Повесть Грибной дождь для Лёвы

Светлана Леонтьева






      Грибной
          дождь для Лёвы
               
















               


















Часть 1















Глава 1 
И ВСЁ-ТАКИ ЛЁВА БЫЛ НЕСТЕРПИМО ЖИВ!

      И всё-таки Лёва был нестерпимо жив! Он как вроде бы не родился ещё, не явился на глаза жителей, но упрямо присутствовал. Его нельзя было похоронить, ибо он не произведён на свет божий матерью и отцом, но и не считаться с ним тоже было невозможно. Ибо Лёва – это плод фантазии! А как вы думали? Хороший сторож – всегда выдумка, всегда ложь, несуществующий, несусветный бред! Но Лёва мог греть душу! Мог оберегать нашу Берозвонь, гремя сонной колотушкой, обходя окрестности владений Антутиковых-Горовых! О. чудо! О, лепет сонных сов! О, дневная, донная прохлада! Если бы не было Лёвы то, как найти свои утраченные корни? Когда кроме коряг, дудок и камышей в нашем болотце ничего нет! Волглое, тминное, гниловато-купавное, гиблое у нас болотце-то! Всё здесь в усмерть дивное, всё таращится, потешается! Может, поэтому все погибли, а оно – осталось? Нет, вы не подумайте, мы в своём уме, но никто не понял, что конец света уже был! Не потому, что книг не читали, а просто проехали, промчались мимо, как всегда уснули в самый неподходящий момент. Оно так бывает, вроде бы ждёшь-пождёшь, минуты считаешь, учёных людей слушаешь, ан, нет, уснёшь, как убитый, и всё прозеваешь, проворонишь, проглядишь сны золотые, бубенчатые! Или просто отвлечёшься, задумаешься, и тут на тебе – проехали свою остановку! Надо на Дмитровской выходить, а ты до Останкинской укатила, дура! Вот и Апокалипсис тоже проморгала, и Страшный Суд, и Конец света. Чего теперича делать-то? Люди, ах, люди… помогите! Сами мы не местные, из Берозвони, корни свои ищем, утерянные, утраченные.
- Ах, люблю!
- Ах, люблю…
Шепот, шорох, разговор, который мешает искать то, что ищешь! Словно и впрямь мы проскочили над бездной на птице-тройке. Оттого и живы, остались, хотя все отравились, нестерпимым ядом надышавшись! Теперь в нас столько химикатов, пестицидов разных, нитратов, глютаминов, фосфатов, что весим мы ой-как, много!
- Следующая остановка Берозвонь!
- Быть того не может! Это после столиц-матушек, многоэтажек, люксовых номеров в гостиницах, после Европы развратной, после Африки крикливой, бог мой, быть того не может.
А сама на колени валишься, крестишься и землю целуешь. Бабу-ля-я… орёшь. Вот дура, действительно! Бабуля-то умерла… тебе дом отписала, деньжат малость, вещицы кое-какие старинные, изумруды, яхонты, украшения… и домик двухэтажный. Именьице! Интересно, почём продать эту развалюху можно?
Антутикова-Горовая задумалась: Миллион, два? Полтора? Неплохо бы… на вырученные деньги можно своё дело открыть, «бизнес замутить, Нинок», как говорит её подруга Матрёна. А-то как же! Мы тоже не лыком шитые! Правда, места здесь бр-р глухие! Болотце… купавки, на лугу перепёлки гуляют. И рядом никого, если не считать заброшенного дома на берегу озера, который берозвонцы окрестили «Таинственным». Говорят, что в этом доме мужик жил, обычный, как все особи, ничем не выделяся, если не считать, что влюблён был в бабушку Нины Антутиковой-Горовой по уши. Страстной, нежной, фантастической любовью. Оттого с ума сошёл. Спятил. Сбрендил. А после пропал…

Мелькнула за облаком его шапка ушанка. Растаял след. Бабушка Антутикова-Горовая вздохнула с облегчением, мол, скатертью дорожка, авось, забудет её, да и женится на молодухе! Об эту пору хозяйке уже пятьдесят лет было с хвостиком, а влюблённому тридцать. Негоже иметь такого любовника, люди смеяться станут. Да ещё вот про конец света поговаривают, настойчиво так бают. Так что прощай, моя любовь, хватит дышать нашим воздухом Берозвони – гнилым отравленным всевозможными ядами мухоморными! Плесенью, водорослями и грибами размером с шапку-ушанку сумасшедшего. Этим мороком, туманом сероводородным, отравленным по гроб твоей души! А, может, и впрямь это всё вместе взятое и есть Страшный суд, а кобель, что на привязи ржавой тот самый конь Бленд? Ой, страшно-то как, батюшки-светы!
Но сама бабка неожиданно для себя влюбилась в хозяина шапки-ушанки. Словно амур незаметно пустил стрелы в незлобное женское сердце. А всё началось с пустячка, с малости, с искорки! У бабушки Нины Антутиковой-Горовой было заокеанское имя Андромеда, загадочное и непривычное для наших мест. Соседи её кликали Андреевной, уж больно непривычно было выговаривать им античное название, звёздно-пыльное «Андромеда»! Но удивляться не надо – в том году, когда родилась Антутикова-Горовая-старшая, как раз начали исследовать космос. Девочек, родившихся в эти годы, величали Олимпиадами, Циалковами, Гагаринками. Куда только Отче небесный глядел? Так что Андромеда это ещё не самое худшее имя! Вот если бы Стрелкобелочница – это хуже…
- Андреевна, ты чё с ума спятила, строить дом в этом месте? – увещевали непокорную знакомые.
- Тут, поди ж, лешие водятся? Тебе чё нормальной земли не досталось?
- Нет! – отвечала им Антутикова-Горовая старшая. – Жизнь несправедливая штука. Всем наделы, как наделы, жирные кусочки нарезали, а мне на окраине, да ещё возле болота. Но делать нечего, буду строить дом. Ибо тут мои корни!
- Вот, дура… нет тут ничего! Сгнило всё…
Тяжёлое эхо опепелило верхушки жидкой рощицы, беспомощно тянувшей ветки к небу звёздно-алому.
Кваша, натянув до ушей шапку-ушанку постучался к Андромеде. Он переминался с ноги на ногу, тянул хищный морозный воздух ноздрями. Дом у Антутиковой-Горовой-старшей был выструган ладно, аккуратно, но, видимо, досок было привезено больше, чем надо, поэтому хозяйка решила использовать купленную древесину всю, до щепки.
- Крылечко хочу новое, чтобы поручни с изгибами. На мансарде коридор хочу изладить, веранду утеплить…
Словом, работы у Андромеды было - на целую жизнь. Сама хозяйка румяная, пышнотитяя, крутобёдрая, а блины и оладьи – жирные, сметанные. Работай да работай. Уйти не захочешь! Сначала Кваша всё больше молчал, но потом разговорился, разоткровенничался…
То-то страшно! Первую жену обворовал, та деньги из кассы на выходные дни домой брала. Так Кваша их спёр и «Ауди» купил. Отца, когда у того пенсия была, бил и деньги отымал. Девок, с коими соитие имел, в измене подозревал и бил больно. Услышала Андромеда такое и ужаснулась, но поздно – любовь между ними уже год, как свирепствовала с неистовой страстью. Тогда женщина придумала выход, как в шахматы сыграла:
- Кваша, милый, муж у меня ревнивый! Скоро из командировки вернётся, строй себе дом по соседству. Всё равно земли много. Никому она тут не нужна кроме меня. Да и кто в эти края полезет? Болото рядом…
- Чего ты вдруг про мужа начала говорить? Год молчала про него? – удивился Кваша.
- Ты хочешь, чтобы я про него ещё десять лет не вспоминала? Если жив человек, так его не забудешь.
Этот аргумент убедил Квашу. Тем более в доме у Андромеды всё уже было излажено: пол новый, не скрипучий, дощатый, веранда вся оббита до потолка вагонкой, коридорчик дубовый, потолок еловый. Чудо, а не дом! Тёплый, с печкой, аккуратненький, как в сказке. Соседи-берозвонцы прозвали его зимней дачей, оттого что у Антутиковой-Горовой-старшей была ещё квартира в городе, а этот дом выполнял роль деревенского пристанища.
На следующее утро Кваша приметил несколько прямоствольных берёз, решил, что основой будут служить пока они – недолговечные, плаксивые, белокожие стволы. На хорошие доски у него денег не было, оттого что служил он Антутиковой-Горовой бесплатно. Ох, уж эта Андромедушка – медовая, сладенькая, шёлковая, бархатистая! Голос у неё ласковый, ручки тёплые, тити пышные. Ночью она раскроется, бывало, вся до женских прелестей, ах и ох, стонет Кваша от сладости, слюной исходит, так хороша Андромеда – золотистокожая, алогубая!
«Муж… - тогда подумал Кваша, - зачем торопится? Чего ему в командировке век не быть?» Но хорошая сказка, на то она и сказка, чтоб кончится! Но Кваше об этом думать не хотелось. Муж, дом, командировка, это одно, а вот Андромедушка нечто другое, нежное, сказочное, словно весточка с другой планеты, где нет Апокалипсиса, Страшного Суда, чертей, да и самого ада нет, и не выпал дождь отравный, смертельноядый, когда вся планета с Берозвонцами промчалась над бездной, забыв там сделать остановку, и тем спаслась! Но пагубное действие Дождя Орфейного всё-таки сказалось на местных жителях. Например, на жене Лёвы - Катерине Ивановне, на подруге Ниночки Матрёне, на родителях православного семейства Антутиковых-Горовых...
И последствия Его были необратимы!

Глава 2.

ДРАКА

             Первым ударил тот, который был в маске - Риф. Второй, лобастый, с густо сросшимися бровями, в цветной кепи подбежал сзади и повалил Кваша на жирную, навозную землю:
- Всё, молись на ночь, Дездемона!
Третий, чернявый, по имени Жук пнул в рёбра, но не больно, словно вскользь, жалея.
- Что надо? – промычал Кваша. –  Денег у меня нет...
Риф вонзил острый каблук в шею. Лобастый навалился, пихая Кваша на край обрыва.
- Ты её обидел!!! – завопил Жук.
- Я не хотел... – Кваша, вцепился правой рукой в колючую плеть прибрежного шиповника, который по-дружески протянул ему качающуюся ветку.
Риф резанул снова Кваша по рёбрам. Жук разбежался и плюхнул его в лицо тяжёлой ладошкой. Но Кваша попытался приподняться, утопая окровавленными руками в навоз.
- Я её люблю! Я жить без неё не могу!
- А ты не будешь жить! – Лобастый наотмашь зазвездил кулаком в лицо.
- Не по Сеньке шапка! Он её любит! Ха!
- Раньше надо было думать! – Жук достал из кармана пачку сигарет и закурил.
Лобастый и Риф накинулись на Кваша одновременно. Резкими ударами по лицу, шее, груди они заставили его подползти ещё ближе к краю. Жук бросил недокуренную сигарету в лицо Квашу и, подпрыгнув, саданул его в костистую спину так, что тот ткнулся лицом в маслянистую жижу и затих.
- Ползи, сказано! – Прошипел Жук.
- Мы уже устали! – Риф отряхнул рукав куртки.
Похоже, что трое нападавших не были страстными драчунами. Они «наезжали» на Кваша не профессионально, медля, словно не хотя. Вот то ли дело сам Кваша! Ох, как он дрался с пацанами в интернате! Как свистел от радости! Как трепетали его лёгкие! Как он наскакивал на обидчиков, скрипя от злости зубами, аж дубы шевелились! Листья опадали, жёлуди долбили плакучую землю! А пахло как! Кровью алой, пресной, липкой, сладкодревесной!
Кваша пополз на четвереньках, переставляя колени так, чтобы была возможность для внезапного прыжка в сторону обидчиков. Он рассчитал так, что троица в грязь не полезет, а он доползёт до сухого клочка земли, резко встанет на ноги и кинется на них, подминая одного за другим под себя! Так и случилось. Кваша вытянул своё жилистое тридцатисемилетнее тело из лужи, согнул колени, присвистнул и ринулся на обидчиков. Риф явно не ожидал такого поворота событий, Жук присел от испуга, а Лобастый и вовсе отошёл в этот момент помочиться.
- Гады, сволочи! – Кваша навалился на Рифа всем телом, мутузя его что есть силы. Затем, не давая опомниться, разъярённый, что бык на арене, Кваша переключился на Жука, который отскочил в сторону. Сбивая с ног противника, лопоча что-то себе под нос, жутко воя от обиды, Кваша лбом ударил Жука в челюсть так, что хрустнула кость.
В этот момент Лобастый, понимая, что дело плохо, щёлкнул лезвием ножа...
- Ну-ка! На край! – негромко, но внушительно завопил Риф, поднимаясь на ноги.
У Кваша были порезаны руки.
Из уха сочилась полоска цвета незрелого кетчупа.
Колено распухло, и левая нога не слушалась. Дико от боли выл Жук, держась за лицо. Внизу трепыхалась река. Как, бишь, её зовут... Глупо не помнить названия. Глупо жить. Глупо умирать.
В это время от громового раската треснуло небо, выпуская жгут молнии из языка ядовитой тучи. Синее марсовидное облачко зацепилось за край горизонта и повисло на дереве. Стало страшно. Кваша понял, что виноват. И завыл, поднимая голову ввысь. Но неба не было. Сплошная воронка земли. Жидкая навозная червивая, родная, прости меня! Я больше так не буду. Бруно ошибся, говоря, что земля круглая. Его зря сожгли на костре! Он не знал, что мир, это воронка, глубокая, звёздная, внизу в самой маковке – марс, что можно достать красное яблоко в его расцветшем саду и вернуться обратно в космос туда, откуда мы все пришли.
- Мама! - вспомнил Кваша умершую от рака желудка, давно почившую, вечно пьяную родительницу. Белое облако птиц, ринулось к нему на грудь. Стало тепло.
Упоительная влага вытекла из раны на лбу и засохла.
- Кто я такой? – спросил Кваша мать. Но та лишь улыбнулась в ответ:
- Достань яблочко! Узнаешь!
- Что узнаю?
- Что надо!
Но Кваше не надо было этого знания. Он был двоечником и хулиганом всю свою жизнь. Интернатским, ненужным, подло битым, испоганившим чистое светлое чувство любви. Изгадившим, истоптавшим. Ничего нельзя вернуть, Кваша!
Жук, преодолевая боль, поднялся на ноги и пошёл на Кваша. Риф стиснул кулаки, усмехаясь. Лобастый нырнул между ними, и очутился лицом к лицу с Квашой:
- Ну, лети! Голубок, через запад на восток! Либо...
- Что, либо? – Кваша снова сел на землю.
- Узнаешь! – разъярённый Риф пнул его со всего размаха в лопатку. Раздался хруст разрываемой одежды. От боли в челюсти мутило сознание, поэтому Жук решил больше не церемониться, он выхватил нож у Лобастого и саданул им Кваша по щеке. Прыснувшая из раны кровь не мешала думать.
И всё-таки он любил и был любимым до тех пор, пока не случилось это! Оно надвинулось, как землетрясение, как извержение вулкана, как утечка нефти из разорванной скважины, как цунами с нежным именем Андромеда. Он сам разорвал своё сердце и вынул его тогда из груди. Он сам своими руками разрушил их чувство. Он глупый, тупой, жалкий Кваша...
Маменька всё ещё смотрела на сына с умилением. Она до сих пор не поняла, что случилось. Даже, видя сына на краю обрыва, не попыталась протянуть ему руку помощи. Она тихо поцеловал Кваша в затылок и прижала его к груди, как маленького.
- Ты ел? – отчего-то спросила она, протягивая ему сухарик, пахнущий табаком и нафталином.
Риф схватил Кваша за шиворот и потащил его по сухой, колючей траве. Жук сплюнул ему в лицо клочком кровавой слюны.
- Кончай с ним живее! – Лобастый схватил руку Кваша и заломил за спину.
- Так ты ел, али нет? – снова поинтересовалась мать. Из её глаз выкатилась первая за всё время слеза.
Кваша мотнул головой.
- А запеканочки творожной хошь? Али арбузика? Или можа креветочек, семужки? Мясца али курочки в соусе? Грибиков в маринаде? – голос у матери становился всё слабее и слабее.
Под ногами Кваша нежно чмокнуло болото. Красные клюквины лопнули все сразу и покатились по чёрной червивой жиже. Стало приятно.
 

ГЛАВА 3

ТОКМАНЕЦ


          И сам Лёва возомнил себя живым. Если честно, то он не помнит, откуда она взялась эта выдумка про сторожа. Это необыкновенная, осенняя, яблоневая сказка. Пахнущая маринадом, смородиной, морозной вишней – фантазия. Откуда она взялась и куда втекла, в какие загогулины мозга, неведомо! Но коли таковая есть, то гуляй, родимая! Скользи на лыжах-каталках, качайся на качелях-самоделках, дуди в дудочку-семигудочку, лапуся! Сочная, морковная, листом капустным накрытая. Пресноводная, мшистая, лягушачья, перепелиная... Вся – заячья опушка, вся лес-малыш, вся – сова-матушка!
Бывало, Лёва обход делал по дачному посёлку, который назывался смешнее некуда – Берозвонь! Шёл сторож, прихрамывая, утопая в травах – сухостойных, жилистых, бубенцовых. Под вечер Лёва бряцал колотушкой, которую в Берозвоне кликали токманцом-погремушкой. И мгла синела одной большой ягодой, внутри которой, что косточка пульсировала-переливалась жизнь Лёвы. Вот тропа, по которой ходил Лёва, нагретая хромотой его ступней, его ворчанием, оханьем, похмельным иканьем и попукиванием. Ещё не затих звук токманца-погремушки, не затаился в рощице, не запрятался. Эх, Лёва, Пингвин Пингвинович!
Сколько ни думай, а всё равно это – родина! Жёлтое солнце, тяжёлый блик на крыше, кривопузая редиска, звон токманца! А ещё – автобус, который курсирует раз в три часа. И мальчишки-подростки, разъезжающие на велосипедах. Если глядеть издалека, то кажется, что Берозвонь – это остров, парящий над лесом по своему маршруту, неподдающемуся человечьему разуму, если бы не козы, привязанные к колышку, то улетело бы всё это создание в тар-та-ра-ты! В сливовую вечность...
- Куда ты, на ночь глядя? – спросила Катерина Ивановна своего супруга Лёву.
- На службу... я быстренько.
- Можно сегодня пропустить. Всё одно дачники домой укатили. Никто не заметит, был ты возля их домов, огородов или не был, – Катерина Ивановна придирчиво оглядела Лёву с ног до головы, – и опять свой токманец прихватил. На что он тебе сдался? Людей смешить?
- То-то, – Лёва поднял палец вверх – людей! А ты баешь, что все разъехались!
- Чучело ты! – Махнула рукой в след уходящему Катерина Ивановна. – Таблетки прихвати, мало ли чего...
Но Лёва уже шёл по пыльной дороге, нагретой последними лучами августа. Его скособоченная фигура медленно удалялась в марево вечера. Если бы знать, чем кончится дело, наверно бы,  жена ни за что не отпустила своего пожилого мужа за калитку. Удержала бы его, как могла. А то бы сама с ним отправилась в сливовую вечную мглу... как, бывало, они ходили в юности, взявшись за руки.
«Синь моя! – щебетнула пичуга и смолкла. – Болезная, ласковая, нежнейшая, пирожок ты мой сдобненький! Так бы и приласкать тебя, обнять, чтоб не горюниться вовеки!»

Они. Они. Они. Они целовались, словно врастали друг в друга, словно втекали сливовыми звёздами, тяжёлыми беличьими мирами, гроздьями вселенной... Их дети ждали зачатья, путешествуя в глуби космоса, ибо должны родиться от большой любви. Уже были приготовлены лодочки для отплытия из небытия. Оттуда, где они были раньше, в розовых медных, струнных мирах. Возле чудно мерцающего тёплого берега. Откуда родом вся Античная цивилизация, Атлантида и Китеж. Где в садах Саламандры гуляют сами по себе сладкие грозди зернистого винограда. Где Ахилл бредит о свадьбе с Еленой, и Троя ещё не пала от рук варваров.
Они любят друг друга так, что если приложит ухо к земле, то из глубин Берозвони доносятся звуки арфы, это Сапфо умиротворяет слух подданных. Пастушки играют на дудочках. И весь лес стонет от неги. Гнёзда наполняются желторотыми птенцами. Реки кишат розовыми, чудными икринками. Сосцы набухают сладким, тягучим, жирным молоком...

                Иногда, когда Лёве было особенно грустно, он становился деревом, подходил поближе к дому и вглядывался в силуэты за окном. Вот и сегодня он любовался ИМИ!
Лёва всегда их называл Они! И сердце падало в пропасть от этого сладкого слова.
Женщину звали Ниной. А точнее – Корениной Гавриловной Антутиковой-Горовой. Двойная фамилия ей досталась от отца, бывшего директора завода, ныне пенсионера – Гаврила Егоровича. Имя ей придумала мама Кира Вениаминовна:
- Наша дочь – это наши корни! И одновременно Каренина. Слушай, какие ассоциативные связи! Чудо!
- Да-да! – кивал отец.
И это всё вместе взятое таяло в детских воспоминаниях Нины, утопало в ларцах, сундучках с золотыми замочками, растворялось в серебряных водах...
Дачники – народ особенный. В выходные дни они приезжали в свои остывшие домишки с сумками, авоськами, вёдрами, прихватив детишек, домашних животных, наводняли посёлок радостными криками. А к вечеру уезжали, прихватив всё тот же нехитрый скарб, животных и детей. Оставляя Лёве вечные заботы о своих опустевших дачах.
- Как ваше самочувствие? – интересовалась Нина, отдавая Лёве деньги за охрану дачи.
- Не хуже вашего, – отвечал Лёва. Его седые волосы были похожи на серые ветки дуба.
Сторож прятал сторублёвые бумажки в карман штанов, протёртых на коленях, заштопанных нежными руками Катерины Ивановны.
- Правда?  – Нина смешно оттопыривала губы. Она словно радовалась такому приятному событию, что у старика всё в порядке. И впрямь – Моно Лиза и её вечная, языческая улыбка! Странно! В наших лесах и вдруг чудо! Прошедший век. Прошлый мир. Загадка!
Но вот отчего Нина таскала с собой Федула, было неясно. Да ещё и целовалась с ним, стоя у окна? «Наверно, это страсть? – думал Лёва, отходя в тень. – Примитивное желание не быть одной? Ибо бабе уже глубоко за тридцать... а то и все сорок пять... »
Лёва тихо ненавидел Федула. «Сын Мельпомены, – так называл он угрюмого спутника Лизы, пытаясь мысленно уколоть оного, – повадился в местность нашу. Чего надо тебе? Чего ты ищешь? Тут нет того. Здесь чистота и нега! Лапотник...»
И лес тихо подхватывал Лёвину мелодию; «Ишь ты, ишь ты...»
Оно и впрямь, чего надо Федулу от Нины? Тела бабьего, аппетитного, сладкого, изюмного? Пьяного, что мёд липовый? Нежного, что крылья бабочки...Поди, отсель! Было да всё вышло! Нет более...
И Мельпомена, слыша горькие Лёвины вздыхания, подхихикивала над ним, выглядывая из Античных веков, как из-под веток деревьев, из прохладной тени прошлого, из виноградных зарослей, кустов магнолий, разрушенных миров. И что ей корыстной, ненасытной в своих жадностях надо?
Поди, отсель! Здесь – родина, земля святая, незапроданная!
Лёва последний раз взмахнул токманцом и повернул домой. Темнело, становилось прохладно. По дороге прогрохотал КАМАЗ-дальновоз и пыль медленно осела на дороге, счастливая, как детские грёзы. Луна выползла, распластавшись над Берозвонью, как царевна-лягушка в девичестве. Неужели и впрямь на ней когда-то царевич женится? Поцелует её пупырчатое личико? Лупоглазые веки? Кольцо наденет на лапчатый перепончатый пальчик? То-то же...
          Они впервые встретились в конце мая. Нине понадобился работник, чтобы построить веранду на даче.
- Купи газету «Объявлений», – посоветовала дочери Кира Вениаминовна, - я тебе сама найду подходящего!
Вот оно всегда так: дочь сходи, купи, а мама тебе найдёт! Словно Нине было трудно прочесть столбики объявлений. А вот маме – легко!
- Эх, как бы ни годы, я бы сам всё отремонтировал, приколотил бы... – посетовал Гаврил Егорович.
Оба родители жили надеждами на то, что Корениночка родит детей, и Антутиковы-Горовые остаток своих дней проведут, нянча внуков. Но личная жизнь красавицы не складывалась.  «Корениночка, дочечка, то ли имя у тебя слишком земное, коренистое, то ли ещё чего?» – думала по ночам Кира Вениаминовна, вздыхая. Но муж дочери оказался беспробудным пьяницей. Нина, развелась с ним и оказалась снова одна в своей огромной квартире, подаренной дочери родителями, которые жили отдельно в небольшой, но уютной «двушке».
- Так и умру, внуков не понянчу... – сетовала Кира Вениаминовна. Состарившись, она походила на черепаху из мультика.
- Кирочка, не говори ерунды, – увещевал её Гаврил Егорович. Хотя в душе он понимал – жена права. Время неумолимо, Корнениночка уже далеко не молодая девушка, а жена – безнадёжно больна. Да и он тоже не богатырь косая сажень в плечах, а старый пенсионер к тому же гипертоник со стажем.
- Я не виновата, что кругом одни дегенераты! – парировала Нина. – Настоящие мужчины перевелись. Сошли на нет. Их убила плохая экология. Мир вообще идёт на убыль. Галактика перемещается в иное измерение.
- Не мели языком зря, – Кира Вениаминовна по-черепашьи  подвинулась на диване.
- Апокалипсис уже наступил! – Не унималась Нина. – Бесы и бесёныши вышли наружу. Лешие и русалки повылазили из своих сказок. Папоротники все порасцветали!
- Уймись, дочь! – Зная, что слова Нины расстроят жену, возразил Гаврил Егорович.
- Ладно. Я пошутила. – Ниночка повернулась на каблуках перед зеркалом. – Пойду куплю для мамы газету. А ты папа, не расстраивайся, зри в корень, смотри вглубь!
- То-то же... – Согласились оба родителя, провожая взглядом дочь до дверей.
Ох, уж эти домашние беседы. Уговоры, споры, перемирия! Вся жизнь утонет в них, как в реке любви...
Рабочего нашли по объявлению. Кире Вениаминовне понравилось то, как молодой человек грамотно отвечает по телефону. Гаврил Егорович не возражал. Он старался потакать своей жене во всём, зная, что лишнее слово, фраза, сказанная ненароком, расстроит её. «Рабочий он и есть рабочий... - думал Гаврил Егорович, - все они одинаковые...
 
Федул приехал на дачу, где его ожидала Ниночка, через пару часов после звонка Киры Вениаминовны. Рабочий вышел из своей рыжего цвета иномарки, широко улыбаясь, осматривая местность...
- Показывайте, что у вас! – сказал он, разглядывая не саму дачу, а её хозяйку.
- Глядите! – кивнула Ниночка и начала загибать пальчики, перечисляя то, что надо сделать. – Переставить двери, оббить стены, утеплить, настелить полы...
Работы было много, точнее её было целый воз. Чтобы довести до ума развалившуюся старую, бабкину дачку, понадобилась бы целая бригада, а  не один Федул!
- Вы за день управитесь! – закончила свою фразу Ниночка. – Вы согласны?
Федул понимал, что ни за день, ни за два он не успеет – слишком большой объём работ, но отчего-то кивнул головой, соглашаясь.
- Тогда по рукам! – обворожительно улыбнулась Нина.
- Да...
- Вечером приедете?
- Непременно, – снова отчего-то кивнул Федул, хотя знал, что после заката вырваться ему будет трудно, их бригада как раз сегодня приступила к новой работе за городом.
Но с этой минуты началась для Ниночки «новыя» жизнь!
Лёва ещё немного постоял на тропе, пристукивая токманцом. Дачи тихо вздохнули, замирая. Ни шороха, ни скрипа не было слышно. Лёва сомкнул свои ветки, стряхнул листья и высморкался.






ГЛАВА 4
ГВОЗДИ, МОЛОТОК, ЛОПАТА

Родина всегда необъятна. Хотя её размеры невелики – водоём с пол-ладошки, покривившийся забор, фиалковое крылечко и, конечно, никому ненужный вялый укроп в огороде. Родина - это всегда мечта о лучшем, о нежном, о детском! Это всегда сеногнойные, упоительные дожди! Это всегда сладкий клевер и хихикающие русалки на лугу. Это сказки такие добрые и вечные, что сердце становился зрячим чародеем и провидцем. Никто не может убить родину, проклясть или опорочить! Рождённое не нами, грешными людьми, не может быть нами сгублено! Родина, как кусок целого, необъятного, великого и волшебного сама вселяется в нас – щуплых подростков и царит в нас до смертного часа. Мы – хранители её, мы живы, пока есть она...
     Федул, как и обещал, вернулся вновь на дачу к Нине. Но не вечером, а ближе к ночи, когда жирная, масленая, блинчатая луна выползла на синий круг неба и замерла там.
- Простите, что поздно, Ниночка! – сказал Федул, выходя из своей рыжей иномарки. – Дела, знаете ли...
- Ладно, – кивнула женщина, запахивая свой розовый халатик. Порыв ветра холодил её тёплые, круглые колени.
«Вот бы обнять её... – отчего-то подумалось Федулу, – прижаться губами к ней...» Ему – дридцатисемилетнему, неженатому мужчине хотелось сладких нег, пьянящих поцелуев, изюмных ласк. Какая тут работа, когда голова забита другим, манящим, вожделенным, с ума сводящим желанием? Но Федул взял себя в руки и направился к даче. Он морщил лоб, пытаясь сосредоточится.
Коренина пошла в дом, чтобы разогреть чай. Женщина тоже поняла, что ей Федул понравился, каким-то седьмым, загадочным чувством она угадала своего будущего возлюбленного.
- Вам с вареньем или мёдом? – спросила Нина Федула, подавая душистый напиток в цветастом бабкином бокале. (Эта посудина была лилового цвета, испита вся до дна, изласкана губами бабушкиных кавалеров... Ах, бабуля, бабуля, кокетка, красотка... сумасбродная, огневидная, золотая! Кто только не целовал твои пальцы! Не сходил с ума от твоих ножек. Модница! Золотиночка!)
- С чем хотите... хоть с ядом! – Федул готов принять из рук Коренины всё что угодно.
- Тогда с вареньем из вишни... у нас, знаете ли, особенный способ приготовления. Мама все косточки повынимала. А вот с ядом ничего нет, если только мухоморы, – миролюбиво ответила Нина, указывая рукой на опушку леса.
Федул понял – влюблён! Сразу и бесповоротно... безвозвратно... бессмертно... Бес, бес, бес... Так вот он тот самый Гименей, тот самый падший ангел со стрелами и луком, Берозвонь – место его обитания! Синь золотая! Осенняя мокреть! Лупоглазая дебрь! Федул приехал снова на следующий день. Но у Коренины были гости на даче, к ней наведалась подруга Матрёна Ветлянина. Поэтому Федулу ничего не оставалось, как приступить к работе.
      Лёва слышал стук молотка. «Мой токманец не нужен сегодня, вон какой гам разносится!» – думал он. А Катерина Ивановна села рядом на диванчик и прижалась к мужу:
- Нынче можешь на службу не ходить!
- Тебе лишь бы я дома сиднем торчал... – проворчал Лёва в ответ, – а кто за всё отвечать будет? Птицы что ли? Лягухи? Васильки-ромахи?
- Ой-ё-ёй! Страсти какие! Кому наши хибары нужны, серые домишки, объеденные мухами туалеты? Грязь, болотина? Мухина страна, комариная держава, осиная трясина. Какие такие тараканы на нас наедут, какие черти набегут? Или ты от всего охраняешь? От татаро-монголов? От войн? Нечисти? Казнокрадства? Лизоблюдства? Лихоимства? – съязвила Катерина Ивановна, поправляя фартук, съехавший ей на колени.
- Конечно, от всего! От грязи и нечисти! От воров! От инопланетян, если надо будет!
- А чем они тебе не по нраву? Тарелками не вышли?
- Не из нашего они теста, вот чем! – махнул рукой Лёва,  – Мы-то сдобные, ванильные, огородные, медовые, пасхальные! А они какие?
- Марсианские! – Катерина Ивановна поняла: с мужем спорить бесполезно. Он всё рано пойдёт звенеть токманцом по окрестностям Берозвони. Уже все соседи хихикают в тряпочку над Лёвой, усмехаются в фартучек, ухмыляются в рубашечку. А её старый муж не унимается, сторожит то, чего уже давно нет! Что утекло сквозь пальцы, растаяло... – Всё равно не укараулишь! Государство-то давно тю-тю...
- А хоть бы и так! – Обиделся муж. – Я мечту свою охраняю. Чистоту перепелиную. Каплю росистую. Гладь небесную. Солнышко...
- Чего? – Катерина Ивановна поднялась на ноги с диванчика. – А луну ты не караулишь случаем? Звезду красную, хищную на небесах? Ангелов? Может, ты у самого Бога в прислужниках ходишь?
- Хотелось бы! – Лёва мечтательно вздохнул.
Катерина Ивановна надолго запомнит этот лёгкий, шершавый, колокольчатый вздох... словно ветерок пробежал благовестный... мельничка Дон-Кихотова лопастями вздрогнула... не подходи!
Матрёна Ветлянина не была ни однокурстницей, ни одноклассницей Нины. Женщины познакомились в кафе совершенно случайно в час одиночества.
- Я мужа выгнала. Чемодан с лестницы скинула... – призналась Матрёна, отпивая вино из бокала, – совсем обнаглел. Тёлок домой водить начал...
- А мой на меня руку поднял! Гляди! – Нина сняла тёмные очки. И Матрёна увидела синяк. Этакое круглое сердечко под карим глазом женщины.
- Ишь чего... ты куришь?
- Нет. Но с удовольствием бы выдохнула из себя сиреневое облако дыма моих обид...
- А я бы чёрную тучу! – Усмехнулась Матрёна. – Целую грозу. Бурю. Вулканы и Цунами... Так во мне всё клокочет! Бурлит! Ненавижу паскуду!
- Вот-вот. Сначала в любви объясняемся, а потом за топор берёмся...
- Ага! – кивнула Матрёна. – Харакири бы сделать!
Обе женщины быстро нашли общий язык. И через пару недель уже были заклятыми подругами. Они каждый день созванивались, а вечером ходили друг к другу в гости. Их сроднила схожая ситуация, одинаковые взгляды на жизнь и вечная бабья тоска ожиданья своего счастья. Кира Вениаминовна и Гаврил Егорович одобрили дружбу своей дочери:
- Ты сегодня с Матрёшкой вечерять будешь? – ожидая дочь после работы, понимая, что Ниночке веселей с подругой, а не с ними, спрашивала мама. При этом Кира Вениаминовна старалась «сделать весёлый голос», а Гаврил Егорович, шелестя страницами газеты, тихо улыбался, словно радовался какой-то информации, вычитанной им только что. Словно наступило всеобщее благоденствие. Или весь мир вернулся в рай.
- А с кем ещё? Мой мужик того тю-тю... – бойко отвечала Нина по телефону своей матери. – Даже рукой помахать не успел. Вон тапочки в углу хохочут.

И это было правдой! Муж оставил Нине свои разношенные сорок пятого размера стоптанные и порванные шлёпки! «Моя обувь – это мои воспоминания!» – многозначительно повторял Ниночке Сеня Стальнов (так величали мужа Антутиковой-Горовой!) «Чем хуже одежда, тем ярче память? Так что ли?» – усмехалась обычно Ниночка в ответ. «О, эти жгучие, пахнущие потом, травами и птичьим помётом туфли! О, рваные штанины! О, обрямканные, с коричневыми пятнами трусы! Пиджак с заплаткой на талии! Бомжовые, обветренные, просоленные, синюшные одежды!» –  восклицал в ответ Ниночке Сеня, лёжа на диване. «Псих!» – злилась Антутикова-Горовая. «Ну, и что? А кто нынче спокоен? Кризис на дворе, всех заставляет волноваться! Приходить в ярость! Гневаться!» – Сеня был непреклонен. Когда он уходил, его глаза горели огнём. Волосы змеились, ноздри раздувались.
Стальнов ушёл, оставив свои самые лучшие воспоминания в виде тапочек Нине! Лишь лёгкий дымок его сигарет витал в комнатах да продавленный его ягодицами диван стоял в углу.
- Эх, Стальнов, Стальнов! – любила повторять Матрёна, выпивая за вечер бокал вина в доме Ниночки.
- Что в имени тебе его? – спрашивала её подруга.
- У мужчин одно имя – козёл!
- У козлов тоже есть имя! Родя, Милок и так далее... – у Нины не было злости по отношению к Стальнову. Она даже гордилась, что в её паспорте красовалась фиолетовая печать о заключении брака. И когда Антутикову-Горовую спрашивали, замужем ли она, то Нина гордо отвечала: «А как же! Последнего раза хватило!»
- Сильна ты, красотка! Сильна! – Матрёна щурила глаза и морщилась. – Тебе всё нипочём. Неужели думаешь, что встретишь настоящего мужика?
- Конечно, встречу!
- И отдашься ему? На мягкой постельке? На шёлковой простынке? Под лебяжьим покрывалишком?
- Под синим небом и звёздами! Под луной-матушкой. Под Марсом, Юпитером, Стрельцом... лишь бы самой с орбиты не слететь! – Нина мечтательно глядела в окно на жёлтые фигурки деревьев. Которое из них покойный Лёва?

Матрёна Ветлянина была так поглощена жизнью Коренины, что про себя совершенно забыла. Каждый вечер она ехала через весь город, прикупив бутылку красного венгерского вина, к своей любимице. Матрёне казалось, что её присутствие в квартире Ниночки действует, как оберег на всё, что бы там не находилось. С таким же энтузиазмом она взялась за дачу Ниночки, ей казалось, что старый Лёва недостаточно зорок для охранника, что он слаб и немощен.
- Зачем тебе этот сердечник? Он, того гляди, рассыплется по дороге! – постоянно напоминала Матрёна Нине.
- Не говори так! Лёва ответственен, а то, что стар, так это не недостаток! Вспомни, где наша молодость? Была - и нет!
- А его токманец? Неужели тебе не смешно глядеть, как Лёва гремит колотушкой? – не унималась Матрёна. – И неужто воры могут напугаться Лёвы?
- Угомонись! Лёва – это стиль нашей дачной жизни. Это наши привычки, устои. Это словно гвоздь, вбитый в балку, он вроде бы не нужен, но и без него никак! – накрывая на стол, парировала Нина.
- Вижу, что вы тут с ума посходили. Продай свою дачу и сиди спокойно!
- Тебе бутерброд с сыром или колбасой? – старясь перевести разговор в другое русло, спросила Нина.
- Да ещё этого Федула позвали. Он такой же рабочий, как я президент! – оттопыривая губы, вконец рассердилась Матрёна. – Вот зачем он тут сегодня нужен?
- Крыльцо поправить, пол перебрать... дача старая, бабулина, полусгнившая.
Сама знаешь, что родители мои не в состоянии сюда ездить. Машину отец отписал на меня. А автобусы курсируют три раза в день... Продавать свою родину я не желаю! И точка! – Нина даже ногой притопнула.
Видимо, это действо убедило Матрёну, оттого что та взяла кусок сыра и начала жевать. Но по выражению её глаз, было понятно, что разговор ещё будет продолжен. «Ха, родина... уродина... блевотина...» - думала Матрёна, наблюдая из окна, как Нина выходит из дому, чтобы пообщаться с Федулом. Как она смотрит на этого увальня, давая ему указания... Что-то в их общении насторожило Матрёну, что-то зацепило, как осенний листок за ветку. «Работничек... – желчно прошептала она про себя, – лодырь и лапотник!»
Матрёна беспокоилась о Нине, как о младшей сестре. Она сама для себя неожиданно решила, что её опека поможет Нине в дальнейшей жизни, что её подруга больше не совершит ошибок. И таких людей, как Стальнов, который принёс Нине немало горя, в жизни подруги больше не появиться. «Хватит, натерпелась, горемычная!» Была бы воля Матрёны Ветляниной, та бы посадила Ниночку в серебряную клетку, в изумрудный ларец, в медовый дворец, поставила бы пару бравых солдатиков у входа и на этом бы успокоилась, что её подруга в безопасности!

Тем временем Федул приступил к работе. Он достал молоток, гвозди, пилу, разложил доски. Нина, сама не зная зачем, села на лавочку подле него, оставив Матрёну одну в доме. Обоим хотелось поговорить, словно невидимая нить сама собой связала их, удерживая, не давая отойти друг от друга. Ниночке было легко и весело. Она то принималась хохотать, то говорить серьёзно:
- Наша дача – наша реликвия. Дворянское гнездо, знаете ли... мне её бабушка отписала по завещанию. Родители о Берозвони говорят так, словно здесь царский дворец с колонами и львами, с мулатами и наложницами, слонами, плантациями лотосов, цветущими папоротниками. А тут кроме хвощей и гнилых мухоморов ничего нет! Но я тоже привязана к этому месту, и никому его не отдам!
- Дворец? – улыбнулся Федул, распиливая доску. – Построим вам царство! Трон! Вон сколько пней на участке валяется!
- А львы? – чуть кокетничая, продолжала Ниночка.
- Пару рыжих котов принесу, молоком откормлю, мясом. Вот вам и звери! Опахало куплю и буду от вас мух отгонять вместо слуги!
Федула можно было бы назвать симпатичным мужчиной, если бы не длинный узкий подбородок и широкие скулы. Но Ниночка была счастлива, любуясь, как тот, играя мускулами, вбивал гвозди. Наверно, это - счастье, когда есть друзья...
Когда вокруг тебя, как возле планеты, вращаются их миры, их тепло и свет, их тёплые взгляды, думы. Когда ты сама - сосредоточие споров и диалогов. Ироничная! Лёгкая! Излучающая миролюбие! И никто не властен разрушить это – твоё, тебе принадлежащее, вынянченное тобой, выпестованное. И оттого родное и любимое...

ГЛАВА 5
ПСУ ПОД ХВОСТ
     Рекс бежал вдоль тропы. Он чуял чужые запахи. Вялые круги листьев свисали со своих нитей. В животе было пусто, кроме вчерашней корки плесневого хлеба там ничего не было. Рекс нюхал воздух и молча бежал дальше. Пёс залаял, завидев Лёву, он вытянул свою лисью морду и оскалился. Токманец смолк на минуту.
- Ну, ну, глупышка! – произнёс сторож, ласково глядя на Рекса. – Чего рычишь-то с голодухи?
Пёс чуть приподнял морду. Вновь понюхал холодный мшистый воздух, облако свесилось ниже, задевая ветвь молоденькой осинки. Тьма оседала в овраг.
- На-ка поешь! – Лёва протянул псу мягкую лепёшку, испечённую Екатериной Ивановной нынче утром. Но Рекс не шевельнулся, глядя на угощение, хотя в брюхе урчало так, словно там поселилось некое чудовище. Видимо, страх перед незнакомцем был выше, чем голод.
- Не хошь, не подходи, я вот тебе возля пенька лепёху кину. А сам пойду токманцом греметь! – Лёва положил угощение, как обещал, на сизый, осклизлый трухляк, и вернулся к дачам. Рекс молча проводил взглядом сторожа, затем быстро схватил лепёху и проглотил её, не разжёвывая. Тяжёлые мушки взметнулись в воздух и осели вниз на гнилую, розоватую травку. Рекс метнулся к забору близ стоящей дачи – это был домик Антутитикой-Горовой. Тихий, вечерний свет плыл из окон, за которыми пили чай обе подруги – Нина и Матрёна. Федул ушёл часом раньше, пообещав вернуться завтра и доделать ремонт крыльца.
О, родина, моя песнь! Моя вечная, страстная мелодия! Моя бабушка, моя глубь и глыбь! Моя колыбельная, манящая, погружённая в себя детская память! Разлитое по бездорожью белое  тревожное пуховое поле, колыхающееся от снега, переливчатое, медовое, нескончаемое, как радость в душе! Несравненная! Глубиноокая! И не понять тебя трудно! И не воскликнуть вослед летящему по твоим полям живому существу:
«Эй, куда ты бежишь, псина этакая! Рыжая, кудрявая собаченция? То не моё ли чутьё перескакивает с кочки на кочку? Нюхает воздух, шевеля ноздрями? Не моя ли мысль, не моя ли дума?
То-то же...
До колотья в сердце, до придыхания можно бежать, но все твои усилия - псу под хвост – неожиданно подумал Лёва, провожая взглядом убегающего Рекса, – Вот, бывалоча, напечёт Катерина Ивановна шанег, али оладий свежих, запашистых, а ты молока вчерашнего испьёшь, и всё – пропала радость! Живот разболится, кишочки вздуются, пуп взъерошится от колик. Да ещё язык вспухнет, хвороба сама собой найдёт. А то ещё хуже, люди подведут. Вот вчера договорился с квартирантами, которые в избе поселились, комнату сняли, что те завтра съедут. Так нет, не тут-то было, квартиранты энти наровят обидеть старика, дураком назвать, мебель поломать, стулья обезножить, сервантик порушить. Сколько ни старайся, ни убеждай, не съезжают. Вот это псу под хвост, так под хвост! Обидно, аж челюсть сводит...»
Рекс, добежав до забора дачи, приостановился. «А что? Это мысль! – Решил Лёва. –  Возьму пса себе». И Лёва вновь подозвал Рекса...
 
- Гля, твой старик какого-то рыжего грязного вонючего пса подзывает! Ха! – Захохотала Матрёна, выглядывая из окна.
-  Пусть, - махнула рукой Нина, - тебе-то что?
- Дураки вы... марсиане какие-то... чокнутые...– Не на шутку обиделась подруга. – Всё про какую-то родину баете. А где она? Вон под хвостом у Рекса...
Матрёна засобиралась домой. Ей хотелось провалиться со стыда куда-нибудь подальше. Так она ненавидела это сборище людей, окружающих Коренину. Их старомодные взгляды, пахнущие нафталином привычки, изъеденные молью помыслы... «Кому нужные эти обноски? Эти заплатанные мысли о сохранении родины? Эх, вы чудилки драные!» –  размышляла Матрёна, садясь в свою белую лакированную «семёрочку».
«Драными чудилками» были: в первую очередь Лёва, затем его жена Катерина Ивановна и, конечно, Антутиковы-Горовые. А вот Лёвой, вообще, мог быть любой человек, либо вещь, либо растение. Это же так правильно быть Лёвой! Это так честно! Самая большая роскошь в мире – это ЛЁВА! Хромоногий, щупленький, звенящий колотушкой! Лёва – это моя нежность, это огромная рыбина, плывущая по подземной реке, цветущая ветка крови. Моя совесть! О, как бьется, продирается она сквозь толщи глины и песка! Как пытается вырваться наружу: «То-то вам! Бесстыдники, у-у-у! Так твою растак!» –  И красный пластиковый кулачок вздымается в небо.
Лёвушка, где ты? Так я скучаю по тебе. Тоскую. А рыбина огрузлая, жирная плывёт себе по венам человека, ища выхода в открытый космос...

Нина поняла, что влюбилась. Весь день она только и делала, что думала о Федуле. И его любезное обращение к ней: «Ниночка-а-а.» до сих пор звенело у неё в ушах, словно милое звеньканье синичьей песни поутру. Где та ниточка, которая связывает едва знакомых людей в единое, в туго соединённое, в звёздное и синее сияние? Ниночка весь день то надевала белую крахмальную нарядную блузку, то вновь снимала её, чтобы не выпачкать, возясь в огороде. К полдню стало невыносимо жарко, к вечеру налетели мошки. Нина поняла, что дальше ждать бесполезно и подозвала рыжего пса:
- Рекс! Подь сюда, покормлю!
Женщина положила в большую миску жирного борща, разваренного по-старинному, пахнущего сладко и призывно. Но пёс лишь слабо махнул хвостом и отбежал. Он не привык брать еду у чужих людей.
- Не бойся. Я своя, – Ниночка чуть причмокнула, – эх, ты рыжик, лохматик... Кто тебя так обманул, что ты мне не веришь? Иди, иди, не бойся...
Нина ушла в дом. Она скинула блузку, понимая, что наряжалась зря: Федул обманул... Он не придёт... именно сегодня, когда ей так хотелось побыть с ним! Прижаться к тёплому плечу. Чмокнуть его в пухлые губы.
Рекс всё-таки подошёл к миске и съел угощение. Это было так чудесно, что Нина на миг забылась. Странное зыбкое спокойствие снизошло с небес. Маковый цветок распустился в сердце. Тепло оно и есть тепло...
Нина не заметила, как уснула.
Странное существо – человек! Оттого что может видеть сны! Причудливые, неземные видения! Подчас, так не совпадающие с реальностью... Во сне можно увидеть бабушку живой, которая давно умерла. Попасть в рай, стать блудницей, превратиться в насекомое, либо научиться летать по небу, как булгаковская Маргарита. А, проснувшись, хохотать над увиденным.
Значит, сны напрасны? Они тоже – псу под хвост? Или, наоборот, они нужны, чтобы понять, кто ты есть? Зачем? Может, сон это тоже Лёва, охраняющий неземную, вещую, совиную душу твою, человек?

Нина уехала с дачи в семь часов вечера. Федул приехал туда в семь тридцать. Они разминулись всего на каких-то полчаса. Не свершилось то, что могло произойти! Тёплая жёлтая мутная человечья близость. Соитие двух тел.
Лишь Рекс тяжело и надрывно лаял, провожая взглядом уезжающего Федула восвояси.
Лёва долго-долго гремел своей колотушкой. Так-то оно так!
И вроде бы ничего не предвещало грозы, вроде было всё тихо и спокойно, как всегда. Словно не было в мире другой жизни – войн, битв, террористических актов, пиратов, атомных бомб и вражды. А лишь одна единственная идиллия, Берозвонь, нежность и нега!

...Риф, Жук и Лобастый окружили Кваша, смыкая кольцо.
- Ты во всём виноват! – Вскрикнул Риф, молниеносно пнув Кваша под ребро. Боль во всём теле зашкаливала, если бы можно её было замерить, как в детстве температуру по градуснику. Кости ныли, все суставчики тоже. Кровь сочилась из порезанной щеки, хотелось одного – пить!
- Ты болен? – отчего-то снова произнесла умершая мамаша.
Кваша мотнул головой, съезжая всё ближе к краю пропасти.
- Можа, аспирин дать? Возьми из шкафчика. У меня рука болит, не дотянусь. А ты эвон какой большой ужо! И чего не женишься? Кралю не нашёл?
- Нашёл, ма! Но я дурно с ней поступил...
- Красивая?
- Да! От неё черёмухой пахнет. Она просто волшебная... как флейта...
- Женись!
- Не пойдёт она за меня, – Кваша отчаянно повёл глазами в сторону болота.
- Юродивый мой! – Мать дотронулась губами до затылка Кваши. – Кабы я не умерла, да в двенадцать лет тебя бы отец не отдал в интернат, стал бы ты у меня вундеркинд! А теперя ты кто? Хулиган?
- Я больше так не буду-у-у!
- Ну-ну... – мать, словно не слышала Квашу. Она достала из фартука леденец, – аспирину не хошь, так конфетку погрызи! Эх, хороши яблони на Марсе... спеют быстро, каждые три месяца. Наливные, краснобокие, а скусные... страсть!
Риф, Жук и Лобастый сомкнулись в кольцо, подпихивая Квашу:
- Давай, двинься, нам домой пора. Жёны ждут. Любовью хотим на ночь позаниматься. А ты тут расселся. Виноват, отвечай!
Кваша согласно кивнул. Он знал, что виновен. В горле совсем пересохло.
- Мне бы попить... – жалобно простонал он.
- Пей! – Жук наддал под зад Квашу так, что тот едва не свалился вниз. – Вона воды скока! Целая река...
Все трое рассмеялись. Жук тоже хохотнул, не смотря на боль в челюсти. Риф угрожающе поднял ногу:
- Ну, давай, а то я дам напиться. Утоли жажду!
Серебряная воронка расцвела мелким дождём, засеменившим из тучи. Скоро махнёт ливень! Ждать было некогда. Кваша был доволен тем, что он не лыком шитый, сопротивлялся. А ещё тем, что увидел покойную мать. И даже почувствовал, как на зубах хрустнул леденец – угощенье с того света.
Неужели каждого провинившийся, действительно, ждёт возмездие? Неожиданно лицом к лицу ты сталкиваешься с ним в ту минуту, когда начинаешь исправлять свои ошибки? Эх, Альфонс, Альфонс... ел, пил за чужой счёт, прятался на чужой даче, спал на мягких перинах, слушал зорьку, наслаждался добром, складной речью.
- Да лети уже! – Жук не выдержал и с размаху толкнул Квашу вниз.
Мать сложила в испуге лёгкие ангельские крылышки. Со стены попадали портреты всех родственников. Племянников и племянниц, дядей и тётей, сестёр и братьев, бабушек и дедушек. Их было так много, что они осыпались на голову Кваши градом камней. Весёлые брызги сомкнулись над головой и затихли бусинками жемчуга.
Пить больше не хотелось!

Жук, Риф и Лобастый исчезли за горизонтом.
Всё было напрасно. Вся жизнь альфонса – псу под хвост!
А у Ниночки в понедельник зарплата! Хотелось купить чего-нибудь вкусненького! Хотелось зайти к маме. Хотелось побаловать отца каким-нибудь подарочком.
Но Нина вместо этого купила Федулу дорогущий парфюм. В подарок.
И вся зарплата – псу под хвост...

Матрёна долго и нудно ругала подругу по телефону:
- С ума сошла? Зачем ты это сотворила? Кто тебе Федул?
- Друг! – безучастно ответила Нина.
-  А Гаврил Егорович, Кира Вениаминовна кто?
-  Родители!
- Балда!
- Матрёна отстань... я, кажется, влюбилась...
- Тьфу ты, зараза...
Матрёна в этот вечер больше не звонила.

ГЛАВА 6
КАНИКУЛЫ ПО-РУССКИ

Буквально через месяц фирма, где работала Коренина Антутикова–Горовая, распалась. Ничего не предвещало процветающей конторе краха, но он случился. Нина вынуждена была уехать в Берозвонь и там коротать нежное волжское лето с его частыми беспричинными дождями, выращивая жалкий чеснок на жидких грядках.
Гаврил Егорович и Кира Вениаминовна спустя неделю заявились туда, чтобы проведать дочь.
- Неужели нельзя было во время поливать рассаду? – возмутилась мать, обходя хилые посадки.
- Удобрять тоже надо было во время! – поддержал жену Гаврил Егорович.
- Вы с ума сошли! Откуда на нашей земле может появиться урожай? Даже покойная бабушка говорила: «Сколько ни вкладывай, результат нулевой!» – Ниночка немного растерялась, оправдываясь.
- Твоя бабушка - моя свекровь не за урожаем сюда ездила...– резко вставила Кира Вениаминовна.
- Ну и что? – пожала плечами Нина, проходя возле грядок. – Если вам не нравиться, сами спину гните! Достаточно того, что небольшой ремонт произведён. Глядите: крыльцо отремонтировано, пол тоже. Деревья посажены. Федул постарался.
- Знаем мы ваши старания... – похоже, что Кира Вениаминовна была не на шутку сердита.
- То есть? – Ниночка готова была обидеться. – Ты на что намекаешь, мамуля?
- На твои взаимоотношения с этим плотником. Нам Катерина Ивановна всё рассказала...
- Так уж и всё? – Нина повернулась к матери всем корпусом. – И про нашу страсть медовую? И пор вечера жаркие? И ночки  забубенные? И что у луны ножки есть? А у зайчиков солнечных ручки?
- Не ссорьтесь, девочки! – попытался вмешаться Гаврил Егорович.
- Мама, ты же сама хотела внуков нянчить! Так мы с Федулом решили подарить тебе парочку сиих созданий! Не к Стальнову же возвращаться! К импотенту вонючему! Пьянице горькому! Пусть он драичт себе в своем коттедже!
- Боже, – Кира Вениаминовна попыталась заткнуть уши ладошками, – что я слышу! Ты нахваталась от этого рабочего срамных выражений! Где твоя интеллигентность? Не забывай, что мы в седьмом поколении графских кровей! А папа твой бывший директор завода...
- В том-то и дело, что бывший! И графская кровь у нас тоже в прошлом. И вы смешны, как два старика, выжившие из ума...
- Что? – Кира Вениаминовна схватилась за голову.
- Как ты так можешь, Нина? – отец подхватил жену за локоть.
- Ладно. Простите! – Нина поняла, что переборщила. – Будут вам грядки. Будет и горох! Сегодня же выполю все сорняки...
- То-то же! – погрозила пальчиком мать.

В этот момент раздался резкий лай и из-за кустов выскочил Рекс.
- Это ещё кто? – Изумился отец.
- Пёс... – ответила Нина, подзывая проголодавшееся животное, – иди там, в чашке кости...
Рекс молча вильнул хвостом, но, увидев «чужих», вновь скрылся в лесу.
- Боже, Боже мой... – мать Ниночки окончательно расстроилась, - продавать надо это всё...
- Так кризис на дворе. Цены низкие! Покойная бабуля нам не простит, если мы продешевим! – возразила Коренина.
- Ты подороже выставь! – кивнул Гаврил Егорович.
- Ой! – Нина развела руками. – Вы как будто с Луны упали. Или с самого Марса! С этой красно-кровавой планеты! Инопланетяне мои! Айда домой!
Нина взяла родителей под руки и вывела с участка.
- Скоро ваш автобус!

Вечером снова приехал Федул на своей рыжей иномарке. И опять время растворилось где-то в облаках – сизых, как сама вечность!
- Зачем родители приезжали? – спросил он.
- Делать им нечего... – отмахнулась Нина, – ужинать будешь?
- Ага...
- Сегодня в меню суп из рыжиков и картошка жареная со своего огорода.
- Молодец!
Нина хотела сказать, что у неё закончились деньги. Но промолчала. Ей хотелось купить молока завтра у Катерины Ивановны, но она не проронила ни слова.

На следующий день Ниночка позвонила по сотовому телефону Матрёне, хотя подруга на неё была крайне разобижена.
- Привет, дорогая! – спокойно произнесла Нина, заслышав знакомый голос.
- Привет...
- Как ты там?
- А ты? – вопросом на вопрос ответила Матрёна.
- Нормально. Грядки. Лес...
- Скукота?
- Без работы да!
- Федула ещё не бросила?
- Нет. Я добром не кидаюсь! – усмехнулась в трубку Нина.
- Когда расстанетесь, позвони!
Матрёна повесила трубку.
Но через пару часов Нина прочитала в сотовом телефоне послание: «У меня к тебе есть выгодное предложение! Приезжай сегодня в наше кафе! Жду. Матрёна!»
Ох, уж эти подруги! Разуверившиеся в любви. Преданные мужиками. Потасканные жизнью. С неустроенными судьбами. И вечным желанием помочь, хотя сами бессильны, как июньские радуги!
Ох, уж эти бездетные, мягкие женские радости! Готовность к подвигу и неумение его сделать! Странные морские ежиные разговоры о том, как устроиться в этой жизни! Хотя сама жизнь проходит мимо, не оглядываясь, не подавая руку, не пропуская вперёд, не даря цветов и не приглашая на пир Вальтасара!

Коренина с радостью примчалась в кафе «Сумерки» в точно назначенное время, она присела за столик, который очень любила Матрёна, у окна. Заказала два кофе и стала ждать. Нина знала, что обиженная подруга делала вид, что опаздывает, таким образом пытаясь доказать свою значимость. Так и вышло:
- Привет! Уж эти мне пробки... – пропела Матрёна, делая вид, что запыхалась. – Опоздала на десять минут!
- Разве? – пошутила Нина. – А я и не заметила.
Вместо ответа Матрёна чмокнула подругу в щёку и присела за столик:
- Сразу перейду к делу!
- Ты и дело – вещь несовместимые! – снова сыронизировала Ниночка. – Что-то за гранью реальности!
- Ну-ну... сейчас узнаешь! Гляди! – И Матрёна достала из сумочки документы.
- Что это? Файлы? Ой, да тут и печати есть! – опять улыбнулась Нина, доставая листки из папки. – Самые настоящие синенькие и буквы, ой-ё-ёшеньки!
- Не смейся. Я серьёзно! Наш шеф Аркадий Зиновьев ищет себе помощника или помощницу. Но люди, которые приходят е нему на собеседование, не компетентны. Ты возьми эту папку домой. Изучи. А завтра приходи к нам на фирму к девяти!
- Вот оно что! Ты меня решила на работу устроить! Ха, что вам дома не сидится? И что вы ко мне все лезете? – вспылила Нина.
- Кто все? – Матрёна решила не обижаться на реплику Ниночки.
- Например, родители сегодня раскритиковали мои грядки. Ты недовольна Федулом. Но никто не спросит – чего же на самом деле хочу я!
- Я одна знаю чего тебе надо! – усмехнулась Матрёна.
- Правда? – снова сыронизировала Нина.
- Вот те крест!

Но вечером, сидя на мягком диване у себя в городской квартире, Нина всё-таки прочитала документы, принесённые Матрёной. Это были обычные бумажки, из коих следовало, как у Маркса с «Капитале», что деньги должны приносить деньги любыми путями. Видимо, у Аркадия Зиновьева,  на фирме «Око», где работала Матрёна, дела шли из ряда вон, как плохо! Обычная мелкооптовая торговля. Продажа. Неинтересно... Отмахнулась Нина. Желания идти завтра на собеседование не было. Но ночью пошёл дождь. Ехать на дачу в Берозвонь в такую погоду тоже не хотелось. Поэтому Нина пошла в «Око». Была, не была. Чем чёрт не шутит?
 А чёрт всё-таки решил на сей раз пошутить изрядно!
Нина Антутикова-Горовая явилась на собеседование при полном параде: причесала волосы и уложила в косы. Не яркий, но чёткий макияж. Костюм. Красные туфли и бусы на шее такого же нежно сливового цвета.
Может, поэтому Зиновьев встретил Антутикову-Горовую с нескрываемым интересом. А, может, действительно в ней увидел панацею от невыплаченных кредитов, разорения и даже от мирового кризиса! «Наивный, однако!» - процитировала про себя Нина, но в кабинет вошла уверенной походкой. Это тоже понравилось Зиновьеву. «Интересная барышня! Ещё было бы не плохо, чтоб у неё мозги работали!»
- Ваш бизнес построен на купи-продай! – присаживаясь к столу, после обмена любезностей, мягко произнесла Нина, – как, впрочем, у большинства фирм нашего города. Но, поверьте, я пришла не за тем, чтоб вам сказать это. И не за тем, чтобы критиковать ваше «Око».
- Тогда какова цель вашего визита? Многие приходили и говорили, что готовы поставить нашу работу с ног на голову! – Зиновьев отпил глоток из чашки с чаем. – Кто-то предлагал рубить леса и продавать их за границу. Кто-то предлагал реализовывать спец одежду и обувь. А кто-то просто давал пустые обещания.
- Главное, мне бы хотелось знать, чего вы хотите сами? – всё так же уважительно улыбнулась Нина.
- Чтобы всё оставалось по-прежнему. Мы закупаем и продаём. А процент от прибыли кладём в карман!
- Хорошо! Но между закупкой и продажей надо организовать третье звено. И это не только реклама. Здесь целый спектр творческой работы. Вы же видите, Аркадий, что мир изменился, словно стал более прагматичен, я бы даже сказала расчётлив. Средний класс, как таковой отсутствует. Многие ставку делают на малодоходную часть населения. Либо продают дешёвый товар, либо увеличивают выпуск продукции. Я предлагаю другое.
- Например? – спросил Аркадий. 
- Не самое необходимое, но и не дешёвое, и не то, что надо человеку ежедневно, как хлеб и туалетная бумага. – Нина перестала улыбаться. Она строго нахмурила брови.
- Что-то в этом есть... – Аркадий встал со своего места, прошёлся по кабинету. – Но я не вижу конкретики.
- Оттого что я не вижу материала, с чем надо работать!
- Хорошо! Я вас беру. На три-четыре месяца. А там поглядим!
Нина с радостью написала заявление о приёме на работу в фирму «Око».

            Они снова целовались. У Федула были мягкие губы. Нежные прикосновения. Ничего лишнего, но всё вызывало в Нине восторг, приводило в чудесное изумление. Казалось, что наконец-то женщине улыбнулось счастье свое белозубой лакомой, влажной улыбкой. Хотелось одного – восторгаться!
Тогда Ниночке думалось, что любить и растворяться в любимом она будет всегда! О, этот болотный, сливовый туман! Погружение в нечто! Выход в открытый космос! Пустое тревожное радостное необъяснимое! Миг, который делает разумной всю твою жизнь, объясняет предназначение твоего появления на этом белом свете, берозвонном и глубоком, как провал в небытие!
Хотелось бежать и во всю мощь кричать что-то радостное булькающее, лягушачье и немыслимо глупое!

На следующий день состоялось знакомство с сотрудниками. Это были – Матрёна, Зиновьев, милая секретарша Пилочка, бухгалтер Мурлысич и ещё несколько человек.
- Итак, Нина Гавриловна, что вы сегодня нам скажете? – спросил новую сотрудницу на планёрке Аркадий.
- Сказать-то я могу! – Начала Нина. –  Но захотите ли вы это слушать?
- То есть? – Зиновьев немного наклонил голову вперёд.
- Не покажется ли вам то, что я сейчас скажу, будет дерзким и нахальным?
Пилочка опустила глаза, она всегда боялась увольнения, а на фирме «Око» последнее время только об этом и говорили.
- Ладно,  вещайте...
- Я, конечно, могла бы прогибаться в реверансах, –  начала Нина, – но у вас на это нет времени! Скажу просто – дела у вас плохи. Или, как в блокаду, хлеба осталось на три дня. Город вымрет! А вы просто останетесь, как невеста на бобах! Поэтому я предлагаю следующее: фирму срочно переоборудовать в магазин, как это не прискорбно.
- Только не это! – воскликнула Пилочка.
- И в какой, извольте вас спросить? – вставил своё слово Мырлысич.
- Глядите! –  Нина достала из пакета шкатулку. Она раскрыла её и высыпала содержимое прямо на стол перед Зиновьевым. – Это бабушкины украшения. Восемнадцатый, девятнадцатый век.
Сотрудники ахнули. Нежный сапфир, красно-кровяной изумруд редкой работы, коралловые бусы, морской волны ожерелье предстали перед очами «Ока».
- Впечатляет, – присвистнула Матрёна.
- И что? – недоверчиво поморщился Мурлысич.
- А то, что мы можем принимать у населения и продавать драгоценности, но не простые, как в ломбарде, а эксклюзивные. Вот, например, –  Нина взяла в руки браслет, –  это работа редкого мастера  я бы даже сказала маэстро, смотрите, как сверкают хризопрасы! А вот колье – тоже его рук дело! Такая вещица бесценна. Если её продать, то можно здорово разбогатеть.
- Так продайте! И становитесь олигархом! – хмыкнул Аркадий.
- Во-первых, не олигархом, а олигаршей! – возразила Коренина. – А во-вторых, чтоб такое продавать нужно мужество и реклама!
- Разместите сайт в Интернете... – нежно пропел Мырлысич.
- Нет! Я не так хочу. – Нужен магазин. Особенный! Витрины, а не прилавки. Тихая музыка, романсы прошлого столетия. Оформление, вывеска. Рекламные ролики. И, конечно, магазин должен окуриваться ароматами.
- Да, что-то в этом есть... – кивнул Аркадий. – Но не пойму что. Либо что-то лишнее. Либо чего-то не хватает.
- Надо офис переоборудовать в мини-магазин. Вторую комнату, где сидят бухгалтер и секретарша, пока сдать в аренду. А ту, что больше, украсить. Купить зеркала, потому что драгоценности требуют сияния! Солнца и отражения!
Неожиданно Аркадий встал и вышел из офиса.
Повисла странная тишина. Пилочка покосилась на Нину, Мурлысич охнул:
- Ну, э-э ты загнула. Коренина!
- А я думаю, что, наоборот, выгнула! – Нина тоже поднялась со своего места и начала собирать бабушкины драгоценности в шкатулку.
- Не ссорьтесь! Друзья! – Матрёна кинулась помогать Ниночке.
- Можно подумать, что у вас есть другой выход! – Антутикова-Горовая захватив свою шкатулку, покинула фирму.
Ей хотелось домой. Она чувствовала себя победительницей, не смотря на усталость...
- Иш, возомнила о себе! – проворчал Мурлысич вслед Нине. – Потрясла побрякушками и думает решила вопрос. Тоже мне зеркала... сияние...
- А мне всё равно, лишь бы не увольняться! – призналась Пилочка.
- Какие вы... – обижено поджала губы Матрёна, – сами придумать ничего не можете. А критиковать горазды! Прямо поедом съесть готовы!
- Кто она такая эта Горовая-Антутикова? Графиня что ли? На фиг нами командовать? – отозвался Мурлысич.
- Графиня. Не графиня. Это неважно! Нина пришла, чтобы спасти наше плачевное положение!
- Тоже мне спасительница! С бусами и колье! Тьфу! – чертыхнулся Мурлысич.
 
ГЛАВА 7
И СНОВА СОЛНЦЕ 
 
     Лёва действительно думал, что он нестерпимо жив! Как звёзды на небе Берозвони, как собачий лай, как шелест ветра и жёлто лимонный лучик солнца! Он тянул ветви к окну Нининой дачи, гладя лепестки окна и разглядывая фиолетовую комнату хозяйки.
В этом году лето наступило чуть ли не в апреле. А в мае уже лес был ярко зелёным и душистым. Солнце жгло затылки, и никакая шляпа не помогала от его невыносимых ожогов.   
      Когда Нина приехала на дачу после трудовой недели, то поняла, что случилась беда. Сначала она словно ничего не заметила, дом стоял на месте, крыльцо, забор тоже. Но под окнами валялось разбитое стекло, тонкие древесные палочки были раскиданы. «Обокрали!» - догадалась Нина. Сердце бухнулось куда-то в бездну. Дрожащими руками Коренина набрала номер телефона Федула:
- Приезжай! – крикнула она в трубку.
- Ладно! – согласился любовник.
- Боже, как мне страшно! Стекло выломано... воры... гады... – Нина готова была разрыдаться.
- Не волнуйся. Я скоро. – Федул понял в чём дело.
- Вот тебе и Лёва... – сжав губы, жёстко произнесла Нина. – Хороший сторож действительно фантастика...
Пропал насос из скважины. Больше воры не взяли ничего.
           Как странно и невыносимо ягодно устроена жизнь! Как хорошо пахнет мышиный двор, прогретый до экватора! Как мило целуются голуби! И никто не может представить, как обидно, когда тебя обворовывают!
Недавно месяца четыре тому назад, когда Нина ещё проживала со Стальновым, у неё из сумочки украли кошелёк. Как раз в день памяти бабушки. Это случилось в троллейбусе. В тесной давке.
- Федул, мне нужны деньги, чтобы купить другой насос! Я не хочу говорить родителям о случившемся. Но у нас на фирме дела пока идут неважно! Я... – Нина была так огорчена случившимся, что не смогла закончить фразу от обиды.
- У меня, к сожалению, пока тоже нет заказов! – возразил Федул, приобнимая Ниночку за плечи. – Ты прекрасно знаешь, дорогая, что я плачу кредиты. И моя бывшая жена осталась без работы! Так что пока поживёшь без насоса!
- А воду где я брать буду? Дни сейчас, как назло, не дождливые! – Нина седа на крыльцо, у неё подкашивались ноги.
- Потерпи! – Федул вставил стекло на место, заклеил скотчем щели.
- Меня родители и так ругают, что урожай плохой! Не хватало только засухи! – Нина обхватила голову руками.
 Но если подумать, то Лёвой мог быть любой человек, либо вещь, либо растение! Это так было прекрасно – быть Лёвой! Самая большая роскошь в мире –  это Лёва! Хромоногий, щупленький, ЗВЕНЯЩИЙ КОЛОТУШКОЙ! Лёва – это сама нежность, это цветущая огромная рябина над землёй, алая ветка крови. Наша совесть! О, как Лёва продирался сквозь толщи чащи и песка! Как пытался вырваться наружу! И вот вырвался! То-то вам! Бесстыдники! У-У-У! Так твою растак! И его красный пластиковый кулачок уткнулся в небо...
А рябина – огрузлая, жирная плывёт себе по внутренним венам человека, ища выход в космос! То душа Лёвы! Лёгкая, грибная!
Всю ночь глухо выл Рекс.

- Ну, чего ты? – спросила Матрёна, приехав на следующий день на дачу к Нине. – Я тебе молока привезла.
- Нормально! – тряхнув кудрями, ответила Нина. У неё было заспанное лицо. Федул уехал под утро. И Ниночка не спала почти всю ночь, раздумывая.
- Вижу, что переживаешь! Брось! – обе женщины прошли в дом. В его серую утреннюю мглу. Нежное шерстяное тепло.
- Плохо, что мой любовник отказался помочь мне...
- Ха,  Федул - губы надул! Нашла из-за чего огорчаться! – Матрёна села к столу, разливая принесенный напиток по кружкам.
- Тогда я сдам дачу в аренду, получу деньги. Куплю насос.
-  И заживёшь, как встарь! – кивнула Матрёна.
Белое блёклое жирное и густое молоко было прохладным. И всё, что происходило в это утро, было словно в сливовом тумане. Плыло и качалось, оно было тождественно вечности. Странной и бескорыстной смерти. Отходом в инобытие. Как предупреждение всем живущим о том, что земля кругла и мы – талые, жёлтые песчинки, и наши ладони влажны и горячи...
- Ещё одна новость! – произнесла Матрёна, допивая молоко. – Тебя Зиновьев утвердил на место помощницы «Ока». Радуйся!
- Я буду праздновать тогда, когда получу первую зарплату! – твёрдо произнесла Нина.
- Чую, что это будет скоро! Зиновьев тобой доволен.

И впрямь, через месяц был открыт магазин. Сонька – Золотая Ручка, наверно бы, порадовалась ассортименту украшений. Здесь было чем поживиться! И это были не простые золотые вещицы с конвейера заводов. Алмазы Сутягина, сапфиры Соколова, яхонты, сердолик... Для любительниц старины. Эксклюзивно. Чтобы больше ни у кого... только у неё одной!
Эти прелести тоже надо было охранять. И тогда Коренина вспомнила про Лёву. Точнее она не забывала о нём, ибо забыть Лёву – значит, забыть свою страну, родину, свои устои и привычки, Апокалипсис и Страшный Суд! На даче в осенний период делать было нечего, берозвонцы – народ скупой, летом-то едва давали небольшие суммы на охрану, а в дождливую пору тем более. Нина жалела Лёву, поэтому решила пристроить его в магазин ночным охранником. Днём обычно присматривал Мурлысич, вечером сам Зиновьев, который приходил чтобы забрать выручку с продаж, при этом владелец фирмы сладко потирал пухлые ручки, считая купюры и присвистывая.
- Ты с ума сошла? – Матрёна чуть не поперхнулась от возмущения. – Ты забыла, что твой Лёва проворонил воров на даче? А тут целый магазин! Половина украшений очень дорогие! Сказочно, бешено ценные!
- Можно подумать, что Мурлысич лучше? – возразила Нина. – Прямо зоркий глаз и чуткое ухо!
- Да уж лучше твоего Лёвы! Его самого пора в музей, вместо экспоната выставлять!
- А мы возьмём ему помощника! Пусть вдвоём сторожат!
Зиновьев Нине не стал возражать. Ей – женщине, вытащившей его фирму из пропасти банкротства, из долгов, он потакал во всём. Поэтому даже, если бы та предложила Зиновьеву взять на работу призрака, директор бы возражать не стал. Хотя он тоже знал, что хороший сторож – это выдумка, это яблочная фантазия. Это вечное заблуждение, морок и туман нашего сознания! Хороший охранник ещё не родился! Тот, что огородил бы нашу родину от опасности, от растления, от золотого тельца. Но одно тешит душу, что если не родился, то, значит, не умер! А обитает где-то, тешит свою плоть, нежит бессмертную душу! Слыхали мы, что видели такого где-то на Байкале, или в Сибири, а то и вовсе на Курилах! И что бредёт он в белой одежде, напоминающей косоворотку, только длиной до полу! Что ноги его обуты в сандалии, какие носили в последнем веке до нашей эры. Что он может передвигаться по морю, аки по суше. И что соблюдает все заповеди, которые сам придумал, сочинил. Ибо в мире нет ни одного живого человека, чтобы все эти блаженные пословицы бы исполнил за всю свою жизнь. Например, даже самый честный человек, и то может оступиться. А ЭТОТ нет! Вот бывало, сам Гаврил Егорович, наисвятейший добрейший мужчина, любящий свою жену и дочь, и тот для блага семейства деньжата приворовывал, делал приписки в виде перевыполнения плана, вводя в заблуждение начальника треста. А бабушка Антутикова-Горовая-старшая так и вовсе в грехах заплуталась, хороша была чертовка, мужикам любила головы крутить, сластолюбица!
Да чего там говорить! Кто не грешен, тот пусть камень бросит!

Помощника Лёве нашли быстро. Это был щуплый человечек, мужского закоренелого полу, который бредил о морях и островах, поэтому на фирме «Око» его живо прозвали «Риф». Аркадий Зиновьев кратко поведал новому охраннику о его должностных обязанностях, Риф расписался в журнале, настороженно оглядел Лёву, усмехаясь, мол, откуда эта доисторическая рухлядь, с какой помойки, и уселся на свой стул возле витрины.
Дождь напрочь сменился солнцем, южным, африканским циклоном, оно и лучше! От дождей у Берозвонцев уши болят, оттого что мелодии у них печальные, орфейные, потерявшие всех и вся! Особливо корни наши! Богатырские, жёлтые, струнные, вьющиеся до самых берегов Мексики с её сериалами про богатых и слезливых граждан! Что можно сохранить в этих условиях, что найти? В небесных струях Орфейного Дождя, призывающего забыть всё, что знали до этого, продать что имели, забросить учёбу, перестать исследовать, находить новые планеты, открывать неведомое, видеть невиданное! Этот Дождь послан нам, как наказание, как весть, как предупреждение!

После кражи на даче Ниночка никак не могла успокоиться. Первую неделю она там дежурила, оставаясь на ночь, и чуть заслышав лай Рекса, высовывала голову в окно, жутко ругаясь, думая, что воры напугаются и навеки забудут путь к даче Коренины.
- Не слушала меня! – увещевала её Кира Вениаминовна. – И получила! Тебя предупреждали, что надеяться на Лёву – пустое дело!
- Не расстраивайся, дочка, – отводя глаза, увещевал Нину Гаврил Егорович, он-то хорошо знал, что кража на даче – знамение Господне о том, что за грехи родителей отвечают дети. Антутиков-Горовой вспомнил, как делал приписки, дабы положить лишнюю сотку в карман! – Это всего-навсего насос!
- Дело не в этом! У меня сейчас перебои с деньгами! Покупать дорогостоящую вещь мне не с руки! У нас на фирме временно не платят зарплату. Зиновьев пытается создать так называемый «первоначальный» капитал. Наработать некую сумму, меньше которой не стоит опускаться!
- Я могу дать тебе денег на насос, – решительно заявил Гаврил Егорович, делая вид, что не заметил вопросительно-удивлённого взгляда жены.
- Папа, ты прекрасно знаешь, что я не возьму у вас с мамой ничего. Я сама достаточно взрослая и могу обеспечить себя! – возразила удивлённо Кореннина. «Что это с отцом? – Подумала в это время Нина.– Вечная скупость сменилась на страшную щедрость?» – И тем более хорошее оборудование стоит не меньше тысячи баксов.
- Я возьму кредит! В банке! Завтра же! – решительно добавил Гаврил Егорович.

Кира Вениаминовна попыталась «сделать большие глаза» так называлось недовольное выражение лица матери. Но муж старался не глядеть в её сторону. Тогда Кира Вениаминовна схватилась за сердце. Две таблетки валидола смягчили приступ. Но не смогли переубедить Антутикова-Горового. Через пару дней новенький, в упаковке, с розовым бантом на крышке насос был подарен дочери.

ГЛАВА 8

Я СПАС НАШ ОГОРОД ОТ ЗАСУХИ…
А ТЫ ОКАЗАЛАСЬ НЕБЛАГОДАРНОЙ!

Так кричал отец, когда узнал, что морковь и свёкла окончательно завяли. Что кабачки приказали (неизвестно кому!) долго жить. И лишь петрушка и салат ещё как-то держались из последних  своих овощных сил! А дело было в том, что Нина перепоручила полив огорода Федулу, который подвёл женщину в её самых благих начинаниях. Федул просто не выполнил желание Ниночки и не появился в Берозвони два дня, сославшись на якобы неожиданно разболевшееся колено.
- Ха, нашла, кому доверить своё хозяйство! – назидательно усмехнулась Матрёна. – Вечно ты с какими-то юродивыми знаешься. То с Лёвой – этим доходягой столетним, то с Федулом, которому не то лишь-то дом, а даже доску гнилую доверить нельзя. Альфонс он и есть Альфонс!
- Но мне с ним хорошо… а овощи, право, жалко, – вздохнула Коренина, – и отец недоволен, перед мамой стыдно…
- Что делать будешь?
- На рынке куплю. – Нина сложила руки на коленях. – Овощи дело поправимое…
- А что нельзя поправить? – Видя знакомый блеск в глазах подруги, спросила Матрёна.
- Мои чувства… я как-то холоднее стала по отношению к Федулу. Что-то надломилось…

Жук двинул Кваше в челюсть! «Сдохни, чучело огородное!» Край пропасти отдавал синими красками, пах мхом, прелыми водорослями. Но страшно не было. Наоборот стало немного весело, как от глотка вина. Пагубное действие Орфейного Дождя уже началось. В глазах закачались ели, белки, словно наяды повыпрыгивали с веток и кубарем покатились вниз.
Кваша повис над пропастью, схватившись за ветку.
- Вот он – конец света! – произнёс Риф, который уже два месяца работал на фирме «Око» и тем очень гордился. Независимо яркая красавица Коренина Антутикова-Горовая, о которой поговаривали, что она графских кровей, оттого и носит двойную фамилию, сама лично выдала охраннику зарплату и мило пожала юноше руку. Ещё бают, что папаня Нины, бывший крупный чиновник, взяточник и казнокрад подарил дочке квартиру и машину, а бабка оставила крупное наследство, часть которого внучка распродала. Но известно, что у Коренины в запасниках осталось ещё немного, самого ценного, но что конкретно никто не знал! Кроме Лёвы. Но этот тщедушный старикан молчал, как партизан в белорусских лесах. Бывало, Риф заведёт разговор, мол, кто такие эти графья? Кто их предки? «Сам князь Годунов их знал!» - тихо промолвит в ответ Лёва и уткнётся в книгу, дочитывать конец главы. «То есть, как знал?» - поинтересуется в этот  момент Риф. А Лёва закатит глаза и ответит, что: «Очень близко, ты даже не можешь догадаться как!» «Бориска спал с её прабабками, что ли?» - никак не унимается Риф. «Тьфу ты, бестолочь! Речь не о блуде, а о высочайшем чувстве идёт!» «А сама Андромеда, что она? Какие такие бриллианты Нинке отписала?» – в глазах Рифа горит огонёк любопытства. «Нам про то неизвестно… речь идёт о другом. Более глобальном!» – Лёва переворачивает страницу книгу.
- О чём, о сокровищах? Да колись ты, дед!
- Нет…
Мотает головой Лёва и замолкает окончательно.
 
Лобастный вынул сотовый из кармана и посмотрел на часы:
- Пора кончать с этим! Он всё равно ничего не скажет!
- А кто скажет? – Риф смачно глотнул слюну.
- Никто! – выдохнул Кваша, по-прежнему повисая над пропастью. – Хоть убейте!
Его хилые жёлтые пальцы дрожали от натуги. Но он не падал вниз, подогнув колени и глотая гиблый запах болота.
- И подыхай, б…  –  Жук смахнул вниз кусок глины.
- Нет, стоп! Братки, хватайте его за шиворот!– Риф попытался втащить Квашу наверх. Но тот неожиданно дёрнулся всем телом, пытаясь высвободиться из рук «братков»:
- Чё, жалко стало? – Лобастый усмехнулся, но послушно сделал шаг к пропасти, обхватив длинноногого Квашу за талию.
- Сопротивляется, кусок г…на, полетать что ли захотел? – Риф силком вытащил Квашу на поверхность.
- Ну, что делать будем? – Лобастый дышал тяжело, как после тренировки.
- Казнить или помиловать? Ты чё передумал его убивать? – изумился Жук.
- На кой хрен он нам мёртвый нужен? Пусть колется, где сокровища Коренина хранит? – Выдохнул Риф.
- Не знаю я… – Кваша отёр лицо,  – Андромеда мне не докладывала. Я чё следопыт?
- А сам ты не помнишь, чем у неё в доме занимался! – Риф снова сжал злобно кулаки.
- Любовью! – Из ушей Кваши текла кровь, под глазом растекался рыжий синяк величиной с блюдце.
- А ещё! Ну! – Жук грозно пнул в десятый раз Квашу.
- Хватит дудеть про энту любовь! Она тебя бросила, как тока муж приехал! Ты растоптал её чувства! – Жук сунул кулак в нос Кваше.
- Ой, больно. Лучше бы сгибнуть… – простонал Кваша, – ничего больше я не делал. Дом ремонтировал. Там пол сгнил.
- Во уже лучше! – Лобастый радостно улыбнулся.
- Там Андромеда клад зарыла. Точно говорю. – Риф присвистнул. – Других догадок нет! Пошли!
- Давно пора!
Жук и Риф кинулись к дороге. Лобастый мрачно потёр руки. Затем неожиданно подпрыгнул и столкнул Квашу вниз. В последний раз.
Пьяный воздух окутал тело мужчины, бражный, прелый, как после последнего пришествия ветер, подхватил Квашу и потянул вниз. К свободе! К свободе от себя, от любви к Андромеде. Оттого, сколько потом много не было баб, он всё равно не мог забыть её – медноголовую, мягкотитию, ясногубую! К свободе от мыслей о Конце Света, об Орфейном Дожде, о сумасшедшей, бедной нашей земле! От Берозвони-и-и-и…
Но Кваша не провалился в пропасть, наоборот, его отчего-то подбросило вверх, вихрем подхватило и подкинуло к облакам, подняло над городом.
В это время троица приблизилось к дому Антутиковых-Горовых. Но кроме насоса никаких ценных вещей там не обнаружила…
Затем неожиданно Кваша захохотал и подлетел к своим обидчикам, которые торопились сесть в Джип.
- Гля! – крикнул Жук, показывая на подлетевшего к ним Квашу.
- Чур меня, - испуганно перекрестился Риф.
- Я Коренине нажалуюсь на тебя, жлоб! – Выкрикнул Кваша и плюнул в лицо охраннику.
- Так я же тебя столкнул. Ты должен уже мертвяком стать…  – испугался Лобастый, хватаясь за голову.
Тут налетел невиданный ураган. Странный, гиблый, тяжёлый, языческий ветер подхватил Рифа, Лобастого, Жука и Квашу, сорвал со всех мужчин одежду. Долго кружа всех четверых над Берозвонью, словно пытаясь объяснить им, что самое ценное на земле – это не бриллианты и золото, а наша родина! Наши корни - чумные, горючие, плакучие. Затем ветер, наигравшись вдоволь, разметал всех четверых по разным концам света. Жука  оставил в Африке, который прибился к незнакомому племени и остался там. Рифа высадил на острове людоедов. Лобастый оказался в камере тюрьмы в Англии. А Кваша прибился к работникам кладбища и остался там до последнего часа…

На дежурство Риф не вышел. Нина его уволила за прогул. И наняла другого, по имени Иван.
«Око» - тихая гавань для драгоценностей и украшений процветала. Модницы не переставали посещать магазин. Поставщики сотрудничали с Корениной без отсрочек. Зиновьев без устали принимал выручку своими пухлыми ручками.
    Иван был мужчиной в самом соку – спортивного телосложения, с добродушным взглядом восхищённых зрачков, безупречной репутацией. Матрёна тут же положила на него глаз.
- Хочу его! – призналась она подруга Нине.
- Как это? – усмехнулась та в ответ, облизывая губы. – Вынь да положь. Иван – не вещь. У него, поди, жена есть!
- Мне всё равно! Ваня – мой! Или пусть увольняется. – Матрёна Ветлянина была непреклонна.
- Но за что его выгонять? – Нина пожала плечами.
- Найди за что…
- А, может, лучше сама как-то его соблазнишь? Похудеешь малость, приоденешься. Попой повиляешь? – предложила Антутикова-Горовая.
- Не смейся. Мне скоро сороковник. Какая попа? Где она…
- Сзади, как у всех!
- Не язви! Мне сейчас надо. А не через полгода, когда похорошею…
 
С этого дня Ветлянина начала активно обхаживать Ваню. То ей подай, это принеси. Останься ещё на одну смену, хозяин доплатит, а то Лёва совсем плох…
Но сухое дерево возродиться не может. Погибшие овощи тоже. Увядшая клумба не зацветёт…
Ваню не уволили ни через месяц, ни через два, хотя Матрёна обвинила охранника в нерадивости. В отсутствии лицензии. В том, что Иван опаздывает на смену.
Но на самом деле виновата была отцветшая молодость Матрёны…


ГЛАВА 9.
 
КУСКИ НЕБА, ПОЖИЕ НА КУСКИ ОДЕЖДЫ
 
Над Берозвонью пронёсся вихрь неожиданной силы. Три дня не было света в домах. А на четвёртый жители увидели, как с неба попадали куски мужской одежды. Штаны и брюки разметало по полю. Ботинки рухнули прямо на помойку, а пиджаки и трусы угодили в огород Катерине Ивановне.
- Тут дело нечисто… - выдохнул Лёва, подбирая кожаную тужурку Рифа. Тем более сменщик неожиданно пропал пару месяцев тому назад. – А всё допытывался – где богатства Анутиковых-Горовых? Вот тебе и сокровища! Дурак! Где, где, на ясной звезде по имени Андромеда!
Эх, времена были! Чистые! Честные! Неподкупныя… Люди родину любили, корни свои не теряли! Кроме этого мир не был искажённым, как сейчас, ты это не ты, а то, что о тебе думают! Поэтому Лёва знал, что бессмертен. Ибо воры будут всегда обворовывать дачные домики, а сторож – охранять! Значит, пороки одних, порождают бесконечность для других.   
Если есть гады, то праведники не сгинут! Поэтому Лёва был вечным. Он не мог родиться, но и не мог умереть! Эта гипотеза была достойна великого. Скорее всего, наше открытие тянуло на Нобелевскую премию, если бы деревня Берозвонь не была бы захолустьем, а столицей! Тогда можно было нырнуть в дебри университетов и кафедр, там засесть за великим трудом, написать и защитить диссертацию. Выйти в учёный мир на своей орбите. А мы что делаем, неразумные? Клад ищем всем народом, думая, что эта субстанция находится в доме Антутиковых-Горовых. О, да некогда эта дачка была приличным родовым гнездом. Но теперь, в эпоху огромных коттеджей и Рублёвок, её престиж померк! Если бы не Нина, то наверняка родители, не смотря на то, что тоже боготворили это неуклюжее строение, молясь на него как на реликвию, но давно бы продали утлое создание с молотка! А деньги бы потратили на лекарство, тем более что мама Коренины всё чаще жаловалась на сердце. А отец на гипертонию. Этими болезнями наделила их эпоха исчезающей интеллигентности.
Антутиковы-Горовые тоже слышали легенду об Орфейном Дожде, но не верили в неё. Также до них дошёл миф о спрятанном кладе, что якобы Андромеда владела несметным богатством втрое больше, чем хранилось в сейфе. Что не все её сбережения перешли в руки внучке. А часть накоплений хранилась в каком-то неведомом тайнике. Но где и в каком Антутиковы-Горовые не знали.
Как-то пару лет тому назад, сразу после смерти матери Андромеды Андреевны, Гаврил Егорович перекопал весь огород вдоль и поперёк, ища неведомые богатства. Он разобрал часть стены дома, потолок, перелопатил землю под верандой, но тщетно! Видимо, клад матери – это просто легенда, слухи и домыслы!
Гаврил Егорович даже не побрезговал тем, что умудрился сыскать её бывшего любовника Квашу, пытаясь разузнать, нет ли под домом или рядом с ним какого-то тайного подземелья, или кладовки, на худой конец погреба? Но Кваша смотрел на сына Андромедушки с неприличным недоумением, мол, не сошли ли вы с ума, драгоценнейший?
- Сам дурак! – выругался Гаврил Егорович, понимая, что Кваша что-то знает, но делает вид, что, как вроде бы не причём.
- От дурака слышу, сынок! – ответствовал бывший любовник, усмехаясь в усы.
- Нет уж, папаша мой умный…
- Тогда бы клад сам давно нашёл. Чего ко мне лезешь? – Кваша капризно хмурил брови.
- А то, что ты работником был. А папаша барином!
- Ну, и что? Каков с работника спрос? Принеси, подай, прибей, положи… Мы люди – простые. Наше дело гвозди и молоток!
- А любовь ваша тоже – дело простое?
- Мало ли что! Было да сплыло… Ворошить старое, всё равно, что беду накликать. Наши черти давно сдохли!
- Тогда иди!
Гаврил Егорович выпроводил Квашу, понимая, что затея с самого начала была напрасной.
 И лишь Единственный человек, который был яростно, неутешно и неистово жив – Лёва, ведал, где хранится клад! Он не то ли что знал, он чувствовал неким восьмым чудным инобытием своего сознания. Ибо знал, что Андромеда – вечная и неугасимая звезда, пленившая его, как и Квашу своим чудным, таинственным женским обаянием, была особенной. И в Берозвони поговаривали, что она немного колдунья, что звери обходят её дом стороной, и что она не могла не быть сказочно богатой, оттого что хаживали к ней местные олигархи. А сам ШЕТНИКОВ предлагал ей руку и сердце, и, мучаясь от безответной любви (тогда Андромеда была влюблена в юродивого Квашу!), преподнёс ей браслет невиданной красоты.
Вот если бы Ниночка спросила Лёву о том, где находится таинственный клад, то он наверняка бы ответил: спроси своё сердце. Но та лишь похихикивала над стариками.
- Двадцать первый век на дворе! А вы всё про чертей да леший баете! Интернет, компьютер, сотовые телефоны, а вы про какие-то инопланетные субстанции сплетничаете. Нет никакого клада. ВРАКИ это всё! Бабушка мне всегда говорила – не верь никому, кто будет настаивать, но верь тому, кто будет молчать! Вон папа чуть не подземелье вырыл под Берозвонью, но кроме червей и мышей никого не нашёл.
- Так можно всё перерыть, а то, что под носом не увидеть! Возразила как-то мама Ниночке. – Ты вспомни, может, бабушка что-то в подпол сунула?
Дочь знала, что Кира Вениаминовна недолюбливала свекровь, и когда та умерла, чуть ли не на дискотеку пошла с подругами от радости.
- Конечно, сунула, - не замедлила с ответом Нина, - огурцы маринованные, капусту квашенную, помидорчики!
- Не шути. Я серьёзно! – мама приобняла дочь за плечи.
- Зачем тебе бабушкин клад? Мы нуждаемся? У нас нет средств к существованию?
- Мы должны похоронить то, что нам положено по статусу? – Кира Вениаминовна недовольно пошевелила бровями.
- Главное статус не похоронить! Мама, хватит! Я уезжаю. Меня Федул ждёт.
Дочь поцеловала Киру Вениаминовну в нежно дряблую, покрытую морщинами, пахнущую дешёвым кремом щёку.
 
Федул подъехал к даче Ниночки вовремя. Он принёс мороженое. Нина была рада встрече. Но когда Федул преподнес ей  букет ромашек, который сорвал по дороге на свидание, усмехнулась, но не злобно – такие же точно ромашки росли на лугу возе дома! Видно, ухажёр Ниночке достался из небогатых! Если не может приобрести для подарка нормальный букет роз! Или на худой конец тюльпанов, астр или лилий. «Альфонс!» - мелькнуло в голове Нины, да так ясно и осознанно, что похолодел затылок. Но на поверку женщина улыбнулась и сделала вид, что ей приятен подарок. Мороженое было «талое». А ромашки завяли через час. Но, не смотря на это, свидание было приятным, Федул, как всегда ласков и нежен, а простыни бережно холодили обнажённые тела. Шёлковые… тихие… восторженные минуты! Сладкоголосые Амуры Берозвони! Которые нежными щупальцами касались голов любовников, а острыми плавничками их томных тел. Ничто, никогда не исчезнет в пропасть! Не укатится в бездну, ибо человек – он сам себе пропасть и бездна! Никогда не наступит конец света и судилище. Ибо человек сам себе и конец света и начало его, сам себе судья и сам себе наказание, адвокат и обвиняемый! Наши радости не наши радости – они всеобщие! Ибо их свет – радужный и звенящий – разлетается моментально по всей Берозвони! Но наши беды – лишь наши беды, оттого что они скрытны и молчаливы. Они бесцветны, как дождь, холодны и непринуждённы! И пахнут прелыми листьями, шкурой собаки, сытыми деревенскими ливнями предосенней поры.

Так закончилось лето.
Зиновьев решил переименовать магазин. Слово «око» ему перестало нравиться, так как с ним были связаны прежние безденежье и невезуха. Для этого он в начале октября созвал на планёрку своих сотрудников, собрав их в центре зала магазина:
- Ваши предложения,  – после краткого объяснения сказал Зиновьев.
- Я смотрю, вы зажрались, любезный! – недовольно возразил Мурлысич.
- Главное, чтобы прибыль была…– пожала плечами Матрёна
- Да-да, - согласилась Пилочка.
- Нет, ни да! – вспылил Аркадий Зиновьев. - Вам бы только плыть по инерции. И ни о чём не думать, кроме своей зарплаты!
- А мы что должны думать о Пизанской башне, глобальном потеплении и сокрушаться, что ли? Да плевать я хотел на всё остальное. Мне детой кормить надо! – Снова не согласился Мурлысич.
- Вот поэтому, что нам всем надо получать зарплату не только сегодня, но и через пару лет, надо сменить вывеску! – Вставила своё слово Коренина.
- Что? – все присутствующие дружно обратили внимание на пом директора.
- Любое наше действие должно идти на шаг вперёд, а то и на два, думайте о спросе потребителей. Иначе через полгода, максимум год к нам забудут дорогу! Порастёт она травой-муравой, дети мои! Вот что! – добавила Нина.
- Правильно, - Зиновьев кивнул утвердительно, – итак, ваше предложение?
- Их несколько, - начала Нина, - первое сменить не только название, но и интерьер магазина. Сделать всё в океанском стиле, пол должен напоминать водоросли в Красном море, витрины – раковины. Охранников и продавщиц переоденем в оригинальные костюмы, например, набедренные повязки поверх брюк, кинжалы за поясом. А сам магазин назовём «Ловцы жемчуга»!
Зиновьев снова ничего не ответил, он лишь потёр руки и удалился в свой кабинет. Это означало – предложение принято!
В конце месяца Нина получила внушительный конверт – это была премия за уникальное предложение. Действительно вскоре вся команда была отправлена в административный отпуск, кроме Коренины. Начался ремонт в магазине, который длился три месяца, к Новому году было его повторное открытие. «Ловцы» привлекли внимание не только модниц, но и просто покупателей, которые пришли подивиться на интерьер магазина. В центре зала был выполнен фонтанчик с ярко синей подсветкой, в углу был аквариум с рыбками. На стене выпукло блестело панно с изображением ныряющего в океан человека, достающего со дна моря раковину.
Пилочка долго и заливисто хохотала, увидев Мырлысича, Матрёну и Ивана переодетыми в ловцов жемчуга, Лёвы не было, он как сказочный персонаж мог не присутствовать на открытии! Но зато Коренина и Зиновьев, переодетые в Хозяйку морских стихий и Зевса, вызвали у Пилочки восторг.
- Надо же, Нина Гавриловна, произнесла девушка, - а вы оказывается ещё женщина в соку!
- В каком? – миролюбиво поинтересовалась Коренина,
- В соку улиток, которых достали со дна моря, они полны познаний древних времён! – делая серьёзным лицо, парировал Зиновьев, улыбаясь пухлыми губами.
- Нет, улитки глупы и бездумны, – поворачиваясь у зеркала, ответила Нина, - и в соку бывают лишь тогда, когда из них сварят суп! Кстати, новая идея! Когда настанет тёплая пора, можно открыть небольшое летнее кафе возле магазина, в меню которого должны быть морепродукты. А по средам класть в суп жемчужину, кому она достанется, тот получит небольшой приз в  виде бижутерий!
- Ниночка, вы - золото! – Изумился Зиновьев. – Вы так и сыплете идеями!
- Кстати! Можно осыпать наших посетителей искусственным дожём из жемчуга, когда кто-нибудь из них делает покупку на сумму более десяти тысяч. И назвать этот дождь – Орфейным, в честь влюблённого бога античных времён. – Нина поправила причёску и пошла в зал, встречать первых посетителей.
Пилочка наивно вздохнула: ей никогда не стать такой умной, как Коренина! Такой экстравагантной! Надо же, эта дамочка продала свою старую машину и купила новенький ПОРШ! Приобрела шубку из шиншилл. А на Рождество собирается в путешествие. И всё это лишь за то, что фантазирует на ходу. А Зиновьев, как загипнотезированный, слушает и повинуется ей, невесть откуда взявшейся. Уж эта мне Матрёна! Притащила с улица вундеркинкду и чихает себе в платочек, коим утёрла свой утлый носарик!
Матрёна тоже по-хорошему позавидовала подруге, надо же, Нина оказалась криативной сотрудницей. А Зиновьев просто не надышится на неё. Ему бы ещё блокнотик купить, дабы каждое слово Нины записывать туда, а потом молиться, ползая на пухлых коленках, на всё, что произнесла помдиректора! И вообще Хозяйка моря намного умнее Зевса, уносящего свои кораблики в рекламные акции, ремонты, переделки и преобразования!
Ваня по-прежнему воротил нос от Матрёны. Но та изловчилась и подлила в сок охраннику некий «приворотный» порошок, изготовленный по рецепту, который был опубликован и прорекламирован в интернете! И самое смешное то, что приворот подействовал, правда только на одну ночь. Иван оказался в объятьях Матрёны в её сладких ручках на перовой перине на махровой простынке расшитой крестиком и золотыми цветами. А получилось это так: во время банкета по случаю открытия магазина после реконструкции, Матрёна пристроилась рядом с Иваном, рассказав ему о том, что Зиновьев якобы собирается добавить зарплату.
- Быть того не может! – покачал отрицательно головой Иван.
- Может, в этой жизни, полной парадоксов, случается всё! – Матрёна незаметно высыпала порошок в стакан. – Пей!
- Чего такая щедрость? – Иван сделал глоток.
- Нина предложила, чтобы удержать сотрудников. Ты же знаешь, наша пом – это для Зиновьева закон. Он сам ничего выдумать не может, мозги слабые. А у Нинки они на сто лет с запасом. Для неё выдумать – это всё равно, что выдохнуть. Не голова, а дом советов с большой мансардой, верандой и львами возле крыльца!
После тирады слов Матрёна заметила, что глаза у Ивана как-то особенно заблестели. «Подействовало!» – обрадовалась женщина и взяла охранника под руку:
- Прогуляемся. Проверим окрестности, а то гости могут натворить всё, что угодно!
И Матрёна потянула Ивана в караульное помещение. Там они прилегли на диване, и Матрёна, холодея от предвкушения, желания и страсти, стянула с охранника брюки, одним рывком скинула с себя одежду, быстренько легла на диван, раздвинув пухлые ляжки в сторону.
Иван проснулся поздно ночью, оттого что почувствовал тяжесть внутри живота, хотелось помочиться. Он лениво встал на ноги, пытаясь найти штаны, но отчего-то запутался в простынке, дернулся и упал на пол. Тот час он услышал незнакомые голоса:
- Это тут… - выдохнул Лобастый, выключи сигнализацию…
- Вдруг сторожа разбудим? – возразил ему Жук.
- Ты его кувалдочкой по башке. Он и отрубится…
«Воры!» - догадался Иван, пытаясь дотянуться до тревожной кнопки. Но в это время вспыхнул свет, Лёва выпрыгнул из коридора и навёл на Жука и Лобастого своё хилое охотничье ружьишко. Это дало возможность Ивану встать на ноги и нажать на искомую кнопку. Раздался вой сирены.
- Бежим! – крикнул Жук.
Оба кинулись к дверям. Иван живо натянул брюки, но догнать воров ему не удалось. Через пятнадцать минут примчался наряд милиции. Лёва, как главный и единственный герой, важно рассказал всё, до мелочей, его повествование внесли в протокол. Но воров не нашли. Они растворились в бесконечных пространствах нашей звёздной, нежноокой, сиреневой вселенной!
 Зиновьев на утро Ивану объявил строгий и самый последний выговор. На что Матрёна хитро улыбнулась, мол, не хотел по-хорошему получай по-плохому!

Кстати сказать, во время разгара банкета Сеня Стальнов позвонил Нине, дабы занять у неё денег.
- Не пойти ли тебе куда подальше? – ответила ему Нина, выпивая шампанское по случаю открытии «Ловцов».
- Я уже там был! – Сеня был непреклонен. – У меня финансовый кризис, устроюсь на работу, отдам!
- Меня не волнует ни твой кризис, ни твои проблемы, ни ты сам! – Нина отключила сотовый.
Ей очень хотелось досмотреть спектакль, который она сама сочинила!
Но Сеня решил поехать в Берозвонь на дачу, чтобы там подкараулить бывшую жену. Каково было его удивление, когда он, постучавшись в дом, увидел в дверях, которые тут же открылись, Федула!
- Ты кто? Чего делаешь в доме моей Нины? – грозно выпалил удивлённый Сеня.
- Живу! – не мене удивлённо ответил сонный Федул. Он действительно остался на постой на даче, попросив у Ниночки немного пожить тут в виду проблем с банками, где он взял кредиты. По причине того, что судебные приставы звонили Федулу, не переставая, но денег у него не было, поэтому плотник решил, что пока не получит новый заказ и деньги, то отсидится в Берозвони.
- Гони бабки! А то милицию вызову! – сжав кулаки, выкрикнул Сеня.
-  Я сам вызову! – Федул схватил бывшего мужа Ниночки за рубаху.
Оба скатились вниз с крыльца, сцепившись друг с другом, как близнецы, связанные одной пуповиной. Драка была не долгой. Скорее молниеносной. Федул быстро отпрыгнул от Сени, заскочил в дом и закрылся там на ключ.
- Ну, получишь у меня! – отирая лицо, выпачканное в грязи смешанной со снегом, пригрозил Сеня. -  Я выкурю тебя отсюда в два счёта! И чего только Нинка в тебе нашла? Рожа длинная. Зубы кривые!
- Не в лице дело!  – ответил Федул, приоткрыв фортку, чтобы его собеседник лучше слышал.
- В пипиське, что ли? Так моя бывшая жёнушка, женщина интеллектуальная. Ей философские разговоры нужны, на латыни желательно! А ты человек простой! Деревяненький! Ну да ладно, сторожи её хоромы, как знаешь!
- Я не сторож! – обиделся Федул.
- А кто ж ты? Нинка – баба с расчётом просто так никого не пустит! Видно, Лёва занят, так тебе поручили токманцом греметь! Эх, ты колотушкин приемник!
С этими словами Сеня направился к остановке. Дабы успеть на последний автобус.
Вскоре деньги к нему сами постучались. Неожиданно.

ГЛАВА 10
ГДЕ ЛЁВА?

Катерина Ивановна так привыкла к частым отлучками Лёвы, что не заметила, как тот умер. А дело было так: Антутикова-Горовая-младшая не доверяла ни одному из своих мужчин. Но она очень дорожила родиной. Вообще, Берозвонь была беззащитным местом во вселенной! Ветра её омывали во всех сторон! Весенние пожары того и гляди готовы были добраться до её лесов! Нефтепровод Москва-Ярославль проложен был так близко возле дачи Нины, что было страшно. А тут ещё нашествие воров! Ужас! Тьма-тьмущая! Поэтому Нина сочинила сладкозвучный миф о существовании Лёвы. В него все сразу, как будто бы это был оберег невиданной силы, поверили, оттого что каждую ночь в окрестностях Берозвони слышался звон токманца. И люди, и звери, и сама Нина верила в свою сказку так, как не верила в истину истин! Лёву никто не видел, но он ел, спал и даже получал зарплату! Его голос звучал повсюду, его следы можно было найти то там, то тут. малышей пугали Лёвой, как бабаем, взрослые сторонились его дома, опасаясь напрасной беды. Оттого что Лёва – это наша совесть! Наша вечная неугасимая песнь о счастье, о победе добра над злом, о терпении, о мудрости. Лёва – это утраченные корни нашей родины. Наше прошлое и настоящее!
Без Лёвы не было бы жизни на земле! Но и самого Лёву никто никогда не видел! Он есть, но его нет. Так бытие смыкается с небытием, с погружением в сладкий туман, в обережную даль, в то, что нас охраняет, спасает! Не даёт забыть нашу человечью мечту, наши золотые сны, оберегает нас от вымирания.
    Как-то Коренина приехала на дачу с Иваном. А было это так: трудовой день давно закончился, смена Ивана тоже была позади, но хозяйка и охранник оба задержались, так как дел на работе невпроворот, даже тогда когда магазин закрыт. Иван тоже проживал в Берозвони, он попросил Ниночку подвезти его до дома:
- Если не трудно… - добавил он.
- Садись, прокачу с ветерком. Тем более я сама туда направляюсь. На моей даче проживает один гость! – приветливо согласилась Нина. Ей было не трудно довезти попутчика.
- Слышал про твоего гостя! – кивнул Иван.
- В каком смысле? – спросила Нина, усаживаясь за руль порша.
- Да так,– уклончиво ответил попутчик, уютно устраиваясь на заднем сидении, –
ничего особенного.
- И я так думаю. – Коренина взглянула в зеркало заднего вида. Иван хитро прищурился. Но женщина знала, что охранник её никогда не подведёт. Последнее время Нина и Иван сдружились. Хотя никто из них не переступал грань - начальницы и подчинённого.
Когда порш приблизился к Берозвони, Нина предложила:
- Давай заедем ко мне. Чаем угощу.
- А твой Федул? – насторожился Иван.
- Он сейчас работу ищет. Хватит ошиваться в Берозвони… заодно посмотришь, как сделан ремонт.

Когда Порш приблизился к дому, во дворе мелькнула сгорбленная фигура Федула.
- Он дома! – воскликнул Иван.
- Ты же сам сказал, то ничего особенного. Заодно познакомитесь! – Непринуждённо пожала плечами Нина.
Это была её самая страшная ошибка. Она не рассчитывала, что спокойный, заботливый  Федул, ревнив, как Отелло! «Ты зачем его привезла, –  кричал Федул, когда Иван ушёл, выпив чаю, – думала, что меня нет дома? А я тут, как тут! Вот вам  фиг!» «Иван зашёл в мой дом! Независимо оттого присутствуешь  ты или нет здесь!» – Нина прямо-таки задохнулась от возмущения: «Эта особь мужского пола мало того, что живёт у меня, висит на моей шее, так ещё скандал закатил!»
- Это уже слишком! – Нина от неожиданности отпрянула к двери.
- Куда? – Выкрикнул Федул. – К своему новому хахарю, что ли?
- Ты ненормальный? – Женщина поняла, что ревность любовника беспредельна. Что ей лучше успокоиться, обуздать свою гордость. Нина подошла к столу. Села.
- Да! – лицо Федула налилось краской. – Мы – Квашнины все такие! Мой дядя, Кваша, служил у твоей бабушки. Я живу у тебя! И про Квашу тоже говаривали – ненормальный! А кто нормальный? Кто? Мир полон идиотов…
- Значит, покойный Кваша – твой дядя? – Нина совершенно успокоилась. Хотя руки у неё слегка дрожали. Женщина поняла, что отношения с Федулом зашли в тупик. Она не потерпит рядом с собой ревнивого содержанца. Альфонса и Отелло в одном наборе.
Но скандал между любовниками не затих. Наоборот он разгорелся  с новой силой, когда Федул попытался обнять Нину, дабы загладить конфликт. Но женщина была обижена. Она оттолкнула любовника, тогда обвинения в неверности посыпались из его уст одно за другим.
Кто когда-нибудь видел облачко ссоры с внешней стороны? Серую печаль разрушенной любови?


 






- Может, ты меня ещё и ударишь для полной гармони? – возмутилась Нина в очередной раз.
- Я похож на истязателя женщин? – Федул зло замахнулся кулаком.
- Одно лицо!
Неожиданно любовник обмяк, уступил, отошёл в сторону, пытаясь успокоиться. Сердце Нины билось, как пойманная мышь. Этого только не хватало, чтобы любовник обзывал её последними словами!
- Нина, я не хотел ссориться…
- Тебе придётся уйти!
- Выгоняешь?
- Собирай вещи!
- Но куда я подамся?
- Я… разлюбила тебя… сейчас… сию минуту. Бабочки сдохли!
- Но у меня нет, ни денег. Ни жилья. Меня ищут судебные приставы. У меня кредиты…– промямлил Федул, садясь на диван.
- А когда ты орал на меня, помнил о своих проблемах? – Нина жёстко усмехнулась. – Когда ты убивал мою любовь, тоже думал о них?
- Прости…
- Уходи!
Когда Нина приехала на следующее утро, то обнаружила в холодном доме только Рекса. Кроме голодного пса там не было никого. Отчего-то пахло сыростью, и было неуютно. Серая паутинка  отчаянно колыхалась на потолке.
Федул ушёл. Ночью он собрал вещи, инструменты для работы, свои молоток, гвозди, пилу, и исчез. Утром, когда рассвет осветил жидкую берёзовую рощу, он сел в автобус, который направлялся в город. Нина взглянула на окно. Между рамами лежала, сложив перламутровые крылья, дохлая бабочка.
Вот и всё!
Родители Нины, узнав  о её размолвке с любовником, совсем отчаялись. Они думали, что вот-вот, скоро в результате огромной любви появится внук, либо внучка. Хотя родители не одобряли связь Нины с Федулом, который, по их мнению, был совершенно бесперспективным мужчиной, но и особо не препятствовали их встречам. Часто по вечерам Гаврил Егорович и Кира Вениаминовна вели долгие, нудные и пустые разговоры, например:
- Года идут, а Ниночка всё никак не найдёт своё счастье.
- Может, всё само собой образуется? – Меланхолично отвечал жене Гаврил Егорович.
- Сами собой только мыши родятся. Нам надо как-то выкручиваться из данной ситуации. – Кира Вениаминовна высморкалась в надушенный платочек.
- Что ты предлагаешь?
- Надо найти Нине нового ухажёра.
- Где?
- Обычно люди сходятся на работе.
- С кем? – Гаврил Егорович пожал плечами. – Аркадий Зиновьев - пустышка. Его волнуют лишь деньги. Мурлысич, как сто евреев хитёр, и тем более женат, и у него есть дети. Иван – тот и вовсе не пара Нине, он нравится Матрёне, а наша дочь женщина принципиальная, мужчина её подруги для неё тоже просто друг. Нет, эти кандитаты не подходят Нине.
- Тогда надо вернуть Стальнова. Его когда-то полюбила Нина. Тем более, что у Сени есть коттедж.
- Но у него нет денег.
- Найди!
- Хорошо…– Гаврил Егорович почесал затылок. Есть у меня идейка по поводу богатства.
- То есть? – Кира Вениаминовна выпрямила спину, убирая платок.
- Помнишь, я после смерти мамы клад искал?
- Ну?
- Так вот, обнаружил я шкатулочку… но скрыл это от тебя и дочери…– Гаврил Егорович потёр переносицу.
- Отчего такая секретность? – жена обиженно сдвинула брови.
- Сначала я не хотел говорить. Знаешь, мама была странным человеком. Затем подумал, что оставлю эту шкатулку на чёрный день. Право, мне неловко, но это так, любимая!
- Оказывается, действительно у Андромеды драгоценности были. Не зря люди баяли!
- Так-то оно так…– Гаврил Егорович отогнул половицу под ванной и достал шкатулку, протянув её жене.
Кира Вениаминовна вздрогнула. Уж больно ей не хотелось думать о своей свекрови - женщине необычной красоты и таинственного характера.

ШКАТУЛКА была выполнена из металла. И когда Кира Вениаминовна повернула ключик в замочке, то услышала скрежет, напоминающий скрип кровати. «И тут моя свекровушка, стервозница постаралась! Нет, чтобы мягкий шорох, либо музыкальную мелодию, но обязательно противный, тошнотворный звук придумала для своей шкатулки!» Но когда верхняя крышечка отошла в сторону, Кира Вениаминовна ахнула. Алмазы, топазы, яхонты сверкали холодным огоньком, свернувшись в клубочек. Ничего нет приятней ясного, льдистого блеска богатства!
- Что будем делать? – спросила жена Гаврила Егоровича.
- Для начала пригласим Стальнова, дадим ему браслет, вот этот! – муж вынул из шкатулки выполненное из золота, с изящными вставками из яшмы, украшение.
- И что дальше? – жена удивлённо взглянула на Гаврила Егоровича.
- Объясняю. Браслет Сеня выменяет на деньги. Начнёт за Корениной красиво ухаживать, та согласится на его предложения. И родит нам внучат!
Эта версия соблазнения дочери показалась Кире Вениаминовне заманчивой. Она кивнула головой, что означало – давай действуй, Гаврилушка!

Стальнов был изумлён, когда услышал от родителя Нины подобное предложение. Но деньги Сене были нужны, как воздух, поэтому он живо согласился и приехал в дом к Антутиковым-Горовым. Браслет был изумительной работы! Тонкая змейка пролегала по всей его длине, золотые крапины оттеняли изящно и нежно изгиб тельца рептилии. Стальнов не долго думая отнёс ящерку в «Ловцы жемчуга». Там как раз в это утро работала Пилочка, она быстро выписала квитанцию, дала Сене положенную сумму денег, и тот ушёл с миром. Когда на работу пришла Нина, то сразу же обратила внимание на новую вещь, оттого что та была невиданной красоты!
- Боже мой, - воскликнула Антутикова-Горовая, - эту ящерку я возьму себе!
- Бери… но она стоит больших денег, - Пилочка показала «приходник».
Нина, не раздумывая, сняла деньги с карточки и выкупила браслет. Неизвестно, чем он привлек её внимание. Может, особым изяществом? Может, притягательной волшебной силой льда?
Хотя Нина видела вещи и получше. В их магазин стекались украшения во всего города. Но эта вещица… она была особенной… Нина повертела в руках ящерку. И тут на глаза ей попалась гравировка, выполненная с обратной стороны изделия: «Дорогой Андромеде от Р.» «Так вот оно что! Это вещь моей бабушки! Видно, не зря трепали люди о сказочном наследстве Антутикой-Горовой старшей!» – догадалась Нина. Холодок пробежал между лопаток, женщина собралась и поехала домой, к родителям, чтобы рассказать новость. Ей не хотелось говорить о ТАКОМ по телефону. Тем более, она знала, что сердце у мамы слабое!
- Смотрите, дорогие мои, только не падайте в обморок! – Сказала Нина, выкладывая браслет на стол. Но к её удивлению родители промолчали. Они как-то странно отвели глаза и предложили дочери выпить чаю.
- Папа, мама, да вы что? Этот браслет принадлежал моей бабушке!!! – Нина готова была кричать. – Я его выкупила у нас в «Ловцах»! Какой-то алкаш сдал эту бесценную вещь туда!!!
- И что? – Кира Вениаминовна высморкалась в надушенный платочек. – Нам теперь плясать что ли?
Отец долго шагал по комнате, затем не выдержал и признался дочери во всём!
- Стальнов? Ха! Ухаживать за мной? Вы с ума сошли?– Нина от изумления села на стульчик, который стоял в прихожей. В это время раздался звонок в дверь. Сеня ввалился к Антутиковым-Горовым со словами:
- Берите ваши деньги! От них лишь несчастья!
Он выложил пачку купюр и выбежал из квартиры, схватившись за голову. На лице Сени был написал ужас.
А случилось следующее: обрадованный неожиданным богатством Стальнов, зашёл выпить в близлежащую пивную. Но вместо обычного общества, там находились странные люди. Один из них был переодет в костюм жука, у другого был такой высокий и выпуклый лоб, что становилось жутковато... прямо чудище какое-то, а не человек!
- У вас сегодня костюмированный бал что ли? – спросил ошарашенный Сеня. – Мне кружку пива.
- На! – Жук подал Сене кружку с красноалым напитком, напоминающим кровь.
Сеня испуганно выскочил из пивной. Он знал, что Антутиковы-Горовые колдуны, но не до такой же степени…

Вслед Стальнову взглянул хозяин данного заведения, который не далее, чем вчера купил старую пивную и переделал её в бар, переименовав из «Закусочной» в «Хижину для пиратов». Сеня оказался их первым посетителем…
Жук и Лобастый рассмеялись, увидев, как Сеня улепётывает:
- На вывеску надо глядеть; алкаш, прежде чем идти опохмеляться!

- Деньги? – Нина пересчитала купюры. Их было ровно столько, сколько дала Стальнову Пилочка. Не хватало лишь одного стольника!









11 ГЛАВА.

ТАЙНА КЛАДА

            Найти клад трудно. Но утаить ещё трудней. Конечно, клад можно закопать. Под  нашу жирную, полную дождевых, слизких червей, угрюмую, сливовую матушку-землю! Но тогда можно просто не откопать его никогда, бывало, утром зароешь клад, а ночью начнёшь сомневаться – где он? В огороде? Под капустной грядой? Али под вишнею? Вот чудилка! Пойдёшь свой клад откапывать. До следующего утра провозишься, спать некогда.
Вывод – от кладов бессонница!
Либо, всё время боишься, что кто-то про твои сбережения узнает. Выследит. Упрёт. Нынче намного легче, клад можно беречь в специальном хранилище. В сбербанке. Но всё равно – сомнительно! Вдруг охранник уснёт? Либо банк ограбят?
Вывод – от кладов сплошное беспокойство.
Но он всё равно твой, кровный, принадлежащий тебе и никому другому, ни одной душе.
Вывод – от кладов волнение!
Тем более что клад у каждого свой. У Ниночки эксклюзивный, там и броши есть, и бусы, и часики с золотыми цифрами – французские! И колечки, и пуговки, а ещё браслет с загадочной надписью. Кто такой Р.? Роман, Рюрик, Роберт? Какой он этот Р.? Наверняка богатый, если преподнес Андромеде Андреевне такой подарок! Кстати, серёжки с бриллиантами тоже подарил он. Но там надпись более развёрнутая: «Моей несравненной любой очам и сердцу. Р» Сами по себе камешки у сережек махонькие, но золота много, поэтому гравировка на обратной стороне одной из вещиц получилась не из двух-трёх слов, а целое предложение. На дне шкатулки Нина нашла записку, сложенную вчетверо: «Если я мил тебе хотя бы грамм от всего того сверкающего божества, то сжалься, дай знать. Ибо сердце моё пылает, а ты шашкаешься с отбросом этим Кв.! Все говорят, что ты кремень, но я вижу, что это не так, ибо Кв. каждый вечер открывает дверь твоей горенки. Чем он так привлёк твоё внимание, драгоценная моя? Если ты не откликнешься, то этот подарок будет последним!»
Видимо, Андромеда не откликнулась, если больше ничего, с гравировкой, где бы фигурировала буква  Р., не было. Видимо, впрямь Андромеде был интересней бедняк и шишига Кв.! О, как Нина понимала её женское сердце, которое нельзя было подкупить никакими подарками! Вот так бабуля! А ведь дама она была замужняя, из благочинного семейства, мужа имела, сына!
Но подарки были действительно хороши! Значит, интрига не зря имела место! Нина достала энциклопедию, нашла в ней отрывок о богатых фабрикантах и стала внимательно изучать. С фамилией на букву Р. ей попались несколько богачей. И лишь один был из тех же мест, что и бабка. То есть берозвонцем. Это был некий Шетников Родик. Нина взяла справочник и нашла в нём номер телефона данного гражданина. Позвонила. Сначала редкий мягкозвучный зуммер услышала она. Затем в трубке что-то пискнуло и раздался мужской голос:
- Слушаю вас!
- Здравствуйте, я Нина Антутикова-Горовая, мне бы хотелось встретиться с вами, - сказала женщина.
- Со мной? – мужчина удивился. – Зачем?
- Понимаете, я нашла в бабушкиной шкатулке вещи, подаренные неким Р. И меня заинтересовало это.
- Прошлое принадлежит прошлому. Дитятко моё! Не стоит заниматься этим! Живите сегодняшним днём!
- Но отчего же… простите… не знаю как вас зовут. – Нина не могла отделаться от чувства, что мужчина рад её звонку. И не прочь пообщаться. Но что-то не даёт ему расслабиться. Может, то, что бабушка отвергла его ухаживания?
- Я Родислав Иванович. Вы не ошиблись номером. Вы точно высчитали кто я. Но… мне бы не хотелось…знаете ли… вы молода  и можете понять некие вещи превратно!
- Я не собираюсь брать у вас интервью. Но мне бы хотелось знать, что делать с вещами, которые оказались у меня в руках. Тем более украшения эти дорого стоят!
- Впрочем, валяйте, приезжайте! – немного поколебавшись, согласился Родислав Иванович.
- Спасибо!
Нина приехала  к старику в назначенный день.  Она постучалась в дубовую дверь кулачком, ибо звонка не обнаружила. В тёмной парадной вспыхнул свет, затем что-то ухнуло, и, наконец, отворилась дверь.
- Входите, Ниночка, я вас жду. – Родислав Иванович был в светлой пижаме отороченной золотистой каймой. Некогда такие были в моде!
- Как у вас просторно! – Женщина подивилась высоте потолка в комнате старика.
- Что вы! Это типичная сталинка. Со сгнившими трубами и развалившимся балконом. Но в прошлом здесь жили люди из определённых слоёв, учёные, чиновники и мы – предприниматели. Чаю?
- Да! – Нина согласно кивнула, усаживаясь к столу.
- Что вас всё-таки привело ко мне? – спросил старик, разливая кипяток. О, это били особенные кружки! С синей канвой по кругу, золотым тиснением! Нина с удовольствием взялась за мудрёную ручечку и сделала глоток.
- Боже, как вкусно! Как здорово. Вся атмосфера вашего дома… всё…всё…
- Ой, не надо лукавить, девочка! Вас привело ко мне любопытство, так? Вы прочитали надписи и решили, что можете раскусить свою бабку, дабы понять, что делать с её вещицами в виде драгоценностей. Да?
- Отчасти так! – Кивнула Нина.
- И в целом тоже! – Родислав Иванович надел очки. – Дайте-ка я на вас посмотрю! О, да! Хороша! – Старик, не стесняясь, окинул взглядом грудь женщины. – Но в вас нет изюменки! Поэтому вы не замужем, и с мужчинами вам не везёт! Оттого что вы любите не тех! Вот и Андромеда любила каких-то ненормальных!
- Кто такой Кв.? – задала вопрос Нина, стараясь скрыть смущение. Старик попал в точку – Нина была не очень счастлива в любви. С Федулом они расстались по весне. Навсегда. Правда Нина пыталась его найти, несколько раз звонила по сотовому. Но абонент был недоступен. Она писала ему послания по смс. Но Федул не реагировал на них.
Нина догадывалась, что Кв. это Кваша, о котором говорил Федул. Но ей хотелось более веских доказательств, признаний – страстных и яростных. Ей хотелось раскусить орешек…
Но в ответ она услышала:
- Андромеда пригласила рабочего. Твоя бабушка в нём души не чаяла. Обогрела. Приютила. Но тот её обворовал. И смылся. Так-то, детка!
- Боже, какая неприятная история. – Нина поморщилась.
- Это поучительная история! – поправил её старик. – Мы любим не того, кто нужен нам, а того, кто нам вредит!
- А вас Бабушка любила?
- Что ты! Иначе бы я был самым наисчастливейшим человеком в мире.
- Значит, вы несчастны?
- Нет. Я терпелив. Я жду нашей встречи там! – Родислав Иванович показал на небо. – И тогда наши пути схлестнуться. Свет наших звёзд скрестится!
«Какая красивая история!» - подумала Нина, уходя от старика.
Через неделю Родя Шетников умер. Осуществилась его мечта, он оказался рядом с ней – Андромедушкой…
В тех райских кущах, где Ева отведала наливное яблочко, где Змий Искуситель обвил гладкий ствол дерева, где Адам снял набедренную повязку и подарил себя миру!

ГЛАВА 12
КАК НЕ ЗАТЕРЯТЬСЯ В ТОЛПЕ ТУРИСТОВ

После смерти Шетникова хранить драгоценности подаренные им Андромеде не было смысла. Поэтому Коренина сдала их на продажу в «Ловцы жемчуга», она предложила Зиновьеву сделать надпись, гласящую о том, что «Змейка» и «Серьги от Роди» приносят счастье. Естественно, что это был рекламный трюк, сходный с акробатическим номером, но покупательницы не переставали посещать ювелирный магазин.
Кроме этого Берозвонь осадили толпы туристов, пытающихся найти сказочный клад. Чуть ли не каждое утро рейсовый автобус высаживал на остановке любопытных граждан, в руках которых были лопаты. Эти люди направлялись в сторону леса, изрытого вдоль и поперёк такими же, как они кладоискуателями. Вскоре неизведанный до этого уголок земли, забытый Богом, нашей властью и всеми прочими обрёл статус популярного пристанища туристов. Многие уже не помнили, зачем суда пришли, но манящий зов зарытых тут некогда сокровищ привлекал людей.
Катерина Ивановна вместе с сыном открыли кафе под названием «Звон Токманца», где желающим подавали чай и пироги с щавелем. Иван организовал прокат подручных средств, в том числе лопат для тех, кто забыл данное орудие для копки клада, дома. Кроме этого желающие могли сфотографироваться на фоне местного приведения, которое каждый вечер являлось в чащах леса и звенело колотушкой, напоминающей треньканье колокольцев. Матрёна, которая приезжала навестить подругу на даче, подрабатывала в Берозвони местным гидом. Женщина рассказывала о том, как влюблённый в Андромеду Кваша предал её, но Шетников, не смотря ни на что, любил красавицу до конца своих дней. Клад, утерянный и забытый, был разыскан и отправлен в магазин «Ловцы Жемчуга», но любовь к местным плотникам богатых барышень передавалась девушкам по наследству.
Из маленькой деревушки, осаженной неуютными домишками, такими жалкими, что смотреть без слёз на них было невозможно, Берозвонь превратилась в город с многоэтажками, асфальтированными дорогами, в центре которого, сияя куполами, высилась церковь, чуть подальше гордо растекался Кремль, на окраине в тиши и покое гнездилось кладбище. На Главной площади пестрели плакаты, гласящие, что экскурсия в Место Зарытых Кладов Андромеды состоится в пять часов вечера. Повсюду были развешены рекламные щиты, объясняющие, что инвентарь можно купить в магазинах «У Ивана». Если туристы пожелают посетить трудно проходимые места, то кайло и молотки взять можно в прокатном пункте.
- Какие ещё молотки? – изумился Федул, который решил всё-таки приехать и повидать Корениночку. – Для чего?
Изумляясь и чертыхаясь. Федул решил зайти в магазин ради любопытства. И каково было его изумление, когда он нос к носу столкнулся с Иваном.
- Привет! – выдохнул бывший охранник, нынешний бизнесмен и протянул для рукопожатия бархатную ручку. – Могу предложить новый вид лопат со складной ручкой! Недорого. Тебе, как старому знакомому со скидкой!
- Вы что тут совсем посходили с ума? – вопросом на вопрос выпалил Федул. – Что за раскопки ведут Берозвонцы?
- Тс-с-с, – поднося палец к губам, произнёс Иван, –  скажу тебе по секрету, что это всего лишь рекламный трюк Коренины! Никаких кладов здесь давно нет! Была малая шкатулочка, но и та давно уже найдена и оприходована.
- И что люди верят в существование золотого дна в осаженной мухами глухомани?
- Что ты! Какие мухи? Их давно отловили и разобрали на сувениры. Приезжающие сюда туристы думают, что прикоснувшись рукой к любому виду существ или предметов Берозвони, можно сказочно разбогатеть!
- И много народу ездят?
- О, да! – Кивнул Иван.
Затем на пороге магазина показалась целая толпа туристов, и бывший охранник помахал Федулу ручкой, мол, иди  с богом да не серчай на меня за старые обиды!
Чего уж там…что было, то прошло… миновало, сгинуло!
Уже смеркалось, поэтому Федул поспешил дальше. Выходя на знакомую улицу, он встретил Зиновьева, который купил в Берозвони участок земли. Но не простой, а, как говорится, золотой! Дело в том, что поначалу Зиновьев попытался построить на этом участке дом. Вырыл котлован, забил сваи. Но через пару недель хозяин участка обнаружил, что вся работа пошла насмарку. Котлован сам собой исчез, а сваи провалились в тар-та-ра-ры. Он несколько раз пытался возобновить стройку, но безуспешно. Поначалу Зиновьев сильно расстроился. Во-первых, для покупки участка он вынужден был продать свой бизнес, чтобы раздобыть деньги, ибо земля здесь стоила, как на Рублёвке, если не дороже! Но потом решил этот загадочный клочок земли использовать по назначению. Поначалу он сдавал его в аренду под городскую свалку. Весь мусор исчезал за один миг, как по мановению волшебной палочки!
Позже Зиновьев размежевал этот участок на несколько. Часть земли он использовал для себя, уничтожая мелких грызунов и прочую нечисть, другой кусок для наказания воров, третий предоставлял учёным, которые занимались анализом данной аномалии. Четырёхугольным Бермудом назвали землю Зиновьева. Оказывается, не токмо на наличии, но и на исчезновении предметов можно неплохо зарабатывать! Возле участка Аркадия Зиновьева располагался целый комплекс Дома Учёных. Сам хозяин земли возглавлял его! А «Ловцы Жемчуга» полностью перешли в руки Нины Антутиковой-Горовой, Зиновьеву заниматься бижутерией стало не интересно!
Но Федул не ведал о загадочном действии земли Зиновьева и сделал нечаянно шаг в сторону безмятежно цветущей поляны. Поначалу он почувствовал сладкий толчок в спину, затем нежный голос позвал его дальше, в центр участка. Безмятежные сирены тянули к Федулу руки и пели свои тёплые песни. Внизу был накрыт стол со всевозможными яствами. Хлебные манящие запахи влекли вечноголодного парня, призывали откушать царские напитки!
Больше Федула никто не видел на земле БЕРОЗВОНИ!
Прощай!


ГЛАВА 13
И ТОЛЬКО НЕБО НАМ СУДЬЯ!

Родители Коренины тоже переселились в Берозвонь.
Последнее время оба хворали. Поэтому дочери было трудно справляться с их постоянными хворобами, жалобами на врачей, демократов и непотребную власть. Тем более после признания Берозвони как центра земли, многим её гражданам производили добавку к пенсиям. Антутиковы-Горовые не замедлили обратиться в собес, расположенный неподалёку от трёх магазинов «Всё для копки земли», «Блеск бриллиантов из-под земли» и « Зайди и найди клад!». Правда добавка к пенсиям была чисто символической, но она тешила стариков, как звуки арфы средневековых рыцарей!
Вечные споры Нины с матерью временно прекратились, ибо дочь редко ночевала дома, большее время она проводила в магазине, пытаясь довести данное творение Зиновьева до ума. Ей по-прежнему помогала Матрёна Ветлянина, потакая подруге во всех её фантазиях.
Преобразовать витринный вид – пожалуйста! Нате вам крашенные и подсвеченные камушки! Сделать более креативную рекламу, плиз – приглашаем клоунов, наряженных в костюмы сватов для того, чтобы продать свадебные кольца. Хотите кумовьёв изобразим? Турчанок, мечущихся в неволе, тоскующих по золотым украшениям? Любой каприз воплотим ради вашей фантазии!
Когда Нина после трудовой недели решила навестить родителей, было уже совсем тепло. Она надела лёгкую куртку коричневого цвета, обтягивающие джинсы в стиле хип-хоп, отчего-то хотелось порадовать стариков, и Нина зашла в кондитерскую, чтобы купить торт. Она встала в очередь за мужчиной в сером пальто. Сначала Нина не обратила на него никакого внимания. Мужчина, как мужчина. Но когда тот попросил взвесить ему полкило конфет, Нина вздрогнула всем телом. Голос незнакомца напомнил ей фразы старика Шетникова:
- Милочка, я люблю шоколад, а не вафли. Настоящее, а не поддельное! Ибо бриллианты внутри нас, а не на поверхности!
- Родислав Иванович?– выдохнула Нина.
- Нет, его внук Алекс Шетников! – улыбнулся мужчина, протягивая женщине конфеты. – Угощайтесь!
- Что вы… я… я - Нина,  – растерянно промямлила женщина.
- О, у вас прекрасное имя! Тогда пирожное?
- Прекратите! Просто я знала вашего деда. И…
- И я знал. Но не думал, что такие хорошенькие барышни вились возле него! – Алекс взял Нину под локоток, помогая ей упаковать торт.
- Ваш дед любил мою бабушку! – Выпалила Нина, растерявшись окончательно.
- О, прекрасная традиция. Внук готов приударить за внучкой!
- Ну что ж, – смирилась Нина, – приударьте!

Она как-то сразу обмякла, чуя неизбежное событие в виде простенького романчика. Через пару месяцев Нина почувствовала тошноту. Она забеременела.
Лето было в разгаре. Её второе лето в Берозвони. Но когда женщина в очередной раз приехала туда, то поняла, что дело плохо! От дома отъехала «Скорая», несчастные пылинки взвились в воздух и осели…
Они полюбили и умерли в один день. Оба – папа и мама!
И пусть небо осудит меня!

ГЛАВА 13

СЫН

       Мечта Антутиковых-Горовых сбылась лишь после их смерти. Хотя подобное слово не подходит к жизнелюбивым и дорогим сердцу людям! Все слова кажутся жалкими и ничтожными, словно украденными из другого мира, сказанные на жутком вороньем инородном языке. Словно не знакомые фразы, стандартно и неуклюже вылетают из твоей гортани, оседают пылинками, такими же несчастными, как ты сама.
Родителей Нина похоронила на Берозвонском кладбище, возле новой церкви. Матрёна, которая помогала подруге в её трудную минуту, решила обойти кладбище, чтобы посмотреть, кто тут схоронен. Она была удивлена изобилию людей померших в маленькой Берозвони. «Понаехали и окочурились…–  язвительно подумала Матрёна, – и чего им дома не сиделось? Может, ещё бы жили да жили.» Матрёна ещё больше удивилась, когда обнаружила, что многие умерли в молодом возрасте. Видимо, поиск и копка кладов - дело не простое! Если это стоит жизни! А, может, дело не в этом? А в том, что ещё никому не удалось найти этот злополучный клад? Скорее  всего, что причина в разочаровании. В обмане рекламщиков. В том, что чуда на самом деле нет!
После поминок у Нины начались схватки, и её в срочном порядке увезли на «Скорой» в роддом. Матрёна, которая тоже сопровождала подругу, поделилась с ней своими размышлениями:
- Нет в Берозвони никакого клада!
- Ой, ой, – вскрикнула Нина от боли, лёжа на носилках в «Скорой», – ещё как есть!
- Вот и ты туда же… все вы тут того… трёхнутые!
- У меня дома, подруга, лежит шкатулочка вся доверху набитая драгоценностями. Её мой покойный папа нашёл, царствие ему небесное! – ответила Нина Матрёне, хватаясь за живот, ибо снова началась схватка.
- То есть, как нашёл? Когда?
- Незадолго перед смертью.
- Вот я и смотрю ваше кладбище битком забито… кладоискателями…
- Пусть! – гордо усмехнулась Нина. – Зато они знали, что такое счастье, этот миг сладости, адреналин в крови! Бешено поющее от удачи сердце! Лучше жить немного, но с мечтой в душе. Чем состариться и не познать эту минуту – поиска, предвкушения!
- Значит, ты счастлива?
- Да! Я любила и была любимой…
- Но рожаешь от проходимца… от этого Шетникова. Плута и пьяницы. – Матрёна сделала вид, что смотрит в окно, а не искажённое от боли лицо Нины.
- Я исполняю долг! – подруга не обиделась на Матрёну. Она лишь ещё больше побледнела.
- То есть?
- Во-первых, моя бабушка не влюбилась в старшего Шетникова. А мне он понравился. Тем самым я довела логическое до исхода! Сомкнула круг! И второе, я обещала родителям произвести на свет божий внука. Знала бы ты, Матрёнушка, как были они рады тому, что я на сносях!
- Чудные вы… те радуются от поиска клада и умирают от радости, родители радовались появлению внука и умерли от счастья…
- Ай-я-яй… закричала Нина, корчась от боли.
Через пару минут «Скорая» остановилась возле приёмного отделения.
 
…Сын появился на свет, сияя бледно Розовым личиком…
«Новый кладоискатель»! – обрадовался Алекс Шетников, стоя под окнами родильного отделения.


ГЛАВА 14

МОЖНО ЛИ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ И ОДНОВРЕМЕННО ЛОГИЧНЫМ?

  Сына нарекли Германом.
От счастья хотелось плакать. Это не логично. Человеческие эмоции устроены не рационально. Если бы человек был, как робот, он жил бы дольше. Как в писании:
«Иосиф прожил семьсот лет. Яков шестьсот пятьдесят. Мария девятьсот.» Почему так долго? Потому что не были так эмоциональны и чувствительны! Пили воду из родника, не если говядину. Соблюдали посты. И, главное, по субботам не работали!
Мужчины любили своих женщин. Другая женщина – всегда чужая. Поэтому чувство ревности были в те годы не уместно. Зачем ревновать, если всё равно нет измен?
Кроме этого люди передвигались пешком. Они не садились на своих осликов, припаркованных в хлеве, когда им надо было пойти в лавку за едой. Поэтому они жили так долго!
А мы? Чем занимаемся мы? Мы живём нелогично. Поэтому мало. Поэтому кладбище Берозвони больше самой Берозвони в семьсот раз. Загадочная, девственно алая, нежно розовая, сиреневая страна моя! Нелогичная, слезливая, хохочущая, гневающаяся, небесноясная, умирающая и воспроизводящая себе подобных! Ненавидящая и любящая, смертно любящая и жизненно ненавидящая! Отсутствие логики – твоё кредо! Твоё своеобразие! Если бы ты была другой, то величали бы тебя иначе – не Берозвонью, а Осинозвонью или Дубозвонью… А, может, Лаосом или Зимбабве!
Верить в тебя, это всё равно, что думать, якобы земля находится на трёх китах, что она плоская, состоит из субстанций воды, огня и воздуха. Любить тебя – слыть сумасшедшим, ругать тебя всегда почётно и похвально. Свергать царей и воздвигать тиранов – любимое занятие рабочих и крестьян.
Но самое большое твоё заблуждение, Берозвонь, это верить в шоу-бизнес, возводить кумиров и зачитываться сплетнями. Но существовать без тебя невозможно! И в тебе тоже.
Здесь, главное, надо уметь держать равновесие. Надо вырваться из бедности, надо сделать шаг! Надо найти клад, хотя бы маленький, незначительный, но свой. Поэтому копай, ищи, добывай и приумножай – таков девиз Берозвонцев. Этих сказочных карликов и великанов земли, занявшей почти полполушария земли! Чудный, сердцесхватывающий остров, плывущий сам по себе, без логики! Ибо быть правильным, значит не быть одним из нас!

Герман был чудесным ребёнком. Он подавал голос лишь тогда, когда хотел кушать или был мокрым. Плакал довольно редко. И Нине не доставлял почти никаких хлопот. По ночам Герман спал, не досаждая матери, играл, лёжа в кроватке. Говорить начал раньше своих сверстников. Алекс – отец Германа изредка посещал сына, Нина не требовала от Шетникова ничего. Ей достаточно было того, что она выполнила долг Антутиковых-Горовых, который заключался в том, что любовь достойного человека к женщине не могла пропасть даром. То есть в родовое проклятие вмешалась логика. И она победила! Герман рос здоровым мальчиком, как в Евангелие.
Далее Нина попыталась вырвать их своего сердца Федула. Это ей надо было для того, чтобы достичь вожделенного долголетия. Ибо любовь к недостойному укорачивает жизнь! Она пресекала всякие мысли в своей душе о прошлой любви. О возможности возобновить отношения. Она истребила все номера ЕГО телефонов, ВЫБРОСИЛА ВСЕ ЕГО ВЕЩИ, особенно долго Нина не могла расстаться с воспоминаниями. Даже один раз заприметила знакомую фигуру возле остановки автобуса. И окликнула: «Федул! Милый! Я люблю тебя!», и побежала, раскрыв объятья к своему возлюбленному, прижалась, зацеловала. Но когда отпрянула, то поняла – ошиблась! Совершенно другой мужчина изумлённо глядел на Нину! «Извините!» –  сказала женщина и пошла к себе домой, пожимая плечами, мол, надо же…какая я дура. Но Алекса Нина тоже не могла полюбить. А не любить отца своего сына – нелогично. Это укорачивает жизнь! Выходит, что любить нелогично, но и не любить тоже!
Таков воздух Берозвони! Таковы её привычки и обычаи! Это, как звук токманца, вроде бы его нет, но он присутствует! Живёт, дышит, оберегает! Есть вещи; которые нельзя узреть, но они очевидны. Нельзя потрогать, но они осязаемы. Нельзя понюхать, но они тревожат обоняние. Они есть, но их нет. Так же, как мы ни разу не видели Бога, но он – всё! А целое никогда нельзя объять, пощупать, поцеловать, погладить по щетинистой щеке. Невозможно увидеть Лёву, но  с ним можно поговорить! И Катерина Ивановна знала это! Часто она ловила себя на том, что разговаривает с ним, выкладывает Лёве свои секреты, спрашивает о том, когда выкапывать морковь – сегодня, али попозжей? А тут ещё Матрёна пристала, мол, поведай, Катерина Ивановна, как присушить Ивана к себе? Как заворожить его так, чтобы тот жену бросил и к ней перебрался?
- Так в лес пойди, ромах собери, завари отвар в день всех колдунов и дай Ивану вместо чая! – предложила старушка.
- Как всё просто. Цветы. Чай. Быть того не может. Не логично это! – не поверила Матрёна.
- А ты испробуй. После того спорь! Вот молодёжь нынче, лишь бы перечить нам, старикам!
Матрёна послушала старушку, напоила Ивана чаем, тот втюрился по уши, аж челюсти стало сводить. Ходит по пятам за Матрёной. В любви признается, сначала женщине радостно было, что добилась своего, а потом немного опостылело. После совсем противно стало.
- Хочу, как раньше! – сказала Матрёна, вновь обратившись к Катерине Ивановне. А той уже след простыл. Говорят на болото пошла за купавами да и не вернулась. Берозвонь – место пропадущее, сгинуть тут - счастье для многих! А где радость – там нет логики! Нет объяснения. После и Рекса не стало. Лишь изредка перед дождём лай в лесочке слышится. Подойдёшь – нет никакой собаки! Лишь пень мхом покрытый да плесенью дыбится.
Хотя расставаться тоже не логично! Но именно отсутствием логики и живёт Берозвонь. Триста лет и ещё столько же прошарашится! Пока живы клады, пока поют птицы. Пока идут грибные дожди, поют свои песни.
Для Лёвы!
Это хорошо, что не для тебя одного, не для всех Берозвонцев, а именно для хорошего, хотя несуществующего человека. Это нелогично, но здорово! Вот, к примеру, если ты видишь человека, знаешь, что он тебе отзовётся – логично и правильно. А попробуй для несуществующего, но для присутствующего сделать! Это всё равно, что для святого духа.
Так вот и течёт жизнь, медленная Лета.

ГЛАВА 14
ПРОДАТЬ ИЛИ ОСТАВИТЬ СЕБЕ?

С некоторых пор Стальнов и Алекс оба повадились ходить к Нине за деньгами. Будто у Антутиковой-Горовой бесплатный банк имеется. Надоели оба - страсть! Но отказать ни тому, ни другому неудобно. Алекс – отец Германа, а Стальнов хотя и бывший, но муж Нины. А нынче так вышло, что явились оба в одно и тоже время.
- Боже! – Развела руками Коренина, увидев, как Сеня и Алекс одновременно открывают калитку. – Вы хотя бы график установили, чтобы в разное время попрошайничать.
- Прости, дорогая, но нужда… – промямлил Сеня, он был уже изрядно выпившим, но ещё стоял на ногах.
- Я первый попросил! – Потирая руки, перебил его Алекс. – Тем более, что Герман мой сын!
- Всё. Хватит! Валите оба! – Отрицательно покачав головой, ответила Нина. И направилась в дом. – Ничего не получите!

Заслышав шум во дворе, из дому выбежал Герман.
- Сын! – Обрадовался Алекс и кинулся с объятьями. – Дорогой! Не взыскуй. Скоро на работу устроюсь, отдам всё до копейки!
- Жена! – Не унимался Сеня. – Жизнь моя! Я больше достоин, я любил тебя…

Герман, который  к этому времени возмужал и окреп, питаясь козьим молоком и вдыхая целебный воздух Берозвони, сначала молча наблюдал за мужчинами. Но затем неожиданно подошёл к Сене и попытался вытолкать непрошенного гостя за калитку. «И ты иди!» – Отчётливо сказал он отцу.
- Вот те на! – воскликнул Алекс. – Родное дитяти гонит папашу. В помощи отказывает. Я тебя родил!
- А теперь свободен! И ты, Сеня, тоже! – Герман схватил того и другого за шиворот и выволок вон!
Испуганная Нина в это время схватила телефон и стала звонить в милицию. Она ни на шутку перепугалась за сына. За то, что Сеня и Алекс могут его поколотить! И когда Нина услышала знакомое: «Дежурная часть слушает!», то, назвав адрес, попросила срочно приехать и арестовать обидчиков – Стальнова и Шетникова за то, что те проникли на чужую территорию и устроили драку с её сыном. С самим Антутиковым-Горовым!
- Вы хотите наказать обидчиков?
- Да! – согласно кивнула Нина.
И это было нелогично! Наказать бывшего и мужа и бывшего любовника нельзя! Чтобы они не сделали! Ибо и тот и другой – близкие люди! А своих родственников надо любить, обожать и ценить. Так сказано в Большой книге Берозвони. В её шестнадцатой заповеди. А в пятнадцатой написано, что надо защищать свой дом. А в семнадцатой сказано, что все, кто смотрят косо на твою мать, достойны наказания. Значит, одна заповедь противоречит другой. Ибо наказывать нельзя, но одновременно надо, казнить невозможно, но если не казнишь, то нарушить двадцатую заповедь!
Вообще Берозвонь – уникальное место. НЕЛОГИЧНОЕ! Его название состоит из двух слов БЕРО и ЗВОН. «Беро» – это либо берёзы, либо бирюза. Либо берёзовый звон, либо бирюзовый. И то и другое нелогично! Берёзы не звенят, а шумят. Бирюза, наоборот, сияет! А вот «беро»… что это? Мы слышали, что это, якобы слово, помогающее отомкнуть клад. Либо остаток фразы, где было сказано БЕРИ ТОКМАНЕЦ И ЗВОНИ!
Герман с малых лет любил гулять по Берозвони. Он собирал грибы, ягоды, корешки целебные и мох для утепления дома. Но однажды, копая в лесу ямку, Герман наткнулся на что-то белое, твёрдое, ветвящееся. Юноша попытался вытянуть клад на поверхность, но не смог:
- Рекс! – приказал он псу. – Беги за мамой! Живо!
Когда Коренина пришла к тому месту, где поджидал её сын, то поняла: «Вот оно! То самое! Заветное!», сердце Антутиковой-Горовой бешено колотилось.
- Что это? – спросил маму сын. – Клад?
- Это корни нашей родины! – Гордо ответила женщина.
- Их можно продать. И разбогатеть? – осторожно спросил её сын, глядя на сияющее лицо матери.
- Нет, эти ВЕЩИ не продаются. Они бесценны.
Лицо Германа отразило разочарование. Как так? Неимоверное богатство нельзя продать? Это нелогично, мама…
- Понимаешь, если мы достанем из земли эти белые, тёплые, нежные веточки, то они завянут. Ими даже нельзя растопить нашу маленькую печь. – Пояснила Коренина. – Но, когда эти вещи находятся в земле, они имеют  наивысшую цену! Ибо это – наши утраченные корни! Наши и наших предков!
- Выходит, что мы нашли клад? – согласно кивнул Герман. Он не был жадным, как его отец. Его вещее сердце щедро отбивало такт.
- Ага!
- Значит, им надо поделиться с государством?
- Скорее нет, чем да…– раздумчиво покачала головой Нина. – Видишь ли, для власти, занимающейся лишь собой наши белые корешки не надобны! Я бы даже сказал, что они ей вредны. Ибо несут пагубное влияние инакомыслия! Наша власть пытается отвлечь нас от этого! Навязывая Берозвони кредиты, ипотеку…
- Давай его закопаем обратно…
- Давай! – согласилась мать, беря лопату в руки. – Этим самым мы сохраним Берозвонь. Её чистоту и непорочность. Нетронутую, девственно чистую!
Они вернулись домой усталыми, но счастливыми.
Дни шли за днями. Бизнес Нины процветал, требовал от неё полной отдачи. Герман, повзрослев, влюбился в красивую девушку. И вскоре они оба забросили домик в Берозвони. То Нине некогда съездить, полить огород, то Герману неохота. Поэтому Антутикова-Горовая приняла решение – продать дом. А тут ещё воры повадились, Рекс ослеп, стал плохо охранять.
Словом, логика взяла своё!
Логика…
И самое странное то, что покупатель, точнее покупательница быстро нашлась. Стоило Нине подать объявление, так сразу же дом купили со всеми его недостатками. С недостроенной кухней. Со сломанным забором. С протекающей крышей. С ворами, собаками, звоном токманца, с разбитой дорогой, с серым закатом, с жёлтым рассветом, с его синими далями и долгими вечерами, тревожащими душу, бередящими сознание, зовущими искать свои корни.
И это было отсутствие логики. Ибо жизнь - это вьющаяся спираль, а не замкнутый круг! И свято место не бывает пусто. Нина была счастлива в Берозвони, теперича пусть другая будет так же, горестно и нежно счастлива! Уступи место, как говорят в трамвае, нуждающимся!

И грянул дождь! Счастливый! Детский! Над всей Берозвонью! Над её ёлками и берёзами! Над Катериной Ивановной и Матрёной. Над Иваном и Федулом! Над Алексом и Стальновым! Там они, там, сердешные! А как без них?
И пролился он безгрешный над греховодниками и праведниками! Над нами и под нами, взмыл и запереливался белой глазурью.

И пел он, и взмывался. Исчезая и появляясь вновь!
Грибной, неподкупный, тревожащий и успокаивающий одновременно. Ибо он шёл и не кончался. Ибо был бессмертный. И был он вечно. Как сама жизнь. Исполнен вдохновенно для всех нас. И, конечно, всенепременно, обязательно, величественно, вдохновенно, великоясно, песеннослёзно, веще, аж дух захватывает, во веки веков коленопреклоненно и радостно  - для Лёвы!