«Вы ещё не были в нашем Серноводске? А где Вы были? Нигде? Что же Вы делали всё это время?»
Ах, ты, сиделица убогая. Рождённая жертвой.
Маловато вас Ему.
Боговы пособники в белых халатах творят на своих столах новую паству, надеясь на безнаказанность.
Каждый сам за себя.
Больные дети и те, кто вылетел на всём скаку.
Вылетевшие, но добравшиеся до Олимпийских вершин и, « не вышедшие мордой, для дел благородных».
Тупо надеющиеся на что- то и, лёгшие на дно.
Смирившиеся с обстоятельствами, «бегающие » на танцы, кружки творчества инвалидов, в церковь и те, кто спился, ушёл совсем.
Одним словом « инвалиды».
Другие - Инакодвижущиеся и, временно- трудоспособные.
« Оксана, ты теперь - никто! Не реви. Слёзы - это болезнь. Слабость. Ты сама себе противна, когда плачешь. Нет слова «не могу». Не можешь, значит - не хочешь. Работай! Дыши. Голос! Что за старческое дребезжание. Одеваться надо так. Писать - так. Есть - так. На унитазе сидеть - так. Вспомни, как ты это делала. Не задумывалась? Заново! Все - заново«.
« Доця - ласточка, не кусай пальчики. Яблоко нужно держать так. Не видишь? Сколько тебе лет? А дети у тебя есть? Учишься ещё? Меня знаешь? Слава Богу, хоть это…»
«Она у вас нормальная?»
«Знаешь, какая Оксана была?»
«Куда ты всё пишешь? Кому ты нужна? Дура, в голове поковырялись. Хоть ты ей это скажи. Она только тебя боится».
«Я больше никуда не понесу твои письма. Ты должна понять. Только то, что сделано тобой - твоё. Тебе никто, ничем не обязан. Тебе никто, кроме нас не поможет. Всегда, при любых обстоятельствах надо оставаться человеком. Ты слаба. Не ожидал».
«Как только я сдохну, тебя сдадут в инвалидный дом, насуют уколов, закуют в памперсы и сгниёшь в них. Какой мне в тебе толк - ты не похоронишь меня. Ты убила отца, теперь за меня взялась. Не дождёшься. Дом тебе не отдадут. Ты - не дееспособна. Не смей реветь. Прокляну. Ты - страшный человек».
«Оксана, зови Скорую. Я упала».
- Сколько раз просила прикрепить стойло. Как вот теперь…»
- Если бы ты могла, папа прикрепил бы.
- Чего ты, в таком случае, хочешь от меня?
- Оксана, ты где?
- Ползу.
- Куда?
- В туалет.
- Только о себе и думаешь. Села мне на шею и ножки свесила.
- В туалете есть поручни.
- Быстрее. Я больше не могу лежать. Почему молчишь? Не можешь, а я говорила.
- Алё, Скорая? Соцслужба? Сестра?
- Не пей эти таблетки. Эта гнида нас спутала. Я отказалась от них, не убивай себя.
- Никак дождаться не можешь, когда я сдохну.
- Не убирай коляску.
- А мне как ходить?
- Не лезь в ванну в таком состоянии.
- Заткнись - чёрный язык. Как я устала от тебя.
- Нам некуда друг от друга деться.
- Оксана, зови Скорую, вена порвалась.
- Ноги отдай.
- Не могу.
- Я тоже.
- Шлёп, шлёп, шлёп.
- Не падай. Не падай. Блин, сколько крови. Сама навернусь. Мама, не падай. Осторожно, левее, левее, держись крепче, села.
- Коврик убери.
- Сиди ты. Скорая?
- Оксана, что ты, дура, тычешься своей коляской мне в повязку!
- Меня там близко нет. Давно надо было разрешить мне хозяйничать на кухне.
- Дом не получишь. Не надейся.
- Найду я твой Озверинчик.
- Оксана, зови Скорую, встать не могу. Ты без меня справляешься? Значит, притворялась. Правильно, что ты на коляске сидишь. Не носит земля таких.
- Мама, иди, куда шла. Не трогай пауков. Как потопчешь своей клюшкой, так тебе хуже. Иди, иди. Не волнуйся. Я всё вытру.
- Оксана, ты как кашу готовишь? Пересушила всё. Ничего не можешь. Сложа руки, двадцать лет в удовольствие прожила.
- Давно просила, чтобы сняли двери. Не нравится каша, хоть, чая бы подвезла, а теперь - жди, когда тебя накормит соцработник.
- Оксана!
- Слышу, пять часов утра. Холод, какой. Пока на полу дождёшься- простынешь. Надирает тебя всё. Лежала бы. Чем бы тебя накрыть.
- Уйди, не трогай меня. Душа у тебя чёрная.
- Тю. Я – твоё зеркало. Какую родила.
- Осмелела рановато что- то. Чтоб ты кровью истекла.
«Оксан, как твоя мама дышит. Она в сознании?»
- Скорая!
- Ну что?
- Через пять часов приедут.
- Тамара Петровна, мама жива?
«Ну, что ты, деточка, там уже трупное окоченение началось. Поплачь, поплачь».
- Не умею.
«В любых испытаниях надо оставаться человеком».
А зачем?
Ни один человек в белом халате не пришёл к, тебе, сходящему с ума, пап. Ни один. Только мне помнить, сведёные судорогой, коленочки и испуганные глаза восьмидесятилетнего ребёнка.
Человеком была тётка, выписавшая, тебе, умирающей, таблетки от ОРВИ. Ты уже есть не могла, мам, всё с желчью выходило.
«Пять штук выпьете, встанете, как новенькая».
Большие такие. Жёлтые. Двух хватило. Блокировали всё, что там ещё работало.
- Я К ТЕБЕ, ЛЕКАРША, НА ТОТ СВЕТ ПРИХОДИТЬ БУДУ, ЧТОБ ОСТАВШИЕСЯ ТРИ ПОД ПОДУШКУ ПОДКЛАДЫВАТЬ.
Человек- затейница - прислала зятя с претензиями. Самоенко воровал у неё керамзит с чердака. С маразматичой понятно всё. Я даже знаю, как она умрёт.
- КЕРАМЗИТОМ ТЕБЯ ЗАВАЛИТ.
О чём думал ты, человек- зять? Он тебя, приймака - безотцовщину, учил молоток в руках держать, когда тебя соседи подобрали. Торгуешь лекарствами, наркотой? Торгуй дальше, человек. Не клевещи на моего мертвеца.
Какой- то умник придумал сводить страдающих вместе. Инвалид должен знать, что он не один такой. Пущай вдохновляется и радуется жизни.
- Не понимаю, почему меня должно радовать зрелище чужих страданий. Видимо, с мозгами у меня, действительно, не всё в порядке. Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ТАКОЙ!
«Оксана, можно я тебе привезу строителей?»
И понеслась…
«Само человеколюбие! За просто так. Если бы не З., я бы не поехала к тебе. Ты пойми, только из сострадания помогаю, только из- за З.»
«Ты сидишь за дело. Поломала человеку жизнь. Если бы не ты, он нашёл бы себе ровню и жил бы без проблем».
«Ты гонялась с палкой за младшей дочерью. В любой ситуации надо оставаться человеком».
«Ты сама всё хочешь делать? Ты в бога веришь? Ты должна ей ножки целовать. Звони - извинись. Твои жалкие тысячи. Если ты нормальный человек, звони. Она из- за тебя в больнице с приступом кишечных колик лежит».
Ели вы, внезапно кому- то стали врагом, значит, вы для него сделали слишком много хорошего».
Не умею я трясти своими болячками, как окровавленными тряпками после первой брачной ночи. Если вы кому- то стали врагом, значит, залезли с ногами туда, куда никто не приглашал.
Раньше с таким не встречалась. Делай добро, чтобы тебя хвалили, о тебе говорили, целовали ноги, восхищались, зависели от тебя, боготворили. А нет, примерь образ мученика. В любом случае - ты в выигрыше.
Как само собой разумеющееся, проходит то, что на моём месте судьи были бы примерами высокой человечности и непогрешимости.
Никто не знает, каких высот и падений ему ждать от самого себя. Жизнь полна импровизаций.
- Вот ты. Давай- ка с сантИметром пройдёмся, побачим, где тут можно гоняться? Или ты думаешь, что мёртвому не нужно обходить углы? Ты эти двадцать лет, где была? Ты говно из моей кишки пальцем выковыривала? Почему ты решила, что можешь учить и осуждать? Некому опровергнуть - лги, сколько хочешь? Праведница, воистину, праведница…
А ты… Давай- ка я тебе скажу, что псориаз твоего сына – за дело. Инсульт и диабет твоего мужа - тоже. Не слишком ли часто лезешь со своими мерками в чужие души?
- Ты. У тебя ещё будет время пожить на жалкие тысячи. Будут ноги для поцелуев. По какому праву спрашиваешь с меня? Что надеешься услышать, когда звонишь? Не достаточно моего молчания? Привыкла к самоуничижению, хочешь, чтобы послала открыто? Посылаю. Можешь чувствовать себя важным посланником.
«Ты почему не член местного общества инвалидов? Мы на танцы ездим, на соревнования по дартсу, стихи собственного сочинения друг другу читаем.
- Общество поможет мне керамзит достать? Может, соревнования устроите у меня на огороде? С лопатами, граблями. Я знаю, где мотоблок взять. Нет? А, нафига мне ваше общество?
- Алё, Министерство по делам инвалидов и престарелых? Вы не могли бы мне…
«Не уполномочены…»
- Здравствуйте, областное общество, что за список вы мне прислали? Возможных спонсоров? То есть, мне надо - мне и искать?
- Всероссийское? Подскажите, пожалуйста,… Этим не занимаетесь? Уточните, чем вы не занимаетесь? Не помогаете строить собственную доступную среду? Не используете разработки самих инвалидов? Не интересуетесь их инициативой? Их опытом? А чем вы занимаетесь?...
«Ты почему ОПЯТЬ между нами становишься?»
- Ты почему воспитала моих дочерей врагами мне? Ты украла их. ПОДАВИСЬ.
Я - не инвалид. Я - Инакодвижущийся. Мне коляска нужна, как скафандр с водой разумному осьминогу. Как какому- нибудь венерианцу обувь со свинцовыми подошвами. Как селениту шлЁм, чтоб крышу не снесло к чёртовой матери.
Все проблемы решаемы. Письмом Дракону. Опостылели эти прокладки. Мне нужна прямая, круглосуточная связь с Драконом! Дракона Змее!
Чудовищница вскочила вслед за восклицанием. Едва успела подхватить чашу, стоявшую у неё на груди. Внутри что- то плавало. Оборотень достала бьющееся сердце.
- Похоже, «наш Николай Павлович», пораскинул не только мозгами.
Раздвоенный язык лизнул сокращающуюся плоть.
- Тьфу. Па - а- а - п, ма- а- а- м!
Рука с сердцем в чаше ладони поднялась к ночному светилу.
- Вы не опалаканы мной. Кажется, я нашла нечто, достойное вас.
Мои Дети Войны с исковерканными судьбами и психикой. Недолюбленные недолюбилии, нелюбимыми ушли. Зато воспитали так, будто знали - беда впереди.
СПАСИБО! За то, что научили держать удар. Что научили использовать потери, как ступени к мечте. Что научили экономить силы, не тратя их на жалость. Вы любили меня, ушли быстро. Ешьте! Се- плоть его! Пейте! Се- кровь его!»
Чудовищные пальцы сжались. Между ними просочились кровь и плоть, стекли к рукаву, окрасили его в кровавый цвет. И ничего не произошло. Не разверзлись небеса, не обрушилась на Землю Луна. Не потекли вспять реки.
- Ай, ай, ай, ай, жалко, жалко, жалко, жалко.
Рука медленно опустилась.
- Жалко, что сердце у тебя-не одно. И боли ты не чувствуешь. Ни в одной из ипостасей.
Останки полетели в пыль. Загорелся куст чернобыльника.
- Это ещё, что такое. Цыць!
Пламя поспешно спряталось. Чудовищница сама шарахнулась от родительской интонации в голосе.
- Сколько дней угроблено на прочтение всякой зауми- мути!
Сколько порывов перекипело в дерьмо после: «Ишь, какая умная. Иди - картошку чисть, хоть какой- то с тебя толк».
Сколько мерещилось уже сейчас. В надежде, что не зря. Компенсируется. Зря. Все - зря!
Тысячами дней сдерживаемые ярость и бессилие, вырвались Зверем наружу. Несчастное создание запрокинуло морду вверх и захрипело »:
О! Если б мысли были плодоносны.
Сторицей бы вернулось то,
Что не сбылось.
Но нет надежды,
Времени уж нет.
О, сгинь,
Огромная жестокая Луна.
Шестой десяток лет
Ты водишь меня за нос.
Бессильна ты… «
Порванные инсультом связки, подвели. Хрип сорвался в надрывный кашель, потом - в скулёж. Чудовищницу мучили судороги гипертонуса и неудержимый кашлюк. Где- то там внизу мышцы паха заскочили за нижние рёбра. Не разобрав, они попробовали выбраться из клетки напрямки. Не осилив кость, мышцы навалились на апендикс. Боль лишила Оборотня возможности дышать, двигаться. Замерев, Чудовищница подняла слезящиеся глаза к суперсветилу. Оставалось только ждать.
На липкий от больного пота, изуродованный затылок легла ладонь. Ужас перед неизбежным отступил, оборотень всхлипнула и ткнулась носом в чьи- то ноги.
«Спи, Оксан, спи, родная», баюкал голос.
Зверь потерял сознание.