Цыган

Когда на месте старой разрушенной деревни начали выдавать участки, стали появляться первые переселенцы из города в деревню. Домов было совсем немного - всего лишь восемь. Три из них уже давно отметили своё столетие, остальные же только – только оскалили свои фундаменты. Мы жили в одном из таких вековых домов у бабушкиной подруги по партии - Любовь Андреевны. В доме пахло гнилью и скотиной - как и должно пахнуть столетнее жилище человека на рубеже урбанизации. Все эти запахи сошлись в нём потому как построен он был на старый манер - внизу сени и хлев, над ними жилая комната. На участке никаких лишних построек, кроме колодца, который был упрятан словно бункер – четыре бетонных кольца вровень с землёй, сверху круглая деревянная крышка. И это еще считался колодец по последнему писку моды – уже не из дерева. Ходили к нам за водой все соседи. Приходил и новоявленный, приехавший неизвестно откуда, и к слову, позже пропавший неизвестно куда; но уже построивший дом, и обещавший провести асфальтовую дорогу бизнесмен, из дома напротив. Приходил и живший всей семьёй в вагончике милиционер – сосед справа. Все, не жалея спин, трудились на своих только что купленных по - дешевке после распада союза участках, только за водой с них и отлучаясь.
Как оно и полагается в любой деревне, были и у нас «общие» собаки. Постоянно они у нас правда не жили, чаще забегали из соседней Дмитровки подхарчиться у добрых дачников, которым некуда было девать объедки со стола за неимением скотины. Более крупных, что годились для охраны участков, быстро переманили к себе те, кто переехали с ближайшего города круглый год жить в деревне. Забегали и что называется «некудышные». Дедушка мой называет их «потешные», потому как только для увеселения годны они и были.
Одной из таких собак был маленький черный пёс.  Роста он был совсем скромного - от земли сантиметров тридцать, и в длину около полуметра. Черная шерсть покрывала всё его туловище с некоторыми изящными исключениями. На груди у него было пятно по форме, напоминавшее крест белого цвета, а также белые кончики лап. Обычно в народе такой природный феномен окраски называют- в сапожках. Пёс этот был не из ленивых и постоянно носился по деревне и по чужим участкам. Только он мог пролезать внизу нашего забора и просить поесть у моего деда и бабушки. Дед по началу гнал с участка наглую собаку, каковыми он всех их считал. Но пёс был очень игривым и не отставал от деда, и тот прозвал его цыганом - за неутомимую вертлявость и неисчерпаемую энергию.
Так потом и называли в деревне этого пса цыганом, потому что дед мой имел привычку называть вещи так, как он сам выдумает, и оставаться при этом в полной непоколебимости относительно их дефиниции. Всем соседям он так и говорил: "Видели цыгана? Ой до чего весёлый пёс! Как не видели, да видели же по - любому! Такой  мелкий, черный, в сапожках. Вот-вот, ну так знайте, его цыган зовут!" Так цыган и бегал несколько зим и лет подряд по нашей деревни, никто его к себе не забирал, да и сам он ни у кого надолго не оставался, полностью оправдывая свою кличку, отождествлявшуюся с жаждой свободы. Бегал по дворам и все его любили за доброту, за игривость, и никто не мог себе позволить отказать ему в угощении.
 И вот спустя три года появилась у милиционера, что жил в вагончике собака. На тот момент он уже успел отстроить дом, вагончик успел сгореть до тла при случайном пожаре. Собака та была русская спаниель, а милиционер большой любитель был охоты. Ходили они с этой «Вестой" на охоту много раз и на утку, и на кулика, и на рябчика и даже вальдшнепа.
И вот в одну весну сын охотника и еще двое ребят бегали по дороге с Вестой и кричали: Веста- невеста, Веста- невеста. И так оно и случилось. Веста стала не только невестой, но еще и матерью. Беспородных щенят представитель власти утопил в пруду бизнесмена напротив, куда не раз по случаю заходил с сетями после пропажи последнего. Подозрения хозяина Весты сразу пали на мелкого пса Цыгана,потому как только он мог пролезать под заборами, коими по внутреннему чутью огородил себя удивительно быстро отстроившийся и поднявшийся в должности милиционер.
В тот день мы все трое друзей стояли и плевали через дорогу. Занятие совершенно бессмысленное, но что поделать - толстый Артём утверждал, что уже научился плеваться порядочно далеко и нам его в прямом смысле слова не переплюнуть. Что бы проверить это, и по возможности не уступить ему в столь важном умении, мы в качестве единицы измерения выбрали сельскую дорогу. Плевать решено было поперёк, самоназванный чемпион уверял, что выстрелит слюной до противоположной обочины. Не помню, остался ли тогда толстяк в лидерах по плевкам в длину, но точно помню, что прервало наше соревнование. По дороге от начала нашей деревни в сторону соседней еле тащился наш замечательный цирковой пёс. Обе задние ноги у него были перебиты, он поочерёдно подскакивал то на одной, то на другой, то обе они расхлябисто падали как макароны на тарелку и складывались вопреки всем законам анатомии.
Мы подбежали тогда к Цыгану и хотели как-то ему помочь, пытались взять его на руки и отнести на мой участок чтобы показать деду, потому как он был ближе всего к месту нашей встречи. Пёс же не смотря на то что терял силы прям на глазах, яростно огрызался и никак не давался в руки. Задние лапы все были измазаны кровью вперемешку с дорожной пылью и в целом составляли очень жалкое зрелище. Все мы трое плакали от увиденного. Цыган был беспомощен и метался в огонии, настигшего его ужаса, пытался лаять на нас, что больше походило на хрип, скалил зубы, волочил задние ноги по земле, окончательно запутавшись в каком же направлении ему ползти. Тогда мы решили, что всё равно он далеко не денется и разбежались по домам, чтобы сообщить о такой великой в масштабах деревни из десяти домов трагедии.
Я прибежал, рассказал всё деду и мы пошли на дорогу искать цыгана. Толстый жил чуть дальше, прибежал с отцом минут пять спустя. Лёшка, сын милиционера почему-то не вернулся вовсе.
 Цыгана на дороге уже не было. Мы принялись искать его в высокой траве что росла по еще не выкупленным участкам. На поиски ушло порядка двух часов, но прошли они безрезультатно. Истоптав четыре участка по обеим сторонам дороги, каждый из которых был по 18 соток мы решили, что искать за ними бессмысленно - дальше были некошеные пойменные луга с травой высотой по плечи.
Два дня мы с ребятами совсем не виделись, не помню точно почему. Со стороны это можно было бы принять за траур, но и в действительности, отвечая за себя, точно могу сказать было совсем не весело и гулять не хотелось. На утро третьего дня два моих дружка зашли за мной с удочками, и мы пошли на карьер ловить бычков.
Безусловно, мы обсуждали произошедшее. Пришли к выводу, что цыган, наверное, подрался с какой- либо большой деревенской собакой, она то ему задние лапы и перегрызла. Куда он потом делся нам оставалось только гадать.

Когда вас в деревне всего трое пацанов - откровенность между вами начинает зашкаливать ввиду осознания того, что больше дружить тут не с кем; значит, чтобы дружба не распалась и не подверглась сомнению, от друзей тайн быть не должно.

Лёшка сдался практически сразу: " Это папка в цыгана стрелял. Чтоб больше к Весте не ходил". Мы возмущались совсем не долго - Лёха был старше нас и имел беспрекословный авторитет. Да и времена были такие, что дед предупредил меня сразу - с Лёшкой не задирайся, он сын милиционера. Наверное те же указания получил и Толстый от своих родителей.
Мы быстро забыли эту историю, детство пестрит событиями дающими реальное ощущение полноты жизни, это не время для грусти и скорби, система саморазрушительного упования горем тогда нам и вовсе была неизвестна.

Следующее событие произошло лет примерно через  двадцать.
 Домов на деревне спустя это время прибавилось не сильно много, было порядка двадцати. Отчаянных любителей красоты зимней природы нашлось, однако не много - всего три двора. Дед мой среди всей деревни первый автолюбитель, потому внедорожник для него обязательный атрибут приусадебного хозяйства. Владение джипом однако в нашей стране для многих возведено в ранг абсолюта, но уж поверьте мне, для скромно воспитанного советского человека на пенсии, проживающего за городом круглогодично, это не более чем жизненная необходимость.
Зачем люди покупают "паркетники" лишь с передним приводом - остаётся загадкой, в прочем  как и то, зачем вообще их выпускают в такой модификации. Ответа на этот вопрос не смог дать и Лёшка, привезший хорошенько отпарить свою женщину, недавно обретшую статус жены в баньке с последующим ритуальным нырянием в сугробы. Паркетник естественно застрял - какие власти будут чистить дорогу в деревне из 3 жилых домов.
Дед в силу профессионального интереса не постеснялся спросить, какая машина у его отца, того самого милиционера. Лёшка же сказал, что отец его уже с пару лет как больше не водитель. И вот почему.
Вышел раз милиционер наш во двор поиграть в хоккей на коробке с дворовыми ребятами. Всё бы ничего, да попала в ногу шайба. Да попала лихо, пошла (началась) гематома. Гематома начала не с того ни с сего гнить, не знаю по каким причинам, но пришлось аж уколы делать, причем прямиком в пах. Уколы делали полгода, в результате чего со службы Николая естественно сняли на неизвестный срок. Уколы, однако по непонятным самим докторам причинам не помогли, спустя полгода ногу пришлось ампутировать.
История безусловно прискорбная, очень жаль людей, которые остаются калеками из-за таких пустяков, как попавшая в голень шайба. Когда я услышал от деда эту историю про ампутацию, я не предал ей собственно никакого значения. Подумаешь, одноногий милиционер, ну нога сгнила, всякое бывает. Может врачебная ошибка, может еще что.
Чуть позже, просматривая фотографии одной любительницы собак, я наткнулся на фотографию пса, сразу напомнившего мне того самого Цыгана. Я начал вспоминать, какой он был весёлый и игривый, как мы все его любили, затем вспомнил как он канул в неизвестность. Вспомнил детство, наши соревнования по плевкам, рыбалку, первые попытки охоты, вспомнил Толстого, Леху. Невольно задумался, кто из нас кем стал. Лёха, наверное тоже стал милиционером, у них обычно так и бывает. Где-то внутри себя порадовался за Леху, и за Толстого тоже. У них уже дети, у обоих по два. Задался вопросом, будут ли дети Лёхи ходить на охоту, как он ходил, как ходил его отец...
Кто-то стукнул меня последними словами именно в то место, где  находятся мыслительные центры глобального осознания происходящего, куда истина идёт долго и мучительно, заглядывает редко, но всегда очень резко и неожиданно, огорошивая размякшего мечтателя. Я прекратил предаваться размышлениям.
Известная поговорка подошла бы сюда как нельзя лучше.

Бог долго метит, да шибко бьёт.