николаю отцовской заботы сказал его спаситель.
- Еще раз большое вам спасибо!
И ушел. Даже не спросил как зовут человека спасшего ему жизнь.
"Кто бросил снежку? Зачем я прыгнул"
Эти два вопроса в захмелевшем детском мозгу вызывали досаду и обиду, чувство благодарности было загнано в самый дальний уголок сознания. Короткая молитва забыта.
И спаситель тоже. Досада, обида и месть. "Павел, тоже мне друг, бросил". От оптимизма и утреннего настроения не осталось и следа. Зима стала обузой, заледеневшая одежда сковывала движение, идти стало труднее. Согревающее действие спиртного прекратилось и начался озноб. Снег, еще недавно бывший союзником радостного воскресения, стал злейшим врагом. "Насыплю завтра утром в постель снега Витальке, это точно он кинул снежку". В мозгу четко вырисовалась эта картина, и из груди вырвался то ли смех, то ли стон. "Малышне пора давно по ушам надавать, чтоб не подстрекали, а то совсем оборзели." Он уже был в бреду, и все то темное что раньше было у него глубоко подавлено выявила обида сдобренная самогоном.
Идти становилось трудней. Силы покидали Николая, хотелось лечь и просто уснуть. Из книг знал, что спать нельзя, нужно идти, но уже не мог. И снова молитва, короткая но отчаянная:
"Боже помоги!"
- Вон он Антонина Ивановна.
"Маринка, умничка" улыбнулся Николай своим мыслям, и погрузился во тьму.
- Ох и напугал ты нас, - щебетала Марина, выкладывая мандарины на тумбочку, - это тебе, Антонина Ивановна передала, везет же тебе, можно я одну возьму!
- Конечно бери, хоть все, - добродушно улыбнулся пациент.
- Маринка
- Что?
- А меня Бог спас.
- От уже выдумал, это я тебя спасла, а Бога нету! - дерзко и с обидой сказала она.
- Он есть, - с глубоким, совсем не детским пониманием сказал Николай и уснул крепким сном, с улыбкой на губах.